Глава 5
Кануны

Командующий Балтийским флотом нервничал. Первое время он считал пророчества Колчака вывертами человеческой психики после стрессовой ситуации – ничего, отдохнёт – придёт в себя, однако червячок сомнения всё-таки поселился в мозгу Эссена: «А вдруг?». Когда же произошло сараевское убийство, да ещё в точно предсказанную дату… Тут поневоле задумаешься. Необходим был ещё один разговор, и уж теперь отпускать своего флаг-капитана к семье адмирал не собирался. Уже несколько раз он гонял своих флаг-офицеров в радиорубку «Рюрика» справиться о том, где находится в данный момент «Прыткий». К вечеру эсминец подошёл к борту флагмана.

– Ваше превосходительство, капитан первого ранга Колчак по вашему приказанию прибыл!

– Здравствуйте, Александр Васильевич! – встал и протянул руку Эссен. – Прекрасно выглядите. Догадываетесь, почему я вас вызвал?

– Так точно. Сараево?

– Разумеется. Присаживайтесь, – указал на кресло адмирал.

– Благодарю, – Колчак сел и выжидательно посмотрел на командующего.

– Ну что же, ваши предсказания начинают сбываться, вы, конечно, уже в курсе боснийских событий, так?

– Конечно.

– Я слышал, что «вернувшиеся с того света» зачастую приобретают сверхъестественные способности, например дар предвидения…

– Не тот случай, Николай Оттович, – посмел прервать Эссена его флаг-капитан. – Нет у меня никаких озарений, я просто прекрасно помню все события грядущих пяти лет, я их прожил.

– Но как это возможно? Нет, я не могу не верить фактам, но не могу поверить и в вашу историю.

– Прекрасно вас понимаю – сам бы не поверил. Объяснить ничего не могу, разве что сообщить ход ближайших событий.

– Ну, извольте, – скептически посмотрел адмирал на собеседника. – С датами, если возможно.

– Двенадцатого июля Австро-Венгрия направит Сербии унизительный ультиматум, сербы примут его за исключением одного незначительного пункта. Но этого окажется достаточно для того, чтобы пятнадцатого на улицах Белграда начали рваться австрийские снаряды.

– Смелый прогноз… Ну ладно, Александр Васильевич, возвращайтесь к своим обязанностям в моём штабе.

– Разрешите занять ещё немного вашего времени, Николай Оттович.

– Слушаю.

– Я не уверен… – Колчак слегка замялся.

– Говорите, говорите!

– Простите за, может быть, глупую фразу, но я не уверен, что меня «отпустили» навсегда…

– Здесь, – каперанг открыл портфель и достал бумаги, над которыми работал в Сестрорецке ежедневно, – кое-какие соображения и рекомендации по ведению грядущей войны. Ознакомьтесь, пожалуйста.

– Хорошо, оставьте, – кивнул адмирал. – Оставьте и ступайте к себе в каюту. Продолжим разговор завтра.

Всё покатилось по наезженным ещё в прошлом (для Колчака) рельсам: наследник сербского престола Александр телеграфировал российскому императору, Николай заверил, что Россия не останется безучастной, но, тем не менее, после того как Белград отверг единственный, незначительный пункт о подчинении сербских судебных властей австрийским, венский посланник в Белграде потребовал паспорта и отбыл со всей своей миссией на родину. И пятнадцатого июля заговорили австрийские пушки…

Сербия, разумеется, не могла противостоять одиннадцати австро-венгерским корпусам, которые направились к её границам.

От Германии зависело остановить разгорающуюся войну или дать ей разгореться в МИРОВУЮ. Но Берлин вполне устраивал данный дебют, и выбор кайзером уже был сделан. Но в своих телеграммах глава Германской империи по-прежнему называл Николая братом, уверяя, что постарается сделать все возможное, чтобы утихомирить своего австрийского союзника. В то же самое время Большой генеральный штаб Германии требовал от австро-венгров всеобщей мобилизации против России.

А вот в России Главный штаб метался между решениями объявить частичную мобилизацию (против Австро-Венгрии) или полную (против Австро-Венгрии и Германии). Причём объявление частичной напрочь срывало полную.

Генерал Янушкевич, начальник Главного штаба, принёс на подпись императору два варианта: «частичная», «полная». Надежда на миролюбие Вильгельма была у русского царя настолько велика, что он подписал указ о мобилизации частичной. Но Германии необходим был предлог для объявления войны, каковым частичная мобилизация считаться не могла, ибо затрагивала только Австро-Венгрию. А последняя совсем не собиралась объявлять войну России. Тогда в Берлине был предпринят мастерский ход: семнадцатого июля экстренное издание официальной «Локаль Анцейгер» сообщило о мобилизации германской армии.

Русское посольство немедленно сообщило об этом в Петербург. Данное известие коренным образом меняло обстановку, и вечером того же дня последовал Высочайший указ о всеобщей мобилизации сухопутных и морских вооружённых сил. Германское правительство достигло своей цели: немедленно было дано опровержение по поводу мобилизации германских войск, телеграмма русского посла по поводу этого распоряжения была задержана, и в русской столице о нём своевременно не узнали – указ о всеобщей мобилизации был разослан по штабам округов.

На следующий день Германия потребовала от России отмены мобилизации в двадцатичетырёхчасовой срок, а сама уже действительно объявила мобилизацию у себя. В случае непринятия ультиматума угрожала войной.

Николай предложил Вильгельму передать конфликт на рассмотрение третейского суда в Гааге. Ответом было объявление Германией войны России.

Но мы сильно забежали вперёд, война ещё не объявлена…