Глава 4

Песок взметнулся, по спирали окутывая колонну. Обнажился большой яйцевидный сосуд, некогда погребенный глубоко в его толще. Я отпрянул.

Мы снова ждали на стене, спасаясь от вихрящегося вокруг песка.

Наконец посреди пустыни возник настоящий колодец, в котором сверкал медью и сталью сосуд высотой в добрый десяток метров.

Райзер бормотал что-то под нос – может быть, молился своим маленьким богам. Или у чаманушей, наоборот, были громадные боги, своими размерами компенсирующие низкорослость этой расы. Чакас наблюдал за происходящим молча, лишь иногда отклоняясь от очередной порции песка, летящей в его сторону.

То, что покой Дидакта нарушает Предтеча неподобающей касты, само по себе уже было нехорошо. Но если в Криптуме и впрямь находится воин-прометеец, он наверняка окажется очень недоволен, обнаружив вокруг себя потомков своих старинных врагов. В моей голове вновь загудел голос:

– Внимание! Минимальная безопасная дистанция – пятьдесят метров. Тысячелетняя печать будет снята через пять, четыре, три, две…

– Берегите глаза, – предупредил я людей и первым подал пример, прикрыв лицо руками.

Раздался громкий треск, и даже сквозь прижатые ладони по сетчатке ударила голубая трансхроническая вспышка, осветившая все кости руки. Вдруг навалилась вековая тяжесть, будто я превратился в дряхлого старика. На какой-то миг моя память слилась с памятью всех, кто когда-либо решался войти в Криптум, всех, кто до сих пор погружен в глубокий транс, пребывая в единении бесконечной ксанкары.

Ночь осветилась еще раз, теперь – ослепительно-белым. Под налетевшим шквалом в джунглях всколыхнулись пальмовые ветви.

Но вот все закончилось. Померкли последние сполохи, и воцарилась тишина. Начинался рассвет. Казалось, прошло всего несколько мгновений, и тем не менее утро уже догнало нас. Наконец стало достаточно светло, чтобы мы смогли рассмотреть, что натворили.

Верхняя часть яйцеобразного сосуда распалась на три секции. Они раскрылись наружу, как чашечка цветка, защищавшая нераскрывшийся бутон. Однако то, что оказалось внутри, меньше всего походило на прекрасный цветок. Скорее это было похоже на скорчившуюся мумию исполинских размеров.

В городе меня соблазняли экскурсией по катакомбам, заполненным человеческими останками. Отвратительное зрелище – но чего еще ожидать от настолько деградировавших существ, как люди? Подобные вещи никогда не вызывали во мне любопытства, так что единственным испытываемым мною чувством был стыд, смертельный стыд за прометейцев. Я понятия не имел, что произошло в Криптуме, почему древний Предтеча высокой касты предпочел ссылку и что, раскаяние или безумие, послужило тому причиной.

Поначалу я не услышал приближения сфинксов. Три машины выдвинулись из своего замороженного круга, распрямили кривые ноги и перешагнули через низкие черные каменные стены. Между раскачивающимися манипуляторами сверкал и струился ярко-голубой свет. Ближайший из сфинксов распростер четыре руки под отверстием в пустой кабине управления и сплел из серебристых нитей широкую сеть. Потом, переступив через нас, сфинкс спустился в яму. Туда же с противоположной стороны круга двинулся и другой. Он первым добрался до открытого Криптума и осторожно приподнял сморщенное тело Дидакта.

С бесконечным терпением машины обхватили прометейца сетью и подняли из ямы. Я не мог разглядеть его лицо, лишь сморщенную кожу, темнеющую сквозь немногочисленные одежды, что едва прикрывали костлявые бедра. Я не видел лица или головы, но вспомнил Воинов-Служителей, навестивших мою семью в туманности Ориона. Те, с их жуткой красотой, лучились свирепой мощью, и потом, в прохладной детской, воспоминания о них откликались разрушительными ночными кошмарами.

Дидакт, прометеец Воинов-Служителей высшего ранга, будучи поднятым и отошедшим от долгой спячки, мог иметь высоту в два моих роста и массу, в четыре или пять раз превышающую мою. Когда-то, вероятно, ширина его плеч была равна ширине моих распростертых рук. Но теперь, без нательной брони, живой или мертвый, он казался таким же уродливым и уязвимым, как только-только вылупившийся птенец.

Я смиренной шаркающей походкой последовал за машинами и перепрыгнул через стену, не обращая внимания на предписанную тропу. Чакас, шедший следом, ничего не сказал. Райзер ступал по церемониальному пути своих предков.

– Это и есть сокровище? – с сомнением протянул Чакас.

– Не сокровище, – сказал я. – Катастрофа. Любой Предтеча, потревоживший Криптум… Санкции. Позор.

– Что такое Криптум? – спросил Чакас.

– Склеп. В поисках мудрости или стремясь избежать наказания, зрелый Предтеча мог избрать путь бесконечного покоя. Это позволено только наиболее влиятельным, чье наказание может доставить немало хлопот иерархиям Предтеч.

– Ты это знаешь и все же открыл его?

Не будешь защищаться, не придется извиняться. Я чувствовал себя смущенным и несчастным.

– Дело не во мне… Не только во мне. Вы спели нужную песню, и оно вас услышало.

– Ты рад взвалить свою вину на нас?

Подбежал Райзер, балансируя руками.

– Мы ничего не пели, – заявил человечек.

Чакас пожал плечами и отвернулся.

Я подивился их безрассудству, тому, что они не исчезли в джунглях. Боевые сфинксы разорвали овал, составленный их все еще неподвижными товарищами, и, не снижая скорости, понеслись дальше, потом оттолкнулись друг от друга и ломанулись в заросли.

Затем еще одна пара сфинксов поднялась на искрящих конечностях. Их суставы ожили, ярко засветились, и сфинксы понеслись по расчищенной предшественниками тропе.

– И что теперь делать? – спросил Чакас, когда мы двинулись мимо сломанных пальм и кустов.

– Ждать воздаяния, – сказал я.

– И мы тоже? Правда?

Я посмотрел на них с жалостью. Эти боевые сфинксы, вероятно, убили немало предков Чакаса. Наверное, люди сильно нагрешили перед Мантией, раз заслужили такую судьбу.