Глава 11
Светает. Сырой портовый воздух насыщен запахами рыбы и черного смолянистого дыма от сосновых дров. Светло уже настолько, что можно разглядеть собственную физиономию в отражении лужи.
Только в отражении Курти заметил, что у него еще и нос разбит. Лицо окоченело и ничего, кроме мороза не чувствовалось. Кровь подсохла, но вид, конечно, убогий. Но это ерунда. Главное — кошелек!
Он забился в грязный угол между старыми сараями у одного из пирсов и одеревеневшими от холода руками вытащил заветный мешочек. Приятная тяжесть! И какой гладкий, хоть и плотный материал.
Шёлковый шнурок перетягивал кошельку горло. Курти замешкался, пытаясь замерзшими пальцами раскрыть узел. Обломанными ногтями сумел подцепить, растянуть и наконец, широко открыть. Подставил ладонь, затряс.
На руку тяжело вывалилось, что-то массивное, широкое, круглое. Кошелек сразу обмяк, скукожился. Курти продолжал трясти, уже понимая, что что-то не так, но не осознавая, что именно.
Денег в кошельке не было.
Курти растеряно смотрел на странную штуку у себя на руке, машинально покачивая пустым мешочком.
Тяжеленный диск он разглядывал две секунды, затем отшвырнул его в сторону и разодрал горловину кошелька пытаясь добраться до несуществующего содержимого.
Кошелек все же был пуст.
Курти, прежде сидевший на корточках, упал на задницу и невидяще смотрел перед собой. Ужас случившегося медленно начинал до него доходить.
Все зря! Потеря теплого жилья, нерегулярного, но все же ощутимого куска хлеба, а в перспективе и руки. А может и головы. После того, как он изуродовал Зубу пальцы, еще неизвестно, чем тот ответит. Весь этот риск был ради одного — кошелька! Деньги, которые могли бы там быть дали возможность уплыть из Еловы и начать нормальную жизнь, где-нибудь на юге. А теперь все! Неужели руку отрубят?!
— А ну убери руку!
Курти встревоженно оглянулся на крик. Дорога уходила от пирса в сторону рыбачьих кварталов. Порт и непосредственно город разделяла внушительная канава, частично заполненная грязной водой. Через нее в разных местах были перекинуты мосты. Низкие, каменные они служили пристанищем для бродяг всех мастей. Зимой вода где-то уходила, где-то замерзала. Воры, попрошайки, грабители, да всё дно, часто жили там. Немногим хуже, чем те развалюхи, что заполняли припортовые кварталы. Стены оврага — стены, мост — крыша. Холодно, так в Елове везде холодно, в трущобах те же очаги, что можно развести здесь.
Канава была нестрого поделена между городскими париями от моста к мосту. Рвано-серая масса неспешно перемещалась вдоль мерзлых земляных стен. Нищие собирали лягушек, выискивая замерзших под камнями и трухлявыми пнями. Тут же потрошили, готовили на огне. Рыбу здесь едят редко. Вода у пирсов грязная настолько, что ничего живого там не водится. За рыбой выходят далеко в море.
Сейчас один из нищих, старый, с седой бородой по пояс, тощими руками вытащил из какой-то щели в земле белесую полумороженую лягушку, к нему тут же подскочил другой, такой же старый и пытался ее выхватить. Бородатый, не вставая с колен, отставил руку с добычей в сторону и беспорядочно, но активно отмахивался тощей ручонкой.
— Убери руку, сказал!
Откуда-то выскочила мелкая собачонка. Такая же тощая, всклоченная, с безумным взглядом, она подскочила к дерущимся, выхватила болтающуюся лягушку и обогнув костер, поскакала прочь, петляя между камней и ледяных лужиц.
Оба нищих бросились за ней.
Собачонка по насыпи выскочила из оврага, сжимая в зубах лягушку, прижалась к боковине моста, попыталась проскочить выше, но заскребла лапами по земле, дальше склон был слишком крутым. Оглянулась — преследователи приближались. Собака в несколько жевательных движений сожрала лягушку и ощетинилась в сторону подбегающих нищих. Негромкое рычание собачки заглушила их ругань.
Рычание прервал прилетевший камень, размозживший собаке голову. Та взвизгнула, рухнула на землю и стала медленно скатываться по насыпи.
Нищие удивлено озирались. Камень прилетел не от них.
С насыпи спустился невысокий однорукий крепыш в лохмотьях, подобрал собаку, скатившуюся к ногам побирушек, молча прошел мимо них.
— Ты поделиться должен! Она у нас еду украла.
— Да, половина собаки наша!
Крепыш, не слушая их, шел дальше. Нищие не отставали. Один попытался схватить труп собачонки. Крепыш повернулся, положил собаку на землю, наступил на нее ногой, нагнулся и поднял с земли камень. Молча подбросил его в единственной руке, выразительно глядя на попрошаек. Те мгновенно отстали.
Когда однорукий поравнялся с пирсом, заметил смотревшего на все это Курти.
— Чего уставился?! Это моя жрачка!
Курти отвернулся.
Минуту сидел, глядя перед собой, запустил руки в волосы и тяжело выдохнул. Денег нет, в кошельке только странный кругляш… , кстати, где он? Металлический. Может серебро?
Он огляделся, нашел его глазами, поднял. Повертел перед собой. Не похоже, что серебро. Странный металл. Очень тяжелый.
Диск был шире его ладони. Темно-красный с черными значками в центре. По обводу тонкая линия с мелким, но тщательно выгравированном узором. Значки — это кажется буквы. Текст заполнял почти всю поверхность. Читать Курти не умел и что там написано понять не мог. Повернул кругляш другой стороной — тот же обвод с тонким рисунком, но никаких букв. Круглое поле разделено горизонтальной чертой — в верхнем птица с ключом в лапах, в нижнем непонятно — русалка, что-то ли? Или скорее русал. Мускулистый здоровяк с рыбьим хвостом и таким же ключом в руках. Герб. Тонкая работа. Что это за штуковина? Может дорогая? Хотя толку-то. Здесь ее никому не продашь. Во-первых, непонятно что это и имеет ли какую-то ценность для жителей Еловы, во-вторых, Курти сейчас ищут и ему вообще нельзя где-то показываться.
Пора что-то решать. Оставаться в городе невозможно. Найдут. И скоро. Как сказал Зуб — прятаться ему негде. Да и где в Елове можно спрятаться?!
Курти засунул кругляш обратно в кошелек, кошелек за пазуху и вышел к порту.
Вдоль многочисленных пирсов стояли корабли. После начала судоходного сезона кораблей наплывает множество, город в эти первые дни, как мальчишка, дорвавшийся до сладостей. Потом привозимые товары становятся делом достаточно привычным, первый ажиотаж падает, спрос становиться меньше и уже через пару недель некоторые пирсы и вовсе будут пустыми.
Курти подошел к ближайшему, огляделся. Корабли стояли с двух сторон, но на те, что у начала Курти не обратил внимания, ему нужны пришвартованные у самого края, готовящиеся к выходу в море.
Он пробежался по деревянному настилу вдоль баркасов, яликов, шхун, редких шлюпов и остановился у самого края пирса рядом с высокой баркентиной. Задрал голову и увидел стоявшего на корме и явно скучающего моряка. Долговязый матрос в синем сюртуке, поверх которого был накручен толстенный шарф, о чем-то размышлял. Лицо было помятое, а судя по тому, как он глубокомысленно теребил край своей приплюснутой широкополой шляпы — о вечных ценностях — бабах и выпивке.
— Эй, на корабле!
Задумчивый взгляд опустился на него снизу.
— О! Человече! Маленький, правда, но человече.
— Как раз подрасти хочу. С кем можно поговорить, чтоб вы меня с собой взяли?
— С собой?! Тебя?! А зачем?
Курти пожал плечами:
— Здесь холодно.
— Холодно ему — все так же задумчиво продолжил матрос — а у нас ты погреться хочешь?
— Я хочу, чтоб вы меня с собой забрали.
— Сколько платишь?
— Денег нет, — опустил глаза Курти.
— А бесплатно нигде не греются, даже у вас в Елове.
— Я работать могу. Ты не смотри, что я такой худой, я жилистый. Разгружать, таскать умею. Любые работы. Помочь в трюме или на кухне. Палубу драить.
— Что, действительно, все это можешь? — неожиданно серьезно спросил помятый.
Курти подозрительно посмотрел на перешедшего на столь обстоятельный тон моряка и кивнул:
— Да.
— Хорошо, тогда можем и договориться. Ты подожди пару минут, я пойду капитана спрошу. Сам понимаешь, такие вопросы только он решает.
Моряк исчез из поля зрения, но спустя секунду, снова появился над бортом.
— И что, все это забесплатно?! Тебе и денег не надо?
Он так внимательно это спросил, что у Курти подозрения о том, что над ним смеются, стали развеиваться. Он подумал, что может и вправду денег попросить, но тут же решил, что от добра добра не ищут и помотал головой.
— Хорошо, тогда я щас. Ты это… главное не уходи.
Он вновь пропал.
Курти похлопал себя по плечам.
Помятый вернулся скоро и не один. Вместе с ним над бортом показался еще моряк, одетый в такой же синий сюртук. Руки он держал в карманах и был весь нахохлившийся, мрачный.
— Капитан согласен — сразу продолжил разговор первый, только нам юнга нормальный нужен. Чтоб, как говорится, действительно моряк в душе! Ты понимаешь. Разгружать, полы мыть, это все хорошо, но самое главное не это.
Он чуть свесился с борта и серьезно произнес:
— Ты плавать умеешь?
Курти удивлено посмотрел на него:
— Умею, конечно. Я же живу у моря. Летом все в море плавают.
— Вот то-то и оно — озабочено покачал головой помятый — летом! Летом любой дурак побултыхаться может. А нам серьезный парень нужен. Я же говорю — моряк в душе! Который море любит и не боится его.
— Я не боюсь — ответил сбитый с толку Курти.
— Так докажи!
— Как? — Курти не понимал, куда тот ведет.
— Докажи и покажи, — помятый ткнул рукой в сторону, — доплыви вон до того пирса.
Курти изумленно посмотрел в сторону вытянутой руки.
— Сейчас? Зимой?!!
— Какая же зима? — тяжело вздохнул матрос. Весна уже. Судоходный сезон начался. Мы же сюда, как-то приплыли. Льда почти нет.
— А если бы и был, — вдруг заговорил мрачный, не вынимая рук из карманов. — Тебе же говорят — нужен настоящий моряк! Который трудностей не боится. А ты думал все легко? Ты о нас подумай. Ты одним из нас хочешь стать. Мы должны знать, кого к себе в команду берем — щенка или волчонка!
Курти еще раз посмотрел в сторону указанного пирса.
— Там футов сто пятьдесят будет, а то и больше.
— И обратно столько же — кивнул моряк.
— Да бесполезный это разговор, — покачал головой мрачный. Не сможет он. Кишка тонка. Зря звал только, сейчас отходим, а капитан прислал посмотреть, что за человек… а тут… — он махнул рукой и повернулся, чтобы уйти.
— Стойте, — крикнул Курти. Хорошо, я согласен!
Оба моряка выжидающе застыли.
Курти поежился:
— А можно я одежду сниму. А то намокнет? А она у меня одна.
— Это ты сам решай. Нам все равно. Но быстрей. Мы прямо сейчас отходим.
Курти стянул с себя рубаху, штаны. Скинул дохлые ботинки. Остался в одних коротких подштанниках. Поежился. Оглянулся на матросов. Те выжидающе смотрели.
Курти взглянул под ноги. На иссиня-темной воде плавали мелкие ледяные островки. Он выдохнул и прыгнул.
Дыхание перехватило, голову сдавило, а тело обожгло. Он вынырнул, легкие неконтролируемо вдохнули мерзлого воздуха, сразу же выдохнули обратно. Сердце бешено колотилось и Курти, чтобы скорее прекратить эту пытку забил руками по воде, направляясь к находившемуся так далеко пирсу. Обычно он неплохо плавал, но сейчас с трудом управлял собственным телом. Ни руки, ни ноги его толком не слушались и у него ушло около минуты, прежде чем он смог войти в обычный ритм пловца. Не помня, как, он доплыл до пирса, неловко оттолкнулся, захрипел и поплыл обратно. Ухватился за столб и хватаясь совершенно окоченевшими руками за заледеневшие доски выбрался к тому месту откуда прыгал.
Он поднял лицо к матросам и прищурился — вода стекала по лицу, замерзала и льдинки лезли в глаза.
— Все. Я проплыл.
— Ну и дурак! — сказал мрачный. — Я из-за тебя целых тридцать крейцеров проиграл.
— Чего на парня наехал?! Он молодец, видишь, какой смелый. В воду прыгнул. — Помятый был явно доволен, — ты бы так не смог!
— Конечно, не смог бы! Именно потому, что я не дурак! Черт! Целых тридцать крейцеров! Вот кто мог подумать, что такие придурки на свете существуют?!
На корабле раздался звон склянки.
— Так я принят? — Курти дрожал и все не мог нормально смотреть из-за налипшего в уголках глаз и на ресницах льда. Впрочем, как усмехнулся этому вопросу рыжий, он заметил.
Корабль вздрогнул и медленно двинулся вдоль пирса. Курти схватил одежду и стал оглядываться.
— Как мне подняться?!
— Мда-а парень. Тебе, конечно, спасибо. И за развлечение, и за пари выигранное, я б с тобой, наверное, поделился, быть может, но прости, времени нет. Отходим. Но ты и вправду позабавил!
В это время с берега послышался свист. Курти тревожно оглянулся. Звук был слишком знакомым. Это был полицейский свисток. К нему присоединился еще один! Послышались крики. Из-за стоявших у пирса кораблей не было видно, что происходит.
Курти невольно подался за отходившим кораблем. Шагая за набиравшим скорость судном, он повторил:
— Так, как забраться?
Помятый уже откровенно ржал:
— А ты вплавь за нами попробуй. Неплохо получается. Я серьезно! Вот догонишь, заберешься — берем с собой! — он даже припрыгивать начал. — Правда, хорошо плаваешь. Глядишь и пригодится в этой жизни! Бывай, не скучай! Хотя, судя по всему, сейчас тебе не скучно будет. Вон как свистков испугался. Хотя они трезвонить начали еще, когда ты туда только плыл.
Уже понимая, что это бесполезно, Курти продолжал бежать по пирсу за отплывавшим кораблем. Он так и топал босиком по засыпанным снегом доскам, лишь обернулся испуганно однажды на очередной полицейский свист, откуда-то со стороны канавы. Шел пока не кончился пирс и остановился лишь на самом его краю, провожая взглядом корму, откуда уже исчезли оба — что помятый, что мрачный.
Налетел ветер. Мокрого Курти будто хлестнули наждаком. Он зашагал по пирсу, закоченевшими руками подхватил одежду, начал одеваться. Ветер врезал по голой спине ледяной крошкой и как игрушку затряс одежду. Курти быстрым шагом пошел к берегу, чтобы прикрыться от ветра кораблями.
У края пирса, помня о свистках, дрожащий, осторожно выглянул из-за крайнего баркаса. Канава была пустой.
Вдали виднелись синие мундиры, вперемешку с разномастной грязью нищенских одеяний. Судя по всему, здесь были все полицейские Еловы. Шум удалялся. Вооруженные алебардами стражники гнали все городское дно вдаль по Синей улице. Было шумно. С обеих сторон ругались, кто-то пытался бежать, кого-то повалили на землю, то ли пинали, то ли пытались поднять.
Курти подбежал к ближайшему костру, натянул одежду, обулся, похватал с земли разбросанные тряпки — рванную мешковину, какую-то дерюгу, остатки лысых шкур, еще что-то, закутался в это все и как можно ближе придвинулся к костру. Замерзшее лицо обдало жаром. Всего трясло.
В канаве он был один. Странно, что такая масштабная облава проведена рано утром. Бледный рассвет размазался между глиняными ямами и сараями. Небо подернуто тьмой, сквозь черно-белые облака пробивалось розовое небо. И холодно!!! Ногам особенно.
Он попытался спрятать руки под мышки, чтобы погреть, но под одеждой и всеми этими тряпками тепла не было, и он ожесточенно тер руки над костром.
Странно. Стражники угнали всех. Даже грузчиков, которые обычно терлись рядом в ожидании работы. Их-то почему? Давно здесь облав не было. Тем более зимой. Полицейские тоже люди, точнее только они и люди, по их собственному убеждению, и морозиться не любят. Да и кого им искать-то? На этой мысли Курти замер. Ему вдруг стало понятно, кого именно искали полицейские!
То, что он не попал под общую гребенку — чудо. Как бы это нелепо не звучало, но два злых шутника помогли ему не попасться.
Рукам полегчало. Пальцы ног поджал. Башмаки сухие, их он придвинул к огню. Запретил себе думать про двух уродов с корабля. Потом плакаться будем и мечтать, что еще встретимся. Кольцо сжимается и в следующий раз ему не уйти. Значит надо на корабль. Но не нахрапом. Он уже попробовал, теперь вынужден отогреваться у костра.
Курти год назад пытался пристроиться. Как он и говорил Дагуру, заморские капитаны иногда брали себе юнцов-помощников, но таких счастливчиков было мало. Конкуренция так велика, что к кандидатам его и не подпустили. Увидев, что к соревнующимся приближается паренек, заботливые папаши стали бросать в него камни. Чужакам и в порт на разгрузку не пробиться, а уж к капитану, тем более не подойти.
Сколько у него времени, прежде чем его найдут? Пока полицейские отсортируют всех нищих, воров, грабителей, поймут, что среди них его нет и начнут искать снова. Хотя они и прекращать не будут. Самое большее, сколько удастся продержаться — день-два, а то и меньше.
Интересно, как там Зуб? — пальцы ему Курти точно переломал. Все.
Несмотря на всю трудность положения, Курти усмехнулся. Жестоким он себя не считал, но в том, что изуродовал этому подонку руки, ничего страшного не видел. Совесть не подумала корить ни на мгновение. Собственно, она даже пошевелиться не потрудилась. Не тот случай. Пусть Зуб Колокольчика вспомнит. И остальных. Им хуже было.
Курти подкинул в костер дров, сильнее закутался в тряпье, почувствовал, что начинает согреваться, хотел было подумать еще о чем-то, не смог вспомнить, о чем и неожиданно для себя задремал. Он не спал всю ночь, много бегал и поплавать пришлось.
* * *
— Бестолочи!!! Уроды!!! Сволочи!!!
Курти вздрогнул, вынырнул из полудремы, испуганно вскочил. Часть рванных одеял посыпалась с него в костер.
— Вот, что за сволочи?! Чтоб разорвало этот город и каждого в нем по отдельности!
Курти выпнул тлеющие тряпки из огня выглянул из канавы. Посредине пустой гавани стояли два человека. Один прислонился спиной к прикордонному складу, пожевывал соломинку и флегматично поглядывал на второго. А тот, необъятных размеров толстяк, продолжал разорялся на весь порт:
— Скоты, уроды, недоумки! Договорились же! Тупые пожиратели селедки!!
Флегматичный выплюнул соломинку и лениво проронил:
— Если это ты их так зазываешь, то точно никто не придет!
— Нет, ну не идиотизм ли? Это они должны меня искать! Им это нужнее.
Не местные — это видно по одежде. Смуглые. Плюс акцент. Наброшенные на плечи шубы им непривычны, да и яркие слишком. Местные так не одеваются. У того, что опирался о стену склада — светлый жёлтый плащ. «И не боится испачкать?» — подумалось Курти.
Он высунулся, чтоб разглядеть повнимательнее, одеяла снова потянуло в костер. Курти неплохо согрелся и тряпки откинул. Своей возней он привлек внимание громогласного:
— Эй! Ты!
Курти повернулся на оклик.
— Это ты?! Правильно?!
Замечательный вопрос, подумалось Курти. Он пожал плечами и честно ответил:
— Это? Я!
— Где ходишь?! Мы тут уже с четверть часа стоим. А один почему? Где твой отец?
И на этот вопрос Курти ответил максимально честно:
— Понятия не имею! Самому интересно.
— Да не он это — подал голос второй — тот повыше был и не такой тощий.
Толстяк засопел и внимательно стал разглядывать Курти.
— Вот черт! Точно не он! Хотя теперь какая разница. Выбора-то нет. Слышишь малец? В обезьяны пойдешь?
— В кого я пойду? — удивленно переспросил Курти.
— Обезьяной, я спрашиваю, на корабле будешь?
Курти так удивился вопросу, что не знал, что ответить. Вроде бы оскорбить его не хотели, но что имелось ввиду он не понял.
— Ты пацана-то не пугай, объясни нормально — засмеялся второй.
— В вороньем гнезде сидеть, палубу драить, каюты убирать, оружие чистить, да найдется тебе работа.
— Так, это… — у Курти перехватило дыхание — юнгой что ли?! На корабль?!
— На корабль-то — да. Но вот только юнгами становятся мальчишки из благородных семей. Они навигацию изучают, как кораблем управлять, командой, паруса ставить, а тебя в обезьяны зовут. Грязную работу на судне выполнять. Согласен?
У Курти, что-то внутри перевернулось. Вот это удача! Вот это повезло!! Он вылез из оврага и мигом оказался рядом с толстяком.
— Да!
— Еще бы он не согласился, — второй, наконец-то отлип от склада и приблизился к ним. — Из этого города все убраться хотят. Обычно от желающих отбоя нет, даже соревнования между мальчишками проводят. Мы и вчера провели. Специально веревочные трапы с корабля приносили. Победитель должен был нас здесь ждать. Но вот не пришел почему-то. Более того. Весь порт опустел. Что случилось-то?
Курти прекрасно знал, что случилось и что победитель сейчас наверняка в полицейском участке, вместе с остальными, но говорить об этом не стал и лишь как можно честнее пожал плечами:
— Не знаю.
— Это ж надо. Впервые в жизни, срочно обезьяна понадобилась и на тебе — как вымерли все. И это в Елове, где от желающих отбоя нет.
— А что с прежней… — Курти запнулся — … обезьяной случилось?
— А?! Да так, ерунда. В вороньем гнезде сидел. Мы в шторм попали, корабль так качало, что его из гнезда выкинуло.
— Да, нет — возразил толстяк, — скорее водой смыло. Нас, правда, здорово мотало. Не удержался паренек. Пошли?!
— Э-э-э… пошли, — чуть растеряно согласился Курти.
Толстяк, стремительно развернулся и широко зашагал по гавани. Курти пошел за ним.
— Я Клеон — представился флегматичный обладатель пурпурного плаща — старший помощник на «Канарини». Это Лукас — он кивнул толстяку в спину, квартирмейстер «Канарини». К нам обращаться «господин старший помощник» и «господин квартирмейстер». Тоже касается остальных офицеров, их звания выучишь позже. «Канарини» пинас торгового флота славного королевства Аргелия.
Курти еле успевал за ними. Про Аргелию он что-то слышал. Где-то на юге. Хотя, как правильно сказал Дагур, отсюда, куда ни плыви, везде юг.
— Что входит… — э-э-э тебя как зовут-то?
— Курти.
— Так вот, Курти. Что входит в твои обязанности, Лукас уже перечислил, в ответ ты можешь требовать от нас двухразового питания. Кормим сухарями, вяленым мясом, сушеной рыбой, салом, изюмом, но врать не буду — основное это все же сухари. Если три дня подряд будут с червями, скажешь коку, чтоб пропек их еще раз. И боцману скажешь, чтоб проследил.
Что Курти может у кого-то из них что-то требовать было здорово и не совсем укладывалось в голове. Но слова о двухразовом питании засели в голове накрепко.
— Что такое изюм?
Ответить Клеон не успел.
— Эй! Стойте! Куда?! Мы здесь!!!
Из-за тыловых складов к ним бежали двое. Крепкий мужик, по виду из грузчиков, а следом за ним мальчишка.
— О! — прокомментировал их появление Клеон — нашлись.
Курти смотрел на приближавшихся, шага не сбавлял и врезался в спину остановившегося Лукаса.
— И где были? — невежливо поинтересовался Лукас.
— Дык нас в участок загребли! И меня и малого!
— Хорошая рекомендация, — одобрительно кивнул Лукас — если б я знал, что вас полицейские ловят, я б еще вчера вам отказал.
— Да никто нас не ловит! — Сегодня утром в порту облава была. Замели всех! Всех подряд хватали. Ищут кого-то серьезного, но не нас же. Нас вон почти сразу отпустили.
— Да неважно уже. У нас был уговор. Я отпустил мальчишку с тобой и стальными родителями попрощаться, да чтоб он не маячил лишний раз перед командой, и не кормить его лишний день. То, что с вами случилось ваши проблемы. Вы вовремя на корабль не пришли. И я. Я! Квартирмейстер, был вынужден самолично переться с судна в порт искать вас. Искал вас, нашел замену. Все, пока!
Лукас повернулся, чтобы идти дальше.
Курти едва дышал, боясь спугнуть удачу.
— Да, как же это?! — хрипло лязгнул мужик — Нашей вины-то нет. Мой Альмод вчера самым ловким оказался, сами это признали! И что за замена?! Кто он такой? Вы его знаете? Его хоть кто-нибудь знает?! Ты кто-такой?!!
Он схватил Курти за плечо.
— Он и не из наших будет. Приблудный какой-то. Вот кто за него поручится? Кто в случае чего ответ держать будет если он не справится с работой? А то и вовсе напортачит или вообще воровать начнет. Ты ведь начнешь воровать а?!
Курти сбил с плеча руку мужика и рявкнул в ответ:
— Вот именно, что не знаешь ты меня. Так чего собачишь перед людьми?
— А ведь он прав — задумчиво произнес Клеон — мы ведь первого попавшегося взяли, а кто он — понятия не имеем. Не обижайся парень, я чисто по-деловому мыслю.
— Да на рожу его посмотрите — битая вся. Рубаха рванная. Шантрапа местная. Точно вам говорю!
— Ты свою рожу видел — огрызнулся Курти — и бить не надо. Без того харя такая, будто черти горох молотили.
Только что обозначившаяся надежда покинуть город, загоревшаяся перед ним так ярко, гасла на глазах. И это было по-настоящему невыносимо.
— Так, тихо! Еще вашу ругань я слушать должен! — Мощный окрик Лукаса перекрыл голоса обоих.
Квартирмейстер задумчиво переводил глаза с Курти на неожиданно возникшего конкурента.
— Ладно, оба правы. Но шанс должен быть у всех. Проведем еще одно соревнование.
— Какое соревнование? — загорячился папаша — вчера же всех выиграли, — Альмод летает по снастям.
— А сегодня опоздали… — Лукас поднял руку, не давая тому продолжить — я спорить не буду. Не нравится что-то, я не держу.
Родитель замолчал, только зло насупив брови, прожигал глазами Курти. Тот стоял молча и думал о том, какое будет соревнование.
— Нам ловкий нужен — вот кто из вас лучше лазает, того и возьмем.
— Мы сегодня трапы с собой не брали — заметил Клеон, — не идти же за ними на корабль ради этого… «соревнования». Да и время уже! Опаздываем.
— Куда мы опаздываем? Пять минут роли не сыграют. А трапы? Да на черта они нужны — Лукас повертел головой по сторонам и пальцем похожим на сардельку ткнул куда-то им за спины — во! То, что надо!
Все повернули головы в указанном направлении. Самой высокой постройкой в порту был кран. Большой, пузатый, с широким колесом сбоку, он напоминал недовольную толстую курицу, мрачно склонившую голову.
Кран был гордостью Еловы. Не во всяком крупном городе, в порту стоял такой. Но Елова жившая исключительно привозимыми товарами, его себе заимела. Деревянный, он возвышался вверх на сорок футов надменно посматривая на людишек внизу.
— Вот кто из вас двоих первый на самый вверх залезет, того на «Канарини» и берем.
— Да легко — вдруг впервые подал голос Альмод. Крепкий, сытый, он стоял широко расставив ноги, руки за спиной и насмешливо разглядывал Курти.
«Трудно будет» — мелькнуло в голове у Курти. «В себе уверен и характер бойцовский». Видел он уже ребят с такими глазами. И тут же сам себя мысленно одернул — «а я чем хуже?!». «Посмотрим, насколько крепкий — ты потаскай с мое»! Плюс в отличие от этого парниши, у Курти от конкурса зависит жизнь. Есть ради чего стараться.
— А если упадет? — озабочено спросил родитель. — Здесь сорваться легко — это не веревочная лестница, цепляться толком не за что.
— Тем интереснее — насмешливо ответил Лукас. — По веревкам легко. А здесь характер нужен. Как он по мачтам лазить будет? Да в шторм? Впрочем, я не держу, я уже говорил.
— Спокойно па, — опять Альмод, — дело плевое.
Они с Курти встали по обе стороны крана. Стрела основанием уходила под брюхо конструкции, механизм был укрыт деревянными панелями, широкое колесо приводило в действие цилиндрическую зубчатую передачу, позади система противовесов. Они, к слову, были подняты, поэтому крюк покачивался у самой земли.
— Ты меня слышишь, выскочка? — Альмод говорил тихо, но уверенно. — Ты же все понимаешь? Тебя здесь вообще быть не должно. Поэтому во всем виноват сам. Проигрывать я не собираюсь, поэтому мой тебе совет — тихо проиграй. Сам. По-хорошему! Начнешь лезть вперед — пеняй на себя!
Курти не успел ни ответить, ни понять, чем именно ему угрожают, как Лукас крикнул:
— Давай!
И махнул пухлой рукой.
Курти подпрыгнул, уцепился за край стрелы, криво повис — левое плечо выше, правое ниже и подтягивая руку к руке, полез по крутому подъему. Мелькнула мысль, что Альмоду легче — у него первой делает подъем правая рука. Но потом уже не был способен думать ни о чем, кроме напряженных мышц и боли в пальцах. Сказалось все — и ободранные за ночь руки и недостаток сна и то, что он уже второй день толком ничего не ел. В глазах потемнело, тяжесть собственного худого тела казалось неподъёмной, руки он перебирал машинально и… при этом выигрывал! Альмод крепкий парень, но тяжеловат. Возможно вчера на трапах, где под ногами есть опора это и не было так заметно, но здесь, когда работают только руки, это дало о себе знать! Курти был легче, и тоже не слабак. Работа в таверне сделала его жилистым и цепким.
Они шли почти наравне, но несколько дюймов Курти у него выигрывал и разрыв увеличивался. Понял это и Альмод, пнув на тридцатифутовой высоте Курти. Удар пришелся в живот и Курти перестал дышать. Земля внизу показалось бесконечно далекой, но Курти ощутил, что сейчас он на нее рухнет. Левая рука соскользнула, кончики пальцев правой еле держались. Налетел ветер, забрался под рубашку, затрепал на ветру. Не понимая как, Курти, подтянулся, уцепился, вдохнул, ничего перед собой не видя, продолжил перебирать руками.
Поздно. Драгоценные секунды утеряны. Альмод добрался до края и ухватившись за трос соскользнул вниз. Курти спустился сразу за ним, но проиграл. Полученный в воздухе пинок оказался или незамеченным или «судьям» было плевать. Победитель у них был.
Лукас неспешно зашагал по гавани в сторону дальних пирсов, рядом с ним вприпрыжку вышагивал отец Альмода и что-то говорил, мотая головой. Клеон посмотрел на Курти, отвернулся и пошел следом. Сам Альмод все еще стоял рядом с Курти, небрежно держась за трос.
— Ты извини, — сказал он равнодушно, — но уж очень мне хочется убраться из этого города. Ты понимаешь. Да и тебя я предупреждал.
— Тогда и ты меня поймешь — кивнул головой Курти.
— Чего?
— Я говорю, и ты меня извини…
Коротко, без замаха, ткнул Альмода в живот, а когда тот согнулся, схватил висящий у земли крюк стрелы, зацепил им соперника за ворот рубашки, подскочил к рычагу и дернул.
Очень уж усердными были полицейские, когда во время облавы смели всех, кто был в порту. Немногочисленные, в утреннюю пору рабочие тоже попали под горячую руку и не успели опустить противовес.
Сейчас он рванул вниз, крюк соответственно вверх, унося беспомощно мотавшего ногами Альмода к самой вершине стрелы.
Лабр, Клеон и отец Альмода обернулись на грохот заработавшего механизма. Последний, углядев свое чадо в воздухе, немедленно рванул в их сторону. Когда пробегал мимо неторопливо шествовавшему ему навстречу Курти, паренек кивнул ему одобрительно:
— Он у тебя и вправду летает!
Подошел к остановившимся Лукасу и Клеону.
— Вам все еще нужен победитель?
Лукас сделал какое-то движение рукой в сторону висящего и что-то возмущенно орущего Альмода… Курти не дал ему сказать:
— Он там надолго. В одиночку его не отпустить.
Отец Альмода действительно пытался повернуть колесо, но диаметром оно было больше его самого и крутило махину обычно сразу несколько человек. Они бегали внутри как белки, чтобы поднять противовесы. Одному, даже крепкому мужику, ловить было нечего.
Лукас с Клеоном переглянулись. Первым захохотал Клеон:
— А что? Со смекалкой паренек.
— Да уж, — развеселил. К тому же выбора теперь нет, — кивнул Лукас, — ладно, тот ведь тоже его в воздухе пнул, — пошли.
— Так, что такое изюм? — повторил вопрос Курти, стараясь не отставать.
* * *
«Канарини» был большим пинасом. Широкий, грузный, он казался солидным господином, случайно затесавшимся на многолюдном рынке среди бедноты.
Боцман с длиннющей фамилией, которую Курти не смог запомнить, брезгливо оглядел мальчика, приказал подойти к Лукасу и попросить выдать куртку. Иначе замерзнет к «… такой-то матери». Куртку Курти получил после того, как выслушал лекцию о необходимости беречь казенное имущество и ценить своих благодетелей. Курти заметил про себя, что Лукас ему все больше и больше начинает не нравится. Это мнение он благополучно держал при себе. На первый в свой жизни обед на корабле пришел, утопая в большой ему куртке, жадно съел ровно две ложки ячменной каши с солониной, зажал себе рукой рот, подбежал к борту и склонился над ним. Отвыкший от еды желудок, получив жирную пищу, сразу взбунтовался — Курти вырвало.
— Взяли моряка на корабль. Его от легкой качки тошнит, — услышал за собой раздражений голос боцмана.
Так началось плавание Курти.
