6
– Я уверен, в мэрии что-то скрывают.
– Что? – рассеянно отзывается Мюгетта, водя тряпкой по мебели красного дерева.
После чудесного общения с Флорианом на чердаке сомнения вернулись, еще более неотвязные. Я прокручиваю в голове картины: вот пустая коробка из-под дисков, вот другая, в которой была коллекция машинок, потом перед глазами встают те недостающие предметы, что были разложены на доске у женщины в платье с маками. Как она сумела их украсть?
Я продолжаю изливать душу Мюгетте.
– Боюсь, я, сам того не желая, затронул больное место, какую-то старую историю. Я просмотрел подшивки местных выпусков «Курьера Ко» почти за семьдесят лет. В округе были странные случаи, пропавшие подростки, подозрительные смерти. Если подойти к прошлому методично, связать незначительные с виду происшествия, все станет ясно. Булочница так странно смотрела на меня сегодня утром. А когда я проходил мимо школы, родители почему-то…
Взметнувшееся облачко пыли щекочет Мюгетте ноздри, и она звонко хохочет.
– А чего ты хотел? Три недели подряд донимаешь людей расспросами о ярмарке-от-всех. Суешь им так называемый фоторобот женщины, который нарисовал по памяти. Твердишь, что она не могла раствориться в воздухе… Просишь сообщить, если встретят ее…
Пресловутый фоторобот, действительно нарисованный по памяти, лежит на пианино прямо возле Мюгетты – набросок толстой краснощекой женщины весьма умеренного сходства с оригиналом. Только серое платье с маками может послужить зацепкой, но с 21 мая непрерывно льет дождь, и эта участница вряд ли появится на следующей ярмарке одетой по-летнему.
Даже погода против меня!
Я посвятил расследованию три недели и сумел отыскать всего одну ниточку. Бывшая нянька из соседней деревни Мон-де-л’Иф отдаленно похожа на маковую женщину. Ее дети ходили в начальную школу в Туфревиле-ла-Корбелин одновременно с Флорианом и Полиной. Но, во-первых, нянька давно переехала, а во-вторых, никто, как ни странно, не помнит ее имени.
– Круговая порука области Ко, – смеется Мюгетта. – Край молчунов! Могу выдвинуть другую гипотезу: ты рисуешь не лучше малолетки из детского садика.
Ничто так не мотивирует, как поддержка близкого человека.
Я подхожу к ней, держа в правой руке ножницы, а в левой газету. Ни дать ни взять злостный анонимщик, готовящийся завалить деревню подметными письмами. Наклоняюсь к фотороботу, потом к Мюгетте:
– Клянусь тебе, я выясню, почему эта женщина копирует нашу жизнь.
– Тебе не кажется, что ты хватил через край, Габи?
– Я?! А Полинины куклы? А коробки с дисками Флориана, в которых не хватает именно тех, что я видел на ярмарке?
– Флориан дал эти диски приятелю!
– Вот именно! У нас этих дисков больше нет, а та женщина их продавала. Она как будто нарочно собрала все вещи, которые принадлежали нашим детям.
– Все?
– Очень многие.
Отложив тряпку, Мюгетта садится на табурет у пианино.
– Итак, по твоей версии, Габи, эта женщина много лет коллекционирует вещи, которые мы разбрасываем направо и налево. Как фанатка или помешанная… ну, скажем, на Амели Нотомб, рылась бы в ее помойке, проникала к ее друзьям, к няне ее детей, чтобы стянуть забытые мелочи, выслеживала ее в пункте приема утиля и присваивала ненужное ей старье?
В точку, Мюгетта!
Я торжествую.
– Да. Именно так.
Увы, радуюсь я недолго.
– С какой стати ей фанатеть по тебе?
– По нам, Мюгетта. По нам. По нашей семье…
– Ты меня утомил…
Она поднимает крышку пианино и выстукивает три ноты.
До, ми, соль.
Трех нот достаточно, чтобы я прикусил язык. Наше пианино онемело, с тех пор как Полина перебралась в Тулузу. Раньше дочь играла едва ли не каждый день. Музыка была частью нашей жизни. Полинино пианино, диски Флориана, песенки Мюгетты. В каждой комнате звучала своя мелодия. Что такое счастливая семья? Какофония.
Сегодня напевает только Мюгетта. Над клавишами стоит партитура «Прекрасной Елены» Оффенбаха. В молодости жена пела в маленькой местной труппе, которая ставила оперетки. Я сопровождал ее на гастроли – дальше Парижа они не уезжали. Только через пять лет я набрался духу и признался ей, что терпеть не могу музыкальные комедии. В тот день я почувствовал себя предателем.
Потом Мюгетта бросила петь. Первое время еще ходила с подругами на спектакли, но скоро перестала. Никто, кроме Мюгетты, оперетту не любит.
Ми, фа, соль.
– Едем!
Мюгетта оборачивается ко мне, смотрит удивленно:
– Куда?
– В Тулузу, к Полине.
– Вот так просто возьмем и поедем?
– Да, вот так просто! Ты недовольна, что я сижу в четырех стенах, что отвык от спонтанных поступков. Так что давай – быстро собираем чемоданы, снимаемся с якоря и едем к дочери в Тулузу… Мы с Рождества ее не видели!
– А твой второй том?
– Три дня. Мы едем на три дня. Могу себе позволить посвятить три дня дочери раз в полгода.
Я кладу руку на плечо Мюгетты, провожу пальцем по клавишам пианино.
Фа, си, до.
Комментарий Мюгетты
Хороший вопрос, Габриэль. Я задавалась им не один год, с тех пор как ты признался мне, что терпеть не можешь Оффенбаха, Франсиса Лопесаи Жоржа Гетари.
Да, просто замечательный вопрос.
Заверить любимого, что любишь то же, что любит он… Это доказательство любви или предательство?
Со временем я получила ответ. Пять лет ходить на мои спектакли, слушать «Дорогу цветов», когда любишь только рок и авторскую песню, – это было доказательство любви, лучшее доказательство из всех возможных.
Таких доказательств ты давно не даешь мне, милый.
И еще, откровенность за откровенность, все эти годы я пела для тебя и только для тебя.
