Глава 6
От Бровар до аэродрома было недалеко, к вечеру Олег добрался до своих. К несчастью, многие его плохие предчувствия оправдались. Остатками эскадрильи временно командовал Бабочкин, из летчиков остался только Каха и теперь Северов. За ужином Олег кратко рассказал о своих похождениях в тылу врага, ему же поведали, что в том бою были угроблены последние «И-16» третьей эскадрильи, но Ларионов, Бабочкин и Баградзе благополучно дотянули до наших позиций. Однако два дня назад Ларионова арестовали и куда-то увезли. Кольский сам приезжал, говорил, что теперь Ларионова точно расстреляют, уж он поспособствует. Обвиняют Игоря в больших и неоправданных потерях при налете на Белую Церковь, плохом прикрытии бомбардировщиков, а еще преклонении перед немецкой техникой и тактикой и т. д., даже в использовании пар вместо троек. А еще три дня назад Булочкин получил приказ срочно собрать технический состав и выдвинуться в распоряжение штаба ВВС. С тех пор о них ничего не было известно, но сегодня Бабочкину сообщили, что в составе сводного отряда они были направлены для эвакуации материальной части с полевых аэродромов, находящихся под угрозой захвата противником. Прорыв немцев был, как всегда, неожиданным. Так что Булочкин, Михалыч, Витник и Шпунтик либо убиты, либо взяты в плен. Короче, пропали без вести. Аверин вроде бы жив, но ранен и увезен в госпиталь. По крайней мере по описанию тот раненый похож на Аверина, а как на самом деле – неизвестно. Сообщивший Алексею об этом капитан из штаба ВВС лично Дениса не знал. Самолеты в эскадрилью вчера дали – четыре «И-153» с моторами «М-62» и четырьмя «ШКАСами». Состояние среднее, оставшиеся техники ковыряются, завтра машины должны быть готовы. Короче, хреново все.
Какое-то время Олег сидел молча, потом ушел на край аэродрома, где можно было спокойно побыть в одиночестве и, присев на ствол поваленного дерева, тяжело задумался. Случилось то, чего он больше всего боялся, он потерял самых дорогих сейчас людей, своих боевых товарищей, надежный тыл и опору. В масштабах той огромной войны, которая грохотала сейчас от Баренцева до Черного моря, эта потеря была обыденностью, одной из многих трагедий, которые уже случились и еще больше которых случится в ближайшие годы. Но это была его личная потеря, усугубившаяся ее масштабом. Фактически из самых близких друзей остался Леша Бабочкин. Каха был хорошим товарищем, но таким близким другом еще не стал. С этим надо было что-то делать, но что? Просто уничтожать гитлеровцев? Он и так этим занимается, и неплохо, особенно если судить по их реакции. Забелин, да, Забелин! Нужно попытаться связаться с ним, чтобы попросить за Ларионова! Должны же быть нормальные трезвые люди, а не типы вроде Левы Кольского, которые понимают, что Игорь сделал все, чтобы обеспечить прикрытие. Но где они? Пока Северов столкнулся с другими. Ведь больше Ларионова не сделал бы никто, особенно если учесть, что ему прямо помешали организовать это прикрытие сколь-нибудь грамотно. И теперь эти люди будут его судить! А в том, что осудят, Северов не сомневался. Иначе могут спросить с них самих, запретивших маневрировать и иметь преимущество по высоте, приказавших тупо пугать немцев одним своим видом, фактом присутствия. Значит, надо связаться с Забелиным, попытаться через него облегчить участь Ларионова и узнать, что же все-таки произошло с Булочкиным и другими. Может, есть более достоверная и подробная информация.
Настроение у Северова было поганое, но он на удивление быстро уснул, сказалось напряжение последних дней. Наутро на аэродром привезли авиабомбы, Бабочкин получил приказ на нанесение бомбоштурмовых ударов по вражеским колоннам и скоплениям солдат и техники. Летать было недалеко, так что день обещал быть насыщенным.
За завтраком Олег обговорил с Алексеем и Кахой дальнейшие действия. Договорились не лезть на высоту, а подходить на малой. На бомбы поставить замедление, чтобы не попасть под свои осколки, работать с горизонтального полета и на малой высоте можно довольно точно, главное – быстро выйти из зоны поражения МЗА. Поэтому вывалить все с первого захода и уходить. В принципе бомбить можно и с пикирования, под свой винт бомбы не попадут, они находятся под крыльями вне его площади. Но это сложнее, поскольку никакого бомбового прицела нет и требуется набрать высоту, так что решили не рисковать.
Подойдя к самолету, Северов с удивлением обнаружил на нем номер 11. Наваждение какое-то! Осмотрев машину, Олег устроился в кабине и стал ждать команды на взлет. Предстояло бомбить колонны немецкой мотопехоты, двигающиеся к передовой. Они с ребятами уже договорились, что пойдут по дуге, чтобы выйти к месту с запада. Координировать действия разных частей и совершать налет большими силами командование не стало. После взлета тройка «Чаек» на малой высоте ушла в направлении юго-запад и вышла в назначенный квадрат с запада, как и планировалось. Истребительное прикрытие противника висело восточнее и поспело к шапочному разбору, третья эскадрилья уже отбомбилась и уходила к линии фронта. Сбить маневренную «Чайку», пилотируемую опытным летчиком, – задача не из простых. Особенно когда таких летчиков три и работают они на предельно малой высоте. Через несколько минут боя наши оттянулись к своим позициям, а немцы ушли на свой аэродром. Сбитых ни с той ни с другой стороны не было. Больших повреждений друг другу также не нанесли.
После приземления быстро заправили самолеты, подвесили бомбы, загрузили патроны – и снова на взлет. Новая цель недалеко от прежней. На этот раз немецких истребителей не было, отбомбились хорошо. Конечно, шесть 50-килограммовых бомб – это очень мало. Но несколько вражеских танков было повреждено, бомбы легли хорошо.
Третий вылет был на мост через Ирпень в районе Жорновки. На этот раз Олег предложил бомбить с пикирования, но не всем, а ему одному. Леша с Кахой должны были попытаться положить бомбы с горизонтального полета, причем в основания моста на берегах. ПВО было достаточно мощным, и его по-хорошему требовалось подавить, но ничего со штабом ВВС, откуда приходили приказы, решить не удалось. Вылетайте немедленно, и все!
Снова зашли с северо-запада, параллельно дороге. Шли на предельно малой высоте, буквально касаясь винтами травы. Развернуть малокалиберные зенитки, прикрывающие мост, немцы не успели, ребята отбомбились хорошо. «ФАБ-50» бомба невеликая, но и мост был небольшой, не через Днепр же. Северов заранее полез на высоту и пикировал с двух тысяч, убрав газ полностью и следя, чтобы обороты мотора не зашкалили. Уже свалившись в пикирование, Северов увидел результаты удара своих товарищей и понял, что мостику конец. Но что бомбить? На второй заход идти категорически не хотелось. Но недалеко от моста Олег заметил несколько автомобилей, в том числе передвижные радиостанции. Очень похоже на какой-то штаб! Обе бомбы, а Олег взял ФАБ-100, легли в скопление машин. Попасть в небольшой отчаянно маневрирующий биплан не просто, поэтому Северов ушел из зоны зенитного огня, отделавшись всего тремя дырками в плоскостях.
Вылеты не занимали много времени, летать было недалеко, но все равно было уже за полдень. Время обеда. Летчики успели съесть по тарелке то ли густого супа, то ли жидкой каши, когда пришел очередной приказ из штаба. На этот раз удар наносился по скоплению войск противника на северном фланге обороны, в районе Козаровичей. Но лимит везения, отпущенный на день, кончился. Началось с того, что они не нашли никакого скопления войск в указанном районе. То ли их там и не было, разведка ошиблась, то ли информация пришла с опозданием и войска уже рассредоточились. Да какая разница! Связи нет, перенацеливание невозможно. Не успели сообразить, куда сбрасывать бомбы, как навалилась четверка «Мессеров». Юркие бипланы порскнули в стороны и, пока немцы разворачивались, Северов сбросил свои бомбы на позиции артиллерийской батареи. По крайней мере ему показалось, что это батарея. Куда свалили свой груз остальные, он не заметил. Дальше надо было оттягиваться в глубь своей территории, к гансам могло подойти подкрепление, нашим же ждать подмоги не приходилось. Одного «Мессера» удалось повредить. По нему попал сначала Северов, потом Бабочкин, но ничего серьезного, просто немного насыпали перца на хвост. Но немец, впечатленный и, видимо, испугавшийся за свою жизнь, неудачно сманеврировал и подставился Кахе, который своего не упустил. Дистанция была великовата, поэтому сбить не получилось, но немец запарил и вышел из боя. Остальные потянулись за ним. В моторе у Бабочкина начались перебои, так что разошлись к общему удовлетворению. Алексей с трудом дотянул до аэродрома, вердикт механиков был категоричен – движку каюк, надо менять. Обещали ночь не спать, но сделать, запасной двигатель имелся. Он, конечно, не новый, после ремонта, но это лучше, чем ничего.
Олегу и Кахе пришлось сделать еще вылет на прикрытие наших войск, но, к счастью, противника они не встретили. Да и что всерьез можно сделать парой устаревших истребителей, если появится одна-две девятки бомберов под прикрытием двух пар «Мессеров»? До бомбардировщиков им даже добраться не дадут. Так что поболтались в воздухе до полного расходования топлива и ушли домой. До вечера просидели в кабинах в готовности № 1 к вылету, но приказа не было. Северов все время думал, как ему найти Забелина, но это было делом очень трудным. Тот не сидел все время в кабинете, так что быстро не получится. Самым разумным было позвонить дежурному и попросить передать информацию. Олег надеялся, что Забелин простит его за такое прямое обращение в столь трудное время по фактически личному вопросу. Хотя какому личному! Спасение одного из самых результативных летчиков-истребителей и успешных авиационных командиров Юго-Западного фронта вовсе не личное дело младшего лейтенанта Северова!
Несмотря на напряженное положение на фронте, на следующий день их не стали поднимать ни свет ни заря, а дали поспать до восьми часов. После неспешного завтрака объявили готовность № 2, но около одиннадцати часов пришел приказ выделить одного летчика для разведки на северном фланге обороны. Полетел, естественно, Северов.
Погода для разведки была довольно удачной, плотная облачность с нижней кромкой 300–500 метров. Встреча с вражескими истребителями была маловероятной, всегда можно уйти в облачность, но все говорило о том, что погода будет меняться.
Олег шел по нижней кромке облачности, высматривая мехколонны противника. Вражеских истребителей видно не было, как, впрочем, и искомых мехколонн. Впереди, если верить карте, скоро должен был появиться Иванков. Северов обратил внимание, что нижняя кромка облачности снизилась до двухсот-трехсот метров и, похоже, будет прижиматься к земле и дальше.
Посты ВНОС у немцев сработали неплохо. Когда Северов подошел к Иванкову, его встретил плотный зенитный огонь. «Чайка» закрутилась над городом, Северов высматривал танки и мотопехоту. Несколько близких разрывов шарахнули почти одновременно, самолет закувыркался в воздухе, но Олегу удалось восстановить управление, хотя биплан чуть не ткнулся в землю. Следующим шагом было уйти в облачность, чтобы не добили. Ситуация усугублялась приличной болтанкой. Самолет плохо слушался рулей, приборная доска была разбита, но компас был цел, поэтому Северов решил двадцать минут идти курсом 140, а там определиться по местности. Осторожно вынырнув из облачности через двадцать минут, Олег с удивлением не смог найти никаких знакомых ориентиров, причем нижняя кромка облачности была уже на высоте полутора сотен метров. Особую пикантность придал обстрел из зениток, что заставило снова уйти в облачность. «Чайка» медленно лезла вверх, болтанка была сильной, и Северову вновь пришлось бороться с управлением, не давая машине свалиться на крыло. Тем более что из-за неработающих приборов никакого представления о реальной скорости Олег не имел. К счастью, работал авиагоризонт, так что полет в облачности без потери ориентации в пространстве был возможен. Правда, стало понятно, что компас показывал направление в тридевятое царство, а теперь и вовсе вывалился от тряски. Так что каким курсом он летит, Северов не знал даже приблизительно. Олег вновь осторожно стал снижаться, борясь с управлением, но показавшаяся наконец земля никаких ориентиров, позволяющих определиться на местности, не давала. Внизу показалась дорога, и Северов решил попробовать лететь вдоль нее до населенного пункта, может, удастся понять, где он находится. А если там наши (красный флаг на административном здании), можно сесть и просто спросить.
Показавшаяся на дороге небольшая колонна была явно немецкой и азартно лупила по многострадальной «Чайке» из всех стволов. Несколько пуль пробарабанили по обшивке. Углубиться настолько в нашу оборону за столь короткий срок немцы не могли, да и Днепр форсировать – задача не из простых. Значит, он ушел в глубь вражеской территории. Так что куда лететь, было уже все равно, он даже примерно не представлял, где теперь находится. Можно было лишь предположить, что ушел не на юг и не на запад, скорее всего на север, северо-запад. Дело в том, что под крылом появился лес, причем довольно густой и большой. Северов посчитал, что он может находиться уже в Белоруссии. А это не очень хорошо. Клин немецкого наступления стремился к Москве, по состоянию на 15 августа они должны быть уже далеко на восток за Смоленском, т. е. он в глубоком немецком тылу! Правда, в районе Жлобина примерно в это время шло контрнаступление силами 21-й армии, но сам-то он где? Пока это все просто рассуждения.
Мотор засбоил, потом снова заработал. Продырявлены баки? Запросто. Значит, надо искать место для посадки и желательно в достаточно глухом месте, чтобы гансы не сразу засуетились. Впрочем, на поиски времени особо и нет, мотор вот-вот встанет, а высота совсем невелика, в случае чего парашютом воспользоваться проблематично. Мотор окончательно обрезал, когда Северов посадил машину и подруливал к кромке леса. Прокатившись по траве, самолет встал. Олег проворно выбрался из кабины, огляделся и прислушался. Все тихо. Он шел на малом газу, мотор не ревел на всю округу, да и беглый осмотр с высоты населенных пунктов не выявил. Только деревня, которая находится километрах в трех от места его посадки. Кстати, там проходит и железная дорога. Так что не такой уж и медвежий угол здесь. Надо определиться с местом, это самое главное.
Олег прикрыл самолет ветками, чтобы хотя бы издалека не бросался в глаза, сменил летный шлем на бандану и кромкой леса пошел в сторону деревни. Из оружия имелись «ТТ» и «Браунинг НР», ножи, две гранаты «Ф-1». К «Браунингу» было два запасных магазина, к «ТТ» один.
До темноты было еще очень долго, часы показывали 13.30, так что, подобравшись к деревне поближе, Олег в бинокль внимательно изучил обстановку. Немцев в деревне, похоже, не было. По крайней мере никакой техники не было видно, немецкие солдаты по деревне не ходили и вообще, его пролет никакого интереса не вызвал, даже если был замечен. Полицаев гансы тоже, по-видимому, еще не завели. Подождав около часа, Олег осторожно подобрался к крайнему дому и еще около получаса наблюдал за обстановкой. Так и не увидев ничего подозрительного, летчик подошел к дому. Из дома вышла женщина, подошла к загону для птицы и принялась разбрасывать корм.
– Здравствуйте, – тихо сказал Северов, – не бойтесь. Я советский летчик, к своим пробираюсь.
От неожиданности женщина вздрогнула и обернулась. Ей оказалось на вид лет тридцать.
– Ой! Да иди в дом скорее, чтоб никто не видел!
Олег прошел в дом, женщина зашла за ним и плотно закрыла дверь.
– Выглядишь ты больно чудно, не похож на летчика.
– Крыльев, что ли, нет? – пошутил Северов. – Так по лесу ходить мешают, пришлось оставить.
Женщина улыбнулась:
– Есть небось хочешь?
– Если покормишь, не откажусь. Но сначала скажи, что за деревня, где я?
– Заблудился, что ли?
– Приборы разбило снарядом, летел в облаках неизвестно куда. Так где я?
– Деревня Дедное, Светлогорский район, Гомельская область.
«Ну точно, в Белоруссию залетел! И карты этой местности, естественно, нет. Не думал же никто, что так далеко заберусь!» – подумал Северов и спросил:
– А немцы заезжают?
– Нет. Деревня небольшая, три десятка дворов у нас всего. Вот в Светлогорске стоят. По железной дороге ездят. А к нам пока не приезжали.
Рассказывая, хозяйка поставила на стол тарелки, достала из печки горшок.
– Давай, летчик, поешь борща.
– Меня Олег зовут. А ты что, украинка?
– Ну да. Меня Оксана зовут, из-под Полтавы я. А муж белорус, – женщина тяжело вздохнула, – где сейчас мается? Как повестку получил, ушел, так ни слуху ни духу. Ни одного письма так и не получила.
– А наши через деревню проходили?
– Когда отступали? Нет. Это уж потом из Светлогорска люди наши вернулись, сказали, что там немцы теперь.
За обедом Оксана рассказала, что у нее двое детей, сейчас с дядей, младшим братом мужа, ушли на Березину ловить рыбу. Также объяснила, что в округе находится. Оказалось, что если пройти пару километров через лес, у кромки которого Северов оставил самолет, то будет дорога из Светлогорска на Жлобин. Немцы там часто ездят.
– Вот что, хозяйка! Есть ли тут люди надежные, которые болтать не будут?
Оксана кивнула:
– Есть такие! Я тебя поняла. Ты на улицу не ходи, не надо, чтобы тебя видели. Сегодня немцев нет, а завтра? Когда колхоз организовывали, обиженные были, как им не быть. Вдруг донесет кто. Я тебе сейчас кузнеца нашего приведу. Микола мужик надежный, ему и скажешь, какая помощь нужна!
Оксана убрала со стола и вышла. Олег тоже не стал сидеть за столом, а вышел на улицу и спрятался за сарай, приготовив оружие.
Через некоторое время с Оксаной пришел степенный мужчина лет сорока, здоровый как бык, неся с собой ящик с инструментом. Они зашли в дом, было слышно, как Оксана недоумевала, куда девался летчик. Убедившись, что следом никто не идет, Северов тоже зашел в дом.
Кузнец одобрительно хмыкнул на его предосторожность, протянул Северову руку и прогудел:
– Микола! Говори, чем помочь родной Красной Армии?
Олег рассказал, что оставил самолет неподалеку. По-хорошему, его надо уничтожить, но сжигать не хочется. Дым привлечет внимание, так что лучше будет его закатить в лес и хорошенько замаскировать.
– Хорошо! Я скажу своим, что по делам на станцию схожу, а ты иди к самолету, я туда приду.
Северов вышел из дома и снова из-за сарая пронаблюдал, как ушел кузнец, не было ли какого лишнего любопытства. Все было тихо, немногочисленные жители занимались своими делами. Через некоторое время кузнец вышел из своего дома и направился по насыпи железной дороги в сторону станции. Олег покинул свой наблюдательный пункт и направился к самолету.
Кузнец появился минут через двадцать после Северова.
– А что, починить аппарат не получится?
– Нет, повреждения серьезные, да и бензина нет.
– Ну, тебе виднее.
Вдвоем они развернули самолет хвостом к лесу и затащили его под деревья. Кузнец нарубил веток и они хорошенько замаскировали самолет. Пока они работали, Микола рассказал, что служил в Первой конной у Буденного, потом в пограничных войсках. А здесь кузнецом всего пятый год работает. Когда началась война, его сразу не призвали. А потом поздно было, немцы от границы быстро дошли, никто и не ожидал. Сам Микола решил, что если наши не вернутся, то будет сколачивать партизанский отряд. Оружие есть – брат жены припрятал несколько винтовок. Немцы разбомбили небольшую колонну наших отступающих войск. Шурин, живущий в Чирковичах, помогал хоронить убитых, заодно и оружием разжился. Труднее было с людьми. Нужны мужики не просто надежные, а опытные, отслужившие в армии. На примете есть несколько человек. Двое еще в гражданскую воевали. Кузнец хотел создать отряд небольшой, но боеспособный. А там видно будет.
За разговорами они закончили работу и направились обратно в деревню, Северов попросил кузнеца через пару дней ночью сжечь самолет, даже если немцы его и найдут, то он будет уже далеко, тот обещал. Микола предложил Северову переночевать у Оксаны, а уж завтра уходить. Идея показалась Олегу здравой, уходить на ночь глядя не было смысла. Если вдруг пожалуют фашисты, можно будет уйти в лес. Чтобы дети Оксаны не видели Олега, им было разрешено ночевать в доме дяди, на следующее утро они снова собирались на рыбалку.
Ночь прошла спокойно и, плотно позавтракав и положив в свой вещмешок немного соли, несколько вареных картофелин, луковицу, кусок сала и краюху хлеба, Северов поблагодарил Оксану и Миколу за помощь и гостеприимство и отправился в путь. Летчик решил дойти до станции и осмотреться. Ему очень хотелось раздобыть карту местности, да и транспортом разжиться было бы неплохо.
Идти было недалеко, около километра, поэтому Олег двигался медленно, осматривая окрестности в бинокль. Ничего подозрительного он не обнаружил и вскоре наблюдал за станцией из кустов, росших на берегу небольшой речушки. Станцией этот сарай называть, конечно, чересчур шикарно. Но не станция привлекла внимание летчика. За полотном дороги в поле находились наши пленные, около сотни, охраняло их два отделения при двух «МГ-34». Пленные сидели на траве, видимо, был сделан небольшой привал, поскольку выглядели они уставшими, некоторые были довольно сильно истощены и оборваны. Ловить тут было нечего, не бросаться же в одиночку на охрану, поэтому Олег последний раз с сожалением скользнул взглядом по печальной картине и уже собирался уходить, как его словно током ударило. Мелькнули «буденновские» усы, Северов нашел их хозяина, присмотрелся. Точно, Михалыч! А вот и Винтик со Шпутником рядом. Петрович сидел спиной, но его трудно не узнать, такие уши редко встречаются. Сердце у Северова учащенно забилось, он понимал, что теперь никуда не уйдет, просто не сможет. Извечный русский вопрос «что делать?» гвоздем сидел в голове, вот только ответа не было. Одному ничего не сделать, рядом нет никого… Никого? Кузнец же говорил, что у него несколько надежных людей есть, вроде все с оружием!
Обратно в деревню Северов бежал бегом, только пару раз остановился, чтобы осмотреться. По-прежнему все было тихо, небольшая деревня внимания оккупантов пока не удостоилась. Микола был у себя дома, когда к нему влетел встрепанный летчик и коротко, но очень эмоционально изложил свою просьбу.
– Пойми, не могу я их бросить вот так! Надо попытаться хоть что-то сделать! – закончил он свой рассказ.
Кузнец раздумывал недолго, кивнул и полез с сарай, вернулся с винтовкой и подсумком с патронами, а также парой гранат.
– С чего-то надо начинать, – сказал он. – Почему бы и нет! Иди, наблюдай, а мы скоро придем. Я понял, где тебя найти. И не волнуйся, мы быстро. Если что, догоним, колонна быстро не пойдет, не сможет.
Окрыленный Северов кинулся обратно. На поле ничего не изменилось, немцы грызли галеты под ненавидящими взглядами пленников, то ли ждали чего-то, то ли просто не торопились. Минут через десять сзади раздались осторожные шаги, Олег оглянулся и увидел Миколу, в зарослях угадывалась еще пара человек, больше никого видно не было.
– Нас десять со мной, – ответил кузнец на невысказанный вопрос. – У всех винтовки и патронов десятка по три. Есть пять гранат «РГД-33», все без рубашек. Мужики обращаться с оружием умеют, трое даже воевали, Хасан, финская.
Будущие партизаны подползли и принялись деловито рассматривать поле, план созрел быстро. Пулеметы немцы поставили на насыпи дороги, которая была немного выше уровня поля, метрах в пятидесяти друг от друга и метрах в тридцати от пленных, которые сидели довольно компактной группой. У одного пулемета, кроме расчета, находилось еще два человека, четверо стояли или прохаживались по охраняемому периметру, остальные восемь человек во главе с фельдфебелем находились рядом со вторым пулеметом. Эти стояли близко друг к другу, если удастся подобраться на бросок гранаты, должно накрыть хорошо. А подобраться шанс был, кусты росли довольно близко от насыпи, да и внимание конвоя было сосредоточено в большей степени на подопечных. Северов и еще три человека подобрались к первому пулемету, остальные поползли ко второму. Решено было кинуть в каждый расчет по две гранаты, одна оставалась, если придется добавить. Одновременно с броском гранат остальные должны были стрелять, стараясь в первую очередь вывести из строя расчеты пулеметов и фельдфебеля с «МР-40».
Мужики с винтовками расположились метрах в сорока от своих целей, а те, кто должен был бросать гранаты, стали подбираться поближе. По отмашке Миколы стрелки дали довольно стройный залп, полетели гранаты. Стрелять из пистолета на сорок метров Олегу не хотелось, поэтому он подобрался поближе. Когда раздался залп, а за ним взрывы гранат, оставшиеся в живых немцы довольно шустро скатились с насыпи вниз. Из расчета первого пулемета и стоявших рядом уцелел один солдат, из расчета второго – трое. Прежде чем они успели изготовиться к стрельбе, четыре партизана побежали вперед, стремясь преодолеть насыпь. Остальные держали ее на прицеле. Северов тоже побежал вперед, заметил голову в каске и направленный в его сторону ствол винтовки. Сзади раздался выстрел, пуля попала немецкому солдату прямо под каску, выстрелить он не успел, а Олег не успел испугаться.
Когда раздались взрывы и стрельба, часть пленных быстро легла, но некоторые сориентировались и бросились на ближайших конвоиров. Те не успели сделать больше двух выстрелов, как были сбиты с ног и убиты. Несколько человек кинулись к уцелевшим солдатам, залегшим у насыпи. Тем надо было контролировать и саму насыпь, и поле, что сделать втроем было нереально, буквально через минуту все было кончено. Было убито восемь пленных, трое ранено, получил пулю навылет в ногу и один из местных. Булочкин и остальные авиаторы находились ближе к центру, однако Петрович успел вскочить и даже почти добежал до немцев у насыпи.
– Петрович! Михалыч! – закричал Северов, его переполняла бурная радость.
Расхристанный Булочкин замер, оглядываясь, потом заметил бегущего к нему летчика, сделал несколько шагов навстречу и сгреб его в свои медвежьи объятия. Подбежали Михалыч и Шведов с Глазычевым и тоже полезли обниматься. Впрочем, опытный Петрович недолго предавался радости, отпустив Олега, он заорал:
– Бегом все в лес! Немцев туда же тащите! Быстрее!
Тех, кто не сразу сориентировался, подталкивали в спину более шустрые товарищи, и через пару минут о том, что на поле только что была колонна пленных, напоминала только примятая трава, не очень заметные со стороны следы крови и гораздо более заметные следы от взрывов гранат.
Не успели авиаторы поговорить, а остальные толком отдышаться, как со стороны Светлогорска показался дым, явно двигался железнодорожный состав. Прежде чем подойти к станции, он около полукилометра неспешно шел по полю, что позволяло его неплохо рассмотреть. Вагонов было немного, всего десяток, солдат, кроме охраны, видно не было. Впереди паровоза была прицеплена платформа, на которой укрывалось за мешками с песком шесть солдат с пулеметом, еще одна находилась в конце состава. Еще четыре солдата стояли на платформах, где под брезентом стояла какая-то техника, остальные вагоны были обычными товарными.
Оружие быстро разобрали освобожденные красноармейцы. К сожалению, один пулемет оказался сильно покорежен близким взрывом, зато второй не пострадал.
Следы взрывов были неплохо видны, не заметить их немцы не могут. Когда состав еще не был виден, один из местных, шустрый мужичок лет тридцати с небольшим, вдруг крикнул «готовьтесь!», ринулся к станции и заскочил в единственное окно, выходящее в сторону леса. Микола буркнул, что тот воевал в финскую в разведке, соображает быстро, поэтому в отряде будет у него заместителем. Винтовку бывший разведчик оставил, сунул сзади за пояс под пиджак «Парабеллум» фельдфебеля. Что тот задумал, стало ясно, когда он вышел из сарая-станции с красным флажком в руках и даже в потертой фуражке «железнодорожного образца».
Пока состав подходил, пятеро местных и десяток бывших пленников с оружием пробирались в зарослях, стремясь занять позицию поближе к платформе с охраной. Они взяли с собой пару немецких гранат на длинной ручке, у покойных конвоиров их с собой почти не было, только в ранцах у двух солдат нашлось три штуки.
Состав неспешно подполз к станции, немцы крутили головами, но вид стоящего «железнодорожника» их несколько успокоил. Унтер-офицер что-то спросил, из-за шипящего паровоза Северов слов не разобрал, на платформу полетели последняя оставшаяся «РГД» и колотушка, раздались винтовочные выстрелы, короткими очередями заработал трофейный пулемет. В конце состава тоже два раза бахнуло, стали стрелять.
На паровозе, кроме машиниста и кочегара, находились два немца. Одного из них, высунувшегося посмотреть на причину остановки, застрелил Булочкин, он забрал себе автомат фельдфебеля, второго неожиданно хряснул лопатой кочегар. Нападавших было немногим больше, чем охранников, но им на руку сыграла внезапность, половина вражеских солдат была уничтожена сразу. Однако остальные упорно отстреливались, сдаваться никто из них не собирался. Один умный, впрочем, нашелся. Когда все было кончено, оказалось, что охранник с платформы из середины состава уже почти добежал до кромки леса с противоположной стороны железной дороги. Численное преимущество сказалось, сказалась и накопленная за время плена злость, последние охранники были уничтожены.
До Светлогорска было километров пять, слышали там стрельбу и взрывы или нет, неизвестно, надо было собрать оружие и боеприпасы, быстро осмотреть содержимое вагонов и уходить. В вагонах оказались разные запчасти, в одном были винтовочные патроны, на платформах стояли полугусеничные артиллерийские тягачи. К большому сожалению, взорвать все это богатство было нечем, можно было только попытаться поджечь, в баках тягачей было немного бензина.
Деятельный Олег Петрович времени не терял. Не успели бывшие пленные отойти от горячки боя, как он рявкнул:
– Построиться в две шеренги! Командиры на правый фланг!
В Петровиче Северову нравилось многое, в том числе талант быть безумно убедительным. Никто не спросил, какого рожна он тут распоряжается, никуда его не послал. Все просто выстроились в неровные две шеренги, кто с надеждой, а кто и угрюмо глядя на новоиспеченного командира. Булочкин и Северов пересчитали людей, вышло сто пять человек. На правом фланге оказалось пять командиров: капитан, два лейтенанта, старший сержант и младший сержант. Петрович разбил всех на три взвода, назначил командирами капитана и лейтенантов, дал лейтенантам заместителями сержантов.
– Сейчас все быстро уходим, немцы ждать не будут. Остальное потом.
– Подождите, товарищи красноармейцы! – машинист паровоза подошел к Булочкину. – В Жлобине и Рогачеве ведь наши! Здесь уже недалеко осталось, километров двадцать до окраины Жлобина. Мы только не знаем, где фронт проходит.
– Петрович, давай людей по вагонам. Поедем к нашим на поезде! Все быстрее, чем по лесам ползать. Если будет сильный заслон на путях, уйдем в лес, будем стараться пробраться ночью, – предложил Северов.
Сзади показался дым, шел очередной состав. Времени колебаться не было, Олег успел попрощаться с Миколой, который со своими людьми тоже торопился вернуться в деревню, надо было срочно забирать семьи и уходить. Оружие у партизан было отечественное, так что немецкие патроны к нему не подходили, но Северов успел сказать Миколе, чтобы партизаны, перед тем, как зажечь самолет, взяли патроны, их несколько сотен, хватит надолго. Мужики забрали также один из трофейных пулеметов. Логичнее было бы отдать им немецкие карабины, но в суете уже не успевали, а сразу никто не сообразил.
Олег ехал на паровозе, следя за обстановкой впереди. Железнодорожники разогнали состав до максимальной скорости, а Северов заготовил простыню на длинной палке – подать знак нашим, чтобы не расстреляли при приближении.
Немцы такой пакости не ожидали, они рассчитывали на несколько поездов с живой силой, техникой и боеприпасами, поэтому железную дорогу не портили. Бронепоездов у наших здесь, к сожалению, не было. Наше командование, в свою очередь, знало, что бронепоездов у немцев нет, так что железку тоже не трогали. Когда состав проскочил станцию, на которой должна была проходить разгрузка, немцы решили, что машинист просто не знает, где надо остановиться. С артиллерией у частей 63-го стрелкового корпуса, занимавших Жлобин, было напряженно, поэтому немцы собирались разгружаться в непосредственной близости от передовой, помешать им возможности не было. Как только состав приблизился к нашим позициям, кочегар выхватил у Северова импровизированный флаг и, высунувшись из кабины, принялся им размахивать, не обращая внимания на стрельбу до конца не опомнившихся немцев. По составу отработали из нескольких пулеметов, в последний вагон даже попали из танковой пушки – недалеко от железнодорожного пути стоял Pkpfw III. Но остановить поезд уже не смогли, он заехал на территорию, контролируемую частями Красной Армии.
Машинист принялся неспешно тормозить, уходя из зоны действия вражеской артиллерии. Наконец, отойдя от передовой около километра, состав остановился. Все это время кочегар активно размахивал импровизированным белым флагом. К ним бежали красноармейцы, десятка три с ручным пулеметом, поэтому кочегар принялся с удвоенной энергией махать флагом. С Булочкиным все было оговорено заранее – командовать сначала будет Северов, как единственный человек, имеющий документы. С этим все командиры согласились. Олег выпрыгнул из локомотива, двери вагонов открылись, оттуда стали выбираться бывшие пленные. Летчик громко крикнул:
– Строиться у вагонов в две шеренги!
Когда красноармейцы подошли ближе к составу, все уже стояли в строю. К ним осторожно подошли два командира, майор и подполковник. Северов протянул подполковнику свои документы:
– Младший лейтенант Северов, 12-й истребительный авиационный полк, 64-я авиадивизия, Юго-Западный фронт. Сбит при выполнении разведывательного полета. При следовании к линии боевого соприкосновения встретил партизан, отбили пленных. Могу подтвердить личности четырех человек из их числа, все военнослужащие моего полка.
Несколько озадаченный подполковник посмотрел документы и передал их майору. Тот изучал их очень внимательно, потом, хмыкнув, отдал их Северову. Затем они подошли к строю, на правом фланге которого стояли Булочкин, Новоселов и Глазычев со Шведовым. Они представились, Северов подтвердил их личности. Затем подполковник и майор прошли вдоль строя, им представились командиры из числа бывших пленных.
Капитан Потапов оказался командиром зенитной батареи. Правда, от его батареи ничего не осталось, и его, с семью оставшимися в живых бойцами, пополнили еще несколькими людьми и сделали командиром противотанковой батареи из трех 45-мм пушек. Первый бой оказался последним, их просто смяли. Вместе с ним среди пленных оказалось трое его бывших батарейцев.
Лейтенанты Петров и Сидоров (анекдот, да и только, тем более что Сидорова звали Вовой) были командирами стрелковых рот, воевали с начала войны. Их батальон с батареей Потапова должен был задержать врага и дать развернуться у них за спиной свежей то ли бригаде, то ли дивизии. Большинство пленных красноармейцев были из их батальона.
Старший сержант Фильченко оказался командиром саперного взвода, а сержант Карпович – танкистом, наводчиком (командиром артиллерийской башни) из экипажа «Т-28». Карпович вообще казался шустрым малым, с его слов мог быть и механиком-водителем, да и обычную машину водить умел.
Все это время подошедшие с местными командирами бойцы держали бывших пленных на прицеле. Закончив первое знакомство, подполковник немного задумался, но из состояния размышления его вывел майор, толкнувший его локтем в бок. К ним подошел командир со шпалой старшего политрука, оказавшийся сотрудником особого отдела, подполковник и майор с видимым облегчением передали ему бывших пленных и Северова для дальнейших разбирательств. Олег еще раз подтвердил личности своих сослуживцев, особист выглядел хмурым и недоверчивым, поэтому Северов добавил, что его личность может подтвердить капитан госбезопасности Забелин.
Связь работала, поэтому другой деятельный сотрудник в звании старшего лейтенанта госбезопасности, находившийся при штабе 63-го корпуса, умудрился через пару часов получить подтверждение от Забелина. Олег настоял, чтобы Булочкина и техников оставили при нем. Полноценную процедуру проверки провести ни времени, ни возможности не было, Северову удалось убедить особиста, что этим можно будет заняться после выхода из окружения. Все равно остальных тоже надо будет проверять. А сейчас им всем выдали оружие и распределили по подразделениям.
Вооружение у окруженцев было в основном стрелковое. Остатки артиллерии были сосредоточены в месте прорыва обороны юго-восточнее Жлобина в районе станции Хальч. Танков Северов не видел, было лишь несколько бронированных тягачей «Комсомолец», вооруженных пулеметами. Но недалеко от позиций артиллерии Олег с удивлением обнаружил хорошо замаскированный танк «Т-28», причем целехонький. Оказалось, что и бензина полные баки, и боекомплект тоже полный, но гробина заводиться не хочет. Его даже с места нечем было сдвинуть, чтобы ближе к позициям подтащить. Перед уходом в прорыв завтра рано утром его решено взорвать.
– Взорвать всегда успеем! – сказал Булочкин и позвал Михалыча. – Бери Винтика и Шпунтика, посмотрите аппарат. Лучше на нем ехать, чем пешком топать.
Механики, дожевав картошку с мясом, которой с ними поделились копошащиеся рядом артиллеристы, полезли в танк. На «Т-28» стоит модификация авиационного двигателя «М-17Т» (Т – танковый). Винтик и Шпунтик с ним непосредственно сталкивались только в процессе учебы, Новоселов дело имел, но давненько. Но ребята они талантливые, может, и отремонтируют.
Северов с Булочкиным присели у танка и тоже немного перекусили.
– С самого начала мне вся эта возня с аэродромами не нравилась, – не спеша рассказывал капитан. – Кучи хлама какого-то, рыться в них в поисках полезного, когда по тебе уже полевая артиллерия работает, занятие бессмысленное. Нет, кое-что нашли и увезли. Оборудование, запчасти, немного боеприпасов и бензина. А вот для чего нужны были именно мы, непонятно. Бензин от воды любой отличит, станок от телеги тоже. А так, потери среди личного состава большие, а хорошего механика научить – это не пехотинца подготовить. Потом немцы в прорыв пошли, а нам даже винтовок не дали. Гаечным ключом немного навоюешь. Я из своего «ТТ» даже пострелять не успел. Взрыв рядом шарахнул, оглушило, землей присыпало. Пока выбирался, уже немцы кругом. А у меня даже пистолет куда-то улетел при взрыве, ремешок оборван. В ушах и голове гудит, шатает, немцев человек двадцать, штыками тычут. В общем, решил не погибать героически, а попытаться потом удрать. Тем более что ноги до вечера хреново держали. Хорошо еще, что Михалыча и ребят не побило, не ранило. Вот такая история. – И Булочкин тяжело вздохнул. – Не переживай, Олег Петрович. Ты все правильно сделал. А я как вернулся и узнал, что вы пропали, места себе не находил, чего только не передумал. Да еще на следующий день после вашего отъезда Игоря арестовали. Кольский, тварь, постарался. Обвиняют в больших потерях, преклонении перед немецкой техникой и тактикой. – Булочкин некоторое время молча сжимал кулаки, потом пробормотал: – Только бы выбраться отсюда, да к своим попасть! Есть у меня кое-какие связи. Кольского, конечно, мне за вымя потрогать не дадут, а вот Игорю помочь постараюсь. – Капитан немного помолчал, потом погладил ладонью броню: – Неплохой танк, это ведь не обычный «Т-28». На те я в финскую насмотрелся, слабовата у них броня оказалась. А этот с дополнительными экранами и пушкой помощнее. Даже если немецкие танки встретит, шанс есть.
Они еще некоторое время обсуждали завтрашний прорыв, несколько раз из моторного отсека вылезал Михалыч, матерился и залезал снова.
Наконец, уже после полуночи, старшина вылез из танка и устало сказал:
– Убил бы гада!
И погрозил кулаком куда-то в темноту. Как поняли Булочкин и Северов, это относилось к предыдущему ремонтнику. В это время зажужжал стартер и двигатель завелся. Его сразу заглушили.
– Работать будет. Горе-механики там такого наворотили, еще бы он у них заводился! Никакой квалификации. А Паша с Андрюшей молодцы, растут на глазах! – похвалил Новоселов Винтика и Шпунтика.
– Ладно, молодцы вы все! А теперь спать, – распорядился Булочкин.
Около половины третьего бойцы стали занимать позиции для атаки, которая была назначена на три часа ровно. Винтик и Шпунтик расположились в пулеметных башнях, Михалыч встал за заряжающего. На место механика-водителя уселся Карпович, а Потапов занял место наводчика. Узнав, что танк на ходу, Петровский поблагодарил механиков и назначил командиром кряжистого подполковника-танкиста весьма мрачного вида. Подойдя к танку, он какое-то время гладил его броню, потом вздохнул и молча полез внутрь.
– Эй, танкист, погоди! – Булочкин шагнул поближе и тихо продолжил: – Очень тебя прошу, не лезь на рожон, людей моих береги. Мне с ними еще воевать, а других таких нет. Сам видел, механики – золото. Ты уж постарайся.
– Не учи ученого, поешь… знаешь чего. Умные все.
– Ты не хами! – проникновенно сказал Булочкин. – А то я своих людей заберу. Понял меня?
– Не лезь, летун! – набычился подполковник. – Что делать, я и без тебя знаю, я полком командовал. И если бы вы, паразиты, меня лучше с воздуха прикрывали, я бы сейчас… Эх! – Он махнул рукой, лицо его исказилось как от боли. – Из всего полка я один остался! Один, понимаете! А все мои ребята там остались! – Подполковник махнул рукой на запад. – Железо новое сделают, а где я таких орлов найду? Последних семь человек уже здесь потерял, как пехота воевали.
– Значит, понимаешь меня, – заключил Булочкин. – А вот этому лейтенанту тоже не в пехоту бы, а в воздух. Ладно, удачи тебе, танкист.
Они пожали друг другу руки, подполковник снова полез в танк, а Булочкин с Северовым пошли на пехотные позиции. Петрович еще вечером разжился малой пехотной лопаткой и хорошенько ее наточил. Для технарей где-то нашел три «Нагана», отдал им. Корпус в обороне сидел долго, по меркам лета 1941 года, конечно. Потери были большие, в том числе среди комсостава. Так что «Наганы» и по горсти патронов для новоиспеченных танкистов выделили. Северов снарядил полные магазины для своих пистолетов, хотя парабеллумовские патроны у окруженцев были в дефиците.
Головного убора у Петровича не было, да и пооборвался он в плену изрядно, так что вид у него стал откровенно бандитский, пехотный лейтенант, командовавший ротой, сказал, что немцы числом до батальона от одного его вида разбегутся сами. На что Булочкин меланхолично ответил, что ему же, лейтенанту, работы меньше.
Неожиданно неподалеку авиаторы увидели знакомых лейтенантов, с которыми выходили из окружения. Петров и Сидоров получили под команду по полтора десятка бойцов каждый. Они находились в распоряжении одного из комбатов 510-го стрелкового полка. Правда, никаких конкретных приказов они не получили, просто должны были действовать вместе со всеми. Булочкин внушительно посоветовал им держаться поближе к нему, на что лейтенанты с радостью согласились. Ночной бой – штука сложная, они чувствовали себя не очень уверенно. Темно, местность совершенно незнакомая, командование и подчиненные тоже.
В предрассветной мгле плохо различимый командир сказал небольшую речь:
– Товарищи красноармейцы и командиры, твердо держите оружие. Каждой пулей, каждым штыком режьте, бейте немецких людоедов. Они вероломно ворвались в наш дом, убивают и старых, и малых. Храбро сражайтесь, и немцы побегут, а еще лучше, если они трупами лягут на нашей земле!
Сколько людей собралось вокруг, Олег не различал, но, похоже, не очень много для тех полков и дивизий, к которым они принадлежали. Похоже, несколько сотен человек, а всего прорывалось, наверное, несколько тысяч. Все, что осталось от 63-го стрелкового корпуса. Однако своими героическими действиями он сковал значительные силы немцев и задержал их продвижение на восток. Действия корпуса сыграли заметную роль в Смоленском сражении.
Незадолго до наступления началась короткая артподготовка. Через некоторое время штаб двинулся вместе с бойцами 154-й стрелковой дивизии в направлении деревни Рудня. В это время 61-я стрелковая дивизия значительно продвинулась на юго-восток, основные силы 154-й дивизии также ушли. Немцы, сначала отброшенные и решившие, что их атакуют танки, за которые они приняли тягачи «Комсомолец», опомнились и стали вновь смыкать кольцо окружения.
Леонид Григорьевич был спокоен, даже улыбчив, хотя было понятно, что улыбка эта предназначена для окружающих его бойцов и командиров. Сам же он пребывал в страшном внутреннем напряжении и прекрасно понимал всю тяжесть ситуации. Он считал себя ответственным за свой корпус, очень переживал из-за огромных потерь. Именно поэтому он решил не прорываться с основными силами дивизии, а идти с прикрывающими тыл подразделениями – батальоном связи и саперным батальоном.
Никто из наших командиров не знал, что перед наступлением один из жителей деревни Скепня, выказавший лояльность к немецкой армии, провел разведку и передал командованию 267-й немецкой пехотной дивизии сведения о готовящемся прорыве. За это он получил награду в виде денег, продуктов и водки. Поэтому, хотя прорыв оказался для части сил 61-й дивизии успешным, он привел к большим потерям среди красноармейцев и командного состава. Погибли начальник артиллерии корпуса генерал-майор Казаков, командир 61-й дивизии генерал-майор Прищепа и многие другие командиры и политработники. Попали в плен начальник штаба корпуса полковник Фейгин и начхим подполковник Козенко. Последний в плену добровольно сотрудничал с немцами. Многие бойцы и командиры пропали без вести.
Но все это будет известно потом, а сейчас Булочкин, Северов и лейтенанты Петров и Сидоров со своими солдатами двигались вместе с резервными подразделениями, обеспечивающими тыл 154-й дивизии. Сначала боестолкновений с противником почти не было. Впереди и по сторонам грохотала стрельба из стрелкового оружия, слышались взрывы орудийных снарядов. Уже совсем рассвело, когда подразделения вышли к деревне Скепня, где раньше располагался штаб 134-й пехотной дивизии противника. Он уже был разгромлен наступавшими ранее частями, захвачено шесть портфелей с документами. Теперь немцы вновь заняли Скепню, ее надо было снова атаковать.
В атаку поднялись все, от рядового до генерала. Хорошо обученный русский солдат в рукопашной схватке страшен. Своим презрением к смерти, своей стойкостью и отвагой. А в 41-м, да и в 42-м годах, когда ситуация становилась безнадежной, когда откуда-то из самой глубины души поднималось нечто, роднившее их с воинами Дмитрия Донского на Куликовом поле, гренадерами Суворова в его сражениях с турками, с солдатами Кутузова при Бородино, с пехотинцами 13-й роты 226-го Землянского полка при обороне крепости Осовец, немцы имели возможность убедиться в правильности утверждений тех, кто эти качества имел неосторожность проверять. Немногочисленные уцелевшие после русских рукопашных атак немцы потом пытались объяснить остальным, что такое русский пиздец, но им не очень верили. Пока не верили. Значит, предстоит доступно объяснять.
В атаку Северов и Булочкин пошли с остатками саперного батальона. В массе своей немолодые уже мужики, некоторые, наверное, еще в гражданскую воевали. Саперам положены карабины, штыков к ним нет. Но некоторые имели винтовки со штыками, пехота поделилась. А с патронами было совсем хреново. Зато у многих были топоры, у всех – малые пехотные лопатки. Рядом с Олегом кавказец, старший сержант лет тридцати восьми – сорока, оскалившись, вытащил из ножен дагестанский кинжал-каму, подмигнул летчику. Наконец прозвучала команда, и эта пестрая группа людей самых разных национальностей и вероисповеданий, которых всех вместе противники звали просто «русские», бросились объяснять супостату всю глубину своего огорчения.
Северов бежал вместе со всеми навстречу вражескому огню, орал, стрелял. Рядом огромными прыжками несся жилистый боец, в руке у него был топор, а на лице такое зверское выражение, что могло вызвать приступ диареи у слабонервного человека. Можно себе представить, как это все выглядело со стороны немцев. Летчик внутренне усмехнулся, вот он, господа, русский пиздец, извольте познакомиться. Ворвавшись в окоп, Олег вошел в раж – дострелял магазины и выхватил нож, времени менять магазин не было, да и свалка в окопе была такая, что существовала реальная опасность попасть в своих. Рядом шинковал новых завоевателей Петрович. Когда все было кончено, авиаторы обнаружили, что они вдвоем уничтожили десяток гансов, причем половину холодным оружием, а одного Булочкин, лишившись лопатки, просто задушил.
Кавказец умирал около вражеского окопа, он был прострелен четырьмя пулями.
– Подойди! – попросил он Северова. – Ты настоящий воин. Возьми кинжал. Бейте их за меня…
Он умер, не успев закончить фразу. Олег закрыл сержанту глаза, взял кинжал и вытер его об убитого немца, снял ножны. Кинжал был сделан, похоже, из прекрасного булата и даже украшен серебром.
Морщась от боли, подошел генерал, раненный в левую руку, Северову он показался знакомым. Дошло до него быстро – это был Петровский! В свое время Олег смотрел фильм «Битва за Москву», где его роль играл Юрий Яковлев. Сходство было весьма приличным, правда, настоящему Петровскому сейчас около сорока, а Яковлеву на съемках было уже за пятьдесят.
За первой линией обороны обнаружилась вторая, ее надо было срочно прорывать. Но Булочкин заметил, что Петровский поставил задачу атаковать командиру 154-й дивизии генерал-майору Фоканову, а сам двинулся севернее, чтобы обеспечить фланг атакующей группы. Бойцов с ним шло немного, человек двадцать, поэтому Булочкин помахал Петрову и Сидорову рукой, чтобы двигались за ним, и пошел следом за Петровским.
Не успели они дойти до деревни Руденка, как попали под огонь вражеской пехоты. Генерал упал на землю, на боку у него расплывалось красное пятно. С Петровым и Сидоровым оставалось десять солдат при одном ручном пулемете, да и тот с последним диском.
– Вова, прикрывайте нас огнем! – крикнул Булочкин и мастерски пополз к генералу.
Немцы накрыли группу Петровского плотно, в живых осталось меньше половины солдат. Они, отстреливаясь, стали отползать с дороги, намереваясь уйти в лес. Ситуация складывалась архихреновая, но в это время с тыла раздался звук мотора. Звук быстро приближался, судя по лязгу, по дороге шел танк. Это существенно добавило прыти отползающим солдатам, через несколько секунд они уже вломились в лес. Наш пулемет на какое-то время замолк, но потом заработал вновь. Северов и Булочкин быстро подползли к генералу и, подхватив под руки, тоже потащили к лесу.
В это время сзади выстрелила танковая пушка, на позиции немецкой пехоты вырос куст разрыва. Северов оглянулся, к ним подходил знакомый «Т-28», авиаторы радостно заорали.
Нескольких выстрелов из пушки и пары очередей из пулеметов хватило, чтобы остатки вражеской пехоты рассеялись. Танк подошел к стоящим на обочине командирам и остановился. Открылся башенный люк, из него показалась мрачная физиономия подполковника-танкиста:
– Давай на броню, надо отсюда убираться.
Дважды приглашать никого не пришлось. Когда раздался грохот приближающегося танка, солдаты, находившиеся с лейтенантами, тоже кинулись в лес. Задержка с пулеметом объяснялась тем, что первый номер убежал в лес, его сменил Вова Сидоров. С Петровым и Сидоровым осталось всего три человека из двенадцати, которые вышли из Скепни. Трое были убиты в перестрелке, остальные убежали в лес. Булочкин тоже время не терял, пока танк подъезжал, он успел перевязать Петровского. Подполковник вылез из танка, втроем они подняли генерала на башню и опустили его внутрь танка.
– Ну, куда поедем? – спросил Карпович, высовываясь из люка.
– А вот по этой дороге и поедем, – Булочкин показал на грунтовку, уходящую от Руденки на юг.
Подполковник согласно кивнул и закрыл за собой люк. Северов, Булочкин, Петров с Сидоровым и оставшимися тремя бойцами расположились на броне. Мотор зарычал, танк быстро поехал по дороге. Дорога была довольно ровная, а «Т-28» отличался плавным ходом, так что ехали, на взгляд Северова, километров тридцать в час, а может, и побольше.
Не успели проехать по дороге и километра, как навстречу выскочила легковая машина в сопровождении грузовика и двух мотоциклов с коляской. Увидеть перед собой советский танк, они явно не ожидали, да и новоиспеченный экипаж танка показал себя с самой лучшей стороны. Пулеметчики Глазычев со Шведовым прошили очередями грузовик, а Карпович раздавил пытавшиеся развернуться мотоциклы и ударил, но не раздавил «Кюбельваген» с сидевшими в нем офицерами. Булочкин с Северовым прямо с брони прыгнули в «Кюбельваген», убили водителя и находившегося на переднем сиденье унтера и обезоружили полковника и подполковника, сидевших сзади. Заодно треснули им пару раз по физиономиям, чтобы вели себя прилично. Подскочившие Петров и Сидоров выдернули немцев из машины и с помощью оставшихся на броне пехотинцев затащили их на танк. Тем временем Северов осмотрел машину, схватил полевые сумки офицеров и портфель и тоже полез обратно. Булочкин в это время страховал его, держа на прицеле прошитый пулеметными очередями грузовик, но никаких шевелений там не было. После этого капитан тоже заскочил на броню и танк поехал дальше по дороге, спихнув грузовик в канаву. Авиаторы кусками парашютных строп, имевшихся у Олега, связали пленников, уселись на них сверху и с комфортом продолжили свое опасное путешествие. Все заняло буквально полминуты.
Дорога проходила несколько в стороне от Скепни через небольшую деревушку. Если немцы там и были, у них хватило ума свое присутствие не обнаруживать. Проехали еще около пяти километров, когда слева показалось еще одно поселение. На этот раз недалеко от перекрестка обнаружилась пара Pkpfw II, которая своими 20-мм орудиями возжелала поковырять «Т-28Э». В один из них Потапов мастерски влепил снаряд метров с восьмисот еще до того, как тот успел выстрелить. Второй успел сделать два выстрела, пятясь назад. Один прошел мимо, второй попал в башню, отрикошетил от нее и снес голову одному из сидевших на броне пехотинцев, забрызгав всех кровью. Потапов вторым выстрелом снес двойке переднее колесо. Встряхнуло гансов, видимо, серьезно, так как они больше не стреляли. Подъехав поближе, Потапов третьим снарядом метров с двухсот продырявил противника, после чего тот тоже загорелся.
Справа от дороги обнаружилась позиция артиллерийской батареи. Ее следовало уничтожить, иначе немцы расстреляли бы танк сзади, как в тире. Потапов отлично стрелял из незнакомой ему пушки, ведь «Л-10» устанавливалась только на танки. Он засыпал батарею осколочно-фугасными снарядами, пулеметные башни поливали мечущихся артиллеристов, а Карпович вел танк на батарею. Две пушки были основательно покорежены попаданиями, еще две Карпович раздавил, оставшиеся в живых артиллеристы разбежались. Но несколько винтовочных выстрелов по танку все же раздались. Одним из них был ранен в руку лейтенант Петров. Булочкин, все так же сидя на немце, перевязал его. А танк поехал дальше.
Радиостанция на танке работала, поэтому удалось связаться со штабом нашей 232-й стрелковой дивизии, которая держала оборону впереди, у деревни Губичи. Немцев впереди было немного, здесь уже проходили прорвавшиеся части 61-й и 154-й стрелковых дивизий. Огонь вражеских пулеметов подавили совместными усилиями танковой пушки и дивизионной артиллерии. Но в результате обстрела танка вновь пострадал десант. Был убит еще один пехотинец, вторично ранило Петрова, пуля попала в икроножную мышцу навылет. Булочкин получил касательное ранение в левый бок и левую же руку. В общем, легко отделались.
Экипаж получил приказание по радио двигаться в глубь наших позиций, мимо Губичей в сторону деревни Еленец. На броню забрался старший лейтенант и стал показывать дорогу. Когда танк приехал в Еленец, там уже находились командир 154-й дивизии генерал-майор Фоканов и командир 232-й дивизии генерал-майор Недвигин, а также врачи для осмотра раненого Петровского. Леонид Григорьевич был в сознании, но говорить не пытался, только показывал глазами, что понимает, – Новоселов ему периодически комментировал происходящее.
Когда танк остановился, генерала Петровского осторожно вытащили из танка и быстро понесли в один из домов, где уже развернули операционную. Туда же с помощью Вовы Сидорова на одной ноге упрыгал Петров. Булочкин и Северов спустили с брони немецких офицеров и передали их штабным вместе с документами, после чего Петровича стала перевязывать статная молодая сероглазая фельдшерица. Она с таким откровенным восхищением смотрела на его покрытое тугими мускулами и старыми шрамами тело (для перевязки пришлось стянуть гимнастерку и нижнюю рубаху), что Олег Петрович даже застеснялся, что с ним случалось очень редко.
Из танка вылезли оставшиеся члены экипажа и подошли к Булочкину и Северову. Подполковник-танкист имел уже не такой мрачный вид. Еще бы, уничтожили два вражеских танка, артиллерийскую батарею, около взвода пехоты, взяли в плен двух старших офицеров Вермахта и документы. Да и экипаж показал себя с самой лучшей стороны. Карпович действительно оказался хорошим мехводом, хоть и был до этого наводчиком. Потапов великолепно стрелял из пушки, Шведов и Глазычев оказались хорошими пулеметчиками. А вместе с Новоселовым они хорошо отрегулировали зажигание танкового двигателя, теперь он работал как часы. Но танкист понимал, что экипаж в таком виде ему не оставят – летун заберет своих людей, да и правильно сделает. Авиамеханики должны готовить к вылетам самолеты, а не под броней в атаку ходить. Для этого другие люди должны быть. А вот Карповича и Потапова надо попытаться оставить при танке. Подполковник решил поговорить с генералами на эту тему. А пока он улыбнулся и сказал:
– Меня Михаилом Тимофеевичем зовут. Спасибо вам, ребята. Давно так хорошо не воевал! Душа радуется так воевать. Что дальше делать думаете?
– Я в экипаже останусь, – сказал Карпович, – я же танкист.
– И я пока останусь, если разрешат, – сказал Потапов. – Артиллеристов у них, наверное, своих хватает. Мне пока ничего не предложили, так лучше я с вами, чем в окопе сидеть. С этой пушкой еще получше разберусь, а то стрелять-то ладно, так ее еще и обслуживать надо.
– Вот и добро! – удовлетворенно сказал Михаил Тимофеевич. – У тебя, капитан, я твоих орлов не прошу, все понимаю. Я сам таких механиков никому бы не отдал ни за какие коврижки. Золото, а не люди, завидую белой завистью.
В это время к ним подошел генерал-майор Фоканов.
– Спасибо вам, ребята, за генерал-лейтенанта Петровского! Врачи говорят, что жить будет. Сейчас его самолетом эвакуировать будут. Сам товарищ Сталин им интересовался, так что буду вам представления на награды писать! Жаль только, немцев допросить пока не получается, переводчика нет. Да и батарею вы эту зловредную ликвидировали, тоже большое дело.
– Мы еще по пути два танка сожгли, «Т-2»! – похвастался Карпович.
– А немцев допросить мы поможем, – добавил Северов. – Я и Булочкин владеем немецким языком.
– Ладно, раз владеете, пойдем, допросим ваших языков.
Полковник оказался командиром 487-го пехотного полка Гансом Куртом Хоэкером, а подполковник – начальником штаба 267-й пехотной дивизии фон Тротом. Не генералы, конечно, но языки важные. Допрашивали их в разных комнатах, но Булочкин методами допроса хорошо владел, да и немцы попались породистые, не фанатики, так что обошлись без членовредительства. Полученные сведения и перевод документов дали картину по данному участку фронта и планам немецкого командования на будущее, поэтому пленных и документы, а также протоколы допроса необходимо было немедленно направить в штаб фронта. Решено было это сделать на том же самолете, на котором повезут раненого Петровского. Всех авиаторов тем же бортом собирались доставить в Москву, а там уже разберутся, что с ними дальше делать. Похоже, что перемещать с одного фронта на другой не будут, дадут новое назначение.
