К этому времени правую створку выходящего на юг трехстворчатого окна в Зале заседаний почти целиком занимает темная сторона купола. Ослепительно отражая безоблачное небо, поверхность прозрачной части стекла, пока по-прежнему преобладающей, кажется белой, а царапины и изъяны на наползающем сегменте дымчатого стекла преломляют свет в радужные полоски толщиной с иголку.

В Зале заседаний воцарилась напряженная тишина: шестеро отпрысков Септимуса Дня молча наблюдают за тем, как седьмой силится соорудить себе порцию джина с тоником.

Крис, уперев кончик языка в уголок рта, пытается сосредоточиться на своей цели так усердно, словно ему предстоит построить из спичек уменьшенную модель готического собора. Ему уже удалось налить в стакан немалое количество джина и добавить сверху немного тоника, пролив при этом лужицу из обеих жидкостей, но теперь перед ним стоит весьма скользкая задача – извлечь полурастаявшие кубики льда из малахитового ведерка с помощью серебряных щипцов для льда.

Глядя на то, как Крис обращается с щипцами, трудно поверить, что этот инструмент специально предназначен для того, чтобы вынимать кубики льда из открытой посудины. Он орудует ими так, словно ему мешают невидимые садовые рукавицы, и всякий раз, как Крису удается подцепить когтеобразными кончиками щипцов один из растрескивающихся ромбиков замороженной воды, этот ромбик неизменно срывается и скользит по столешнице (а чаще всего перелетает за край стола и шлепается на ковер), прежде чем Крис успевает донести его до своего стакана.

Зрители, почти скрипя зубами от тоски, наблюдают этот худший из фарсов. Каждому из братьев хочется подойти к Крису, выхватить у него из рук щипцы и, как будто он ни на что не способный инвалид, сделать все за него. Сделать что угодно, лишь бы это представление поскорее окончилось.

Но вмешиваться не приходится. Потеряв терпение, Крис бросает щипцы, запускает в ведерко пятерню и, набрав полную пригоршню льда, отправляет ее в стакан. Следом – ломтик лимона. Затем, осторожно придвинув к себе полный до краев стакан, он приближает нос к напитку и принюхивается, с удовольствием вдыхая смесь резких ароматов – можжевельника, хинина и лимона. Сложив губы в трубочку, Крис делает большой глоток.

– Сказка! – восклицает он, шлепая по подлокотнику своего трона, и делает еще один долгий, шумный глоток, а потом еще один.

Понизив таким манером уровень жидкости в стакане на два сантиметра, он наконец решается взять его в руки. И приканчивает оставшееся питье двумя быстрыми глотками.

Руки его становятся тверже, движения делаются более плавными, не такими мрачно-сосредоточенными, и он наливает себе новую порцию. После второго стакана Крис чувствует, как пульсирующий, тошнотворный приступ похмелья понемногу отступает: целительный алкоголь уже потек ледяной струйкой по его кровотоку. Тиски из раскаленного железа, давящие на глазные яблоки, ослабевают, а мозг из двенадцатикилограммовой массы расплавленной магмы постепенно превращается в орган, способный соображать и рассуждать. Наблюдателям же видны внешние признаки наступившего внутреннего возрождения: на бледных прежде щеках Криса проступает розоватый румянец, а координация движений заметно улучшается.

Крис уверенно тянется к бутылкам, чтобы налить себе третий стакан. Новая порция состоит на девять частей из джина и на одну из тоника – от такого соотношения дерет язык, – и, проглотив коктейль, Крис чувствует, как жаркая волна устремляется вспять, обжигая глотку. Он ловит ртом воздух:

– О-го-го! Уф! Ох!

Наконец полость рта охлаждается, и широкая светлая улыбка расплывается по его лицу, будто масляное пятно.

– Ну, – говорит он, обводя стол затуманенными глазами, – вот мы и снова все вместе. Наступил новый день, несущий нам покупателей и прибыток, достаток и довольство, и прочую фигню. Я что-нибудь пропустил?

– Да всё, – равнодушно отвечает Субо.

– Пожалуй, можно быстро пробежаться по повестке сегодняшнего дня, чтобы все освежить в памяти, – говорит Понди Чедвику.

Чедвик вздыхает, искривляет губы в некоем подобии листа Мёбиуса, затем нажатием клавиш возвращает на экран протокол сегодняшнего совещания и быстро просматривает, зачитывая вслух основные моменты. В конце он сообщает:

– Мы уже проголосовали по всем пунктам повестки дня, – и, скрестив на груди руки, откидывается назад на своем компьютерном стуле.

– Ну, не по всем, – возражает Понди. – Остался еще спор между двумя отделами…

– Но мы же пришли к решению. – Чедвик бросает на Понди осторожный взгляд.

– Мы не проголосовали по этому вопросу как следует, а теперь, когда Крис пришел, будет только справедливо спросить его мнение и учесть его голос. Поэтому, Чедвик, напомни нам подробности спора, и если у Криса или еще у кого-нибудь появятся новые замечания – то прекрасно. Если нет, то просто проголосуем и на этом закончим совещание.

– Спасибо, Понди, – говорит Крис. – Я знал, что на тебя можно положиться.

Чедвик с кислой миной снова наклоняется к терминалу, выводит на экран историю разногласий между «Книгами» и «Компьютерами» и обобщает ее в нескольких сжатых фразах. Между тем Крис, не теряя времени, готовит себе четвертую порцию выпивки. Еда на серебряном подносе, стоящем перед ним (поджаренный на гриле бекон, яичница с помидорами, несколько тостов со сливочным маслом и мармеладом), остается нетронутой. У Криса редко просыпается аппетит раньше полудня, когда его желудок уже смягчен и окутан успокаивающим алкоголем. Тем не менее, по настоянию Понди, Пёрч каждое утро подает Крису и твердый завтрак наряду с жидким – в надежде, что однажды первый покажется ему более соблазнительной альтернативой.

– Итак, – заключает Чедвик, – мы решили, что Торни отправится вниз и все уладит.

– Отличная идея, – замечает Крис, не поднимая глаз. – Несколько волшебных словечек из уст Шелкового Султана, и все уже задерут лапки кверху и будут просить, чтобы им пощекотали животик.

– У тебя есть предложение получше? – осведомляется Торни, и прорезавшаяся досадливая морщинка нарушает безупречную симметрию его лица.

– Есть. Но разве велики шансы, что кто-нибудь захочет к нему прислушаться?

– Невелики, – признает орни.

– Ну вот. Так что мне даже рот раскрывать нет смысла. Но это же ни для кого не новость, верно? Мое мнение здесь имеет такой же вес, как если бы я тут уборщиком был.

– Не наша вина, что тебе не досталось дня председательства, – вставляет Серж примиряющим (как он надеется) тоном. – Так уж отец распорядился. Может быть, нам и кажется, что в его одержимости числом семь есть что-то извращенное, я бы сказал, несколько анальное, – но мы ничего с этим не можем поделать. То, что раз устроено, нельзя расстроить.

– Можно, – возражает Крис. – Прежде всего, мы могли бы открываться и по воскресеньям. Это бы поставило меня в равное положение со всеми вами.

Ответ столь же незамедлителен, сколь и неизбежен. Ничего другого Крис и не ожидал услышать от братьев. Он хорошо знает, что скажет каждый, прежде чем они успевают раскрыть рты.

– Об этом не может быть и речи, – отрезает Чедвик.

– Ты подумай о расходах, – рассуждает Субо. – Нам пришлось бы составить новый график работы служащих, пришлось бы выплачивать им сверхурочные. Это никуда не годится.

– К тому же нам не хотелось бы оскорблять чувства наших клиентов-христиан, – добавляет Торни.

– А как же живые манекены? – спрашивает Питер. – Они не меньше остальных заслуживают день отдыха.

– Да и нам нужен день отдыха, – вставляет Серж.

– Кроме всего прочего, – снова вступает Торни, – отец особо настаивал, что магазин ни в коем случае не должен работать по воскресеньям. «Воскресенье, – говорил он, бывало, – это замковый камень недели». Помните? «Его задача – в том, чтобы удерживать на местах остальные шесть дней, и потому он должен стоять особняком от них».

– До чего же это предсказуемо, черт подери, до чего предсказуемо. – Крис, с видом владыки восседая на своем позолоченном троне, по очереди обводит взглядом всех братьев. – И какое чертовское ханжество! Я могу вам напомнить по крайней мере два условия, которые поставил отец, завещая нам магазин, и которые вы нарушили после его смерти.

– Введение «алюминия» было здравым коммерческим шагом, – заверяет Питер. – Причем своевременным. Отец бы нас одобрил.

– Но он же говорил, что не должно быть больше семи категорий счетов.

– А этот этаж мы забрали себе, потому что назрела такая необходимость, – продолжает Серж. – Мы не могли больше жить там. – Взмахом руки он указывает на невидимый город за стенами Зала заседания. – Подумать только – там, среди покупателей!

– Но папа же говорил, что магазин должен всегда занимать все семь этажей здания.

– С Подвальным этажом их как раз семь, – замечает Субо.

– Понятно, – кивает Крис. – Значит, если вам выгодно отступить от отцовских условий, то все в порядке, а если невыгодно, то нет. Например, если речь заходит о том, чтобы у Криса имелась некоторая реальная область ответственности.

Воцарившаяся за столом гробовая тишина (каждый из братьев ждет, что заговорит кто-то другой) подтверждает правдивость слов, сказанных Крисом.

– Мы понимаем, что папины условия несправедливы, – нарушает тишину Понди, сознавая, что изрядно запоздал с этим утешением, – и мы в самом деле намерены разделить с тобой ответственность, Крис, но лишь тогда, когда ты покажешь нам, что достоин этого.

– Я уже достоин этого.

– Вполне возможно, только нам ты еще не показал, что действительно достоин.

– Это порочный круг. Как я могу хоть что-то показать вам, если вы не позволяете мне ничего делать?

– Если бы ты вовремя приходил по утрам, прилично одетым и трезвым, – замечает Чедвик, – то это было бы неплохое начало.

– Да какая разница? – Крис сопровождает свои слова смешком, который, впрочем, не способен скрыть их горечь. – Вам все равно нет никакого дела до моего мнения.

– Почему же, – возражает Понди. – Ты ведь недавно сказал, что у тебя есть свое предложение относительно спора между отделами?

– Вы только поднимете меня на смех, – ворчит Крис.

– Мы не будем смеяться.

– Будете.

– Не будем. Обещаю тебе. Мы все обещаем. – Понди произносит это таким серьезным тоном, что никто из сидящих за столом не отваживается возразить.

– Ну, ладно. Сами напросились. Погодите секундочку. – Крис для храбрости отхлебывает джина с тоником, а потом говорит: – Пошлите меня вместо Торни.

Братья разражаются неудержимым приступом смеха.

– Я так и знал! – Лицо у Криса вытягивается от обиды. – Я так и знал, что вы всерьез меня не воспримете. Вы – шайка отъявленных врунов, все вы – вруны хреновы!

– Извини. – Понди пожимает плечами, ухмыляясь. – Если бы я мог предположить, что ты собираешься шутку отмочить, то не стал бы обещать, что мы не будем смеяться.

– Никакая это не шутка. Я всерьез говорил. Отправьте меня вниз, и я побеседую с начальниками отделов. Все, что от меня требуется, – это сообщить им, что мы придерживаемся своего первоначального решения по передаче торговой площади, а если им это не нравится – пусть проваливают.

– Сомневаюсь, что такой подход поможет разрешению проблемы, – замечает Торни. – Здесь нужны такт, дипломатия, тонкость, сочувствие, определенная деликатность обхождения. Едва ли все это – твои сильные стороны, Крис.

– Вот-вот, – вставляет Питер, – послать туда тебя – все равно что доверить мяснику с топором операцию на мозге.

Но Крис явно настроен выговориться.

– Сами подумайте, что я могу сделать не так? Они выслушают меня и поступят так, как я им велю. Я же – один из братьев Дней. Я – их начальство.

– Ну конечно, – фыркает Питер.

– Здесь он прав, – признает Понди, чуть кивая.

– Неужели?

– Если один из нас отправится к ним лично, будет ясно, что мы настроены серьезно. Какая разница, кто именно пойдет? В их глазах каждый из нас воплощает власть всех семерых, поэтому они испугаются и согласятся со всем, что скажет им Крис.

– Не делай этого, Понди.

– Не делать чего, Чедвик?

– Не вставай на его сторону. Это невыгодно.

Понди поворачивается к младшему брату, выразительно глядя ему в глаза:

– Крис, если мы решим доверить тебе это поручение, – я говорю гипотетически, но если мы все же пойдем на это, – то приготовься обещать нам кое-что взамен.

– Что именно?

– Гарантию.

– Не уверен, что понимаю тебя.

– Если, предположим, – продолжает Понди, – ты не станешь допивать стакан, который стоит сейчас перед тобой, и мы позовем Пёрча, чтобы он забрал у тебя бутылку джина…

– Ты хочешь сказать – если я завяжу? – произносит Крис таким тоном, каким мог бы спросить: «Если я удавлюсь?»

– Для начала – на сегодняшнее утро. По крайней мере, до тех пор, пока ты не спустишься вниз. Полагаю, ты произведешь более благоприятное впечатление на служащих, если не будешь вдребезги пьян, обращаясь к ним с речью, да и тебе самому не помешает трезвая голова и способность к ясному суждению.

– Ты же не будешь утверждать, что сейчас я пьян? – Крис показывает на уровень джина в бутылке, опустившийся на несколько сантиметров после его прихода.

– Тебе, Крис, вполне достаточно трех с половиной порций джин-тоника, чтобы достичь мало-мальски рабочего состояния.

Крис кивает:

– Верно. Это верно.

– А если ты докажешь, что можешь оставаться трезвым, или хотя бы относительно трезвым, когда мы тебя об этом попросим, то, быть может, мы начнем давать тебе и другие поручения, – подхватывает Чедвик, догадавшись о намерениях Понди. – Работа станет для тебя стимулом бросить пить.

– Понятно, – бросает Крис. – Сделку мне предлагаете.

– Именно, – подтверждает Понди. – А это свидетельствует о том, что я уважаю в тебе сына Септимуса Дня.

– Ладно, давайте расставим все по местам. Значит, если я не допью эту бутылку, вы разрешите мне отправиться вниз и уладить конфликт.

– Ну, примерно так.

– Не верю. Вы же просто шутите, да? Я спущусь туда, и выяснится, что вы уже сами разобрались с этим делом «Книг» против «Компьютеров»!

– Я бы не возражал, чтобы все так и было.

– Значит, вы в самом деле меня пошлете?

– Только если ты не нарушишь нашего уговора.

– Запросто.

– Значит, обещаешь?

– Обещаю.

– Тогда отправляйся.

Крис испускает радостный вопль:

– Ну и ну! Вот это да! Просто фантастика! Что тут еще скажешь? Спасибо, братья. Спасибо вам огромное…

– Не за что, – отвечает Торни.

– Если, – добавляет Понди, – ни у кого нет возражений.

Он видит, как Субо кусает губы.

– Ну?

– Полагаю, мы совершаем ошибку, – после некоторого колебания говорит Субо.

– Это замечание, а не возражение.

– Мне это известно, но, учитывая настроение, преобладающее в данный момент за столом, более активный протест показался бы чересчур грубым и прозвучал бы диссонансом с общим духом, поэтому для нас всех будет лучше, если я промолчу.

– У кого-нибудь еще есть что добавить по данному вопросу?

Все безмолвствуют.

– Тогда нужно проголосовать, – заключает Чедвик.

Рука Криса взлетает вверх.

– Ну, теперь все остальные, – подзадоривает он. – Давайте-ка.

Одна за другой поднимаются пять рук. Последней тянется рука Субо, медленно и неохотно.

– Принято единогласно, – констатирует Понди.

– Кто бы мог подумать? – присвистнув, удивляется Питер. – Мы ведь только что согласились возложить на Криса часть работы.

– Чудеса в решете, – вторит ему Серж.

– Ладно, пойду к себе, буду готовиться, – заявляет Крис, возбужденно поднимаясь со своего трона на ноги. – Надо ведь принарядиться для персонала, а?

Торни предлагает спуститься вместе с ним и дать ему несколько маленьких советов касательно одежды, но Крис отвечает, что сам справится.

– Еще кое-что помню, несколько правил хорошего вкуса сохранились у меня в голове с прошлых лет – далеких и подернутых дымкой воспоминаний.

– Чедвик, – обращается к брату Понди, – пошли записки в оба отдела, предупреди их о приходе Криса.

– Пусть расстелют красный ковер, – распоряжается Крис, выходя из-за стола.

– И свяжись со «Стратегической безопасностью» – пусть четверо охранников ждут Криса на Желтом этаже в – ну, скажем, в одиннадцать тридцать.

– Хорошо.

– Запомнил, Крис? В одиннадцать тридцать.

Крис уже возле двери.

– Ага, в половине двенадцатого, буду.

Выйдя из Зала заседаний, Крис через мгновенье просовывает голову в дверную щель и смотрит на братьев. На его лице – трогательное выражение искренней благодарности.

– Вы не пожалеете об этом, – заверяет он братьев, серьезно морща лоб. – Клянусь вам – не пожалеете.

– Уж ты постарайся, паршивец, чтоб мы не пожалели, – бормочет себе под нос Чедвик.