Обратившись к членам Синедриона и обрисовав им положение дел, мы столкнулись с вполне предсказуемым недоверием.

Брат Пол попросту рассмеялся мне в лицо. К нему я обратилась первым делом, так как мы, хоть и не были близки, по крайней мере, поддерживали довольно теплые отношения (мой новый титул в значительной мере способствовал налаживанию отношений с большей частью родных). Он все еще занимал кресло в Открытой Палате Синедриона, и я решила, что с ним договорюсь скорее, чем с любым из тех, с кем знакома лишь по официальным делам.

– Это западня, Изабелла, – сказал он за ужином у меня дома. – Я думал, ты достаточно разумна, чтоб распознать ее сама.

– Западня? С какой целью? – спросила я (боюсь, не сумев должным образом скрыть нетерпения). – Заманить меня в Мритьяхаймские горы и там убить? Святые небеса! Если кто-то намеревается меня убить, на это есть куда менее мудреные способы.

– Что, если тебя собираются не убить, а захватить?

– Да-да, – сухо сказала я. – Ведь захватить меня, выследив в ледяных дебрях высочайших гор в мире, намного проще, чем, скажем, ударив по затылку на улице, по пути к подруге. Кроме того, он – гьям-су, а не сторонник Тайсен. Гьям-су ищут нашей помощи, и нечистая игра вряд ли поможет им достичь цели.

О том, что некоторые члены Синедриона рукоплескали бы гьям-су, если б те меня прикончили, я упоминать не стала.

Пол отложил нож, раздраженно звякнув им о тарелку.

– А какие еще причины могли заставить этих йеланцев обратиться к тебе? Если они уверены, что их информация настолько ценна – с чем я, кстати, ничуть не готов согласиться, – так отчего бы их эмиссарам не предоставить ее Синедриону официально?

Сухайл рассмеялся – не столько из-за веселья, сколько с тем, чтоб разрядить напряженность.

– Да оттого, что они, зная нашу дорогую леди Трент, прекрасно понимают, насколько это хорошая наживка!

Я бросила на него раздраженный взгляд. В ответ Сухайл только пожал плечами.

– Сердце мое, ты же сама знаешь, что это так.

Действительно, наживка уже возымела столь явный эффект, что отрицать его правоту было бы глупо.

– Да, наживка хороша, – признала я. – Но что они могут выиграть, поймав меня на крючок?

– Хотя бы твой голос.

Страна как раз переживала тот самый весьма странный период между принятием Акта о пэрессах и Акта о всеобщем избирательном праве. Первый давал мне, как баронессе, получившей сей титул не по мужу, а за собственные заслуги, право голоса в Закрытой Палате Синедриона: до принятия данного билля занимать мое кресло и голосовать от моего имени полагалось члену семьи мужского пола. (В обычных обстоятельствах это был бы мой муж, но так как другой закон запрещает уроженцам иных стран занимать места в любой из палат Синедриона, пришлось бы искать родственника более дальнего.) Ну, а последний, конечно же, распространял избирательные права на всех женщин, однако в то время я пользовалась крайне странной привилегией вотировать билли Синедриона, но не имела права голосовать на выборах в Открытую Палату данного представительного и законодательного государственного органа.

Однако мой голос вряд ли многого стоил.

– Если дошло до таких разногласий, что один голос может что-то значить, они хватаются за крайне тонкую соломинку.

– У них будет одним голосом больше, чем прежде, – возразил Сухайл. – И я бы на твоем месте не стал себя настолько недооценивать. Если ты выскажешься в их пользу, это возымеет эффект.

Я смерила его холодным взглядом.

– Эффект – да, возымеет. Но позитивный ли – это еще вопрос.

Таким образом, предприятие мое не заладилось с самого начала, и с течением дней положение не улучшилось. Казалось, гипотеза насчет возможных целей сего предполагаемого заговора имеется буквально у каждого.

– Да он же скармливает нам дезинформацию, – сказал лорд Россмер, встретившись со мной спустя пару дней.

Возможно, читатели его помнят. Бригадир, отправивший нас с Томом в Ахию, он прекрасно знал: ничто на свете не способно побудить меня к действию вернее, чем перспектива новых знаний о драконах.

– Рассказывает сказки о Мритьяхаймах, чтоб сбить с толку наших людей и помешать им отыскать путь через горы на запад, – пояснил он в ответ на мой недоуменный взгляд.

– Так мы тоже ведем там разведку? – с удивлением спросила я.

– Конечно же, ведем. Наши топографы работают в Мритьяхаймах уже два года – якобы для того, чтобы точнее замерить высоту пиков, однако йеланцы прекрасно знают, чем мы там занимаемся на самом деле. Как и мы знаем, что они затевают.

Я сдвинула брови, коснувшись пальцем нижней губы.

– А не докладывал ли кто-нибудь о необычных останках? О трупах, костях…

Пожалуй, взгляд лорда Россмера мог бы превратить живое существо в глыбу льда.

– Наши люди там не ради изучения животного мира, леди Трент. У них имеются иные дела.

Однако Фу Пим-лат уделил находке толику времени… если, конечно, допустить, что он не лжет. Правда, о своей находке он не распространялся, и это просто сводило с ума. Впрочем, неудивительно: помимо знания географии Мритьяхайм, сии сведения были его единственным козырем, предметом торгов, с коим гьям-су не желали расстаться, не получив взамен чего-то существенного. Проговорился он лишь об одном – о том, что данная местность не подходит для вторжения в Йелань, поскольку там перевалить через горы весьма затруднительно.

Это сокращало список возможных мест… примерно до половины невероятно обширной территории. Слишком, слишком обширной. Я вновь попыталась прибегнуть к помощи Пола, на сей раз пристав к нему на светском приеме в саду.

– Мистер Фу уверен: поискав как следует, в этом районе можно найти еще не один образчик. Но если мы будем тянуть, кто-нибудь другой откроет их первым, и столь блестящее научное достижение достанется иной стране. Возможно, даже Йеланю!

Пол только фыркнул в ответ.

– Изабелла, в правительстве это никого не волнует. Новые виды драконов – вещь интересная, но с военной точки зрения бесполезная.

Я подавила желание напомнить, что образцы драконьей кости, обнаруженные нами в Выштране, оказались открытием невероятно полезным – как с военной точки зрения, так и со многих других. Разговор на эту тему принес бы больше вреда, чем пользы.

Невзирая на сию сдержанность, некий член Синедриона (который и в этом томе мемуаров останется безымянным) был достаточно откровенен, чтобы при встрече в вестибюле здания, где проходили заседания Закрытой Палаты, заявить мне в лицо:

– Леди Трент, скажите, бога ради: отчего вы рассчитываете, будто здесь кто-то пойдет вам навстречу? Ведь это по вашей вине нам приходится вести воздушную войну с целигерами полудюжины государств, а не одного Йеланя.

– К действиям мистера Бродмея я никакого отношения не имею! – прорычала я.

Слова эти слетели с языка чисто рефлекторно: произносить их пришлось далеко не впервые.

Мой собеседник крякнул, словно сдерживая куда более вульгарный ответ.

– Вы отрицаете, что это вы его подстрекнули?

– Определенно да! Признаюсь, я не раз выступала против истребления драконов ради их кости, но никогда не разговаривала с мистером Бродмеем лично. А если бы он обратился ко мне и поставил меня в известность о своих планах, непременно бы его отговорила.

По крайней мере, попробовала бы. Но, говоря откровенно, даже сейчас я не знаю, насколько искренней была бы эта гипотетическая попытка остановить его. Наслушавшись моих лекций и начитавшись моих эссе, Джастин Бродмей сумел получить должность на одной из фабрик, производивших синтетическую драконью кость. С заранее обдуманным, как он позже признался суду, намерением разузнать и химический состав сего вещества, и технологию придания ему нужной структуры, после чего распространил собранные сведения по всему миру.

Я не могу даже сказать, будто считаю его неправым. Некогда, в давние-давние времена, я опасалась, что метод консервации, предохранения натуральной драконьей кости от распада, повлечет за собой катастрофические последствия для популяции драконов, поскольку люди начнут истреблять их в погоне за ценным материалом. Посему я вложила все, что могла себе позволить, и даже более, в поиски замены – особенно после того, как метод консервации стал известен в других странах. Однако, когда ширландские ученые наконец разработали синтетический заменитель, я осознала, что это создает новую проблему.

Доступность драконьей кости в любых видах и формах, создаваемых нами по своему усмотрению, послужила толчком к великому множеству дальнейших разработок, не обязательно военного назначения. И другим странам, не желавшим отстать, осталось только одно – добывать ее как можно больше… из натуральных источников.

Единственным решением этой проблемы могло стать лишь распространение формулы заменителя, столь же глобальное, как и известность методики консервации. Конечно, это не могло исключить конкуренции полностью: теперь все наперебой кинулись добывать необходимое сырье и подстегивать инженеров к разработке новых чудесных машин из нового чудесного материала. Однако назад в бутылку этого джинна было уже не загнать. Открытие методики консервации (а не состояться рано или поздно оно попросту не могло) иного пути, кроме дальнейших разработок этого направления, человечеству не оставляло.

К лучшему или к худшему, а Джастину Бродмею хватило того, чего недоставало мне, – мужества, дабы поступить согласно своим убеждениям. Как следствие, два года назад суд приговорил его к тюремному заключению, в конечном счете продлившемуся без малого десять лет. Если бы не старания моих отзывчивых и юридически подкованных друзей, он ни за что не вышел бы на свободу так быстро.

Думаю, вы понимаете, что весь этот инцидент с Бродмеем поставил меня не в самое удобное положение перед правительством Ее Величества. В конце концов я смогла достичь цели, лишь без зазрения совести воспользовавшись связью, коей мне и иметь-то было не по чину – той давней встречей с самой королевой Мириам.

Нет, второй личной встречи с Ее Величеством я не удостоилась. Пусть я и баронесса, но титул сам по себе не обеспечивает влияния, достаточного, чтоб обращаться к монарху, когда только заблагорассудится – тем более что обстоятельства, при коих мы встретились, все еще считались государственной тайной. Вместо этого я встретилась за чаем с леди Эстонби, которую мои читатели могут помнить как «Анну», даму, встреченную мною на острове Лаане в Немирном море вместе с Мириам (в то время еще принцессой).

Беседы за чашкой чая не так уж незначительны, как можно подумать. Получившая титул в замужестве, леди Эстонби не принадлежала к пэрству сама по себе и посему не имела права голоса в Синедрионе, однако в качестве дамы из окружения королевы могла участвовать в политической жизни иными способами. Подобно прочим придворным дамам, выполняя обязанности хозяйки на званых вечерах, она собирала информацию, а политические вопросы решала при помощи денег и обширных дружеских связей (метод, конечно, косвенный, однако отнюдь не лишенный эффективности, да вдобавок позволявший королеве контролировать Синедрион в степени куда большей, нежели прямые).

– Вы полагаете предложение этого человека ценным? – спросила леди Эстонби, как только я объяснила ей ситуацию.

– Да. Я понимаю, что большинство сочтет подобные сведения в лучшем случае незначительными, но уверена: они могут оказаться неоценимым вкладом в область науки, которой я занимаюсь. Конечно, изучение драконов – дело не столь впечатляющее, как движение войск, однако достижения в этой области заметно поднимут наш престиж в глазах иных стран.

Устремленные на меня глаза леди Эстонби вбирали, впитывали все, но ровным счетом ничего не выдавали.

– Но ради этих сведений вам придется оказать поддержку революционерам гьям-су. Не ожидала от вас такой милости к йеланцам.

Баталию при Кеонге она наблюдала собственными глазами, а об иных моих неприятных столкновениях с йеланцами, по-видимому, была прекрасно осведомлена.

– Я претерпела похищения, угрозы и прочее безобразное обхождение от айвершей, бульских, чиаворцев, йембе, иквунде, кеонган, ахиатов и даже от собственных соотечественников. И, если бы позволила всему этому обескуражить меня, пришлось бы мне стать затворницей, не доверяющей никому на свете.

Ответ был не столько честен, сколько дерзок, однако леди Эстонби почла за лучшее на время оставить сие без внимания.

– В своих публикациях и письмах вы выражаете уверенность, будто дракониане разводили для собственных нужд драконов особой породы. И вы уверены, что найденный в Мритьяхаймах образчик принадлежит к ней?

Теоретически, любая вымершая разновидность представляла немалый интерес для науки, но такое, конечно же, было бы для палеодраконоведения все равно что находка утраченного Ковчега Завета. Я отлично понимала, что если отвечу «да», шансы на успех существенно возрастут. К несчастью, это было бы неправдой, а убедительно врать я так до сих пор и не научилась.

– Как бы я ни надеялась на лучшее, я в этом сильно сомневаюсь. Да, в нижних пределах Мритьяхайм драконианские поселения имелись, но не на тех высотах, где могут сохраниться мягкие ткани тела. К тому же, хоть мы и обнаружили свидетельства существования этой породы в различных частях света, лабильность развития вряд ли позволила бы выращивать тех же самых животных в столь холодном климате. По крайней мере, без значительных затрат сил.

Несомненно, в глазах леди Эстонби мои колебания и оговорки выглядели притворством. Но, к чести своей, должна заметить: лишь самые искренние побуждения заставили меня продолжить мысль и сказать:

– Вот разве что они разводили не одну породу… Полагаю, это вполне возможно.

Графиня приподняла брови.

– Понимаю. Но все это – не более чем предположения.

– Боюсь, что да. И все же… – Я прикусила губу и подняла взгляд к потолку. – Не помню, находили ли среди мритьяхаймских руин помещения для инкубации. Муж должен знать наверняка. Хотя, конечно, многое зависит от того, какие из них принимать в расчет… поскольку мы еще не знаем, в какой части Мритьяхайм была сделана находка.

Мой энтузиазм исследователя устремился было в горние выси, однако конкретный вопрос, заданный леди Эстонби, тут же вернул меня на землю.

– Что выиграет Ширландия, протянув руку дружбы этим революционерам, помимо новых научных открытий?

Дело было ясным: мои доводы явно не произвели на нее впечатления и вряд ли произведут. Однако сдаться так просто я не могла.

– Они противостоят Тайсен, – смущенно сказала я.

– И, если их восстание продвигается успешно, могут оказаться нам полезными. Да. Но если бы оно продвигалось успешно, они не нуждались бы в нашей помощи. Таким образом, нас просят сделать ставку на то, что им удастся низвергнуть Тайсен.

В долгосрочной перспективе такой исход был бы нам выгоден, поскольку удалил бы со сцены враждебную Ширландии династию, заменив ее той, у коей есть резон видеть в нас друзей. Однако в ближайшем будущем нам предстояло бы выложить для этого немало материальных и человеческих ресурсов, причем без всякой гарантии возмещения… От этакой математики у меня началась мигрень. Нет, я ничуть не возражаю против риска для собственной жизни, но рисковать жизнями наших солдат не согласна – потому-то и старалась всеми силами избегать политики.

Во взгляде леди Эстонби мелькнуло любопытство.

– Забудем на минуту о шансах революционеров на победу и о достигнутых ими успехах. Забудем также и о науке, и о драконах, и об этой находке, которой вы столь очарованы. Говоря только о личных побуждениях, об искренности – о морали, если угодно, – действительно ли вы поддерживаете этот союз?

Когда люди интересуются моим мнением касательно вопросов политики, на деле вопрос следует понимать несколько иначе: поддерживаю ли я ту точку зрения, что им мила, или нет. Но если леди Эстонби и имела в виду нечто подобное, то ничем этого не выдала, и посему я надолго умолкла, надлежащим образом обдумывая ответ.

– Есть в нашем противоборстве с Тайсен некая фальшь, – поразмыслив, сказала я. – Наши державы испытывают друг друга на прочность, так как мы слишком уж схожи: мы так же, как и они, стремимся прибрать к рукам побольше ресурсов и территорий. Мы обвиняем их в ненасытности, и я не удивлюсь, если они со своей стороны обвиняют нас в том же. Но, на мой взгляд, мы вряд ли добьемся мира с Тайсен, а продолжение воздушной войны не пойдет на пользу никому – особенно тем, за чьи земли мы бьемся. Если же к власти придут гьям-су, мы, по крайней мере, сможем покончить с этим конфликтом. Посему – да, я поддерживаю этот союз. – Тут я позволила себе легкую самокритичную улыбку. – Но если вы попросите поклясться, что мои личные интересы на данное мнение никак не влияют, боюсь, я буду вынуждена отказаться.

Леди Эстонби кивнула, словно приняв решение.

– Итак, леди Трент поддерживает гьям-су. Этим можно воспользоваться.

В последующие недели я не раз имела случай пожалеть о своих словах. Мною действительно воспользовались, причем вполне предсказуемым (не будь я столь потрясающе наивна в делах политики) образом. С учетом истории былой вражды, леди Трент, протянувшая руку дружбы йеланцам, сделалась великолепным символом, причем не в метафорическом, а во вполне буквальном смысле слова: благодаря стараниям леди Эстонби, символическое рукопожатие состоялось во время официальной встречи представителей мятежников-гьям (включая их кандидата в императоры, Гуань Цзи-по) с членами Синедриона. И это, конечно же, было только началом. Пришлось посещать бесконечные дипломатические приемы, улыбаться, вести пустопорожние светские беседы с йеланцами и йеланками, столь же всецело преданными своему делу, как я – изучению драконов. Общего между нами почти не имелось, и вскоре я обнаружила, что вспоминаю рискованные приключения в иных частях света едва ли не с тоской. По крайней мере, в те времена я чувствовала, что занимаюсь своим делом.

В итоге, однако ж, жаловаться мне оказалось не на что: Фу Пим-лат получил вожделенный союз с ширландским правительством, а я – доступ к его записям.

– И это все? – спросила я, кивнув в сторону небольшого блокнота, лежавшего на столе в моем кабинете.

Мистер Фу виновато пожал плечами.

– Леди Трент, образчик был всего один, и то изодранный в клочья. Многое ли я мог зафиксировать?

Да, он был прав, однако я вопреки всякой логике надеялась на большее. С Сухайлом за левым плечом и с Томом за правым, я открыла блокнот и увидела карандашную зарисовку, изображавшую разлагающееся тело дракона.

По крайней мере, фрагменты оного. Описывая скудость материала для исследований, мистер Фу нимало не преувеличивал. Нам еще повезло, что он отыскал большую часть головы: согласно его предположениям, она освободилась от снега и льда последней, в силу чего и пострадала от более высоких температур и зубов случившихся поблизости падальщиков в наименьшей степени. Рядом обнаружились несколько фрагментов мягких тканей, один из коих мог оказаться частью лапы, да кусок крыла, словно бы оторванный от тела каким-то зверем.

– Или лавиной, – добавил мистер Фу. – Либо до, либо после гибели.

Представив себе такую разрушительную мощь, я не смогла сдержать дрожи. В последние годы я упражнялась в восхождении на горы – отчасти в качестве хобби, но в основном ради закалки перед будущими экспедициями. Выше границы снегов я поднималась всего несколько раз: прошлым летом, когда сын, Джейк, уговорил меня взять его на праздники с собой, а также в компании с исследователями гор мистером и миссис Уинстоу в южной части Нетсьязских гор – и едва не угодила под совсем крохотную (согласно заверениям бульских проводников) снежную лавину. Силу удара, способного отделить крыло от туловища, страшно было даже представить.

– Правильной формой морды это оказаться не может, – заметил Том. – Даже с учетом распада костей черепа.

– Мышечные ткани очень… – Мистер Фу сделал паузу, подыскивая нужное слово. – Сухи и тонки.

– Обезвожены, – подсказала я.

Мистер Фу кивнул.

– Да, обезвожены при заморозке. И, я думаю, голова со временем утратила форму под тяжестью снега.

– С телами замерзших такое случается, – согласился Сухайл. – Например, с той парой, найденной в Нетсьязах тридцать лет назад. Ну, а без поддержки костей эффект, несомненно, будет выражен намного ярче.

При помощи Сухайла Фу перевел нам записи, окружавшие рисунок. Длина головы от кончика носа до затылка составляла около сорока сантиметров, а в высоту, от темени до основания черепа, – около тридцати. Многие зубы отсутствовали, и посему сказать что-либо о зубочелюстной системе было затруднительно. Изображение сохранившихся зубов имелось на следующей странице: несколько передних резцов, один на удивление небольшой клык или «глазной зуб», без особой уверенности отнесенный мистером Фу к нижним, плюс обломок еще одного – возможно, «плотоядного». Впрочем, учитывая отсутствие удерживающих зубы челюстных костей, нам и с этими весьма повезло. Основание шеи располагалось не в задней, а в нижней части черепа, следовательно, шея была направлена скорее вверх, чем вперед. Об общей длине шеи мистер Фу мог лишь догадываться, но полагал, что она, вероятнее всего, довольно коротка.

– Неудивительно, – заметил Том. – В таком холодном климате длинная шея – только лишние потери жизненно важного тепла.

Действительно, шея горного змея много короче и толще шеи пустынного дракона, а ведь Выштранские горы в сравнении с Мритьяхаймами – невзрачные холмики.

– А что скажете о шкуре? – спросила я.

Вместо ответа мистер Фу вынул из кармана небольшой шелковый мешочек, с великой осторожностью развязал стягивавший горловину шнурок и высыпал содержимое на стол.

В мешочке оказалась пара… естественно, чешуек, но совершенно непохожих на все, что я когда-либо видела. Одна, длинная и узкая, судя по размерам, должна была принадлежать животному куда более крупному, чем предполагаемый обладатель головы; другая же намного уступала ей в величине и правильности формы. Обе имели исключительно блеклый, чуть синеватый оттенок, однако большая отличалась от меньшей темными серыми крапинками. Взяв ее в руки, я постучала по ней ногтем. Звук вышел отчетливым, довольно громким, хотя сама чешуйка была легка.

– Было больше, – сказал мистер Фу. – Остальные конфисковал старший офицер. Эти удалось сохранить только потому, что я спрятал их за подкладкой одежды.

Мы с Томом принялись изводить его вопросами относительно размеров, формы и толщины утраченных, а также мест на теле, откуда была взята сохранившаяся пара. В какой-то момент этого разговора Сухайл с досадой ударил кулаком по столу, что обычно ему было вовсе не свойственно.

– Эх, оказаться бы там самому! Я понимаю, у вас не было времени на поиски, – поспешил он заверить мистера Фу, – но рядом, на земле, могли оказаться другие чешуйки, а то и зубы, не заметные с первого взгляда. Хотя бы увидев, где и как они лежат… мы могли бы судить, насколько тело пострадало от лавины, насколько изъедено падальщиками, и более-менее точно определить, где находились утерянные чешуйки.

Досаду мужа я вполне понимала и разделяла. Более того, разрозненность и скудость фрагментов просто сводила с ума. Я ведь не археолог, привыкший довольствоваться тем немногим, что сочли нужным пощадить неумолимое время и тлен! Мои объекты исследований, как правило, живы или недавно убиты, и в любом случае не разъяты на части! Ах, если бы в нужный момент мы были рядом и смогли увидеть находку собственными глазами…

Разум еще не довел эту мысль до логического завершения, а я уже поднялась и потянула за шнурок, разворачивая карту мира, висевшую на стене. Голова была занята лишь одним: высотой, температурой, возможными источниками провизии.

– Можете показать, где была сделана находка?

Мистер Фу подошел ко мне.

– А более подробной карты у вас нет?

– Для этого региона – нет. Хотя достать ее я, безусловно, могу.

Склонившись к карте, он пригляделся к темным контурам, изображавшим высоты Мритьяхайм, и по недолгом размышлении ткнул пальцем в бумагу.

– Здесь. Примерно здесь.

Взглянув, куда он указывает, я разом поникла головой.

– Ну да, конечно…

Палец мистера Фу уткнулся в самую глушь Цер-нга, страны, крайне скверно изученной иноземцами. В былые времена Цер-нга посещали и шелухим, и посольства различных государств, однако сие королевство периодически закрывало границы, и в данный момент они как раз были закрыты. Неудивительно, что мистер Фу с соотечественниками исследовали Мритьяхаймы именно там: к западу оттуда тянулись высокогорные равнины Кафтлая, принадлежавшего Йеланю уже более ста лет. Учитывая удаленность и изоляцию Цер-нга, если йеланцам удастся пересечь там горы, они успеют прочно закрепиться на востоке задолго до того, как вести об этом дойдут до нас.

Вдобавок, добраться туда самостоятельно было весьма и весьма затруднительно.

Только в этот момент я осознала, какие планы начали зреть в голове сами собой, однако говорить о них до поры до времени воздержалась.

– А каков был рельеф местности, где вы обнаружили этот экземпляр? – спросила я мистера Фу. – Вы говорили, он находился выше границы снегов?

– Когда я обнаружил его – нет, – ответил он, вернувшись на свое место и раскрыв блокнот на другой странице.

Как выяснилось позднее, блокнот был не тем же самым, куда мистер Фу занес свои наблюдения изначально. Тот, первый, содержал слишком много иной информации, которой йеланец не желал разглашать. Скопировав все, касавшееся находки, он передал первый блокнот соратникам, гьям-су. Однако среди скопированного имелись кроки неких крайне неприветливых гор и долин между ними.

– Вот, – пояснил мистер Фу, указав кончиком пальца нужное место. – Здесь. Но я полагаю, его принесло туда сверху.

– Шесть тысяч метров, – сказал Сухайл, вглядевшись в незнакомые мне йеланские цифры, начертанные выше. – Или около того. Если, конечно, я не ошибся с переводом в метрическую систему.

Этими цифрами была помечена высокая седловина, верхняя точка перевала между двух горных пиков. Если мистер Фу был прав, его экземпляр упал на перевал с практически отвесного обрыва примерно семисотметровой высоты.

– Отчего вы полагаете, что изначально он находился здесь? – спросил Том.

– Иначе он не остался бы замороженным, – уверенно ответил мистер Фу. – Долина внизу слишком хорошо укрыта от ветров, и там бывает довольно жарко. А кроме того…

Его запинка не могла бы разжечь мой интерес эффективнее, даже будь она допущена нарочно, именно с этой целью.

– Кроме того? – поторопила его я.

– Я думаю…

Казалось, сомнения хватают каждое его слово за хвост и тянут назад.

– Я думаю, там, наверху, может оказаться еще один.