Если бы нам удалось приземлиться ближе к деревне… если бы первая попытка отлета на запад оказалась успешной… если бы мы не были вынуждены спасаться от разбойников по дороге к Пар-ше… если бы мы покинули Ширландию раньше… Подобных потерь драгоценного времени я могла бы насчитать целую дюжину, однако жалеть обо всем этом было бессмысленно. Факт оставался фактом: в Лам-це Ронг мы прибыли слишком поздно, и посему обследовать седловину до начала снегопадов не успевали.

Несмотря на всю свою досаду, я понимала: задержки эти – истинное благословение. В этом году период муссонов начался раньше обычного, но предсказать этого заранее мы никак не могли. Прибудь мы в деревню неделей раньше, отправились бы к седловине в полной уверенности, будто времени на изыскания полным-полно – тогда снегопады застигли бы нас наверху, и там, вдали от укрытия и помощи, мы вполне могли бы погибнуть все до одного. Однако сия гипотетическая опасность отнюдь не перевешивала реального сиюминутного раздражения. Сидя на пороге дома Шу-ва, я хмуро взирала наружу, видя лишь серую, беспросветную пелену дождя.

Сухайл сидел рядом, отчего мокрый, холодный мир казался немного уютнее. Том вместе с Фу ушел к деревенскому старосте, но все мы знали, с каким ответом они вернутся: в поход нам не выступить ни сегодня, ни завтра, ни в любое иное время в ближайшем будущем. Если, конечно, не направимся вниз, на восток, обратно в сторону Видваты. Наверху, в горах, сейчас было слишком опасно.

– Вентис, – наконец заговорила я. Молчание длилось уже около часа, однако Сухайл прекрасно понимал ход моих мыслей. – Говорят, период муссонов длится месяца три…

При условии, что не задержится в гостях, подобно тому, как явился раньше обычного.

– Выходит, ты хочешь подождать, – подытожил Сухайл, – и попробовать поискать от окончания муссонов до начала зимы.

Где-то там, за стеною дождя, шли к нам Чендлей с несколькими мужчинами из деревни, нагруженные нашим снаряжением и припасами.

– А если нет, все путешествие пропадет даром. Будь я уверена, что позже удастся попробовать снова – дело другое, тогда на ветер окажутся выкинуты только ресурсы и время. Но неужели ты всерьез думаешь, что кто-нибудь одолжит нам еще один целигер? И что цер-жагское правительство не усилит охрану границ, и что сюда не вторгнутся йеланцы?

Не говоря уж о сохранности того, ради чего мы сюда прибыли – о том, что шансы на успех убывают с каждым прошедшим днем. Освобожденный от снега и льда, экземпляр может сгнить дотла, а если он погребен под слоем свежего снега, мы можем его попросту не найти. Сделав ставку на возможное открытие, я, как азартный игрок, стремящийся отыграться, и думать не желала о том, чтоб отойти от стола.

Но целых три месяца гнить здесь, в Лам-це Ронг… Надеяться… Ждать…

Со стороны соседнего дома донесся хор отчаянных кошачьих воплей. Хозяйка, вооружившись метлой, с руганью гнала за порог нескольких дракончиков, по-видимому, решивших поселиться среди ее домашнего скота.

Сухайл с улыбкой взглянул на меня.

– И чем же ты займешься от скуки?

Услышав о нашем намерении изучать мьяу, Шу-ва с соседями воззрились на нас, будто на умалишенных.

Конечно, с подобной реакцией я сталкивалась не раз и не два, однако нигде и никогда она еще не бывала выражена столь ярко, как здесь, в Лам-це Ронг, где наш предмет изучения считался не более чем докучливыми вредителями, паразитами наподобие мышей или крыс. Да, горные змеи и пустынные драконы, охотящиеся на домашний скот, также навлекают на себя нешуточную неприязнь местных жителей, но все же их размер внушает некоторое уважение. Мьяу подобной репутации не удостоились. В Цер-нга ими, несносными озорниками, восторгаются не более, чем в Ширландии – горностаями (и даже менее того, так как с мьяу не взять даже шкурки).

Точно так же отреагировал на наше решение и Чендлей. По его возвращении мы, на демократический манер, устроили голосование, и бросить всю эту затею как дело заведомо гиблое предпочел только он, однако его энергичные доводы – признаться честно, вполне разумные – не смогли поколебать остальных. Не его вина, что им не хватило силы проникнуть сквозь наши твердые лбы и что-либо изменить там, внутри. Так мы и порешили остаться в Лам-це Ронг до окончания муссонов, а там уж выступить в поход. Ну, а до этого, в ожидании, можно изучать драконов, имеющихся под рукой.

Расспросив местных жителей, мы выяснили, что охота на мьяу, если сие предприятие достойно столь громкого имени, отдана на откуп незамужним старым девам, каковых в деревне, благодаря описанным выше брачным обычаям, имелось достаточно. Хозяйка, обнаружившая поселившихся в доме мьяу, звала на помощь, и одна из означенных старых дев принималась мастерить ловушки и расставлять их в местах, привлекающих внимание незваных гостей, – то есть в кухонных кладовых и у мусорных ям.

– Вы же не старая дева, – сказала мне Шу-ва (согласно переводу Фу). – Зачем, скажите на милость, вам это нужно?

Я поразмыслила, подыскивая как можно более дипломатичную формулировку, но вскоре махнула на это рукой: что ни скажи, любым моим словам все равно еще предстояло пройти сквозь жернова языкового барьера.

– Пожалуйста, скажите ей как можно учтивее, – попросила я Фу, – что таким образом я могу узнать нечто новое, способное помочь ньингам оградить от мьяу свои кладовые. Только чтоб это не выглядело так, будто я полагаю их собственный опыт несостоятельным – в конце концов, они живут бок о бок с этими животными многие поколения. Но я изучила множество разновидностей драконов в других частях света, и, может статься, сравнение мьяу с ними пойдет делу на пользу.

Понятия не имею, что и как объяснял Шу-ва Фу. Знаю одно: после нескольких минут переговоров она отчаялась постичь и его объяснения, и мои намерения окончательно и бесповоротно. Покачав головой, она попросту сказала, что если уж мы желаем возиться с мьяу, то это наши проблемы.

Мритьяхаймские мьяу

Начали мы с Томом с изучения воровских повадок вредителей, благо для этого не требовалось отходить сколь-нибудь далеко от дома – правда, ради исследований пришлось пожертвовать сном. Не раз и не два мы ночь напролет наблюдали, как мьяу устраивают набеги на продуктовые кладовые, мусорные ямы, амбары либо коровники. Животные исключительно хитрые, они нередко посылали вперед, на разведку, кого-либо одного из числа стаи и только затем спускались вниз все вместе. Возможно, этого первого лучше всего сравнить с канарейкой в шахте: попавшись в ловушку, зверек издавал предостерегающий клич, после чего остальные бежали.

– Возможно, было бы эффективнее, если бы ловушка срабатывала только на всех разом? – сказала я Тому.

– Да, но как? Караулить до утра во всех возможных местах, куда мьяу могут забраться, и захлопывать ловушку вручную?

С учетом количества возможных мест, подобное требование выглядело абсолютно непрактичным. Однако при ныне принятом подходе каждый инцидент, на мой взгляд, только учил мьяу, как лучше избегать ловушек в будущем. Одна из старых дев, с которыми мы обсуждали сии материи, пожилая женщина по имени Кье-ва, с этой теорией согласилась. Врожденное искривление ног покончило с ее перспективами на замужество еще до возраста возможного возникновения означенных перспектив, но она мастерила прекрасные ловушки и не забывала чередовать используемые типы по кругу. По словам Фу, делалось это затем, чтоб мьяу успевали забыть о прежних ловушках и попадались в них снова.

– Любопытно бы это проверить, – пробормотала я, обращаясь как к Тому, так и к себе самой. – Начать с чередования всего двух типов, затем трех, затем четырех, и установить, действительно ли мьяу способны учиться на ошибках, а если да, надолго ли запоминают полученный урок…

Увы моему любопытству, об экспериментах, которые могли бы способствовать исчезновению съестных припасов в желудках драконов-малышей, ньинги не пожелали бы и слушать. И это вполне понятно: слишком уж часто приходится им жить на грани голода, чтоб рисковать будущим на подобный манер. Своими запасами мы жертвовать также не могли: для осенней экспедиции следовало сберечь их как можно больше. Поэтому Чендлей, Сухайл и Фу (когда мы могли без него обойтись) взялись помогать пастухам и охотились при каждом удобном случае. Продолжительность нашего пребывания в Лам-це Ронг прямо зависела от нашей необременительности для хозяев.

Мы с Томом тоже нередко помогали пастухам и наблюдали за тем, как мьяу бросаются сверху на спины яков. Сухайл, посвящавший долгие часы улучшению своего цер-жагского, решил применить обретенные навыки к делу и принялся расспрашивать о мьяу местных мужчин.

– Все в один голос утверждают, – сказал он нам, – что мьяу пожирают сало с горбов яков, но я осмотрел животных и ни у одного не обнаружил каких-либо шрамов или следов укусов.

– Может, просто бабкины сказки, – пожал плечами Том. – В Нидди все бабки говорят, что к младенцам нельзя подпускать кошек, так как кошки высасывают дыхание из их груди. Я видел, как кошки обнюхивали лица младенцев, но не более того. Теперь мы наблюдаем, как мьяу бросаются на спины яков – это вполне могло быть преувеличено таким же образом.

– Но главное все же в другом: зачем, ради какой надобности, они это делают?

Я задумчиво забарабанила пальцами по локтям. День выдался ясный, горный луг вокруг был усеян цветами – в такие минуты трудно было поверить, что дурная погода преграждает путь к цели. Типичная для антиопейцев картина периода муссонов – дождь, льющий двадцать четыре часа в сутки, но это даже для более влажных регионов неверно. Ну, а в горах небо прояснялось регулярно, хотя дожди довольно быстро превратили прекрасно утоптанную дорогу через деревню в целую реку вязкой жидкой грязи. Впрочем, стоило только поднять взгляд к стене высоких горных пиков, и я тут же вспомнила, отчего мы проводим время здесь, наблюдая за мьяу.

Том, однако ж, размышлял не о погоде, а о моем вопросе.

– Своего рода охота? – с сомнением предположил он. – В надежде загнать яков к обрыву и полакомиться убоиной? Не наблюдали ли пастухи таких случаев?

Сухайл расспросил об этом местных жителей, но никто из них ни с чем подобным не сталкивался.

– Возможно, благодаря бдительности пастухов, – пояснил он. – Похоже, они всерьез обеспокоены тем, что вспугнутый мьяу скот может если и не разбиться насмерть, то, к примеру, переломать ноги.

Мы провели в наблюдениях еще неделю, однако удовлетворительных ответов так и не нашли.

– Может, это своего рода игровое поведение? – предположила я. – Как у кошки, играющей с мышью. Возможно, мьяу просто забавляются, пугая яков и обращая их в бегство?

Куда больших успехов мы достигли в другом предприятии, а именно в поимке мьяу, но не затем, чтобы убить зверька, как поступают туземцы, а для изучения. Изловить мьяу также оказалось нелегко: как я уже говорила, эти животные весьма сообразительны и быстро учатся избегать ловушек. Первый был пойман уже на вторую ночь, однако затем мы допустили ошибку – отправились спать вместо того, чтоб сидеть и караулить, из опасений отпугнуть других мьяу своим присутствием. Ошибку мы осознали, проснувшись наутро и обнаружив тонкие деревянные прутья клетки перегрызенными. Цветисто выругавшись на нескольких языках, освоенных нами в путешествиях, Том соорудил новую клетку. Поскольку теперь мьяу были предупреждены, второго удалось поймать лишь через пять, а то и шесть ночей, но наконец-то мы добились своего – и, памятуя о печальной судьбе прежней клетки, позаботились заточить нового пленника в намного более надежную тюрьму.

До этого мне доводилось содержать в неволе только медоежек и пустынных драконов. Размерами мьяу более схожи с первыми, однако медоежки относительно смирны, если им не докучать (на что они реагируют, плюя в обидчика токсичной слюной), тогда как мьяу куда менее покладисты. Глядя, как пойманный мьяу меряет шагами пол новой клетки и пробует на зуб прутья решетки, я сказала Тому:

– Действительно, несколько напоминает кота, даже если не считать схожести голосов. Однажды Эндрю посадил в клетку бродячего кота, пойманного в деревне – тот вел себя точно так же.

– Жаль, ньинги не могут приучить их охотиться на крыс и землероек. С зерном сразу сделалось бы на диво легче.

К немалому изумлению не только ньингов, но и наших товарищей, мы с Томом взялись проверять, поддаются ли мьяу дрессировке. Здесь нам очень помог Сухайл, хоть он и счел всю эту затею смешной до колик. Пока он жил на воспитании среди ахиатских кочевников, его «пустынный отец» Абу Азали обучил его благородному искусству соколиной охоты, в коей Сухайл продолжил практиковаться после того, как мы купили в Линшире поместье Касселтуэйт. Он показал нам, как изготовить путы и клобук, а затем начал учить изловленного мьяу садиться на перчатку. Делал он это так: клал на перчатку кусочки пищи и свистел на особый манер, чтоб в голове дракончика постепенно запечатлелась взаимосвязь между ним, перчаткой, свистом и вознаграждением. На этой стадии процесс дрессировки шел довольно успешно, однако Сухайл на сей счет особых иллюзий не питал.

– По-моему, – заявил он, понаблюдав за мьяу, – он умнее большинства соколов. Я бы сказал, чересчур умен. Его почти наверняка удастся научить лететь на приманку, но… стоит впервые выпустить на открытом воздухе – только вы его и видели.

Тут Сухайл ненадолго задумался, и, поразмыслив, добавил:

– Вот интересно, не признают ли их детеныши за родителя первое увиденное живое существо, как птенцы сокола? Вырастить птицу из яйца стоит немалых усилий, и, как мне кажется, с мьяу вряд ли будет проще, но это действительно дает наилучший результат.

Рисковать упустить мьяу, продолжая учить его лететь на приманку, не хотелось: ловля замены принесла бы нам больше хлопот, чем пользы. Посему пленник наш единовластно царствовал в сарайчике, сооруженном нами специально для него, – в «мяушне», как неизменно называл сие строение Сухайл, всякий раз улыбаясь собственному каламбуру во все тридцать два зуба.

Том помышлял о поимке самки, но не для дрессировки.

– Интересно было бы взглянуть, не свойственна ли и им лабильность развития. Мы получили доказательства ее существования у нескольких других разновидностей, но, чтобы с уверенностью объявить ее общевидовой характеристикой, этого мало.

Сказано это было с консервативных позиций. На самом же деле мы уже начали формулировать теорию, призванную покончить с шестью критериями, предложенными сэром Ричардом Эджуортом для различения «драконов настоящих» и «драконоподобных существ», и заменить их одним – лабильностью развития. До полного понимания природы родства между различными видами нам было еще далеко (скажу более: этот вопрос не дает покоя натуралистам-драконоведам по сей день), однако мы довольно давно начали подозревать, что, каков бы ни оказался ответ, лабильность развития сыграла в их современном разнообразии немалую роль. Ну, а поскольку сей характеристики вне пределов семейства драконов никем не обнаружено, она вполне могла служить восхитительно простым критерием отличия членов данного семейства от неродственных видов.

Мне тоже очень хотелось бы попробовать разводить мьяу или хотя бы поэкспериментировать с их яйцами. После фальчестерского разговора с Сухайлом я в глубине души постоянно оценивала свои исследования, на каждом шагу задаваясь вопросом: «Ну хорошо, и что дальше?». Странное то было ощущение… С одной стороны, я горевала об утрате былого девичьего ликования, чувства, будто мне вполне довольно увидеть нечто новое и передать полученные знания другим. С другой стороны, это заметно кружило голову: ведь я призывала себя заглядывать дальше, думать усерднее, встраивать узнанное в общую картину, а затем вычленять из массы деталей общие выводы.

К несчастью для всех наших дерзаний касательно мьяу, сезон оказался неподходящим и для них. В отличие от медоежек, готовых спариваться в любое время года, мьяу делают это только ближе к концу зимы, а их детеныши выводятся из яиц в середине весны.

– А если мы к тому времени еще будем здесь, – заметил Том, – это будет означать, что случилось нечто ужасное.

– А отчего бы вам не изловить пару и не попробовать увезти с собой? – предложил Чендлей, услышав об этом.

Судите сами, насколько нашему лейтенанту наскучило ожидание, если он проявил хоть какой-то энтузиазм к подобной перспективе! Пусть даже назад предстояло тащить куда меньше клади, чем по пути в горы, прибавка к груде вещей лишней пары клеток дела отнюдь не упрощала. Однако идея Чендлея, вне зависимости от этого, была в лучшем случае, спорной.

– Если они хоть чем-то похожи на яков, – с сухой усмешкой ответил Том, – то немедля протянут ноги на страшной жаре в целых пятнадцать градусов выше нуля. Но… как знать? Если из всего остального ничего не выйдет, лично я бы попробовал.

Единственное, с чем мы не экспериментировали, это с консервацией их костей. Поскольку Фу сообщил, что в найденном им загадочном экземпляре костей не сохранилось, мы не прихватили с собой необходимых химикалий. Кроме того, процесс консервации драконьей кости из дела чрезвычайной промышленной важности превратился в мелкий курьез, достойный разве что сноски в истории разработки ее синтеза, но в остальном полезный лишь для таких, как мы – для исследователей, желающих изучать строение скелета драконов без спешки. Мы препарировали несколько экземпляров, воспользовавшись для этого трупами, предоставленными охотившимися на мьяу старыми девами, и убедились, что кости их распадаются, подобно костям иных драконов, однако в дальнейшей работе были вынуждены полагаться на точность моих зарисовок.

Помимо всего перечисленного, в период муссонов нам не давало скучать еще одно занятие, а именно – скалолазание. Как только Сухайл освоил цер-жагский в достаточной для решения незначительных повседневных вопросов мере, Чендлей начал регулярно устраивать вылазки, дабы в паре с ним либо с Фу оттачивать мастерство скалолазания на окрестных хребтах и пиках. Мы с Томом упражнялись в восхождении на горы реже, однако в течение недель, проведенных с пастухами, немало полазали по самым разным маршрутам (под дружный хохот наблюдателей-ньингов). Все это было подготовкой к предстоящему походу: выпавший снег сделал наш путь много опаснее прежнего, и ни один из нас пятерых не мог позволить себе ни излишней мнительности, ни нехватки слаженности, значительно затруднявших дорогу в Лам-це Ронг. К концу периода муссонов все мы находились на пике боевой готовности – то есть, как мы полагали, были готовы к преодолению любых преград.