Глава 4
Корреспондент

В половине восьмого утра Махмуд резко очнулся от раската взрыва, прогремевшего на площади ат-Таяран. Из-за мучительной головной боли он не смог подняться с постели сразу и еще долго крутился под одеялом, пока около десяти не запищал мобильный.

– До сих пор дрыхнешь? – спросил главный редактор журнала «аль-Хакыка», где он числился внештатным сотрудником.

– Э-э-э… Я…

– Давай вставай и отправляйся в госпиталь аль-Кинди! Сделай фотки раненых, разговори медицинский персонал, пообщайся с полицейскими, нужен материал… Понял?

– Ладно… Сейчас соберусь.

– Давай быстро! Как говорится, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. О’кей?

На выходе из гостиницы он столкнулся с Абу Анмаром, стоящим посреди кучи битого стекла и почему-то хлопающим в ладоши. Проходя по центральной улице квартала, Махмуд завернул в кофейню Азиза аль-Мысри наскоро выпить чашку чая. С собой он уже прихватил все необходимое – в черной кожаной сумке, перекинутой через плечо и хлопающей его по спине при ходьбе, лежали фотоаппарат, диктофон, блокнот и ручки…

Наконец на площади ат-Таяран перед ним воочию предстали последствия утреннего теракта. Место совсем опустело, словно вымерло. Котлован был не более чем два метра в диаметре, но обуглившиеся прилавки и тележки по периметру говорили о чудовищной разрушительной силе взрыва и о том, что жертв должно было быть множество.

Махмуд остановился в центре площади и, почувствовав, что настал момент записать свои впечатления, сделал глубокий вдох. Он достал диктофон, поднес его к губам и нажал на кнопку:

– Будь ты проклят, Хазем Аббуд! Вечное проклятье тебе!

Свободный художник-фотограф Хазем Аббуд должен был, по идее, жить на втором этаже гостиницы «аль-Уруба» в номере вместе с Махмудом. Но заглядывал он туда редко, в исключительных случаях, когда нуждался в тихой гавани для отдыха или убежище, если что-то случалось. Абу Анмар считал Хазема другом и не относился к нему как к клиенту, наоборот, был даже благодарен, что тот привел нового постояльца именно в его гостиницу. Махмуд стал третьим или четвертым проживающим в ней. А в лучшие времена заполняемость доходила до семидесяти человек!

Вчера к вечеру Хазему захотелось праздника. Хотя повода что-либо отмечать не предвиделось, он потащил своего приунывшего товарища в одно из заведений на Пятой улице квартала аль-Батавин. Махмуду все это пришлось не по душе, но он уступил под напором Хазема. Друзья выпили несколько банок холодного пива, и к ним присоединились две светлокожие девушки, несмотря на прохладную погоду одетые по-летнему. Они налегали на пиво еще часа два. Каждый раз, когда сидевшая рядом девушка задевала его, подняв бокал или потянувшись к закуске, у Махмуда учащался пульс так, что, казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он никогда не участвовал в подобных застольях и не сидел, так близко придвинувшись к женщине. А Хазем все подливал ему, время от времени приговаривая:

– Если тебя что-то не устраивает, можешь идти хоть сейчас.

Но уходить Махмуд уже не собирался. Он пил, пока девушки сами не встали из-за стола и не потянули его за руку за собой. Совершенно пьяного, они отвели его в спальню на втором этаже. Через полчаса одна из них вышла из комнаты и, смеясь, вернулась обратно к столу. Вторая задержалась еще на целый час.

– Почему ты не пошел с ними? – спросил Махмуд Хазема, когда они выбрались на свежий воздух.

– Я?! Позже зайду. Самое главное, ты получил удовольствие?

– Да… Ты настоящий друг, – сказал Махмуд и нервно улыбнулся.

От количества выпитого у него слегка кружилась голова, руки и ноги как будто одеревенели, инстинкты вырвались на свободу, эмоции переполняли его. Когда они собирались уже заходить в «аль-Урубу», Хазем задержался у входа и закурил сигарету. Он с силой выпустил дым через нос, посмотрел на друга, перевел взгляд на свои пальцы, держащие сигарету, и произнес:

– Что я хотел сказать… При мне больше не упоминай Наваль аль-Вазир… Хорошо?.. Пусть проваливает!

– Хорошо… К черту ее!

Наваль аль-Вазир сама себя называла кинопродюсером. Полноватая сорокалетняя брюнетка, обладающая настоящей восточной красотой, которую подчеркивал легкий макияж, нанесенный точными и уверенными штрихами, – темно-красная помада на губах и подведенные черным карандашом широкие изогнутые брови. Платок она накидывала на голову небрежно и предпочитала однотонный костюм-двойку, каждый раз подбирая новую яркую бижутерию. И если спросить Махмуда ас-Савади, он назовет еще много деталей ее туалета, которые запомнит разве что одержимый. Но на одно крайне раздражающее обстоятельство Махмуд закрывал глаза: Наваль аль-Вазир была близкой подругой главного редактора Али Бахера ас-Саиди, известного журналиста и писателя, оппозиционного прежнему режиму и приближенного к политикам сегодняшнего дня, часто мелькающим на экране телевизора.

В редакции журнала, расположенной в квартале аль-Каррада, Наваль появлялась после полудня, проводила там чуть более получаса и уезжала вместе с ас-Саиди на его машине. В эти полчаса Махмуд вынужден был лицезреть ее в кабинете редактора, когда тот приглашал его разобраться с текущими вопросами. Махмуд всегда соглашался с мнением шефа и не обсуждал его поручения, потому что в присутствии этой женщины сидел как на иголках.

– У шефа очередная кукла для секса! – сказал ему однажды Фарид Шавваф.

Махмуд повздорил сначала с коллегой, доказывая, что тот строит свои обвинения лишь на домыслах, но затем, поразмыслив, признал его правоту, поскольку ну что еще могло связывать эту красавицу с Али Бахером ас-Саиди, если не постель?

Затем несколько раз так совпадало, что ас-Саиди не приходил на работу или сильно запаздывал и Махмуд оказывался в кабинете редактора с Наваль аль-Вазир один на один. Из беседы с ней Махмуд узнал, что она приступает к съемкам полнометражного художественного фильма о преступлениях прежнего режима. Ее творение обещает стать наиболее значимым событием отечественной киноиндустрии за последние годы. Ас-Саиди, со своей стороны, улаживал для нее некоторые формальности и добивался в различных государственных структурах, где у него имелись связи, разрешения на съемки… Наконец все объяснилось! У Махмуда как гора с плеч упала – он отбросил все грязные подозрения, которые вбивал ему в голову подлец Фарид Шавваф.

Он успокоился и вновь начал присматриваться к этой женщине, каждый день открывая для себя в ее внешности что-то новое. И опять он надоедал разговорами о ней своему близкому другу Хазему Аббуду. Но как ни странно, с того дня Махмуд стал незаменимым для ас-Саиди сотрудником, более того – безотказным: пойди туда, проведи интервью, следи за развитием событий, посети пресс-конференцию, и так без конца. Махмуду приходилось вкалывать, как всем остальным в редакции, вместе взятым.

Карьеру журналиста Махмуд начал в апреле 2003 года в аль-Амаре с должности редактора местного еженедельника «Сада аль-Ахвар». Когда же Али Бахер ас-Саиди пригласил его в свой журнал, он писал для небольшой столичной газеты «аль-Хадаф». В Багдад он приехал именно тогда, когда масса народу из него бежала. В последнем накануне отъезда из аль-Амары телефонном разговоре Хазем Аббуд предостерег его:

– Пережди у себя, пока тут все не успокоится, потом приезжай!

Однако спокойнее в Багдаде не стало, стало только хуже. Махмуд не последовал совету товарища. Была крайняя необходимость уехать из этого городка. Если сказать точнее – нужно было скорее уносить оттуда ноги. О настоящих причинах столь внезапного переезда друга Хазем Аббуд узнает после.

Ас-Саиди связался с ним через их общего знакомого Фарида Шаввафа, уже принятого в штат журнала. С первой же встречи с ас-Саиди Махмуд проникся симпатией к начальнику, который был старше его как минимум на два десятка лет, однако сохранял прекрасную физическую форму и одевался с завидной элегантностью. За эти месяцы ас-Саиди не дал повода усомниться в своей профессиональной состоятельности: всегда бодр, энергичен, улыбчив, способен погасить любой конфликт, из-за чего бы ни разгорелась ссора и как бы далеко она ни зашла. Его настроение передавалось окружающим.

Наверное, поэтому Махмуд не мог сказать ас-Саиди «нет» и изо всех сил старался угодить, исполняя все его поручения от и до. Он изматывал себя, но продолжал доказывать шефу свою преданность, будучи глубоко убежденным, что все делает правильно, что так и надо.

– Да будь ты проклят, Хазем Аббуд! Отныне и во веки веков! – повторил он на диктофон, на этот раз нараспев, будто шиит, оплакивающий Хусейна.

Головная боль не отпускала. Надо было позавтракать сначала как следует, а не бежать на работу сломя голову голодным. Да и выпил он вчера через край, не смог сдержаться после того, как во взвинченном состоянии покинул бордель… Махмуд уже стоял у стойки регистратуры в госпитале аль-Кинди, но по-прежнему испытывал возбуждение. Он пялился на всех проходивших мимо медсестер и уборщиц, представляя каждую из них в развратной позе… От утомления он протер глаза и разгладил ладонями мягкую бороду. Если бы ас-Саиди увидел его в таком виде, то непременно бы сделал замечание:

– Ни к чему нагонять скуку на людей, с которыми общаешься! Будь позитивен! Излучай положительную энергетику! Сбрей бороду, смени рубашку и уложи по моде волосы! Используй каждую возможность, чтобы взглянуть на собственное отражение в зеркале, не проходи мимо даже припаркованной машины! Дай в этом деле фору бабам! Не будь таким традиционалистом!

– Что значит традиционалистом?

– Как у Антара бен Шаддада: «Дивись, любимая, уже два лета как я не мылся, а о маслах молчу».

Махмуд, в этот день не принявший душ, узнал, что уподобился сегодня поэту. Он впервые слышал эту строчку, но она произвела на него впечатление, и потом он не раз цитировал ее по делу и без дела.

Добиться допуска в палату к пострадавшим сегодня при взрыве на площади ат-Таяран не получалось. Увидев, что два журналиста и операторы нескольких спутниковых телеканалов уже работают с ранеными, Махмуд незаметно проскользнул внутрь, присоединился к их группе и прошел всюду по коридорам больницы за ними. Им достаточно было фактов и обрывочной информации, а ему нужна была полная картина, детали и мнения для еженедельного выпуска. И не забыть сделать качественные снимки для иллюстраций!

Махмуд выполнил кое-как задание и, будучи не уверенным в успехе, поспешил все-таки покинуть госпиталь, поскольку валился с ног от усталости. По дороге он купил электробритву и зашел в кафе на улице ас-Саадун. Пообедав, он вымыл руки, сполоснул рот и стряхнул крошки с бороды, затем вытащил бритву и на глазах у изумленных официантов и посетителей быстрыми движениями сбрил бороду. Влажными пальцами он зачесал жесткие волосы назад и вышел. Через несколько шагов Махмуд снова достал диктофон и наговорил следующее:

– Рияд ас-Савади!.. Отец!.. Да помилует Всевышний твою душу!.. Из-за тебя я оказался здесь. По твоей вине пришлось сюда переехать… Как я вымотался! Ноги ноют, не получается нормально выспаться. Надо разобраться со всем этим до дня рождения. Мне скоро двадцать три…

По правде говоря, история была уже близка к развязке. Все вот-вот должно было закончиться… В редакции Махмуд, не теряя времени, приступил к написанию статьи, сбросил на рабочий компьютер отснятые кадры и уже болтал с Фаридом Шаввафом и остальными коллегами, когда за ним зашел Абу Джони и пригласил к главному редактору.

Махмуд переступил порог роскошного кабинета ас-Саиди. Тот одной рукой держал пульт и переключал каналы на огромной панели, закрепленной на стене, а пальцами другой, поднятой высоко вверх, словно ручку, сжимал толстую тлеющую сигару. Шеф спросил у него, что удалось сделать за утро, потом напомнил про серию эссе, о сдаче которых в тираж шла речь на днях, и выложил перед собой на стол высокую стопку бумаг. Он хлопнул по ней рукой, пролистнул и посмотрел на Махмуда:

– Вот сколько твои коллеги написали за месяц!.. Но, не будем кривить душой, это все не годится для печати.

Он закурил, глубоко затянулся и с наслаждением выдохнул густой дым. Махмуд уже начинал нервничать. Похоже, шеф собирался сообщить нечто важное.

– Уволю Зейда Муршида, Аднана аль-Анвара и эту тощую швабру… Мейсу… Своему приятелю Фариду скажи, чтоб за ум взялся… Пишет он сносно, но не выкладывается здесь по полной.

– Что я могу с ним сделать?.. Я думал, вы с ним на дружеской ноге.

– Не хочу с ним связываться… Он тот еще спорщик, перечить мне станет, дай только повод… Лучше б все силы отдавал работе… Намекни ему сам, как сумеешь… Прямо не надо говорить.

Махмуд тут же попытался представить, как он мог бы сделать Фариду намек, но у него ничего не вышло, и он молча уставился на ас-Саиди, который внимательно следил за телевизионной картинкой.

– Вот еще что, дружище… Ты, как я вижу, в поте лица трудишься…

Этого Махмуд никак не ожидал. Он был крайне удивлен после всех упреков и выговоров услышать такое от ас-Саиди. Для него самого не новость, конечно, но чтобы шеф оценил! Похоже, главный сменил гнев на милость.

Сигара в руке у ас-Саиди потухла, он смял ее в большой керамической пепельнице и взглянул на часы. Махмуд догадывался: Наваль аль-Вазир должна была появиться к этому времени, но не пришла. Он вспомнил о гнусных предположениях Фарида Шаввафа. Молчание затянулось. Но это было в стиле ас-Саиди – тот любил выдержать театральную паузу, придавая таким образом значимости собственным словам.

– Ты напористый… С завтрашнего дня приступаешь к работе в должности ведущего редактора журнала «аль-Хакыка»!

Все трое сидели напротив него за деревянным столом, накрытым красной скатертью и непромокаемой пленкой. Перед каждым стояла банка «Хайнекена», стеклянная кружка и тарелка с жареным арахисом. Себе Махмуд заказал содовую. Им так и не удалось уговорить его хотя бы на одно пиво. Махмуда так и подмывало рассказать им. Он разглядывал их смеющиеся лица: Зейд Муршид, Аднан аль-Анвар и Фарид Шавваф. Насчет первых двух ас-Саиди уже все решил, да и третьего могли скоро выгнать из журнала – его судьба висела на волоске. Что касается самого Махмуда, то он стал вторым лицом в редакции. Как им сказать об этом потактичнее, чтобы они сгоряча не перевернули на него стол? Сообщить о решении ас-Саиди сейчас, прежде чем они напьются и потеряют над собой контроль? Или подождать, пока расслабятся и смогут выдержать удар? А может, ему тоже выпить для храбрости и ошарашить эту троицу плохими новостями? Махмуд никак не мог выбрать и в конце концов отложил разговор до завтра.

Они дурачились, Фарид Шавваф был особенно весел, время от времени мечтательно задумываясь о чем-то своем. В последние дни он дописывал сборник удивительных историй из жизни современного Ирака.

«Жаль, что не успеешь закончить книжку, друг… Потом не до этого будет!» – подумал про себя Махмуд, слушая воодушевленную речь Фарида о том, как важно эти фантастические, но действительно имевшие место случаи описать и сохранить для потомков, иначе весь этот интереснейший материал пропадет.

– А почему бы тебе не вести колонку в нашем журнале? – спросил Махмуд. – Страничка пользовалась бы успехом.

– Что?! В журнале? Прочитали, выбросили и забыли? Я говорю о книге!

– Одно другому не мешает. Сначала мог бы опубликовать их в журнале, потом выпустить книгой.

– Нет, не то… Надо сразу настраиваться на большой формат.

– Ну хорошо, тогда издавай сначала книгу, после напечатаем по частям у нас.

Зейд Мурщид и Аднан аль-Анвар переглянулись и громко расхохотались. Фарид же от обиды завопил:

– Да идите вы со своим журналом! Нужен он мне!

Интерес у Махмуда к этой теме мгновенно испарился… В заведении царил полумрак. В задымленном зале не протиснуться, полно молодых людей, еще больше мужчин в возрасте, с животами, усами и блестящими залысинами, почти все они, как узнал потом Махмуд, приехали из пригородов Багдада, а кто-то даже издалека. Все прелести подпольного бара без лицензии, скрываемого за вывеской обычного кафе. Убогое место, однако часто посещаемое Фаридом Шаввафом и компанией.

Друзья вышли слегка навеселе, то и дело отпуская шутки по поводу содовой, которой ограничился сегодня Махмуд, и вразвалку направились к площади. Оттуда Фарид Шавваф собирался взять такси до аль-Каррады, где снимал квартиру, а Зейд Муршид и Аднан аль-Анвар на другой машине планировали поехать в Баб-аш-Шарки.

Грязно-серый оттенок неба предвещал скорый закат. Они встали на площади аль-Фирдаус со стороны, противоположной гостинице «Новотель», и посмотрели налево, где парковались машины. Фарид без умолку трещал о своей книге, вместо того чтобы перейти дорогу и проголосовать. Но если бы в ту секунду он оказался на другой стороне, то нашел бы верную смерть. Там как раз разворачивался, чтобы на полной скорости устремиться к металлическим воротам гостиницы, оранжевый мусоровоз, груженный десятками килограммов динамита, способными произвести такой чудовищный взрыв, который эти четверо за всю свою жизнь не видели.

Фарид не мог совладать с собой: а что, если бы он оставил приятелей и перебежал улицу? Он раз за разом прокручивал в голове этот вполне реальный сценарий, ведь именно в десятке метров от главных ворот гостиницы он обычно ловил такси.

В момент взрыва они упали навзничь, и их присыпало землей и камнями. Первое, что пришло каждому на ум, что он ранен. Но уже через минуту, придя в себя и осмотревшись, они, движимые каким-то бессознательным порывом, спешили к месту взрыва. На приличном расстоянии от воронки на асфальте лежало тело мужчины без признаков жизни. Махмуд ткнул его пальцем, и мужчина зашевелился. Они подняли его на ноги, и Махмуд тут же узнал его – это Хади-враль, как прозвали его завсегдатаи кафе Азиза аль-Мысри. Хади обвел молодых людей взглядом, полным ужаса, вырвался из их рук и, несмотря на последовавшие крики, быстро зашагал прочь. Они были уверены, что он ранен, но ничего не соображает от шока.

Больше нечего было рассказывать. Других жертв теракта они не видели. Понятно, что смертник, сидевший за рулем взорвавшегося мусоровоза, сгорел дотла. Так они думали, наблюдая за служащими гостиницы, высыпавшими на площадь перед входом. Послышался вой сирен полицейских автомобилей, и они решили поехать в направлении Баб-аш-Шарки.

На площади ан-Наср Зейд Муршид и Аднан аль-Анвар сели в такси. Фарид передумал идти пешком и тоже остановил машину. Он был рассеян и крайне встревожен, от выпитого в подпольном баре спиртного не осталось и следа.

– Сейчас ты мог быть мертв… Язык без костей, поэтому жив остался… А все благодаря твоей книге и этим мистическим историям, – сказал ему Махмуд, расставив в своей речи такие же эффектные театральные паузы, как ас-Саиди.

То ли от потрясения от пережитого, то ли осмысливая последние слова Махмуда, Фарид продолжал сидеть с широко распахнутыми глазами, уставившись прямо перед собой.

Когда машина с Фаридом Шаввафом тронулась, Махмуд ощутил небывалый прилив сил и решил преодолеть расстояние до гостиницы «аль-Уруба» пешком. Он достал сигарету и сунул ее так и не зажженной в рот. Ему казалось странным, что в этих обстоятельствах, да еще после разыгравшейся на его глазах трагедии, он испытывает чувство полнейшего удовлетворения. Но копаться в себе и выяснять причину такого противоречия он не стал. В голове крутилась только одна фраза. Внезапно нахлынуло вдохновение, он вытащил диктофон и нажал на кнопку записи:

– Будь позитивен!.. Излучай положительную энергетику!.. Вот путь к спасению… Будь позитивен!.. Излучай положительную энергетику!.. Путь к спасению… – повторял он раз за разом как одержимый, пока не понял, что батарейка села.