Мне не дает покоя один вопрос. Чутье подсказывает, что я должна докопаться до сути: почему Томас афиширует свой выдуманный роман с владелицей бутика Лорен и всячески старается скрыть тот, что у него был на самом деле, – с Эйприл?

Мне никак от этого не уйти, даже притом, что теперь в моем распоряжении есть мое досье. Доктор Шилдс не выпустит меня из своих когтей, пока окончательно не уничтожит. Есть только один способ защититься – понять, что случилось с Эйприл. И тогда, возможно, мне удастся отвести от себя беду.

Лорен посоветовала обратиться в полицию, раз Томас меня так сильно пугает. Но что я им скажу?

«Я решила соблазнить женатого мужчину. Даже переспала с ним. Причем меня наняла его жена; она вроде как знала об этом. Между прочим, думаю, один из них или они оба причастны к самоубийству одной девушки».

Чушь какая-то. Они решат, что я спятила.

Так что я звоню не в полицию, а делаю два других звонка.

Первый – на мобильник Томаса. Начинаю без предисловий:

– Почему ты врешь, что спал с Лорен, хотя на самом деле просто купил одежду в ее бутике?

Я слышу, как он резко втягивает в себя воздух.

– Знаешь что, Джесс? Я получил записи Лидии об Эйприл, ты – ее записи о себе. Я не обязан отвечать на твои вопросы. Желаю удачи.

И в трубке раздаются гудки.

Я тут же перезваниваю ему.

– Вообще-то, у тебя есть только первые тринадцать страниц из досье Эйприл. Последние пять я не отправляла. Так что ответить на мои вопросы тебе придется. Но при личной встрече.

Я должна видеть выражение его лица.

В телефоне глухая тишина, и я начинаю опасаться, что Томас опять повесил трубку.

– Я на работе, – наконец произносит он. – Жду тебя здесь через час.

Он называет адрес, я заканчиваю разговор и принимаюсь в раздумьях мерять шагами комнату. По его тону ничего нельзя было определить. Голос не казался сердитым; в нем вообще не слышалось каких-то сильных эмоций. Но, возможно, Томас из тех людей, которые наиболее опасны, когда внешне изображают спокойствие – затишье перед бурей.

Пожалуй, в его врачебном кабинете мне ничто не угрожает, рассуждаю я. Если б Томас хотел причинить мне зло, наверно, он назначил бы встречу в таком месте, где его никто не знает. С другой стороны, сегодня воскресенье. Неизвестно, есть ли еще кто-нибудь в здании.

Лорен сказала, что Томас показался ей вполне приятным человеком. У меня создалось такое же впечатление о нем при знакомстве у музея и потом – в тот вечер, когда мы решили переспать. Но я не могу отделаться от воспоминания о том случае, когда я оказалась один на один в кабинете с мужчиной, которого я тоже считала приятным человеком.

И тогда я делаю второй звонок – Ноа. Прошу его встретить меня через полтора часа у здания, где находится врачебный кабинет Томаса.

– Все хорошо? – спрашивает он.

– Не уверена, – честно отвечаю я. – У меня встреча с одним человеком, которого я не очень хорошо знаю, и мне будет спокойнее, если ты меня потом заберешь.

– Кто этот человек?

– Его зовут доктор Купер. Это, так сказать, по работе. Я все объясню при встрече, ладно?

В голосе Ноа я улавливаю нотки сомнения, но на мою просьбу он отвечает согласием. Я анализирую свои поступки в общении с ним – при знакомстве назвалась ненастоящим именем; несколько раз отказывалась от свиданий, ссылаясь на то, что у меня был жуткий или тяжелый день; говорила, что мне трудно доверять другим, – и даю себе слово, что поделюсь с ним своими проблемами. И не только потому, что он этого заслуживает. Кто-то должен знать, что происходит, – хоть какая-то гарантия безопасности.

Во второй половине дня, в 13:30, я подхожу к врачебному кабинету Томаса. В здании, как я и опасалась, безлюдно.

Кабинет № 114 – в самом конце коридора. Сбоку от входа – табличка с фамилиями трех психотерапевтов. Один из них – «Томас Купер, доктор медицинских наук».

Я поднимаю руку, собираясь постучать, но тут дверь распахивается.

Невольно я отступаю на шаг.

Я уже и забыла, какой он здоровенный. Его фигура занимает почти весь проем, заслоняя свет неяркого зимнего солнца, что струится в окно за его спиной.

– Прошу. – Томас делает шаг в сторону и кивком показывает на одну из комнат – очевидно, там располагается его кабинет.

Я жду. Пусть идет первым. Нельзя допустить, чтобы он оказался у меня за спиной. Однако Томас не двигается с места.

Через несколько секунд, вероятно, сообразив, что я его опасаюсь, он резко поворачивается и широким шагом идет через приемную.

Едва я вхожу в его кабинет, он закрывает дверь.

Пространство будто сжимается, стены сдвигаются вокруг меня. Все мое существо сковывает паника, тело деревенеет. Если Томас и впрямь опасен, здесь мне никто не придет на помощь. От внешнего мира меня отделяют целых три двери.

Я опять в западне, как тогда, в кабинете Джина.

Сколько раз я фантазировала о том, как бы я поступила, если б повторился тот вечер в утихомирившемся после ухода всех остальных членов труппы театре. Как я только ни казнила себя за то, что стояла в оцепенении, пока Джин ловил кайф, эксплуатируя мою беззащитность и мой страх.

Сейчас ситуация ужасно схожая.

И я опять парализована.

Но Томас просто обходит свой стол и опускается в кожаное кресло на колесиках.

Он удивлен, заметив, что я все еще стою.

– Присаживайся. – Томас жестом предлагает мне занять кресло напротив него. Я сажусь, силясь выровнять свое дыхание.

– На улице меня ждет мой парень, – выдавливаю я из себя.

Томас вскидывает брови.

– Прекрасно, – недоуменно произносит он, и я понимаю, что у него и в мыслях не было причинить мне зло.

Я присматриваюсь к Томасу, и парализующий страх постепенно ослабевает. Вид у него измотанный. На нем фланелевая рубашка навыпуск, на лице неряшливая щетина. Когда он снимает очки и трет глаза, я замечаю, что они воспалены. Такие же красные глаза бывают у меня, если я не выспалась.

Томас снова надевает очки, складывает елочкой ладони. Его следующая фраза вызывает удивление.

– Послушай, я не могу требовать, чтобы ты мне доверяла, но клянусь, я пытаюсь защитить тебя от Лидии. Ты уже увязла по уши.

Я отрываю от него взгляд и осматриваю комнату, надеясь по элементам обстановки понять, что собой представляет Томас. Я была во врачебном кабинете доктора Шилдс, была у нее дома: в обоих интерьерах отражена ее сдержанная бездушная элегантность.

Кабинет Томаса совсем другой. Под ногами у меня мягкий ковер, деревянные полки забиты книгами самых разных форматов и толщины. На столе – прозрачная кружка с ирисками в желтых фантиках. Рядом кофейная чашка с вдохновляющей надписью по периметру. Я смотрю на два слова в середине цитаты: лишь та любовь.

Они подсказывают мне вопрос:

– Ты когда-нибудь любил свою жену?

Томас опускает голову.

– Думал, что любил. Хотел любить. Пытался… – надсадным голосом отвечает он. – Но не смог.

Я верю ему. Я сама была очарована доктором Шилдс в первые дни нашего общения.

У меня в кармане вибрирует телефон. Я не реагирую, представляя, как доктор Шилдс держит у уха свой гладкий серебристый аппарат – ждет, когда я отвечу. И тоненькие морщинки на ее изысканно красивом лице – столь идеальном, что кажется, будто оно высечено из белого мрамора, – прорезаются глубже.

– В наше время развод – дело обычное. Почему ты просто не расторгнул ваш брак? – спрашиваю я.

И тут же вспоминаю его слова: От нее нельзя просто так взять и уйти.

– Я пытался. Но в ее представлении у нас был идеальный брак, и она отказывалась понимать, что у нас есть проблемы, – отвечает Томас. – Так что, да, ты права, я придумал интрижку с той женщиной из бутика – Лорен. Выбрал ее наобум. Счел, что это будет выглядеть правдоподобно: с такой женщиной я не прочь был бы переспать. И умышленно отправил Лидии сообщение, якобы адресованное Лорен.

– Ты специально отправил ей уличающее сообщение?

Наверно, он был в диком отчаянии, заключаю я.

Томас утыкается взглядом в свои руки.

– Я подумал, Лидия наверняка бросит меня, когда узнает, что я ей изменяю. Мне казалось, это оптимально удобный выход из положения. Она целую книгу написала на эту тему – «Этика супружества». Мне и в голову не приходило, что она будет бороться за сохранение брака – настоит на том, чтобы мы попытались восстановить отношения.

Он все еще не дал ответа на главный вопрос: почему он просто не признался, что у него был роман с Эйприл?

И я спрашиваю его об этом в лоб.

Он берет чашку, отпивает глоток, пальцами закрывая почти всю цитату. Возможно, пытается выиграть время.

Потом он ставит чашку на стол, но при этом чуть поворачивает ее, и я вижу другие слова надписи: которой предаешься.

И, словно собранный пазл, в голове выстраивается вся фраза: И в конце концов ценна лишь та любовь, которой предаешься без остатка.

Я оказалась права: Томас, должно быть, напевал эту строчку из песни «Битлз» в тот вечер, когда был с Эйприл. От него она и узнала про эту песню, которую потом слушала вместе с матерью.

– Эйприл была так молода, – наконец произносит Томас. – Я подумал, Лидии будет тяжело смириться с тем, что я выбрал 23-летнюю девушку. – Теперь он еще печальнее, чем в первые минуты встречи. Готова поспорить, что он борется со слезами. – Поначалу я не сознавал, что у Эйприл серьезные проблемы с психикой. Думал, мы оба хотим просто провести вместе одну ночь…

Как ты и я, не договаривает он, глядя на меня многозначительно.

Я чувствую, как на моих щеках проступает румянец. В кармане снова вибрирует телефон – более настойчиво, как мне кажется.

– Как получилось, что Эйприл стала Респондентом № 5? – спрашиваю я, пытаясь игнорировать жужжание у моей ноги. По коже ползут мурашки, словно вибрация распространяется по всему телу. Пытается меня поглотить.

Я бросаю взгляд влево, на закрытую дверь кабинета Томаса. Я не видела, чтобы он запер ее. Да и общую дверь он вроде бы не запирал, когда меня впустил.

Томаса я больше не боюсь, но не могу отделаться от ощущения, что опасность где-то рядом – витает, как дым распространяющегося пожара.

– Эйприл почему-то привязалась ко мне, – продолжает Томас. – Донимала меня звонками и сообщениями. Я пытался мягко охладить ее пыл… Она ведь знала, что я женат. А через пару недель звонки и эсэмэски внезапно прекратились, так же внезапно, как и начались. Я решил, что она отстала от меня, нашла другого парня.

Большим и указательным пальцами он щиплет лоб, будто у него болит голова.

Быстрее, мысленно подгоняю я его. Не знаю почему, но инстинктивно я чувствую, что мне желательно бы скорее убраться отсюда.

Томас отпивает из чашки еще глоток и рассказывает дальше:

– Потом Лидия как-то пришла домой и сообщила, что в ее проекте появилась новая испытуемая, молодая женщина, которая не совсем адекватно повела себя на тестировании. Мы обсудили это и заключили, что вопросы, должно быть, всколыхнули какое-то неприятное воспоминание, которое, возможно, она долго подавляла. Именно я посоветовал Лидии побеседовать с ней лично и попытаться помочь. Я тогда не знал, что это Эйприл. Лидия всегда называла ее «Респондент № 5», – Томас издает резкий смешок, выражающий все его смешанные сложные чувства, которые, вероятно, он держит в себе. – Я не подозревал, что Эйприл и Респондент № 5 одно и то же лицо, пока с Лидией не связался частный детектив, попросивший, чтобы она предоставила ему историю болезни погибшей девушки.

Я сижу, затаив дыхание. Боюсь ненароком его перебить. Мне не терпится услышать все, что ему известно. Но при этом я ни на секунду не забываю про свой телефон в кармане и все жду, что он вот-вот опять зажужжит.

– У меня было время проанализировать ситуацию, – наконец говорит Томас. – И вот что я надумал: Эйприл, вероятно, выяснила, на ком я женат. Подала заявку на участие в ее исследовательском проекте: наверно, ей казалось, что так она будет ближе ко мне. Либо видела в Лидии соперницу и хотела узнать о ней побольше.

Моя голова самопроизвольно дергается вправо, к окну. Что там привлекло мое внимание? Может быть, неясный шум или какое-то движение на тротуаре. Пластинки жалюзи повернуты косо, я вижу только обрывки улицы. Не знаю, ждет ли меня там уже Ноа.

Какова бы ни была угроза, которую я чувствую, исходит она не от Томаса. Я верю ему: он не контактировал с Эйприл на протяжении нескольких недель, предшествовавших ее смерти.

Правда, полагаюсь я не только на слепую веру и свое чутье. Я уже успела раз пять прочитать досье Эйприл. И почерпнула из него важную информацию о ее взаимоотношениях с доктором Шилдс. Мне известно кое-что из того, что произошло между ними в тот вечер, когда Эйприл умерла.

Доктор Шилдс написала об этом – относительно неровным почерком в сравнении с той грациозной манерой письма, что ей присуща. Их последняя встреча задокументирована на странице, что в досье помещена прямо перед некрологом Эйприл, тем самым, что я нашла в Интернете. И я сфотографировала все это на свой телефон, который сейчас лежит в кармане, непривычно теплый, и я все жду, что с минуты на минуту он опять начнет сигналить.

Фотографируя записи доктора Шилдс, я даже не пробегала их глазами – думала лишь о том, как бы поскорее убраться из ее дома, пока она не вернулась. Но позже, в стенах своей квартиры, где мне уже ничто не угрожало, я перечитывала их снова и снова.

В записях доктора Шилдс не содержалось намека на то, что ей известно, кто тот женатый мужчина, с которым переспала Эйприл, то есть Томас. Казалось, она считала, что Эйприл не имела скрытых мотивов, когда записывалась к ней на тестирование. Но мне теперь совершенно очевидно, что Эйприл была одержима Томасом – одержима настолько, что нашла способ проникнуть в группу участников исследовательского проекта доктора Шилдс. А потом она, видимо, привязалась к ней. Эйприл была потерянная душа, ей нужен был кто-то или что-то, чтобы обрести опору.

Вообще-то, странно, что Эйприл решилась поведать доктору Шилдс про свой роман с безымянным женатым мужчиной, так что оказалась на грани взрывоопасного разоблачения. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что доктор Шилдс обладает магнетическим притяжением.

Может быть, Эйприл надеялась, что ей отпустят ее грех, – как и я, когда раскрывала свои тайны доктору Шилдс. Возможно, Эйприл также думала, что женщина, которая посвятила свою жизнь изучению проблемы нравственного выбора, найдет оправдание ее поступку, докажет, что Эйприл вовсе не столь испорчена.

– Я отправлю тебе недостающие страницы, – говорю я Томасу. – Только можно еще один вопрос?

Он кивает.

Я вспоминаю тот вечер, когда я наблюдала за ними у ресторана.

– Я видела тебя как-то вечером вместе с доктором Шилдс. Ты вел себя так, будто безумно любишь ее. Почему?

– Из-за досье Эйприл, – отвечает он. – Мне необходимо было получить доступ в ее дом, чтобы просмотреть досье и узнать, сообщила ли Эйприл нечто такое, что могло бы указать на мою связь с ней. Я боялся, что Лидия позже это поймет и окончательно слетит с катушек. Но досье мне найти никак не удавалось, пока я не увидел его на ее письменном столе.

– В нем нет ничего, что указывало бы на твою связь с Эйприл, – говорю я.

– Спасибо, – шепчет Томас.

В ту же секунду я понимаю, что, возможно, зря я его успокоила. Есть один крошечный нюанс, мерцающий на грани моего сознания. Как наполненный гелием воздушный шарик, танцующий под высоким потолком. Мне не удается уловить его, как я ни стараюсь. Это как-то связано с Эйприл – то ли изображение, то ли воспоминание, то ли некая деталь.

Снова бросив взгляд на окно, я достаю из кармана телефон. Как только выйду отсюда, заново изучу ее досье, думаю я. Сейчас главное – уйти.

Я смотрю на телефон, собираясь вывести на экран последние пять фотографий досье Эйприл, и вдруг вижу, что мне звонили из «БьютиБазз». Пропущено целых четыре вызова, в том числе два голосовых сообщения.

Неужели я забыла про какой-то заказ? Нет, я абсолютно уверена, что первая клиентка у меня сегодня только в пять вечера.

Так почему из компании так упорно мне названивают?

Я быстро пересылаю снимки Томасу.

– Теперь у тебя есть все, – говорю я, поднимаясь с кресла. Он уже склонился над телефоном, внимательно читая записи из досье Эйприл.

Я слушаю сообщение от «БьютиБазз», а сама смотрю на окно. Мне кажется, я вижу тени идущих мимо людей, хотя трудно сказать.

Голосовое сообщение оставил не диспетчер, как я думала. Оно от владелицы компании – женщины, с которой я никогда прежде не общалась.

– Джессика, пожалуйста, срочно перезвоните.

Голос отрывистый. Гневный.

Я прослушиваю второе сообщение.

– Джессика, вы уволены, прямо с этой минуты. Уже можете не перезванивать. Мы узнали, что вы нарушили условие договора о недопущении конкуренции, который вы подписали, устраиваясь на работу в компанию. Нам известны имена двух женщин, которым вы недавно в качестве независимого мастера навязали свои услуги, прикрываясь именем «БьютиБазз». Если вы будете продолжать в том же духе, наши юристы примут меры.

Я поднимаю глаза на Томаса.

– Она лишила меня работы, – шепотом произношу я.

Должно быть, доктор Шилдс позвонила в «БьютиБазз» и сообщила про Рейну и Тиффани.

Я думаю о том, что через неделю мне платить за квартиру, о счетах за врачебные услуги, о том, что отец потерял работу. Я представляю милое доверчивое лицо Бекки. Что с ней будет, когда она поймет, что может лишиться дома, единственного дома, который она знает?

Стены снова сдвигаются вокруг меня.

Неужели доктор Шилдс устроит так, что меня привлекут к суду, если я не выполню то, что она требует?

Мне вспоминается одна ее запись: Вы принадлежите мне.

У меня сдавливает горло, в глазах – жжение. В груди нарастает крик.

– Что случилось? – спрашивает Томас, поднимаясь из-за стола.

Но я не могу ему ответить. Я выбегаю из его кабинета, несусь через пустую приемную, потом – по коридору. Я должна позвонить владелице «БьютиБазз» и попытаться ей все объяснить. Я должна связаться с родителями и убедиться, что им не грозит опасность. Могла бы доктор Шилдс причинить им зло? Может, она вовсе и не собиралась оплачивать их поездку во Флориду. Что ей помешало бы узнать номер моей кредитной карты и использовать ее в качестве гарантии оплаты?

Пусть только попробует тронуть Бекки, я ее убью, в возбуждении думаю я.

Задыхаясь, всхлипывая, я распахиваю дверь здания и вылетаю на улицу. В лицо бьет морозный зимний воздух, будто мне дали пощечину.

Стоя на тротуаре, я верчусь туда-сюда – высматриваю Ноа. В кармане опять вибрирует телефон. Мне хочется выхватить его и швырнуть об асфальт.

Ноа нигде не видно. Слезы теперь и вовсе хлынули из глаз. Я ведь уже начала думать, что могу на него положиться.

Оказывается, нет.

Собираюсь развернуться и вдруг вдалеке замечаю дутую синюю куртку. Сердце переполняет радость. Это он. Я узнаю его затылок, походку.

Я кидаюсь за ним, петляя между прохожими. Кричу:

– Ноа!

Он не оборачивается. Я тяжело отдуваюсь, не успевая наполнять легкие кислородом, но продолжаю бежать, заставляя себя еще быстрее переставлять ноги.

– Ноа! – снова окликаю я, нагоняя его. Мне хочется упасть в его сильные объятия и все ему рассказать. Он поможет мне, я в этом не сомневаюсь.

Ноа резко оборачивается.

При виде выражения его лица я останавливаюсь как вкопанная, словно передо мной выросла кирпичная стена.

– А ведь я уже начал влюбляться в тебя, – произносит он, чеканя каждое слово. – Но теперь я знаю, какая ты на самом деле.

Я делаю шаг к нему, но он вскидывает ладонь. Его рот сомкнут в суровую складку, карие глаза, обычно такие теплые, обдают холодом.

– Не надо, – говорит он. – Я больше не хочу тебя видеть.

– Что? – охаю я в изумлении.

Ноа поворачивается и возобновляет шаг, уходя от меня все дальше и дальше.