Доктору Шилдс, когда мы с ней встретимся, я должна отвечать по возможности правдиво.

Ведь мне неведомо, какой информацией она владеет. Но не только поэтому. Я также не знаю, на что она способна.

Ночью я почти не сомкнула глаз. Каждый раз, когда где-то в доме скрипели старые половицы или кто-то, поднявшись по лестнице, шел мимо моей квартиры, я затаивала дыхание и прислушивалась, не заскребется ли ключ в замке входной двери.

Ни доктор Шилдс, ни Томас никак не могли заполучить ключ от моего жилища, неустанно убеждала я себя. Тем не менее, в два часа ночи я подперла входную дверь тумбочкой, а потом вытащила из сумки газовый баллончик и сунула его под диван – чтобы был под рукой.

В семь часов утра доктор Шилдс написала, что по окончании рабочего дня желает видеть меня у себя дома. «О’кей», – ответила я немедля. Противиться было бессмысленно; и – что более важно – мне не хотелось ее нервировать.

Если нельзя просто взять и уйти от нее, значит, надо сделать вид, будто я смирилась, решила я.

План сложился утром, когда я стояла под горячим душем и никак не могла согреться. Не знаю, как она отреагирует на то, что я собираюсь ей сказать. Но так больше продолжаться не может.

Домой к доктору Шилдс я прихожу в полвосьмого вечера, после загруженного трудового дня. Все мои клиентки пребывали в приподнятом настроении, собираясь на праздничные мероприятия, а последняя, молодая женщина, надеялась, что ее парень сегодня сделает ей предложение.

Делая макияж, я почти не видела их лиц. Перед глазами стояла фотография Томаса в постели Эйприл, мысли были заняты тем, что я скажу доктору Шилдс, когда она впустит меня в дом и запрет дверь.

Она открывает мне в ту же секунду, словно прямо в прихожей ждала, когда прозвенит звонок. Или, может быть, увидела из окна верхнего этажа, как я подхожу к дому.

– Джессика, – приветствует она меня.

Именно так. Просто назвала мое имя.

Потом она запирает входную дверь и забирает у меня куртку.

Пока она ее вешает, я стою рядом. Она отступает на шаг и едва не врезается в меня.

– Простите, – извиняюсь я. Она должна запомнить это мгновение. Я зароняю первое семечко в создание своей легенды.

– Налить вам «Перье»? – спрашивает доктор Шилдс, направляясь в кухню. – Или, может быть, бокал вина?

Помедлив, будто в раздумье, я отвечаю:

– Меня вполне устроит то, что пьете вы. – Я вкладываю в свой голос нотки благодарности.

– Я только что откупорила «Шабли», – говорит доктор Шилдс. – Или вы предпочитаете «Сансер»?

Можно подумать, я разбираюсь в сортах винограда.

– Нет-нет, я с удовольствием выпью «Шабли».

Но сделаю всего несколько глотков. Мне необходимо сохранять ясность мысли.

Она наполняет два хрустальных бокала на тонких ножках и один протягивает мне. Мой взгляд скользит по комнате. Я не заметила следов присутствия Томаса в доме, но, став свидетелем их поведения минувшим вечером, я должна быть уверена, что сейчас его здесь нет.

Я отпиваю глоток вина и начинаю приводить в исполнение свой план.

– Я должна кое в чем признаться, – тихо молвлю я.

Доктор Шилдс обращает на меня взгляд. Она, я знаю, чувствует, что я нервничаю. Мне и самой кажется, что я брызжу нервозностью. Хоть в этом не приходится притворяться.

Она жестом предлагает мне занять табурет и сама усаживается рядом. Мы поворачиваемся лицом друг к другу. Обычно мы не сидим так близко, и я чуть меняю позу, отодвигаясь от нее на несколько дюймов, чтобы видеть всю комнату. Чтобы никто не мог подкрасться ко мне незаметно.

Глаза доктора Шилдс обрамляют едва видимые сине-лиловые круги. Вероятно, она тоже плохо спала этой ночью.

– И в чем же, Джессика? Надеюсь, теперь вы знаете, что от меня у вас не может быть секретов.

Она берет свой бокал с вином и… вот это да! Ее рука чуть дрожит. Впервые она демонстрирует передо мной свою уязвимость.

– Я не была абсолютно честна с вами, – говорю я.

Я вижу, как на шее у нее перекатываются мышцы: она сглатывает комок в горле. Но меня она не торопит. Ждет, когда я сама продолжу.

– Тот мужчина из кафе… – произношу я. В ее глазах что-то меняется, они чуть сужаются. Я тщательно подбираю слова: – В ответном сообщении он написал, что хотел бы встретиться со мной. Попросил назвать день и время.

Доктор Шилдс не сводит с меня взгляд. И сидит, как изваяние.

У меня мелькает мысль, что она остекленела, превратилась в скульптуру из муранского стекла, из которого сделан тот сокол – ее подарок мужу. Томасу.

– Но я не ответила, – добавляю я.

На этот раз паузу выдерживаю я. Отвожу от нее глаза – под тем предлогом, что мне нужно глотнуть вина.

– Почему? – наконец осведомляется доктор Шилдс.

– Я думаю, что Томас – ваш муж, – шепотом произношу я. У меня так громко стучит сердце, что она, вне сомнения, слышит его биение.

Она резко втягивает в себя воздух, мурлычет:

– Ммм. – И затем: – Почему вы так решили?

Я не уверена, что избрала верный путь. Продвигаюсь вперед по минному полю.

– Когда я пришла в кафе «У Теда» и увидела там Томаса, мне сразу вспомнилось, что я встречала его раньше, – объясняю я, понимая, что балансирую на краю пропасти. Пытаюсь побороть головокружение. – Столкнулась с ним у музея. Он был в толпе, собравшейся вокруг женщины, которую сбило такси. Я тогда всех разглядывала, думая, что, возможно, эти люди – тоже участники эксперимента. Только поэтому его заметила. Правда, он, я уверена, не обратил на меня внимания.

Доктор Шилдс не отвечает. Лицо ее непроницаемо. Я не могу определить, как она реагирует на мои слова.

– Когда я рассказывала вам про мужчину, с которым разговорилась на фотовыставке, меня смутило, что вы подумали, будто у него русые волосы. Тогда мне и в голову не пришло увязать ваш вопрос с мужчиной, который встретился мне у музея. Но потом в кафе я снова увидела его – Томаса.

– И вы сделали этот вывод на основании таких простых вещей? – наконец открывает она рот.

Я качаю головой. Днем я репетировала свою речь, и тогда следующая часть моего объяснения звучала вполне правдоподобно. Но сейчас я не уверена, что сумею ее убедить.

– Мужские куртки, что висят у вас в прихожей… Они очень большие. Сразу видно, что их хозяин – рослый широкоплечий мужчина. А мужчина на фотографии в вашей столовой совсем не такой. Я еще в прошлый раз, когда была здесь, обратила на это внимание, а сегодня снова проверила.

– Да вы прямо настоящий детектив, а, Джессика? – Пальцами она поглаживает ножку бокала с вином. Подносит его ко рту, отпивает глоток. Потом: – И вы это сами все вычислили?

– В принципе, да, сама. – Не знаю, поверила она мне или нет, поэтому я выдаю ей очередную заготовку: – Лиззи недавно сетовала, что ей пришлось заказывать новый костюм для дублера, потому что тот гораздо крупнее основного актера. Это и натолкнуло меня на мысль.

Доктор Шилдс вдруг резко подается ко мне всем телом. Я вздрагиваю, но изо всех сил стараюсь выдержать ее взгляд.

В следующее мгновение она без лишних слов встает с табурета, берет со стола бутылку и идет к холодильнику. Когда она открывает дверцу, я успеваю заметить в нем только выставленные в ряд бутылки с водой «Перье» и упаковку яиц. Такого пустого холодильника я еще в жизни не видела.

– Кстати о Лиззи… Сегодня после вас я встречаюсь с ней, – продолжаю я. – Мы хотим посидеть где-нибудь. Может, посоветуете какое-то приличное заведение неподалеку? Я обещала написать ей, когда освобожусь.

Это еще одна мера безопасности. Собираясь сюда, я положила в сумку газовый баллончик, ну а здесь стараюсь стоять или сидеть так, чтобы видеть все, что меня окружает.

Доктор Шилдс закрывает холодильник, но к столу не возвращается.

– Так Лиззи еще в городе? – уточняет она.

Я чуть не охнула. Лиззи вчера уехала – но откуда это известно доктору Шилдс? Хотя… если она добралась до моих родителей, может, и до Лиззи тоже.

Я ведь даже не помню, чтобы говорила ей что-то про планы Лиззи на праздники. Доктор Шилдс записывала все наши беседы. А я – нет.

– Да, она собиралась уехать раньше, – лепечу я, – но ей пришлось задержаться, и она пробудет здесь еще пару дней.

Я заставляю себя умолкнуть. Доктор Шилдс стоит по другую сторону стойки и пытливо смотрит на меня. Словно пришпиливает взглядом.

За моей спиной еще четыре комнаты, включая ванную. Поскольку доктор Шилдс перешла на другое место, я лишена возможности одновременно смотреть на нее и следить за дверными проемами.

Теперь все, что я вижу, – это твердые сияющие поверхности ее кухни: столешницы из серого мрамора, кухонная техника из нержавеющей стали, металлическая спираль штопора, который она положила возле раковины.

– Я рада, что вы честны со мной, Джессика, – говорит доктор Шилдс. – И я тоже буду с вами откровенна. Вы правы: Томас – мой муж. А на фотографии – человек, который был моим куратором во время учебы в аспирантуре.

Я делаю выдох, только теперь осознав, что все это время сидела, затаив дыхание. По крайней мере, хоть какая-то информация нашла подтверждение тому, что говорили мне Томас и доктор Шилдс, а также моя интуиция.

– Мы женаты семь лет, – продолжает она. – Раньше работали в одном здании. Так и познакомились. Он тоже психотерапевт.

– О, – роняю я, надеясь своей односложной репликой подстрекнуть доктора Шилдс к большей откровенности.

– Вы, должно быть, недоумеваете, почему я толкаю вас к нему, – предполагает она.

Теперь молчу я. Боюсь сказать что-то такое, что может ее разозлить.

– Он мне изменил, – объясняет доктор Шилдс. Мне кажется, что в ее глазах блеснули слезы, блеснули и исчезли, – возможно, это просто оптический обман. – Только один раз. Но все равно это очень больно, тем более что мне известны подробности. Он поклялся, что это не повторится. И я хочу ему верить.

Доктор Шилдс столь точна и осторожна в выборе слов; чувствуется, что в кои-то веки она не лжет.

Видела ли она то откровенное фото с Томасом в постели Эйприл, где он спит под цветастым одеялом, которое укрывает нижнюю часть его тела, а голые плечи оставляет напоказ? Представляю, каково ей было.

А если б ей стало известно еще и про мой поступок…

Мне не терпится узнать больше. Но я понимаю, что в ее присутствии не вправе терять бдительность ни на секунду.

– Я много о чем вас спрашивала, кроме одного, – продолжает доктор Шилдс. – Джессика, вы когда-нибудь любили по-настоящему?

Я не уверена, что есть точный ответ на этот вопрос.

– Не думаю, – наконец произношу я.

– Вы бы сразу поняли, – говорит она. – Ощущение радости, целостности, что дарует настоящая любовь, по силе восприятия прямо пропорционально той пронзительной боли, что испытывает человек, когда у него эту любовь отнимают.

Впервые я видела ее столь уязвимой, одолеваемой вихрем страстей.

Нужно убедить доктора Шилдс, что я на ее стороне. Я понятия не имела, что Томас – ее муж, когда пригласила его к себе. Однако если она узнает об этом… трудно сказать, что меня ждет.

Я снова невольно думаю о Респонденте № 5. Воображение рисует, как она лежит на скамейке в Ботаническом саду в последний вечер своей жизни. Полиция наверняка провела расследование, прежде чем классифицировать ее смерть как самоубийство. Но была ли она действительно одна в минуту кончины?

– Мне очень жаль, – откликаюсь я. Мой голос немного дрожит, но я надеюсь, что она примет это за сочувствие, а не за страх. – Чем я могу помочь?

Губы доктора Шилдс изгибаются в невыразительной улыбке.

– Именно поэтому я выбрала вас, – отвечает она. – Вы немного напоминаете мне… ее.

Не выдержав, я резко оборачиваюсь. Входная дверь от меня ярдах в двадцати, но замок на вид мудреный.

– В чем дело, Джессика?

Я неохотно поворачиваюсь к ней.

– Да так. Мне показалось, я услышала шум. – Я беру со стола свой бокал с вином, но к губам не подношу – просто держу в руке. Какое-никакое оружие.

– Мы здесь совершенно одни, – заверяет она меня. – Не волнуйтесь.

Наконец она обходит стойку и усаживается на табурет рядом со мной, коленями задевая мои ноги. Мне стоит больших трудов, чтобы не отпрянуть.

– Молодая женщина, с которой изменил Томас… – Лучше бы мне промолчать, но вопрос сам собой срывается с языка: – Вы сказали, она напомнила вам меня?

Тонкие пальцы доктора Шилдс касаются моей руки. На тыльной стороне ее ладоней вздулись голубые вены.

– У вас с ней есть некое сходство. – Она улыбается, и я вижу, как вокруг ее глаз, будто трещинки на стекле, прорезается сеточка тоненьких морщинок. – У нее были темные волосы, и жизнь из нее била ключом.

Она все еще держит меня за руку, сжимает ее чуть сильнее. Жизнь била ключом, думаю я. Надо же так охарактеризовать молодую женщину, которая покончила с собой.

Я жду, что еще она скажет. Назовет ли Эйприл по имени или упомянет ее как одну из своих испытуемых?

Доктор Шилдс смотрит на меня. Во взгляде ее снова появляется твердость. Словно женщина, которую я видела несколько мгновений назад – более мягкая, тоскующая по мужу, – надела маску. Речь ее лишена эмоциональной окраски. Будто передо мной университетский преподаватель, читающий лекцию на некую отвлеченную тему.

– Хотя женщина, с которой Томас мне изменил, была не так молода, как вы, – на десять лет старше. Примерно моего возраста.

На десять лет старше.

Доктор Шилдс, я знаю, заметила потрясение в моем лице. Ее черты каменеют.

Эйприл, девушке с фотографий в «Инстаграме», явно не за тридцать; к тому же в некрологе сообщалось, что ей было 23 года. Значит, доктор Шилдс говорит не о ней.

И если она не лжет, выходит, была еще одна женщина, с которой Томас ей изменял. Вместе со мной – три. А сколько всего их было?

– Не представляю, как можно изменять такой женщине, как вы. – Чтобы скрыть удивление, я отпиваю маленький глоточек вина.

Она кивает.

– Главное, чтобы у него впредь не возникало подобных желаний. Вы ведь меня понимаете, да? – Помолчав, она добавляет: – Именно поэтому я хочу, чтобы вы ответили ему прямо сейчас.

Я ставлю бокал на стол, но немного мимо. Бокал балансирует на краю мраморной столешницы. Я успеваю его подхватить, а то упал бы и разбился.

От внимания доктора Шилдс, я вижу, не укрылось это маленькое происшествие, но она его никак не комментирует.

Мой план безнадежно провалился. Я рассчитывала, что признание освободит меня, а петля на моей шее затянулась еще туже.

Я достаю из сумки телефон и под диктовку доктора Шилдс набираю текст: «Может, встретимся завтра вечером? В баре «Деко», в 8?»

Она следит, как я отправляю сообщение. Меньше чем через двадцать секунд приходит ответ.

Я в панике. Вдруг он написал что-то уличающее?

Мне до того дурно, что хочется опустить голову между колен. Но я не могу.

Доктор Шилдс буравит меня взглядом, словно читает мои мысли.

Я смотрю на телефон, сдавленно сглатывая слюну, чтобы побороть подступившую к горлу тошноту.

– Джессика? – торопит она меня.

Голос у нее тренькающий и какой-то нездешний, доносится будто из далекого далека.

Дрожащей рукой я поворачиваю к ней экран телефона с ответом Томаса: «Приду».