тоже прикажу ему открыть на самой глубокой точке фарватера.

– Кинг… Что?

– Это такая штучка для развлечения твоих друзей. Дико интересная.

– Братик, дай я тебя поцелую – ты сегодня непревзойденно хороший!

Монк, отшатываясь от надвигающегося толстяка, замахал руками:

– Олди! Я думаю, обойдемся и без этого. И давай так – бегом к себе, и чтобы я тебя в этом платье больше не видел! И вообще в платье! Ты не шут, ты – наследник престола! И так тебя уже чуть ли не в открытую называют наследницей! Боги, как ты терпишь всю эту вонь!

– А у меня есть надушенный платочек.

Монк, не в силах больше задерживаться в этой клоаке, резко зашагал назад. Проходя мимо пажей, не удержался – раскинув руки, выбил у них игрушечные алебарды, но эта выходка не принесла ему облегчения. Почти всегда в последнее время общение со старшим братом ничего, кроме испорченного настроения, не приносило.

И ведь странно… Монк убил немало людей, причем некоторых своими руками. Закаляя волю, он целыми днями сидит в пыточных застенках – приучил себя равнодушно относиться к человеческим страданиям. Плевать, что его считают садистом, – душевное равновесие, прежде всего. Есть грязь, которую можно смыть лишь кровью, – надо заранее быть к этому готовым.

Почему он до сих пор не решился на это? Почему этот извращенный избалованный дегенерат еще жив? Почему Монк – до сих пор всего лишь второй наследник? И это при всем своем пренебрежении к пролитию крови: ведром больше, ведром меньше – какая разница… Для Империи будет огромным благом тот миг, когда перестанет биться сердце этого дурака. Почему он позволяет ему жить? Сколько можно терпеть балаган?

Столько, сколько решит судьба, – убить Олдозиза Монк не мог.

Что-то ему не позволяло…