Глава двадцать шестая
Жизнь постепенно вернулась в свою колею и так в этой колее и катилась. Неспешно, но, похоже, в верном направлении.
Пока у Гусева заживали сломанные ребра, специально учрежденная следственная комиссия плющила «Вторую жизнь» на предмет незаконного сбора генетического материала, незаконного клонирования и не слишком законной страсти к силовым акциям. До кучи еще и какие-то финансовые нарушения нашли.
Корпорацию трясло и лихорадило, ее акции стремительно падали в цене, и преемники Каца делали все, чтобы удержать ее на плаву. В том числе, и активно сотрудничали со следствием, небезуспешно пытаясь свалить большую часть вины на покойника. Дескать, это он все задумал, устроил и санкционировал.
Гусев наблюдал за этим процессом со стороны, без злорадства и даже без особого интереса. Чем бы для «Второй жизни» эта история ни закончилась, Гусев полагал, что они в расчете.
Слова Каца его не задели. Он даже с некоторым облегчением их воспринял.
Посредственность, так посредственность. Он, в общем-то, никогда себя неистовым гением и не мнил и был рад, что объяснение оказалось таким прозаическим. Супер-силы и прочие сверхспособности обычно приносили героям головную боль, и было ее куда больше, чем пользы. Герой должен быть один, а от одиночества Гусев устал, и текущее положение дел его вполне устраивало.
После перестрелки, в которой погибли четверо невинных прохожих, голосование по запрету Черной Лотереи обрело второе дыхание, и к началу мая отданные голоса перевалили за сорок пять процентов. К сожалению, на большее второго дыхания не хватило, и цифра практически замерла на месте, увеличиваясь на сотые доли процента в день.
Но и это уже можно было считать большим успехом. Даже пессимистично настроенный Гена-Геноцид согласился, что планка в пятьдесят процентов может быть взята к концу года. Гусева волновало лишь то, что к этому времени успеет пройти еще один розыгрыш, и расклад мнений в обществе опять может измениться, однако с этим он уже ничего поделать не мог.
После двухчасового препирательства с Тунцом, в котором Гусев настаивал на том, что «Вторая жизнь» ему мстить уже не будет и ей сейчас в принципе не до того, а Тунец настаивал, что вооруженных идиотов в мире все равно хватает и прошлое покушение с корпорацией никак не связано, Гусеву все-таки удалось снизить число приставленных телохранителей до двух человек: один для него, один для Марины. Когда Гусев перемещался по городу в одиночку, охранник выполнял еще и функцию водителя, когда они были вдвоем, за ними следовала машина сопровождения.
Гусев вышел из подъезда и закурил. В Москву наконец-то пришла настоящая весна, было тепло и солнечно, поэтому Гусев был одет в джинсы и легкую куртку. В этот выходной он никаких дел не планировал.
Один охранник ждал его у выхода, второй курил в машине.
— Мы в кино, парни, — сказал Гусев. — Заодно по торговому центру прошвырнемся.
Парень кивнул и пошел к джипу.
Гусев сел в БМВ, нажал на кнопку старта и прикинул, что Марине на сборы понадобиться еще минут десять. Этой черты женского характера он никогда не мог понять, но в Марине она его не раздражала.
А в Насте почему-то раздражала.
Может быть, это и есть любовь?
У Гусева зазвонил телефон.
— Внимательно.
— Тебе нужно приехать в контору, — сказал Тунец. — Прямо сейчас.
— У нас проблемы?
— Нет. С тобой просто хотят поговорить.
— Кто?
— Не по телефону же.
— Мы, вообще-то, в кино собирались.
— Не думаю, что это займет много времени, — сказал Тунец.
— Ты хотя бы ответь, мне уже сейчас начинать нервничать или можно чуть попозже?
— С этим повременим, — сказал Тунец. — Жду.
День выдался слишком хороший, чтобы думать о возможных неприятностях, и Гусев постарался выбросить их из головы.
— Планы изменились, но некритично, — сказал он, когда к нему присоединилась Марина. — Меня попросили заехать в офис. Ненадолго.
— Давай заедем, — легко согласилась Марина.
Гусев подумал, что Настя на ее месте разродилась бы гневной отповедью (ты совсем не уделяешь мне времени, для тебя работа всегда на первом месте, а ведь я же женщина) и лишний раз порадовался, что Насти тут нет.
Офис наводняли люди в строгих деловых костюмах, слегка топорщащихся в районе подмышек. Однако, на первый взгляд ничего страшного не происходило, документы никто не изымал, компьютеры не уносил, да и немногочисленные в этот день сотрудники выглядели лишь слегка напряженными, но не напуганными. Гусев оставил Марину в приемной и зашел в свой кабинет.
Помимо Тунца, в кабинете был еще один человек. Средних лет, среднего роста, он сидел в гостевом кресле, и лицо его показалось Гусеву удивительно знакомым. При том, что в жизни, за это он мог поручиться, они никогда не встречались. Такой эффект бывает, когда встречаешь на улице средней популярности телезвезду. Вроде и видел где-то, но где — вспомнить никак не можешь.
Гусев смог.
Видимо, мыслительный процесс таки отразился на его лице, потому что Егор Плетнев улыбнулся хорошо поставленной улыбкой профессионального политика.
— Я все думал, узнаете или нет, — сказал он. — Вижу, что узнали.
— Я за вас не голосовал, — машинально сказал Гусев.
— А я знаю, — сказал Плетнев. — Извините, что без предупреждения. Выдалась в кои-то веки свободная минутка и решил заехать, познакомиться. Вы-то от моего приглашения отказались.
— Так получилось, — сказал Гусев, не вдаваясь в подробности.
— Надеюсь, я вам никаких планов не нарушил?
— Нет, — сказал Гусев.
— Я вас, пожалуй, оставлю, — сказал Тунец. — Потому что мои планы вот-вот нарушатся. Увидимся в понедельник, Антон. Всего хорошего, господин президент.
В приемной он задержался лишь на несколько секунд, чтобы поздороваться с Мариной. Гусев закрыл дверь и сел в другое гостевой кресло, напротив Плетнева. Садиться за стол ему показалось неуместно.
— Чем могу помочь?
— Это всего лишь визит вежливости, — сказал Плетнев. — Много времени я у вас не отниму. Просто хотелось посмотреть на того, кто похоронил мою политическую карьеру.
— Я этого не хотел, — сказал Гусев.
— Верю, что не хотели, — сказал Плетнев. — Но так у нас все устроено. Президент в ответе за все, в конечном итоге на него все шишки и сыплются. Поддерживая вашу инициативу, люди одновременно отзывают свои голоса, отданные за меня. Видимо, перемены в обществе все-таки назрели, и люди видят в вас того, кто может их воплотить. Вот и расчищают дорогу.
— Мне жаль, — сказал Гусев. — Я этого вовсе не планировал. Я в Кремль не рвусь.
— Но, похоже, что вы будете там даже раньше, чем думали, — сказал Плетнев. — Если, конечно, выставите свою кандидатуру на внеочередные выборы. Вакансия скоро откроется.
— Не я эту систему придумал.
— И не я, — сказал Плетнев. — Зато я стану первым, кто покинет Кремль по этому сценарию.
— Думаете, все будет плохо? — спросил Гусев.
— Лично для меня? Да, будет. Обязательно будет. Меня уже обложили, в интернете делают ставки на то, кто успеет первым. Это как Черная Лотерея, только без временного лимита. Шансов нет.
— А если уехать из страны?
— Сейчас нельзя. Потом не успею.
— Почему нельзя-то? — спросил Гусев. — Нет же никаких ограничений. Незапланированный зарубежный визит… Да или хоть в отпуск, в Швейцарию. Чисто на выходные на лыжах покататься…
Плетнев покачал головой.
— Это будет слишком похоже на бегство.
— Кому какая разница, на что это будет похоже? Кому до этого есть дело?
— Мне, — сказал Плетнев. — Я знал правила игры, когда садился за стол.
— Это очень красивая позиция, — сказал Гусев. — Благородная и вообще. Но о своих родных вы подумали?
— Подумал. Поверьте, я уже обо всем десять раз подумал, — сказал Плетнев. — Мои родные меня поймут.
Гусев покачал головой.
— Простите, но это глупо.
— Знаете, что печалит меня больше всего, Антон? Даже не потеря кредита доверия избирателей, — сказал Плетнев. — Я был просто никаким президентом. За время моего правления не случилось больших катастроф, но не было и прорывов, не было свершений. Похоже, что главный пункт моей биографии, из-за которого я и попаду в Википедию, будет написан кровью.
— Вы уже в Википедии.
— И вы тоже, — улыбнулся Плетнев. — Не удивлюсь, если через какое-то время в ней будут вообще все.
— И тогда она окончательно превратится в социальную сеть, — сказал Гусев. — А что касается прорывов и свершений… так иногда это и хорошо. Это и называется стабильностью.
— А вот еще забавное, — сказал Плетнев невпопад. — Мне ведь тоже не нравится эта чертова Лотерея, но я просто побоялся выступить против нее. Знал, что моего веса не хватит, чтобы продавить запрет. А еще мне хотелось самому подписать этот указ. Одно время, глядя на оба счетчика одновременно — увеличивающийся ваш и уменьшающийся мой — я думал, что у меня хотя бы получится. Но, видимо, не судьба.
— Все так плохо? — спросил Гусев. Он не отслеживал текущий президентский рейтинг ежеминутно, и когда заглядывал на ту страницу в последний раз, а было это вчера, там было около шестидесяти процентов. Может быть, чуть меньше.
— Новости не смотрите?
— Нет, — сказал Гусев. — То есть, смотрю, конечно, но именно сегодня не смотрел. Что-то случилось?
— Сегодня утром я подписал крайне непопулярный закон об очередной реформе образования, — сказал президент. — Отменил тесты, вернул экзамены, снова разделив их на выпускной и приемный. Это давно пора было сделать, ВУЗы настаивали, говорили, что катастрофа неминуема, но я как-то откладывал. Поэтому решил, или сегодня, или уже никогда. Протянул бы еще пару дней, и духа бы точно не хватило.
Гусев достал телефон, открыл страницу правительства и мысленно ахнул. Пятьдесят одна целая и шестнадцать сотых процента. Времени у Плетнева осталось совсем мало. Фактически, его и не было. Цифра постоянно уменьшалась.
— Когда я планировал этот визит, думал, что протяну хотя бы до вечера, — сказал Плетнев. — Но дневной выпуск новостей нагнал меня в дороге, и вот он результат. В обычных условиях это были бы вполне приемлемые потери для принятия такого закона. Но сейчас…
— Так и не надо было его принимать, — сказал Гусев. — Может, и обошлось бы.
— Если политики не будут принимать необходимые стране законы, руководствуясь лишь соображениями о собственной популярности, то грош цена таким политикам, — сказал Плетнев.
Тут Гусев с ним мысленно согласился, но все же цена, которую Плетнев должен был уплатить, казалась ему непомерной.
— Я, кстати, за вашу инициативу тоже проголосовал, — сказал президент. — Сегодня утром.
— Спасибо, — машинально сказал Гусев, думая о другом.
— Не за что. Вы мне нравитесь, Антон. Я только хочу…
Телефон президента заиграл траурный марш.
— Простите, — сказал Плетнев. — Сам мелодию для оповещения выбирал. Черный юмор, глупая шутка. Честно говоря, не думал, что услышу.
Гусев глянул на свой экран. Сорок девять целых восемьдесят три сотых. Плетнев уже не президент.
Дверь кабинета открылась. Гусев напрягся, но это был всего лишь фэсэошник. Видимо, у него тоже оповещение сработало.
— Извините, Егор, — сказал он. — Но мы уходим.
— Закон есть закон, — согласился Плетнев.
— С вами было приятно работать, — сказал фэсэошник, протягивая бывшему президенту руку. — Желаю удачи.
Плетнев протянутую руку пожал.
— Вы мне хоть одну машину оставите? — спросил он.
— Я бы рад, но не могу. Государственная собственность.
— Понимаю, — сказал Плетнев. — Что ж, удачи и вам.
Дверь за фэсэошником закрылась.
— И что теперь? — тупо спросил Гусев.
— Теперь я пойду домой, — сказал Плетнев. — Видимо, пешком.
— Вы не дойдете, — сказал Гусев. — У вас хотя бы пистолет есть?
— Нет. С собой нет.
— Возьмите мой, — Гусев протянул ему свою «беретту».
— Спасибо, но в этом нет смысла, — сказал Плетнев. — Да и стрелял я последний раз лет пятнадцать назад. В тире.
— Давайте я вас хотя бы до аэропорта подброшу, — предложил Гусев.
— Во-первых, не успеем, во-вторых, я не хочу вас подставлять, в-третьих, я просто пойду домой. Но спасибо за то, что предложили, Антон. Я это ценю.
Плетнев встал, они обменялись рукопожатием.
— Так не должно быть, — сказал Гусев.
— Но так есть, — сказал Плетнев.
— Что происходит, Антон? — спросила Марина.
Они вышли из кабинета одновременно. Плетнев вежливо кивнул Марине и направился в сторону лифта по опустевшему без фэсэошников офису.
— Смена власти, — сказал Гусев. — Пойдем лучше в кино. Тут уже ничего не сделать.
У лифтов они Плетнева уже не застали, он уехал раньше. Гусев, Марина и их собственная охрана спустились на подземную парковку и разошлись по машинам, но Гусев, сидя за рулем, все никак не мог заставить себя сдвинуться с места.
Личная ответственность политиков, черт бы ее драл. Об этом очень приятно рассуждать дома, сидя на кухне, но когда сталкиваешься с ней в реальности, становится уже не так весело.
Марина ждала молча. За это качество Гусев ценил ее отдельно.
Он опустил стекло водительской двери и закурил. Из лифта на парковку вывалила целая толпа народу — человек пятнадцать, и как столько поместилось-то? Во второй партии было примерно столько же, все одеты в кожу или камуфляж. Плетнев в своем сером костюме выглядел среди них чужеродно. Видимо, они перехватили его в холле.
Гусев стряхнул пепел.
Люди выстроились в круг у ближней к гусевскому парковочному месту стены, вытолкнули бывшего президента на середину, бросили к его ногам… Гусев не сразу понял, что это меч.
Полуторник, наверное, или как там они называются.
Память услужливо подсказала нужное слово.
Бастард.
Эти люди хотели не просто убить бывшего президента. Они хотели устроить из этого целое представление. Зрелище. Кто-то даже снимал происходящее на камеру.
На ю-тубе наверняка многим понравится.
И ведь ничего тут не сделать, обреченно подумал Гусев. Закон на их стороне, они в своем праве. Даже в полицию звонить бесполезно — не приедут. Жестокий век, жестокие сердца…
Плетневу что-то сказали, Гусев не разобрал, что именно. В круге послышался смех. Плетнев взял меч, но поднимать его не стал. Он смотрел на средневековое оружие, как ну чужеродный предмет, непонятно как оказавшийся в его руках.
Против него вышел здоровяк в камуфляже и с двуручником.
— Поехали отсюда, Антон, — попросила Марина. — Я не хочу это видеть.
Как будто Гусев хотел.
Если бы я был нормальным человеком, я бы отсюда уже уехал, подумал он. Пошли бы с невестой в кино, прогулялись по магазинам, купив что-нибудь милое и бесполезное, поужинали бы потом в каком-нибудь уютном ресторанчике и узнали бы из новостей, чем тут все кончилось. Хотя и так понятно, чем. Для этого даже нормальным не надо быть, достаточно быть просто разумным.
В конце концов, из-за меня тут уже столько людей полегло, что одним больше, одним меньше…
И ведь все равно ничего не сделать. Гусев нажал на кнопку старта, заводя машину.
Здоровяк держал меч на уровне груди, параллельно земле и выставив его прямо перед собой. Он подошел к Плетневу и кольнул его в грудь, принуждая защищаться. Гусев не видел струйки крови, побежавшей по рубашке Егора, но не сомневался, что она есть.
Плетнев поднял меч. Видимо, решил уйти красиво, как мужчина. В бою.
Двадцать первый век, черт побери.
Здоровяк ударил явно не в полную силу. Мечи скрестились, взвизгнули, Егор отступил на полшага назад.
Марина невольно вскрикнула.
— Выходи из машины, — сказал Гусев.
Наверное, мудрый рассказчик, знающий толк в историях с красивым открытым финалом, поставил бы точку именно здесь. К сожалению, в жизни открытых финалов не бывает.
Удивительно, как быстро ты начинаешь думать в такие минуты, сказал себе Гусев. И о какой чуши.
— Что ты собираешься делать… — она поняла. — Нет!
Гусев не стал спорить, просто перегнулся через пассажирское сиденье, открыл дверь и буквально вытолкал невесту на асфальт. Наверное, стоило ей что-нибудь сказать в этот момент. Что все будет хорошо, и что он ее любит.
Но он ничего не сказал. Просто нажал на газ.
Машина буквально выстрелила с места — дорогие баварские седаны набирают скорость очень быстро — и врезалась в людей. В последний момент Гусев успел вывернуть руль, чтобы зацепить побольше охотников и заодно избежать столкновения со стеной, которое, в мире, где не было ни ремней ни подушек безопасности, он бы не пережил.
Со стеной он разминулся, а с автомобилем, припаркованным по соседству — нет. Перед самым столкновением Гусев успел нажать на тормоз, но это не сильно помогло. Недавно сломанные ребра отозвались резкой болью, похоже, что к ним добавилась еще парочка. Вдобавок, он приложился обо что-то головой, и перед глазами все плыло.
Собрав остаток сил и не желая терять времени, Гусев открыл дверцы — на асфальт посыпались осколки стекла — и вышел из машины. Стоять прямо ему было трудно, поэтому левой рукой он придерживался на крышу машины.
В правой был пистолет.
Тогда в него и начали стрелять.
Марина бежала к нему, крича на ходу. Что же ты делаешь, дурочка…
Охранники не бежали, они застыли в классических позах стрелков, но не могли открыть огонь, потому что Марина заслоняла им обзор. Оно и к лучшему, подумал Гусев. Их все равно двое против двадцати, и они слишком далеко.
Первая пуля попала ему в бедро, вторая — в живот, третья угодила в плечо, развернула и бросила на капот машины, в которую он врезался. И так уж получилось, что последним, что Гусев видел в своей второй жизни, была эмблема «мерседеса».
Наверное, именно так и должно было быть.
Потому что у звезды смерти три луча.
Ролик с героической смертью Гусева, заснятый камерами видеонаблюдения на подземной парковке бизнес-центра, весь день крутили в выпусках новостей, а потом он стал хитом интернета. На волне популярности этого ролика голосование по инициативе Гусева обрело третье дыхание и в считанные дни количество голосов перевалило за пятьдесят процентов, а потом и за шестьдесят. Первым же указом свежеизбранного президента стал указ о прекращении Черной Лотереи.
После смерти лидера «Партия Гусева» не распалась и даже не сменила названия. На первых же своих парламентских выборах она преодолела десятипроцентный барьер и создала свою фракцию в Государственной Думе. На следующих выборах ей удалось набрать целых шестнадцать процентов голосов. Это был самый большой в ее истории успех, повторить который впоследствии ей так и не удалось.
Борис Березкин продал квартиру и уехал из Москвы в сельскую местность. Он купил небольшой домик в деревне, занялся фермерским хозяйством, женился и отпустил длинную бороду, которую не сбривал до самого конца.
Леша Беркутов прожил еще пятнадцать лет и умер от инфаркта на своей даче.
Гена-Геноцид так и не проиграл ни одного судебного поединка и стал легендой профессии еще при жизни. Закончив практику, он полностью отошел от дел и уехал сначала во Францию, а потом — в Латинскую Америку, где следы его окончательно затерялись. Городским легендам о бешеном пожилом гринго, участвующем в подпольных боях и постоянно выходящем победителем из смертельных схваток, давно уже никто не верит.
Через пять лет после смерти Гусева Марина встретила хорошего человека и вышла за него замуж. Сначала у них родилась дочь, потом сын, а потом хороший человек запил, и Марине пришлось с ним развестись. Детей она воспитывала в одиночестве.
Тунец еще девять лет возглавлял службу безопасности корпорации «Сибирь». Он погиб в авиакатастрофе над Атлантическим океаном, возвращаясь из отпуска.
Такие дела.
