Книга: Циклы романов «Пограничная река» «Девятый» Компиляция. Книги 1-13
Назад: Глава 3 Немного о побегах
Дальше: Глава 5 Тайны высшего света

Глава 4
«Я мстю, и мстя моя страшна»

Так бы и валялся до утра, бездумно таращась в стену, но благостное ничегонеделание разрушили. Епископ на свежем воздухе быстро пришел в себя и не стал предаваться праздности – заворочался, приподнялся, внимательно изучил окрестности и лишь затем тихо сообщил:
– Дан, мы в ограде золотарей выбрались. Большая удача: сюда и днем люди не очень любят заглядывать, а ночью даже за большие деньги никто не зайдет. Стена вон городская в двух шагах, а за ней кладбище старое, где еще до нашествия Тьмы хоронить начали… нехорошее место, не говоря уже о том, что вонь несусветная от всего этого хозяйства.
– Кому вонь, а мне фиалками пахнет…
– Вы правы: в сравнении с тем, что мы пережили под землей, и впрямь аромат райских цветов.
– Конфидус, вы, я так понимаю, хорошо знаете город, раз даже с владениями золотарей знакомы?
– Да, доводилось здесь службу нести юнцом. Все, что вблизи стен, знаю прекрасно – хоть глаза завязывай.
– Расскажите тогда подробнее: что здесь и где.
– Вон стена новая – за ней то самое кладбище. За кладбищем – старые валы, и не живет там никто. Рва там выход – грязное место. На стене дозорных много, а на валах только патрули редкие. Вон там, дальше, квартал кожевников вдоль стены тянется, а в другую сторону, тоже у стены, сыроварня раньше была, а сейчас не знаю что. Наверное, все равно сыроварня – в этом квартале все, что есть в городе вонючее, собрали в одну кучу. Дальше, уже к центру, три здания поднимаются – видите, два из них чернеют? То, что самое левое, – тюрьма, откуда мы только что сбежали. За ней, чуть дальше, церковная канцелярия с темницами в подвале – там вас и держали. Но отсюда ее не разглядеть. Тот дом, что посредине, – исправительный, там ночуют бедолаги вроде осужденных недоимщиков. Днем их на работы отпускают, а на ночь запирают. Ну а крайний справа, самый высокий – это обитель ордена карающих, логово Хорька. Интересно: почему они выбрали для себя самое вонючее место в городе? Думаете, чтобы к тюрьмам поближе быть? А я вот не думаю – неспроста это. Хорьки – они, знаете ли, пахнут вовсе не фиалками: привычка сработала. Дан, я потерял молот и зубила. И клещи. Это плохо – через стену и без цепей нелегко перебраться. Думаю, лучше всего опять спуститься в траншею и найти ход к выводу в ров. Он где-то дальше должен быть. В таких ходах решетки ставятся на выходах, но вряд ли за ними следят серьезно – думаю, прогнили они, годами в нечистотах вымокая. Разломаем с божьей помощью. Главное, не задохнуться в этом смраде. Дан! Куда вы так уставились?
– Конфидус, я мысленно прикинул, где проходит основная галерея, из которой вас сюда вытащил. Если не ошибаюсь, мы пропустили ответвление, что вело вправо: ведь в исправительном доме тоже должны быть уборные? А за ним – обитель карающих: следующий ход по правой стороне должен вывести к ней.
– Дан! Да вы о чем вообще думаете! Мы в цепях и на ногах еле стоим! В тюрьме переполох – нас вот-вот начнут искать! А может, уже начали – вон шум оттуда доносится! А вы… Дан! Да ведь там пожар!
Без интереса покосился в сторону продолговатой громады тюремного здания. И впрямь блики огня в паре окон сверкают, и шумят там все сильнее.
– Похоже, из-за нас пожар – от того факела, что на пол камеры упал.
– Дан, за поджог обычно в кипятке варят, а то и похуже чего придумывают.
– А за побег из колодок что дают?
– Лучше ночью про такое не вспоминать. Дан, бежать надо! За город! Есть у меня на Западном перекрестке человек верный. Нет, не иридианин – в моем отряде воевал, пока руку не потерял. Собрали мы ему тогда денег, и трактир он придорожный открыл. Добро помнит – хороший человек. Поможет. Лишь бы не умер – лет пять о нем ничего не слыхивал. Только бы добраться… Дан, да прекратите вы на нору Хорька таращиться! О деле думайте!
– Конфидус, идите к своему товарищу один.
– А вы?!
– Объясните, как его найти, – я догоню. Наверное…
– Да что вы задумали?!
– Я кое-что обещал Цавусу, и слово свое я держу. И Зеленого надо найти – Хорек должен про него знать. Так что придется к нему заглянуть.
– Да вы спятили! Да…
– Я все знаю! – резко перебил я еретика. – И про цепи помню, и про усталость, и про кипяток, и про погоню. Хотя про погоню загнул – вряд ли кто-то рискнет повторить наш путь. Конфидус, на инквизитора я еще могу махнуть рукой, а на Зеленого – нет. Кто знает, где он и что с ним. Он меня выручал не раз, и я его не брошу. Привязался к нему… Скажите лучше: у карающих хорошая охрана?
– Да зачем она им нужна! Кто рискнет к ним лезть?! Ох я и глупец! О чем говорю! Дан, да вы будто на десять лет постарели! Еле дышите! Куда вам в драку лезть?! Потом найдете свою птицу – о себе подумайте!
– Вот когда найду, тогда и подумаю. Расскажите, как разыскать вашего трактирщика.
– Вот что с вами поделаешь… Не расскажу! Не отпущу я вас одного – вместе пойдем.
– Зачем идти на такой риск вдвоем?
– Вы тоже не раз выручали меня, а главное, паству мою. Да и Хорек у меня тоже не в любимчиках – хотелось бы с ним посчитаться… много к нему накопилось.
– А как же «не обижай ближнего»?
– Я сегодня столько нагрешил, что одним грехом больше или меньше – разницы уже не будет. Да и карающие – по мне вообще не люди: та же погань, если не хуже.
– По улице нам не пройти – там народ какой-то бегает.
– Суматоха. Пожар ведь. Ох и вариться нам в кипятке – с поджигателями здесь разговор короткий!
– Под землей пройдем. Надеюсь, не ошибся и ход под дом действительно найдется.
– Конечно, найдется. Инквизиторы – простые смертные, с простыми человеческими слабостями. Гадят они, как обычные люди, – значит, нужники у них имеются. Ходы к ним, для удобства чистки, широкие делаются, к тому же мы в последние дни не очень-то растолстели – пройдем. Знаете, Дан, теперь я уже почти не сомневаюсь, что Тьма вами не завладела. Перерожденные на такую глупость попросту не способны. Ох и удумали вы… ох и удумали…
– Отдохнули? Нет? Все равно – нам пора. До рассвета еще далеко, но не стоит убивать время.
* * *
Мои предположения оправдались – по правой стороне действительно нашелся узкий ход. Закончился он тупиком, но многоопытный епископ по каким-то лишь ему заметным признакам определил, что мы оказались прямиком под полом уборной. Стены отвесные, высота приличная, лестниц и веревок у нас не было. Но пара неглупых людей в состоянии найти выход из такой ситуации – после череды падений до потолка мы добрались (очень выручил штырь на цепи).
Далее Конфидус помог мне пролезть в отверстие с неблагозвучным названием – такие принято вырезать в полах нужников. На этом этапе возникло первое непредвиденное осложнение. Старый слуга, обитавший неподалеку от нужника, услышал устроенный нами шум. Вместо того чтобы перевернуться на другой бок и попытаться досмотреть прерванный сон, он, движимый воспалившимся маразмом, поднялся и, держа в одной руке свечу, а в другой кочергу с деревянной рукоятью, направился взглянуть на источник подозрительных звуков. Застукал он меня в крайне неудачный момент: окончательно я еще не выбрался, а назад удрать не мог, так как за ноги настойчиво выталкивал епископ.
Кочергой по голове я не заработал. Неизвестно, о чем подумал бедолага, увидев, что из зловонного подземелья в уютный мирок спящего оплота инквизиции выбирается победитель кастинга на главную роль в шедевральном триллере «Человек-дерьмо из ада каннибалов», но ни малейшей агрессии не проявил. Просто уронил свечу, схватился за сердце, попятился назад, уперся спиной в стену и расслабленно сполз на пол.
Впечатлительным оказался.
Подняв жировую свечу (к счастью, не погасла) и убедившись, что больше сортирными тайнами никто не интересуется, помог выбраться епископу. Тот первым делом бросился к старику:
– Дан! Что вы с ним сделали!
Моральные метания этого еретика начали доставать: то он рвется самолично расчленить Цавуса за многочисленные старые грехи, то трясется из-за обморочного старикана. Мне сейчас нужнее головорез, а не святоша-непротивленец, но Конфидус это отказывается понимать. Ведь умеет, когда припечет, – достаточно вспомнить последний день похода и бой у брода: рубил там за четверых.
Эх… религия… опиум для народа…
– Да я его пальцем не трогал.
– А почему он тогда без памяти лежит?
– Увидел, как я из очка выбираюсь.
– И что?
– И то! Вы посмотрите на меня и подумайте, отчего люди, увидев такое прекрасное создание в своем сортире, сознание теряют.
– Да уж… вы извините, Дан, но вид у вас…
– У вас ничуть не лучше, а уж про вонь даже не хочу говорить.
– Понимаю… А чего еще ожидать, если вдоволь по нечистотам попутешествовали?
– Мы болтать будем или попробуем найти Цавуса?
– Может, сперва попробуем привести старика в чувство и он нам все расскажет?
– Если он при виде одного меня штаны намочил, то что будет, когда обоих нас увидит?
– Ваша правда, пойдемте. Надеюсь, он очнется сам. В таком возрасте испуг опасен для сердца.
– Вы кочергу лучше прихватите… пригодится.
Епископ послушался, бормоча под нос молитвы на тему неминуемой перспективы вот-вот заработать новую порцию грехов, а я уверенно направился к двери.
Странное дело – даже ноги слушаются отлично. Болят только, но к боли привык уже. Не думаю, что мне легче стало, – скорее наоборот. Организм, похоже, понял, что наступает «последний парад», – отдает все резервы. До остатка. Понимает, что я на грани, свалиться могу в любой момент. Мне бы отдохнуть и поесть, причем немедленно, иначе отключусь, будто старик этот, и не очнусь, даже когда начнут в кипятке варить.
Коридор, распахнутая дверь. Осторожно заглядываю – узкая каморка с лежанкой и какими-то длинными полками, занавешенными рогожей. Обиталище слуги. Обернулся к епископу:
– Дом какой-то странный – стены кругом загибаются. На башню похоже. Он, может, и устроен как башня?
– Да это и есть башня – от старой стены уцелела. Карающие ее привели в порядок, приспособив под жилье. Думаю, Цавус наверху, но один он там или нет, не могу знать. У карающих все не как у людей: то толпами в городе торчат, то никого не увидишь. Шастают по всей стране. Если у них сейчас здесь сборище, то нам не поздоровится.
– Кроме Цавуса, в тюрьме никого из их братии не видел.
– Это ничего не доказывает – Хорек просто самолично решил стражем заниматься, так что остальным без надобности к вам ходить было.
Перспектива наткнуться на толпу инквизиторов не вдохновляла, но и отступать я не хотел. Видимо, от лишений мозг начал работать с перебоями: в здравом уме плюнул бы и на Хорька, и даже на Зеленого… в первую очередь себя спасать надо.
– Конфидус, в доме очень тихо. Если их здесь много, то, наверное, спят. Осмотрим потихоньку все.
– Проснутся… от вони нашей проснутся. – Еретик был настроен пессимистически.
Больше не тратя времени на пустые разговоры, я принялся изучать первый этаж. Кухня – на ее пороге желудок скрутило судорогой от ароматов пищи; кладовка; чулан, забитый хламом по самую дверь; большая полукруглая трапезная комната, заставленная столами и лавками; запертая на замок дверь, окованная железом. Везде темно и безлюдно. Дальше коридор, заворачивая, вывел к началу винтовой лестницы.
Направились вверх, поднявшись на второй этаж. Он состоял из двух больших полукруглых комнат, заставленных низкими койками и пузатыми шкафчиками, сколоченными из небрежно оструганных досок. Голые каменные стены, узкие амбразуры зарешеченных окон, затянутые белесой пленкой, дощатые полы, серые одеяла на соломенных тюфяках. Предельно спартанская обстановка – на казармы похоже. Судя по всему, здесь обитали младшие чины ордена карающих, но сегодня не было никого.
Третий этаж порадовал контрастом. Здесь вообще не было перегородок: одна большая круглая комната. Вдоль стен почти сплошной вереницей тянулись шкафы из лакированного дерева – лишь напротив амбразур промежутки оставлены. Пол застелен коврами, явно недешевыми. Несколько кожаных диванов и кресел, высокая кровать под балдахином, позолоченные светильники и люстра, роскошный огромный стол, выгнутый дугой, за ним еще парочка, заставленная самыми разнообразными предметами: всяческая посуда, весы, толстенные книги, приборы для письма, шкатулки. На одном участке стена, свободная от мебели, увешана холодным оружием, а окна там прикрыты свисающими шторами с богатой вышивкой. Безделушки, вазы, подсвечники, миниатюрные картины виднелись куда ни плюнь – к месту и не к месту.
Не знай я, куда попал, пришлось бы ломать голову, пытаясь понять, кто же здесь обитает, – зажиточная проститутка или алхимик-гедонист.
– Неплохо Хорек устроился: безвкусно, но дорого, – присвистнул епископ. – Дан, башня пустая. Ума не приложу – куда все карающие подевались? Хотя кое-что подозреваю…
– Вот и у меня те же подозрения: наверное, отправились нас убивать. В тюрьму. Вы же сами говорили.
– Наверное, так и есть.
– Давайте спустимся вниз. Надо старика связать и обыскать кухню – очень уж есть хочется.
– Отличная мысль – запахи там весьма приятственные.
* * *
Приятными оказались не только запахи. Не знаю я догматов местной религии, но одно понял точно: плоть свою братья ордена карающих голодом не терзают. Да и насчет изнуряющих постов не уверен – мясным здесь явно не брезговали.
В епископе пробудился давно уснувший инстинкт мародерства – с профессионализмом бывалого наемника он за какую-то минуту обнаружил немало разнообразных деликатесов. Но не стал кидаться сразу на все – для начала попил молока, этим же молоком обмыл руки, предварительно пополоскав их в ведре с водой. Я повторил его действия – даже умирая от голода, трудно решиться есть такими лапами.
Пока еретик наседал на сыр и балыки, я вкушал сливочное масло, отхватывая его понемногу найденным на кухне ножом. Съев кусочек, делал паузу – прислушивался к своим ощущениям. После такой голодухи неосторожно слопанная пища может убить.
Не убила. Мало того: ни малейших неприятных ощущений – один позитив. Ни рези, ни боли, ни спазмов – лишь приятная теплота и довольное урчание.
Масло, конечно, пища специфическая – один из наиболее энергетически выгодных продуктов, к тому же легко усваивающийся. Но эти свойства не объясняют, почему я после столь долгого голодания не испытываю неудобств. Или это особенность пищеварительной системы местных жителей, или что-то другое. Возможно, новоприобретенные свойства – после боя у брода во мне много чего изменилось.
– Дан, отведайте лучше ветчины. Как вы можете поедать масло без всего – противно ведь. А ветчина отменная.
– Потом: масло для меня сейчас нужнее.
– Зря-зря… А ведь неплохо живут карающие: все свежее и отменное. Странно, что при такой кормежке толстых среди них немного. Желчью, видать, исходят от злобы, вот и не идет пища впрок.
Не обращая внимания на маловразумительную болтовню Конфидуса (тот говорил, не забывая жевать), я прислушивался к своим ощущениям и не мог им нарадоваться. В желудке будто ракета стартовала – огонь, разгораясь в районе пупка, струями распространялся по всему телу. По следам этих струй начинало приятно покалывать – будто каждая клеточка наливалась энергией. Я все еще был усталым, голодным, отупевшим от всего, что пережил, но уже далеко не полумертвым. Пожалуй, даже готовым подраться с тем тюремщиком на равных – не спасла бы его плетка.
Нет, со мной явно что-то не то. Как бы ни было полезно сливочное масло в такой ситуации, но скорости метаболизма оно не увеличивает.
Да какая разница – все, что со мной происходит, к лучшему. Я в этом не сомневаюсь.
Нож прошелся по дереву, подчищая последние крохи. Невероятно: масла было килограмма полтора, и я все это умял!
Самое странное – ничуть не наелся: аппетит разыгрался даже сильнее.
Что там епископ говорил насчет ветчины?
Когда и с ветчиной было покончено, я взялся за кровяную колбасу, а Конфидус начал посматривать косо. Наверное, опять подозревает во мне перерожденного. Плевать, срочно нужна еда, причем много.
Слабосоленое копченое мясо, молоко, паштет из рубленой печени, краюха хлеба с роскошным балыком, еще молоко. Только огурцов для полного счастья не хватает и селедки. И куда только все помещается, – а желудок требует еще и еще. Остановил себя волевым усилием: я так до утра буду жевать, пока в кладовой не останутся голые полки.
– Конфидус, надо хоть немного обмыться и цепи снять.
– За комнатой слуги видел чан для стирки – можно там и помыться. Только сперва одежду найдем, иначе толку от мытья не будет.
Найди одежду не успели – едва выбрались из кухни, как со стороны входных дверей послышался подозрительный лязг. Притихли, епископ поспешно погасил свечу, в тишине отчетливо услышали скрип раскрывающихся створок – и тут же топот множества ног. В коридоре замерцали отблески огня, рядом опять открылась дверь – похоже, та самая, что на замке была. Звон железа, характерные звуки – будто при раздаче оружия.
– Все?
Голос знакомый, мерзкий, заставивший ладони непроизвольно сжаться в кулаки.
Цавус!
– Да, брат, теперь у каждого есть меч и кинжал. Но, может, надо и кольчуги поддеть?
А этот голос незнаком, но не менее мерзок.
– Два колодника обессиленных, без оружия. У стража ноги покалечены к тому же. Зачем вам кольчуги – они только замедлять будут. Отсюда до старых валов надо все осмотреть, да поживее – далеко они не могли уйти. Да смотрите с разбойниками их не перепутайте – тех немало разбежалось из-за тюремных ротозеев! С нами Бог, братья, я буду за вас молиться!
Стук закрывающихся дверей, лязг замка, раздраженный крик Хорька:
– Кло! Старый бездельник! Почему я должен двери закрывать?! Чего молчишь?! Подох там, что ли?! И отчего здесь так воняет?! Дверь в уборную не прикрыл опять?!
Приближающиеся шаги – инквизитор явно направляется в комнату слуги с целью проверки своего печального предположения.
Дойти до конца не успел: из кухни выскользнул Конфидус, замер перед ошеломленным Цавусом:
– Привет, Хорек, давно не виделись.
Сказано было тихо, благожелательным тоном, а вместо точки в предложении епископ уверенно, резко, со знанием дела опустил массивный деревянный черпак на макушку инквизитора.
* * *
Сидя на роскошном кожаном диване, я лениво жевал засахаренные фрукты, запивая их мелкими глотками нежного розового вина. Рядом в кресле устроился епископ – он, позабыв про чревоугодие, с интересом изучал какую-то книгу. Судя по габаритам, это «Война и мир», напечатанная шрифтом для плохо видящих. Под потолком горела люстра на добрых два десятка ароматических свечей. К их аромату все еще примешивался смрад канализации – несмотря на все наши усилия, отмыться дочиста не удалось: здесь баня нужна, а не деревянная лохань с холодной водой. Но с прежней вонью уже не сравнить – жить можно, так что настроение у нас улучшалось с каждой минутой.
Но не у всех присутствующих оно улучшалось: третий участник нашей компании не радовался жизни – скорее наоборот. Да и трудно ей радоваться в его положении. Избавившись от своих цепей (пришлось повредить заточку пары великолепных кинжалов и немного помахать разукрашенным боевым молотом), мы не стали их выбрасывать – заковали беспамятного инквизитора по рукам и ногам, делая это крайне грубо, отчего он заработал несколько ушибов и кровоточащих ран (нас это ничуть не расстроило). Затем, уже когда очнулся, пристроили на стене, в качестве аванса с удовольствием постучали кулаками по лицу и печени, после чего временно оставили в покое – пусть немного поразмышляет над бренностью бытия. Теперь он с трудом ступнями до пола доставал, дышал с болезненным присвистом, непрерывно шмыгал расквашенным носом и косился на нас весьма неодобрительно. Не будь кляпа, небось кричал бы уже во всю глотку, обвиняя нас во всех грехах сразу.
А еще он опасливо косился на зев камина – там, на пылающих дровах, грелись попорченные кинжалы и кочерга, что не могло не наводить на печальные мысли.
Конфидус, покачав головой, сообщил:
– Судя по этим записям, скоро сюда пожалует целая банда имперских инквизиторов – собираются всерьез королевством заняться. Еретиков, мол, слишком много здесь, и чувствуют они себя вольготно. И чернокнижие в пограничье расцвело – сил на все не хватает. А главное, аристократы местные вообще неприкосновенны, хотя по некоторым подвал плачет давно уже. И на попов здешних обижены: в каждом графстве догмы по-своему трактуют, и по всему видать, расколом пахнет, если не пресечь. А пресечь нечем – подмога нужна. Вот и ждут серьезного подкрепления.
– И насколько скоро они здесь появятся? – насторожился я.
– Не знаю. Месяц. Два. Может, больше. Не понять.
– Не страшно – лишь бы не этой ночью. Наш друг Цавус послал всех своих братьев на поиски неких беглых негодяев, так что нам никто не должен помешать до утра.
– Да, это он правильно поступил. Пускай ищут. И еще: Дан, карающие считают, что королевство обречено. Недолго ему держаться осталось: потеря Межгорья – первый признак, следом падет граница, и потеряют весь юг. Вот и торопятся урвать хоть что-нибудь и обеспечить покорность беженцев.
– И что они могут урвать, если королевство погибнет?
– Люди, Дан… люди. Если погань все же победит на границе, многие отсюда уйдут. А это большая выгода, если знать заранее и быть к такому готовым. Деваться-то беженцам некуда, богатств у простого народа больших тоже нет. Можно на землю поставить, закабалить – на чужбине прав у них не будет. А еще – золото: если взяться за аристократов и здешнюю церковь всерьез, то немало можно выдавить. И пусть с королем делиться придется, но изрядный куш все равно достанется. Когда карающие устроили очищение в Карайесе, то из десяти баронов там два-три уцелело, да и то потому, что «добровольно пожертвовали» большие средства ордену. Там, правда, делалось все под присмотром имперской армии, так что развернулись не стесняясь. Здесь вряд ли такое получится, но все равно дело выгодное.
– Интересные у инквизиции способы заработка.
– Своей выгоды никто не упустит, а уж эти стервятники и подавно. Не так ли, Цавус? Молчишь? Дан, вы, кажется, о чем-то хотели побеседовать с нашим другом?
– Я человек ранимый – еще не оправился от разговора с его слугой. Цавус, знаете, что я сделал с этим стариком? Для начала выколол ему глаза и насыпал в них соли. Потом нарисовал у него на груди крест раскаленной кочергой. Потом…
– Дан, умоляю – не портите своими неаппетитными рассказами красоту момента. Вино здесь недурственное – не надо мешать прочувствовать букет.
– Ладно, не буду. Цавус, ваш слуга до сих пор жив. Я ведь не убийца. Я спросил его всего лишь один раз – один маленький вопрос задал. И что он мне ответил? Он ответил: «Не знаю». Очень хорошо подумайте, что стоит говорить, когда я вытащу кляп. Не сомневаюсь, что у вас из глубины души рвется много самых разнообразных слов, но еще раз намекаю – подумайте, прежде чем произнесете их вслух. Я, мягко говоря, не питаю к вам теплых чувств. Попадись вы мне сразу, еще там, в вашем пыточном подвале, порвал бы ногтями и зубами. Без разговоров. Сейчас остыл я, да и размяк от усталости и пищи хорошей, но злость ведь никуда не исчезла – злопамятный я. Понимаете? Вижу по глазам, что уже задумались. Ну что же, приступим.
Вытащив из пасти гада импровизированный кляп, злобно прошипел в лицо:
– Где Зеленый?!
Завидев в глазах инквизитора явное непонимание, уточнил:
– Где мой попугай?
– Птица? – без особого страха, но с долей растерянности уточнил Цавус. – Птицу вашу герцог Шабен забрал.
– Надо же, сам герцог забрал! И что же мой попугай там делает? У герцога!
– Сэр страж, я не могу знать, чем он сейчас занимается. Последний раз, когда я его видел, он сидел в клетке, в карете герцога – тот направлялся к себе во дворец. Нам птица ни к чему, поэтому я не возражал против того, чтобы он ее забрал.
– Сэр страж?! Так я больше не изменник рода человеческого?! В подвале вы ко мне несколько по-другому обращались.
Инквизитор хмыкнул, не проявляя ни малейшего страха. А ведь тон мой предельно угрожающий. Невозмутимость мерзавца начала раздражать – может, и в самом деле кочергу достать и начать говорить всерьез? Идея отличная – руки чешутся: я и без того зол до точки кипения, а он еще и провоцирует.
– Сэр страж, ну зачем вспоминать тот подвал. Вы неглупый человек, я тоже не дурак – оба понимаем, что ситуация сейчас несколько другая. Обстановка изменилась.
– При чем здесь обстановка? Вы ведь оплот веры – на вас не должны влиять внешние обстоятельства. В том подвале я был исчадием ада, а здесь вы со мной беседуете, будто с наследным принцем. И ни малейших следов религиозного фанатизма в ваших глазах не замечаю: меня это поражает больше всего. Такое впечатление, что пытал меня ваш близнец, – совершенно разные люди.
И впрямь другой человек, даже болезненная желтизна почти сошла. Бодрячком инквизитор держится, несмотря на сложность ситуации. На фанатика вообще не похож: предельно прагматичный человек. И не боится меня ни капельки… вот ведь скотина.
Надо было сразу убивать, как только увидел. А теперь чуть ли не стесняюсь безоружного и беспомощного резать. Не маньяк я – если не считать Йены и тех перерожденных, которых у брода убил, на человека руки не поднимал никогда. Но их трудно причислить к роду человеческому.
Убил бы, и что дальше? Кто кроме него может рассказать, где искать Зеленого?!
А резать все равно придется – в живых такого врага оставлять нельзя…
– Сэр страж, у меня нет брата-близнеца. Понимаете, там, в подвале, – это была просто работа. Живой страж в такой пикантной ситуации – удача для нашего ордена неслыханная, я не мог не использовать этого. Думаете, мне приятно было? Да расскажи вы секреты полуденных – я бы немедленно все прекратил. Лучшая еда, лучший врач города – все для вас сделать готов был. Я же не виноват, что вы решили запираться до конца! Здесь позиции нашего ордена не слишком сильны, так что время работало против меня, вот и пришлось идти на крайние меры. Прошу прощения, что так с ногами вашими обошлись, но все не настолько страшно, как кажется. Винты до конца не закручивали – через пару месяцев все бы зажило. С годик похромать – и все, можно забыть. А вам и года не понадобилось – скачете, будто жеребец молодой. Знаете, там, в подвале, я подумал было, что вы и впрямь тайны стражей не знаете, и вообще… Но нет – неправ был! Только страж, причем далеко не последний страж, может за день переломы излечить и не выдать тайны под такими пытками. Восхищен вами и горжусь знакомством – вы очень непростой человек и, подозреваю, не последний страж в вашей иерархии. Совсем юны, а столького достигли. Мне, право, жаль, что вам пришлось столько выстрадать. Не стоило запираться и молчать – вы ведь нам попросту выбора не оставили.
Ну и фрукт этот Цавус – меня выставляет виноватым в том, что меня же пришлось пытать! Э нет, надо срочно его заткнуть, а то епископ уже на массивную вазу поглядывает, явно намереваясь разбить ее об инквизиторскую голову. Рано убивать – он еще ничего не рассказал толком.
– Не уклоняйтесь от темы – мы говорили о Зеленом.
– Но я же ответил: он у герцога Шабена. Не знаю, зачем ему понадобилась птица, – об этом меня спрашивать бесполезно. Оружие ваше, кстати, здесь: сохранил – будто догадывался, что пожалуете за вещами. Меч, которым вы наследника Мальрока убили, вон за той портьерой, рядом с вашей кольчугой подвешен. Кольчугу, кстати, мы заштопали у местного кузнеца; меч наточили там же – вы его о сталь немного иззубрили. А вон в том шкафу ваш самострел – его даже чинить не потребовалось. Сами убедитесь: все в полном порядке, можете забирать.
– Самострел? Вы же его называли нечистым оружием, а теперь забрать предлагаете?
Инквизитор досадливо скривился, изображая из себя помесь оскорбленной добродетели и разоблаченного жулика:
– Сэр страж, ну что вы, право! Все время только и норовите старое помянуть, причем исключительно нехорошее. Заметьте, я вам во всем помогаю, все рассказываю, даже ничего не требуя взамен. Стоит ли помнить плохое? Я вот уже простил вам неаккуратную работу с кандалами и лицо разбитое – умный человек от таких мелочей в ярость не впадает. А вы тоже неглупы – прекратите, пожалуйста, все это. Мы, может, и не друзья, но кто знает… Уж уважаю я вас с первого мгновения нашего знакомства.
– Вы не в той ситуации, чтобы требовать. А насчет нашего знакомства… я тоже помню первое мгновение. С того самого мгновения мечтал о том, что с вами сделаю, когда поймаю. Список получился длинный, и ничего приятного в нем нет.
– Дан, ну зачем вы диспут устроили? Прикончить его надо, и все – про птицу он уже рассказал.
– Господин епископ, и вы туда же. Нехорошо…
– Господин? – хмыкнул Конфидус. – Обычно вы меня по-другому называли. «Безбожная тварь» – самое мягкое, что вспоминается. Даже не пытайтесь действовать на меня такой простенькой лестью – не подействует. Я и мои братья по вере натерпелись от вас столько, что всеми сокровищами мира этого счета не оплатить. Вы живы только потому, что я еще не придумал, что с вами сделаю.
– Вам не надоело угрожать? И вы, и сэр страж делаете одну большую ошибку: угрожать надо уметь – ведь это целое искусство. А вы пошло пугаете унылыми сказочками про выколотые глаза, считая, что я как дурак поверю, будто вы способны покалечить старого слугу. Обижаете такими мыслями. Я-то прекрасно понимаю – жив и не искалечен только из-за того, что вы опасаетесь не получить ответов на свои вопросы. Понимаю, что в живых оставлять меня вы, мягко говоря, не стремитесь, и вопрос здесь даже не в мести, но это можно обсудить и в результате получить взаимную выгоду. Так что давайте поговорим как нормальные люди – без всего этого.
– Ты нам условия не ставь… Хорек, – берясь за другую книгу, буркнул епископ.
– А я и не ставлю – сама жизнь ставит. Сейчас – да, вы в выигрышном положении. Я в вашей власти. Допустим, убьете меня. И что дальше? В городе переполох – вы, должно быть, знаете, что там почему-то тюрьма горит и беглые разбойники носятся по улицам. Стражники и солдаты на каждом углу. Вы уверены, что сумеете избежать встречи с ними? Отсидеться в нашей башне не получится – к утру вернутся мои братья. Их дюжина, и все при оружии. Я не сомневаюсь, что вы оба отличные воины, но братья мои тоже не девчонки с виноградников, и в любом случае шума не избежать. А на шум много кто примчится. Зачем вам это надо?
– Удовольствия ради, – лениво ответил я, выбирая очередной фрукт.
– Господа, удовольствие перерезать мне горло не стоит ваших жизней. Давайте не будем усложнять и ходить вокруг да около: я готов себя выкупить.
– И что вы можете нам предложить? – усмехаюсь, выбрав наконец очередное лакомство.
– Многое. Прежде всего я могу легко вывести вас из города – никто не станет присматриваться к спутникам комиссара ордена карающих. Тем более если вас переодеть в нашу одежду. Лошадей получите хороших – если я даже потом расскажу страже, куда вы направились, догнать будет нелегко.
– Мы и без вашей помощи можем из города выйти. Мы бы так и сделали, но мне нужен Зеленый.
– Сэр страж, вот ведь далась вам эта птица!
– Конфидус, у всех свои слабости. Моя слабость – попугай. Без него я из города не уйду.
– Хорошо, сэр страж. Это тоже можно решить. Не знаю, зачем птица понадобилась герцогу, но Шабен – разумный человек и, не сомневаюсь, охотно отдаст ее вам. Особенно если просьбу подкрепить чем-нибудь дорогостоящим. Например, деньгами. Сэр страж, взгляните на содержимое вон того шкафа. Думаю, средств в нем хватит на покупку не одной сотни попугаев, да и вам останется кое-что – не с пустыми руками придется уходить. Будем считать это маленькой компенсацией за причиненные неудобства. Вы взгляните! Взгляните! Тайник хитроумный, но откройте дверцу – и я объясню, что дальше делать. Там не только монеты – есть еще и разные интересные вещи. Особенно для ордена вашего интересные.
Подниматься было откровенно лень – разомлел от переедания. Но намеки инквизитора заинтересовали: это что же там такое, интересное для стражей? Встал и как дурак покорно направился в ловушку.
Последние мозги потерял…
Шкафа открыть не успел. За спиной зазвенели цепи, вскрикнул епископ, что-то отрывисто треснуло, и пол подо мной провалился.
Не везет мне в этом мире с полами…
* * *
Я еще не успел осознать, что, собственно, происходит, как тело начало работать независимо от разума. Левая рука встретила лишь пустоту, но правая в отчаянном рывке дотянулась до чего-то деревянного, раскачивающегося, и каким-то чудом ухитрилась уцепиться за эту сомнительную опору.
Затем наконец заработал разум – я понял, что болтаюсь на створке распахивающегося вниз люка. Под ногами мрак, но хорошо помню, что потолки в комнатах младших инквизиторов очень высоки – не меньше пяти-шести метров. Падать туда не хотелось – разбиться до смерти вряд ли получится, но удовольствия тоже не получу: ноги у меня сейчас не приспособлены к выполнению трюков.
Самое неприятное – выбраться наверх не получится. Нет опоры для рук, и вообще долго не продержусь – пальцы не железные. Освещенный квадрат люка перед носом, но толку-то?
– Дан, вы живы?!
Крик епископа – как бальзам на душу!
– Жив! Жив! Помогите мне!
В квадрате люка показалась голова Конфидуса. Оценив мое положение, он исчез, быстро вернувшись со сдернутой портьерой. Используя ее вместо веревки, вытащил меня наверх.
Упав плашмя на мягкий ковер, я, успокаивая дыхание, прохрипел:
– Надо было сразу этого клопа раздавить!
– Ваша правда! Ох и хитер, вонючка! И как ловок – сумел со стены освободиться и цепью мне заехать. Хорошо, руку выставить успел, иначе по голове бы врезало. Разбил чуть ли не до кости. Провел нас, будто детей доверчивых. Одного не пойму – для чего ему этот люк в покоях? Хитро замаскирован, даже ковер в этом месте вырезан особо, а рычаг еще хитрее устроен – обычный светильник с виду.
– А чего тут понимать?! Если гость нежелателен или надоел, достаточно подвести его к этому месту с помощью сказочки о припрятанном золоте. А потом за рычаг дерг – и дуралей летит в комнату к младшей братии – там его и вяжут, если жив остается. Проклятье! Уходить надо – он сейчас стражу приведет!
– Дан, никого он не приведет. Я ведь дверь входную на замок закрыл, а ключа у него нет. Окна здесь все зарешеченные – не выбраться. Так что не уйти ему никуда. Возьмите свой меч – и пойдемте вниз. Он может вооружиться, так что с пустыми руками брать его не стоит. Уж вдвоем управимся по-всякому. Лишь бы что-нибудь еще не придумал – хитер больно.
Спустившись на первый этаж, я злорадно прокричал:
– Цавус, готовься! Яйца вырежу через глотку! Разговоров больше не будет!
В конце коридора хлопнули дверью, зазвенели цепями; переглянувшись, мы бросились туда. Про осторожность не забывали – мечи держали наготове. Мало ли что этот предусмотрительный гад припас для нежелательных гостей! Люк наверху мог быть не единственным.
В конце коридора мы никого не обнаружили – лишь дверь нужника раскачивалась. Я точно помнил, что оставлял ее закрытой, и почти не сомневался, что именно там укрылся загнанный в угол инквизитор.
Странно, но внутри его не оказалось. Лишь очнувшийся слуга испуганно таращился из угла. Подозревая уж вовсе нехорошее, склонился над отверстием и отчетливо расслышал удаляющийся знакомый шум – именно такой мы производили, когда перемещались по зловонным подземельям.
Епископ, тоже это услышав, покачал головой:
– Дан, он ушел тем путем, которым мы сюда пришли. И умоляю вас – давайте не будем его преследовать! В этой тьме погоня невозможна – он просто остановится, и мы, в шаге от него пройдя, не заметим. Да и ни за что не полезу опять в эту грязь! Ну сколько можно? Пускай сам там гниет.
Мне тоже не хотелось возвращаться в канализацию, и я, несмотря на жажду крови, кивнул:
– Хрен с ним – на этот раз повезло уродцу. Пойдемте наверх.
– Наверх? Бежать надо, пока он не вернулся с помощью!
– Не думаю, что он найдет помощь мгновенно. Пока выберется, пока сумеет доказать, что перед ними именно глава карающих, – в таком виде ему это сделать будет непросто. А нам надо поискать одежду инквизиторов – не пойдем же мы по городу, завернувшись в покрывала! Про старые лохмотья и вспоминать не хочу – в таком тряпье нас даже безносый унюхает от самого горизонта. И арбалет забрать надо – не хочу оставлять этим гадам свое оружие.
– Верно. И золото прихватим, если оно у Хорька и впрямь в том шкафу найдется, и кольчуги с кинжалами. А потом уйдем из города – в одежде карающих это легче устроить.
– Да, так и сделаем. Только сперва навестим герцога Шабена. Надо кое-кого у него забрать.
– О нет! – чуть ли не взвыл епископ. – Вы хуже перерожденного! Вы просто безумец!
Назад: Глава 3 Немного о побегах
Дальше: Глава 5 Тайны высшего света