Совершенно очевидно, что предложение Дмитрию Медведеву занять пост Президента РФ изначально рассматривалось как чисто «политтехнологическое», а не политическое решение. Поэтому никакой политической нагрузки это решение не должно было нести.

Глубоко ошибочно рассматривать Медведева как политического преемника Путина. Преемник может быть только у недействующего политика. Преемник при живом и активно действующем политике – это нонсенс. Он не преемник, а помощник с широкими полномочиями.

Тот, кто может делать политику сам, обычно делает ее сам до тех пор, пока его не вытеснит тот, кто делает ее лучше него. Путина в этом смысле ничто не стесняло и не стесняет до сих пор, кроме формальностей. Именно формальности в тот момент и были решены. Медведев был назначен для «формального замещения должности президента».

Путин нуждался в юридическом преемнике, но не в политическом. Медведеву отводилась роль «трасти», доверительного политического управляющего, человека, который ставит подпись под документами вместо других. Очень, между прочим, важная, ответственная и высокооплачиваемая юридическая работа. Медведев должен был стать номинальным директором ЗАО «Россия».

Вполне возможно, кстати, что широкая вовлеченность российской политической элиты в офшорный бизнес подсказала ей методологию решения возникшей перед Путиным «проблемы 2008». Использование доверительных управляющих экономическими активами так прочно вошло в русскую бизнес-практику, что использование этого механизма для решения политических задач казалось делом совершенно естественным.

Здесь, однако, было одно тонкое различие. Доверительный управляющий экономическими активами связан легальным соглашением, нарушение условий которого чревато юридическими последствиями. Хотя, несмотря на это, случаи «злоупотреблений» номинальными управляющими своими правами встречаются в России и с российскими активами сплошь и рядом.

В случае же с «политическими активами» само такое соглашение является нелегитимным и обречено навсегда остаться «джентльменским соглашением» между лицами, его заключившими. При этом попытка апеллировать к этому соглашению с обеих сторон делает вопрос о легитимности власти в России очень щекотливым.