7. Из-под полы

– ТУК, ТУК, ТУК.

В деревянную дверь трижды постучали. Поблизости не горело ни одного фонаря, и улочка была погружена в кромешную тьму. Многоэтажные дома, громоздившиеся в этих слишком узких переулках, казалось, смыкались крышами где-то у самого неба. Ветер так завывал, что Обрубку пришлось постучать еще несколько раз. Потянулись долгие минуты ожидания. Наконец внутри послышались шаги. Дверь приоткрылась. Однако лица хозяина не было видно. Сопля и Хромой огляделись, проверяя, что за ними никто не следит. Заика, волочивший тяжелый узел, вошел первым. Остальные протиснулись следом.

Заперев дверь, впустивший их человек зажег свечу. Зловещие тени заплясали на его лице. Шестеро ребят находились в служебном помещении небольшого антикварного магазина «Роскошный обмен» на улице Архивов в Четвертом округе. Заведение содержал Ренар – нечистый на руку сорокалетний делец, которому они обычно сбывали награбленное. В квартале, наводненном бедняками, было слишком неспокойно, поэтому Ренар предпочитал вести дела под покровом ночи. Он откровенно презирал ввалившихся к нему малолетних оборванцев, но бизнес есть бизнес. Ренар обожал деньги, а эти подростки приносили ему прибыль, пусть и небольшую.

– Ну, поглядим, что у вас сегодня. Надеюсь, получше, чем в прошлый раз. Тогдашнее ваше барахло я до сих пор не могу никому сбагрить.

Он скорчил жалобную мину, изображая, что работает себе в убыток.

– Мы же не твои клиенты, Ренар, – усмехнулся Обрубок. – Можешь не изображать бедняка, который еле сводит концы с концами.

– Ладно, парень. Хватит трепаться. Показывай товар.

Заика сгрузил баул с плеча на стол. Внутри мешка что-то звякнуло. Они осторожно вытряхнули содержимое, следя, чтобы ничего не укатилось на пол. Иначе Ренар сделал бы вид, что это его вещь, которую он обронил пару недель назад и никак не мог найти. С этим антикваром всё время приходилось держать ухо востро. Хозяин лавки уселся на табурет и приступил к изучению добычи.

Спичка обнимала за плечи малышку Плаксу, которая не сводила глаз с перекупщика, ожидая его вердикта. Обнаружит ли он что-нибудь ценное в этой куче трофеев? Обрубок громко, на манер аукциониста, называл каждую вещь, словно пытаясь этим придать ей больше ценности. Не слушая его, Ренар перебирал предметы, без всякой логики, выхватывая самое блестящее. Он искал что-нибудь действительно стоящее – что мог бы перепродать втридорога.

Перетряхнув всё, Ренар почесал подбородок. Будто размышлял. Или делал вид. Потом снова принялся разглядывать лежавшие перед ним сокровища, периодически брезгливо поднимая бровь. Он грубо хватал за предметом предмет. Вот брошь, которую Хромой отстегнул у пожилой дамы, когда та склонилась над ним (он притворялся, что упал). Перекупщик покрутил ее и отложил со скучающим видом человека, который зря теряет время. Наконец он отодвинул всю кучу в сторону детей.

– Ну да.

– Ну да? – забеспокоился Обрубок.

– Ну да.

– Ну чего?! – раздраженно встряла Спичка.

Ее бесило, что их доход зависит от столь малоприятной личности.

– Не вижу ничего интересного. Ни одной вещи, из которой можно извлечь прибыль…

– Издеваешься? – перебил Обрубок. – Здесь одна, две, три (он одновременно пересчитывал их)… четыре, пять… шесть брошей для знатных дам! Семнадцать запонок. Семнадцать!

– Одной не хватает. Они идут парами. Куда я дену одну запонку?

– Ладно. Шестнадцать. И еще прекрасная позолоченная фляжка для виски…

– Ага! С гравировкой: «От любящей супруги Флёр де Салиньяк»! Что прикажешь делать с этой прекрасной фляжкой, на которой выбита фамилия того, у кого ее украли?

– Можно как-нибудь срезать, зашлифовать, – предложила Спичка.

– Тогда эта штука потеряет всякую ценность! Послушайте, я не слепой. И я отлично вижу, с чем имею дело. Всё это барахло не тянет даже на…

Ренар задумался. Он знал, что банда Обрубка не сможет сбыть свой улов другим торговцам, которые более щепетильны к происхождению товара.

– Прямо скажем, тут только мелочи…

– Мелочи?! – проорал Обрубок. – Да на это можно жить недели две!

– Ой-ой-ой! Если знаешь кого-нибудь, кто предложит больше, иди, я не задерживаю. Им, можно сказать, одолжение делают…

Ренар внаглую обдирал детей. И даже не скрывал этого. У Плаксы сжалось сердце. Ее мечты о домашнем питомце рассеивались как дым. Вдалеке, словно в ответ на горе девочки, завыла на луну собака.

– А вместе с этим – сколько будет?

Хромой протянул антиквару часы. Он не успел положить их в общий мешок. И теперь надеялся спасти ситуацию, добавив свою добычу.

– Хм.

Ренар с сомнением снова нацепил очки. И, аккуратно взяв предмет, осмотрел его.

– Хорошая вещица, черт побери. Точная, элегантная. И импозантная.

Действительно, часы были больше обычных карманных. Хромой с трудом вытащил их из кармана странного господина, и они едва умещались у него на ладони. Ренар наконец-то выглядел заинтересованным. Он достал лупу и долго изучал трофей Хромого. Но потом со вздохом отодвинул.

– Нет, увы. Не возьму.

– Но почему?! – отчаянно воскликнул мальчик.

– Вот! – антиквар ткнул пальцем, похожим на сосиску, в микроскопический значок на корпусе часов. – Тут клеймо. Знак мастера. И этот мастер – Жорж Убри, старик, который держит лавку в трех шагах отсюда, в переулке Мольера. Я не могу продавать вещь, которую он сделал. Убри довольно быстро об этом узнает. А может, и сообщит владельцу, где искать пропажу… Если вы понимаете, о чем я. Нет, ребята, извините. Заберите это. Я не возьму.

Он протянул вещицу Хромому. Тот нащупал в кармане найденную в баре брошь, но, взглянув на Спичку, не стал вынимать.

Наконец Ренар встал, намекая, что им пора. На его вкус, всё это слишком затянулось.

– Ну? Или берите деньги, или проваливайте со своим хламом!

– Ты пользуешься нами! Ты назначаешь свою цену – и мы ничего не можем сделать! Я вынужден соглашаться! – взвыл Обрубок.

– Да ладно. Всё по-честному. А если считаешь, что я тебя обманываю, давай, позови полицию. Без проблем.

Ренар ухмыльнулся. Он знал, что мальчишке нечего возразить.

– Итак, сколько же это будет?

Класс молчал. Большинство сирот – дети самого разного возраста – старательно изучали свои парты, чтобы ненароком не встретиться взглядом с мсье Ровилье. Этот пятидесятилетний человек с лысым черепом грозно расхаживал между рядами, карауля малейшее движение. Все знали, что стоит лишь пошевелиться – и тебя вызовут отвечать. Они задерживали дыхание. И вдруг у одной девочки случился приступ кашля, который невозможно сдержать.

– Мадемуазель Шарлотта? Ну, сколько? – учитель указал на доску, где был написан пример.

Атмосфера была невыносимо тяжелой. Все надеялись, что жертва каким-то чудом даст правильный ответ и они смогут выдохнуть. Иначе русская рулетка снова начнет крутиться. Но девочка молчала, не в состоянии произнести ни слова.

– Господин учитель, это жестоко! – раздался вдруг голос с последней парты. – Вы заставляете бедняжку становиться краснее, чем ее волосы.

Класс засмеялся.

– Не очень-то вежливо высказываться, когда вас не спросили, Пьер.

– Извините, мсье. Я получил плохое воспитание, это факт!

Новый взрыв хохота.

– А может, вы знаете ответ, Пьер? Вот на этот пример на доске? Сколько получается в итоге?

– Не знаю. Но точно недостаточно.

Подросток качался на стуле и улыбался во весь рот, довольный, что удалось выручить рыженькую, а заодно и развеселить публику. Это доставляло ему удовольствие – смешить одноклассников и дразнить взрослых. Всякий раз, когда получалось вставить остроумное словечко, он чувствовал себя так, будто на секунду вырвался из стен интерната. И каждый такой миг свободы был маленькой победой.

– Успокаиваемся, успокаиваемся! – прикрикнул учитель. – Может, Пьер желает посетить кабинет директора, чтобы стать чуточку более воспитанным?

Мальчик нахмурился и опустил глаза. Идея отправиться к Лишаю ему совсем не нравилась. Он знал, чем это обычно кончается: наказаниями и дополнительными дежурствами на кухне.

– Что ж, на этой прекрасной ноте мы на сегодня закончим с математикой и перейдем к французскому. Достаньте тетради, пожалуйста. Посмотрим, Пьер, так ли вы бойки на язык, когда дело касается чтения.

Мсье Ровилье стер с доски пример и написал какую-то фразу.

– Ну, давайте, Пьер, прочитайте. Только громко, чтобы все слышали.

Класс повернулся к нему, ожидая ответа. Он полностью завладел их вниманием, и теперь все буквально смотрели ему в рот. Стояла такая тишина, что было слышно, как Пьер судорожно сглотнул, не в силах выжать из себя хоть какой-то ответ.

– Я… м-м-м… – промямлил он.

– Так я и думал! Самюэль?

Мальчик в очках поднялся и без труда прочитал фразу. Но Пьер не стал слушать, углубившись в свои мысли. Он думал о том, что никому никогда не был нужен. Вот и здесь, в этом убогом приюте, его судьба предрешена. Рано или поздно его выставят за дверь. И он, чтобы не умереть с голода, пойдет клянчить хоть какую-то работу на один из заводов на берегах Сены. Однако не в его характере было сидеть и ждать, пока что-то случится. Если ему суждено оказаться на улице, то он сделает это по собственной воле. И не будет ждать. Не будет терпеть этих постоянных унижений от учителей, которые обращаются с ним как с ребенком, тогда как он уже практически взрослый человек. Он им покажет! Ему хотелось блистать, а здесь это было невозможно. Другое дело там, на воле. Значит, надо бежать. Подросток посмотрел в окно, за которым тянулась унылая ограда интерната. Необходимо продумать план бегства и привлечь к этому столько участников, сколько запасных рубашек нужно, чтобы связать веревку. А дальше – прекрасная жизнь, деньги и долгожданная свобода от взрослых.