У Путина был не слишком удачный опыт личного общения с журналистами. Поначалу он пытался установить контакт с заметными фигурами в средствах массовой информации – по тем правилам, которые ему казались разумными.

В мае 1997 года Путин произвел впечатление на молодую журналистку из газеты «Коммерсантъ» Елену Трегубову. Начальник Главного контрольного управления Администрации Президента пригласил журналистов в свой кабинет на Старой площади. Трегубова задавала ему жесткие вопросы и, к своему удивлению, слышала столь же прямые ответы. Владимир Владимирович говорил легко и невозмутимо.

«Путину, – вспоминала Трегубова, – уже тогда явно нравились спецэффекты: все грозные фразы он как бы небрежно сцеживал через губу… Ему явно хотелось быть тем самым человеком, который вот сейчас, не вставая из-за стола, не меняя интонации и выражения лица, может стереть в порошок не только какого-то там губернатора и российскую коррупцию, но и любого, кто станет у него на пути… Он совершенно очевидно наслаждался тем эффектом, который производила на аудиторию его неожиданная „крутизна“…

Когда я попросила его конкретизировать, насколько жесткие меры администрация готова применить к провинившемуся губернатору, Путин все с той же очаровательной мальчишеской полуулыбкой пообещал:

– Если надо будет посадить – посадим…»

Когда он стал директором ФСБ, Елена Трегубова тоже взяла у него интервью. После чего Владимир Владимирович поинтересовался:

– Чем я вообще могу помочь вам в вашей работе? Может быть, организовать для вас постоянный канал информации?

– Было бы просто отлично время от времени получать от вас официальные комментарии по основным политическим событиям, – призналась журналистка. – Но я знаю, что вы стараетесь держаться максимально аполитично. Притом что ситуацию знаете, наверное, лучше многих в Кремле… Поэтому из реальных моих пожеланий остается одно: почаще видеться с вами, чтобы вы хотя бы не для печати объясняли свое понимание расстановки сил в стране.

Вот тогда Путин предложил:

– Давайте вместе отпразднуем День чекиста в каком-нибудь ресторане?

Его слова не были обычной вежливостью. В декабре 1998 года журналистке позвонил Игорь Иванович Сечин.

«Игорь Сечин исполнял в то время функции не только пресс-секретаря, но заодно, по сути, еще и денщика Владимира Путина, – без всякого пиетета писала Трегубова об одном из самых влиятельных людей в окружении будущего президента. – Сечина я все время принимала за охранника – из-за его характерного лица и прически».

Игорь Иванович передал приглашение Путина пообедать в японском ресторане. Приглашение было принято, а обед впоследствии описан в деталях.

«Меня искренне впечатлило, насколько Путин блестящий коммуникатор, – делилась своими впечатлениями Елена Трегубова. – Не знаю как – мимикой ли, интонацией, взглядами, – но в процессе разговора он заставил меня подсознательно чувствовать, будто он – человек одного со мной круга и интересов… Он заставляет тебя поверить, что он – такой же, свой. Впоследствии мне приходилось неоднократно наблюдать этот его феноменальный дар во время встреч с лидерами других государств, которых он хотел расположить к себе».

Но журналистка, несмотря на оказанное ей высокое доверие, не пожелала играть по предложенным правилам, и ее перестали пускать в Кремль… Нашлись другие люди, которые писали так, чтобы начальству нравилось. О кремлевских нравах в весьма свободной форме Елена Трегубова рассказала в книге «Байки кремлевского диггера». Вскоре, по странному совпадению, в подъезде ее дома прозвучал взрыв. Никто не пострадал, но журналистка не стала испытывать судьбу и покинула Россию…

Во время избирательной кампании 1999 и 2000 годов телекомпания «НТВ», как и все средства массовой информации, принадлежавшие Владимиру Александровичу Гусинскому, не поддержала Путина и «Единство» (ныне «Единая Россия»). И нового президента, и его политику журналисты подвергали критическому разбору.

В окружении президента исходили из того, что НТВ выполняет политический заказ. «Мощнейшая медиагруппа Гусинского во главе с НТВ уже работала против власти», – пишет дочь Ельцина в своем интернет-блоге.

Сами журналисты считали, что верны профессиональному долгу. Но их позиция слишком контрастировала с линией Первого и Второго государственных телеканалов.

– Как вы можете доверять Путину? – удивленно поинтересовался у Валентина Юмашева один из руководителей НТВ Игорь Евгеньевич Малашенко, политолог по профессии (еще недавно его самого Ельцин приглашал в Кремль руководителем администрации).

– Он не предал Собчака, – последовал ответ. – И нас не предаст.

В тот момент угрозы из лужковского лагеря – наказать коррупционеров из ельцинской «семьи» (в широком смысле) казались вполне реальными. НТВ обвинило главу президентской администрации Александра Волошина и президентскую дочку Татьяну Дьяченко в коррупции.

Так что борьба против НТВ была делом личным, борьбой за выживание. Рассказывали, что на одном совещании Волошин пообещал сломать «Мост» Гусинского, пока «Мост» не сломал государство… На самом деле «Мост» угрожал вовсе не государству, а некоторым чиновникам.

Что представлял собой «Медиа-Мост» в 2000 году? Туда входили телекомпания «НТВ», ежедневная газета «Сегодня», еженедельный журнал «Итоги», радиостанция «Эхо Москвы» и подразделения, которые обеспечивали их существование.

Атака на НТВ началась по всем правилам военного искусства. В столице нашей родины бойцы в камуфляже, в масках и с автоматами захватили здания, которые принадлежали компании «Медиа-Мост».

«Маски-шоу» устроило подразделение налоговой полиции. Бойцы из подразделения физической защиты налоговой полиции привлекаются только в тех случаях, когда вскрыто бандитское гнездо с вооруженной охраной и надо ждать перестрелки. Неужели сотрудники Генеральной прокуратуры ожидали встретить вооруженное сопротивление, думали, что глава «Медиа-моста» Владимир Гусинский или его первый заместитель Игорь Малашенко станут отстреливаться? Если прокуратуру интересовали документы, почему нельзя было прийти просто с ордером и получить их обычным, законным путем? Или цель была другая? Добыть в ходе тотального обыска какие-то секретные материалы? А может быть, просто запугать и наказать независимые средства массовой информации?

Когда бойцы в масках и с автоматами ворвались в здания «Медиа-моста», все, кто там находился, оказались в положении подозреваемых, а то и преступников. Нельзя было ни войти, ни выйти, ни позвонить по телефону. Всех согнали в одно помещение, проверили документы. Обыски проводила Генеральная прокуратура. Главным законникам страны и в голову не пришло, что они походя нарушили гражданские права достаточного числа людей. Если так действует Генеральная прокуратура, то чего же ждать от других силовых министерств и ведомств?

Тринадцатого июня 2000 года Владимира Гусинского вызвали на допрос по поводу найденного при обыске наградного пистолета и задержали без предъявления обвинения. Это имело огромный резонанс и в нашей стране, и за рубежом.

Против любого человека, нарушившего закон, должно быть возбуждено уголовное дело. Ни занимаемое положение, ни размер капитала не могут этому помешать. Если в отношении Гусинского имелись серьезные подозрения в совершении преступления, следует начать следствие – с этим все были согласны. Но Гусинский – не серийный убийца и даже не уличный хулиган, который бегает с кухонным ножом и может кого-нибудь порезать. Вполне достаточно было взять у него подписку о невыезде.

Прокуратура привыкла действовать иначе. Первым делом подозреваемого надо посадить. Само по себе лишение свободы делает любого задержанного более сговорчивым, и он спешит признать все что угодно, лишь бы поскорее состоялся суд, на котором можно будет заявить о своей невиновности. Следственная работа требует высокой квалификации и кропотливого труда, но зачем себя мучить, когда достаточно посадить подозреваемого, и он сам во всем признается?

Впрочем, как вскоре стало ясно, никто и не собирался судить Гусинского. На него хотели надавить, чтобы он отказался от своей медиаимперии.

Президент Путин, находившийся в тот момент за границей, твердо и убежденно повторял, что ничего не знал о готовящемся аресте Гусинского. Это смутило экспертов: как же могло произойти, что президента страны не поставили заранее в известность о такой крупной операции?

Даже в самых демократических государствах правоохранительные органы и прокуратура информируют главу государства о ходе расследования громких, общественно значимых дел. Президент – человек, которому доверены все высшие секреты, поэтому генеральный прокурор не вправе утаить от президента намерения арестовать ту или иную крупную фигуру. Президент государства имеет право узнавать о таких событиях не из газет. Он должен быть заранее готов к тем политическим последствиям, которые будет иметь подобный арест.

Это в теории. А на практике прокуратура всегда работала под неусыпным руководством Администрации Президента. Неужели нас хотели убедить в том, что генеральный прокурор Владимир Васильевич Устинов не только скрыл от президента свои планы, но и вообще не пожелал с ним разговаривать?

У нас в стране есть камикадзе – в Чечне, они взрывают себя вместе с солдатами федеральных сил. Но генеральный прокурор не похож на камикадзе. Разве можно себе представить, чтобы он по собственной воле решил взбудоражить страну и заодно испортить Путину первый официальный визит за границу?

Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы», рассказывал коллегам: «Альфред Кох сказал в одном интервью, что нужно было заткнуть глотку таким горлопанам, как Гусинский, чтобы они не будоражили народ. Я думаю, что была дана команда Путиным».

Альфред Рейнгольдович Кох был в тот момент генеральным директором холдинга «Газпром-медиа».

Скандал из-за ареста хозяина НТВ приобрел международный характер. Пострадавших было двое: Гусинский, попавший в тюрьму, и Путин, который впервые стал объектом массированной критики в негосударственных средствах массовой информации. Особенно когда Владимир Владимирович сказал, что не мог связаться с Устиновым, чтобы узнать, за что посадили Гусинского, – генеральный прокурор, как на грех, уехал из Москвы. Слова президента породили шутки и обещания подарить президенту мобильный телефон.

Именно в эти дни Путин отправился в Испанию и Германию, где его ждала теплая встреча. Европейские политические лидеры одного с ним поколения хотели установить с новым российским президентом хорошие личные отношения. А уж поездка в Берлин должна была стать для Путина зримым свидетельством исполнения желаний. Когда-то он уезжал из немецкой столицы скромным офицером госбезопасности без особых перспектив, а вернулся президентом великой страны.

Но Путин лишился возможности насладиться триумфальным путешествием по Европе. Атака на НТВ произвела самое невыгодное впечатление на западное общественное мнение. Особенно на американского президента Билла Клинтона – он только что побывал в Москве и демонстративно дал интервью именно радиостанции «Эхо Москвы», входившей в «Медиа-Мост».

Владимир Владимирович предполагал рассказывать о том, что в России наступают новые времена, убеждать, что в Россию можно и нужно вкладывать деньги, а ему задавали один и тот же вопрос: почему под ударом оказалось Независимое телевидение, которое всего лишь критикует правительство?

Путину это было крайне неприятно. Если сначала он говорил об истории с Гусинским и НТВ с легкой улыбкой, словно удивляясь, что его беспокоят из-за каких-то мелочей, то очень быстро утратил привычное спокойствие и буквально кипел от раздражения. И все-таки ему пришлось произнести слова, которых от него ждали: прокуратура, может быть, погорячилась, вовсе не обязательно было сажать хозяина НТВ.

Ошибочно решили, что Путин пошел на попятный и тем самым подает сигнал прокуратуре: отпустите Гусинского! Думать так – значит вовсе не понимать Путина. По своему характеру и воспитанию он более всего не терпит обвинений в слабости, в том, что поддается чужому влиянию…

История с НТВ произвела впечатление на многих людей, которые занимаются политикой, журналистикой, бизнесом. Они призадумались: ведь то же самое запросто может произойти и с ними. И эта мысль преследовала их всякий раз, когда они сталкивались с выбором: сказать правду или промолчать, сделать то, что должно, или то, чего требует начальство… Стало ясно и другое. Атака на НТВ – не частная инициатива, а часть общего плана, продуманный шаг, смысл которого очевиден: средствам массовой информации, которые позволяют себе критиковать по принципиальным вопросам президента и правительство, не будет позволено существовать. Более того, широкая кампания в защиту НТВ, свободы слова в целом только убедила команду, затеявшую это дело, в необходимости подавить сопротивление в зародыше.

Организаторы этой операции предполагали, конечно, какой будет реакция и в стране, и в мире. Но считали, что этим можно пренебречь. Надо проявить упорство. Показать, что власть на попятный не пойдет, никакому давлению не поддастся.

У руководителей «Медиа-Моста» начались неприятности. Первый заместитель руководителя холдинга «Медиа-Мост» Игорь Малашенко не смог вылететь на экономический форум в Австрию. Пограничники вывели его из самолета и держали в аэропорту, пока «сверху» не пришел приказ отпустить.

Разразился скандал. Объясняться с элитой делового мира пришлось министру экономического развития Герману Грефу. Надо понимать, что Греф обратился куда надо и поинтересовался: ребята, подскажите мне насчет Малашенко, потому что меня будут спрашивать иностранцы. «Ребята» растолковали Грефу, что к чему. Он честно пересказал версию о том, что причиной якобы был анонимный звонок: дескать, Малашенко везет контрабанду. Игоря Евгеньевича проверили и отпустили.

Пока министр Греф в Зальцбурге излагал версию, которую ему сообщили, в Москве начальник Департамента пограничного контроля Федеральной пограничной службы генерал Александр Константинович Шайкин опроверг слова министра. Генерал объяснил, что Малашенко задержали из-за компьютерной ошибки. Он, дескать, случайно был внесен в список секретоносителей, которым выезд за границу запрещен.

Видимо, министра Грефа инструктировали одни ребята, а пограничников – другие. Вот версии и разошлись. Ну, к генералу какие претензии – он человек служивый. А вот министра поставили в дурацкое положение. Как после этого уговаривать деловых людей вкладывать деньги в российскую экономику…

Прокуратура предъявила Гусинскому обвинение в причастности к хищению десяти миллионов долларов при акционировании телекомпании «Русское видео» в Санкт-Петербурге. А через три дня его столь же неожиданно освободили под подписку о невыезде. Все полагали, что прокуратура продолжает расследование дела Гусинского. В реальности она исполняла отвлекающий маневр.

Главным же были тайные переговоры с участием министра по делам печати, телерадиовещания и средств массовой коммуникации Михаила Юрьевича Лесина. Само министерство было создано совсем недавно. Михаил Лесин до нового назначения руководил управлением в президентской администрации, был одним из руководителей Второго канала (ВГТРК).

Владимиру Гусинскому предложили «по-хорошему» отдать «Медиа-Мост». Двадцатого июля 2000 года он подписал соглашение о продаже своей компании Газпрому. Двадцать шестого июля с него сняли подписку о невыезде. На следующий день и само уголовное дело прекратили с замечательной формулировкой «за отсутствием состава преступления». Иначе говоря, реальное преступление Гусинского перед властью состояло в том, что он владеет телекомпанией «НТВ». А если он НТВ отдает, то, соответственно, и перестает быть преступником. Европейский суд по правам человека позднее пришел к выводу, что в деле Гусинского были нарушены его права на свободу и безопасность. Суд назвал уголовное преследование хозяина НТВ «методом коммерческой сделки»…

Когда вскрылась история с так называемым шестым протоколом, по которому Гусинского заставляли отдать акции в обмен на свободу, гадали: уволят Михаила Лесина или нет? Уволить – значит признать, что федеральный министр участвовал в совершенно немыслимом деле. Оставить Лесина – подтвердить, что сделка «акции в обмен на свободу» – вещь для правительства вполне нормальная и допустимая.

Кремлевские мудрецы придумали третий вариант. Лесину поставили на вид за то, что он завизировал бумагу, к которой, дескать, никто не имел никакого отношения – ни Администрация Президента, ни Правительство РФ. Личная инициатива министра. Под прицелом телекамер глава правительства Михаил Михайлович Касьянов на заседании кабинета пожурил министра печати за то, что он расписался на «бутырском протоколе» об освобождении Гусинского в обмен на акции НТВ. Имелось в виду: разве можно в таких делах оставлять следы?

Министр, как школьник, не выучивший урок, стоял, потупив взгляд. Казалось, Касьянов сейчас потребует у Лесина дневник, вкатит ему двойку по поведению и еще вызовет в школу родителей. Наверное, если бы Лесин ушел в отставку, напряжение бы спало. Это был бы сигнал, что правительство не желает иметь ничего общего с этим позорным делом. Так почему же его все-таки оставили на своем посту?

Все говорят, что президент очень ценит людей, которые входят в его команду, и вообще своих не сдает. Хорошее качество. Для командира полка, для директора завода, даже для отраслевого министра. Но не для главы государства. Потому что для президента свои люди – это все граждане России, в том числе и те, которые его критикуют. Если власть защищает проштрафившегося чиновника, то она тем самым отказывает в защите своему народу.

Принцип «своих не сдавать» носит весьма прагматический характер: чиновник выполнит любой приказ, если точно знает, что даже при наихудшем развитии событий его не накажут…

Когда власть еще только начинала атаку на НТВ, общество всполошилось. Потом люди словно привыкли. Смирились с тем, что телекомпании в том виде, в котором она существовала, больше не будет. А в том, что речь шла именно об этом, никто не сомневался: решили задавить – значит, задавят. Особенно поражал контраст со сходной ситуацией в Чехии.

Там начальником телевидения сделали чиновника, близкого к власти. Чешские журналисты отказались ему подчиняться, потому что считали, что он поставит телевидение под контроль власти. И страна возмутилась, поддержала тележурналистов. Президент Чехии Вацлав Гавел счел своим долгом вмешаться и вступиться за свободу слова. Вероятно, потому, что покойный Гавел до избрания президентом был политическим заключенным и ценил свободу слова.

Чешское общество вступилось за свободу телевидения не потому, что чехи какие-то анархисты, противники государства. Видит бог, чехи – самый законопослушный народ в мире. Но они на собственном опыте убедились в том, что без свобод, в частности без свободы слова, не может быть материального благополучия и нормальной жизни…

В свое время – как говорят, по прямому указанию Ельцина – Газпром предоставил большой кредит Гусинскому на развитие телевидения. Это было время, когда российское руководство после выборов 1996 года ощущало себя в долгу перед НТВ. Выделить деньги из бюджета было невозможно, нашли опосредованный путь. Таким же образом и Первый канал (тогда Общественное российское телевидение, ОРТ) получил большой кредит от Внешэкономбанка.

Вернуть деньги от Гусинского потребовали после того, как отношение власти к НТВ радикально изменилось. Путин крайне неодобрительно отозвался о действиях Газпрома, который снабжает частную телекомпанию деньгами.

Газета «Ведомости» в номере за 12 февраля 2013 года опубликовала отрывок из книги, посвященной Газпрому. Во время поездки по стране Путин прямо в самолете обратился к Рему Вяхиреву, председателю правления газового концерна:

– Когда это прекратится? Вы что же, не можете заставить НТВ держать себя в рамках?

Глава Газпрома начал говорить про свободу слова. Взгляд президента потяжелел:

– У вас блокирующий пакет, и вы ничего не можете сделать? В общем, если не поставите их на место, я с вами разберусь.

Рем Вяхирев ничего не ответил. Многочисленные свидетели этого разговора были шокированы.

– И что теперь делать? – пробормотал Вяхирев, выходя из самолета.

Руководители газового гиганта щедро поддерживали не только тележурналистов. Давали деньги «Комсомольской правде», помогали газете «Труд», при этом проявляли поразительную беспечность в юридическом оформлении этого сотрудничества и не получали в обмен на свои деньги вообще никакого пакета акций. В своих взаимоотношениях со средствами массовой информации Газпром никогда не руководствовался экономической логикой. Да и НТВ он финансировал по просьбе власти. Чем за эту услугу вознаграждали Газпром? Мы можем только гадать – может быть, освобождением от уплаты налогов или обещанием не интересоваться движением финансовых потоков между самим Газпромом и его дочерними предприятиями?

Ну, хорошо, тогда они ошиблись, а потом решили навести порядок, вернуть свои деньги. Логично. Но вот что интересно. Когда началась вся эта история, известный финансист Джордж Сорос и знаменитый создатель американской телекомпании Си-эн-эн Тед Тёрнер предложили Газпрому выкупить акции НТВ, чтобы телекомпания могла беспрепятственно работать. Казалось бы, руководители Газпрома ухватятся за это предложение, возьмут полновесные доллары и вложат их в развитие газодобычи. Но Газпром отказался. Его глава Рем Иванович Вяхирев сказал: не будем продавать акции НТВ, оставим себе контрольный пакет и сделаем компанию прибыльной.

Значит, Газпром, который жаловался на отсутствие денег, намерен был вкладывать новые миллионы в НТВ? Нужно это Газпрому? Нет. Выходит, это опять-таки делалось по чьей-то просьбе. Забрать телевидение у Гусинского и отдать какому-нибудь Теду Тёрнеру, который уж точно не станет ездить в Кремль за указаниями? Такое невозможно себе представить. Конечно, ни Газпрому, ни лично Вяхиреву собственное телевидение не нужно. Не для себя старались. Телевидение нужно другим.

В одну прекрасную апрельскую ночь 2001 года у НТВ появилось новое руководство. Пришли люди утром на работу, а у них другое начальство и другая редакционная политика. Прежний генеральный директор компании Евгений Киселёв и значительная часть творческого коллектива покинули канал. Декан факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова профессор Ясен Николаевич Засурский, уважаемый в журналистском мире человек, назвал эту операцию «кастрацией НТВ».

Впрочем, очень многим даже понравилось, что прежнего НТВ больше нет: они устали от бурь и потрясений и не хотят слушать дурные новости. По-настоящему довольна была верхушка власти. Мыслимое ли это дело, когда нельзя управлять телевидением, когда оно каждый день показывает все как есть, демонстрирует серость, глупость чиновника, его непригодность к работе, а вора называет вором? Разве можно такое терпеть?

Довольны были и многие коллеги-журналисты, для которых свободное телевидение – бельмо на глазу. Ведь психологически очень неприятно, когда кто-то рядом продолжает говорить правду, а ты-то уже врешь, потому что тебе велят. Вот и хочется, чтобы те, кто еще сопротивляется, как можно скорее замолчали, а еще лучше присоединились к общему хору.

Рему Вяхиреву, кстати, его услужливость не помогла. Своей завидной и очень высокооплачиваемой должности он все равно лишился.

Тридцатого мая 2001 года многие деловые люди горько пожалели о том, что в свое время не перебрались в Петербург и не нанялись в мэрию хотя бы на небольшую должность. Такая запись в трудовой книжке сулила немалые карьерные перспективы.

Новый хозяин Газпрома Алексей Борисович Миллер прежде не занимался газовым бизнесом, зато он пять лет трудился под непосредственным руководством Путина в питерской мэрии. Заместителем председателя правления Газпрома по безопасности и кадровым вопросам назначили Сергея Константиновича Ушакова, ровесника и старого знакомого Путина по Питеру (он тоже служил в КГБ). Отработав четыре года в Газпроме, генерал-лейтенант Ушаков стал первым заместителем директора Федеральной службы охраны, затем советником президента России.

Говорят, что Вяхиреву пришлось уйти, потому что он был противником реформирования Газпрома. Ну да, всякий, кто с ним беседовал, знает, что Рем Иванович всегда абсолютно уверен в собственной правоте. Но Вяхирев – не безумец и против воли президента никогда бы не пошел. Напротив, он очень хотел остаться и очень хотел быть полезным Кремлю.

Газпром – это огромные деньги. И когда Черномырдин с Вяхиревым создавали эту империю, они позаботились о том, чтобы контроль над деньгами находился в их руках. Это определяло огромное влияние Вяхирева. Но это же предопределило и его увольнение. Новая команда в Кремле сама желала держать эту империю в руках.

Прежним руководителям правительства частенько приходилось просить главу Газпрома помочь казне – заплатить побольше налогов. Вяхирев в своей обычной манере отвечал: вот столько я заплачу, а больше не получите. Рем Иванович привык быть с премьерами на короткой ноге. Премьер-министры приходили и уходили, а Вяхирев оставался. Не он от них зависел, а они от него.

Газпром – одно из самых закрытых учреждений в стране. Вне критики и вне контроля. А между тем многие эксперты обвиняли Газпром в неэффективности и в коррумпированности. Вяхирев, когда его попросили Ельцин и его окружение, легко выдал Гусинскому почти миллиард долларов. Это означает, что, во-первых, глава концерна может распоряжаться такими суммами по собственному усмотрению, а во-вторых, в Газпроме есть подобные свободные суммы. То есть концерн может дать миллиард-другой и не обеднеет.

Вот почему Газпром являлся кассиром важных избирательных и иных крупных политических кампаний. Разумеется, денежный мешок может находиться в руках только доверенного человека. Вяхирев и был доверенным человеком Черномырдина и Ельцина. Путину на этой должности понадобился свой человек. Касса перешла в другие руки.