Двадцать дней. Столько у них занял путь к горам. За это время караван разросся до двух с половиной тысяч человек, а еще добавилось две тысячи животных. В каждом лагере, в оазисе, подле цистерны с водой или колодца ждали группы воинов из Рода Соловья, дополнительные животные и припасы, что словно ручейки, впадающие в реку, добавлялись в главную колонну.

Деана никогда не думала, что подобной массой народа можно управлять так, что та будет идти со скоростью, большей, чем несколько миль ежедневно. Но одетые в желтые цвета стражники были прекрасно организованы и молниеносно исполняли все приказы Великого Кохира Двора. Сам Эвикиат находился сразу везде, она видела его десятки раз каждый день: среднего роста мужчина – с седоватой бородой, доходящей до живота, всегда в белоснежном тюрбане, с тяжелым, заткнутым за пояс кинжалом с волнистым лезвием, – он лично контролировал любую деталь марша. Однажды он остановился, взглянул в ее сторону и выполнил нечто, что было либо легким поклоном, либо внезапным кашлем. Она ответила иссарским приветствием для незнакомца, которое он, конечно же, не понял. С этого времени Эвикиат полностью ее игнорировал.

Хуже всего было в первые три дня. Деана чувствовала слабость, у нее кружилась голова, ее тошнило, а пот ее пах словно старые, пропитанные кровью бинты. Она благодарила Владычицу, что никто не видит ее лица или что она может на несколько минут останавливаться, делая вид, что заинтересовалась группой всадников, галопом едущих вдоль каравана, или что она поражена величественностью слонов. Никто не замечал, что под экхааром она пытается перевести дыхание.

Хорошо еще, что они странствовали с перерывами. Начинали на рассвете, чтобы пред полуднем расставить первые шатры, в которых искали укрытия от безжалостного солнца, а выдвигались только за несколько часов перед сумерками. Эта пустыня была несколько иной, чем северная часть Травахена, менее песчаная, кое-где даже росли акации и опунции, но солнце, казалось, сильнее бичевало все здесь своим жаром. В худшие часы дня даже верблюды стояли печально и с опущенными головами, а ослы и мулы вели отчаянные схватки за малейший кусочек тени, даже если это означало, что им придется прижиматься к колючему стволу.

На половину дня караван замирал, и только круг воинов Рода Соловья оставался в движении. Деана, лежа в шатре и сражаясь с тошнотой, должна была признать, что чувствует по отношению к ним нечто вроде удивления.

Сухи проведывал ее на рассвете и вечером, оставлял порцию лекарств и слухов. Белый Коноверин готовился приветствовать своего чудесно спасенного князя. После дней неуверенности, когда правил наспех созванный совет из жрецов, магов, представителей аристократии и крупнейших купеческих цехов, который не мог ничего, кроме как советовать, как править, известие, что Лавенерес, Слепой Князь, найден, пролилось на улицы города, словно неожиданный дождь посреди жарчайшего лета. Благодарственные молитвы день и ночь щекотали пятки Владыки Огня, Роды Войны наперегонки объявляли о своей лояльности, даже Деменайя принесла жертву и приказала сотне своих красивейших девиц танцевать день и ночь перед алтарем Служанки.

Новости от отравителя складывались из потоков имен, титулов и названий, которые ничего Деане не говорили. Страны Дальнего Юга имели собственные законы, предрассудки и обычаи, а она не пробудет там настолько долго, чтобы это ей пригодилось.

Сухи лишь улыбался, когда рассказывал все это, и утверждал, что ему совершенно не нужен меекх, но он не жалеет, что его изучил, поскольку человек тем и отличается от животных, что собирает лишние знания.

На третий вечер он вручил ей лишь одну бутылочку сладко пахнущего лекарства:

– Пей много воды утром и на каждые полкварты добавляй шесть капель. Вечером – то же самое. Ты уже очистила организм, теперь его нужно усилить. Ешь четыре раза в день, много зерновых, хлеба, лепешек, каши. Избегай красного мяса, я прикажу принести тебе столько цыплят и голубей, сколько ты сможешь съесть. Суставы болят?

– Нет.

– Покажи руки.

Он внимательно осмотрел их, пощипывая и разглядывая вены. Руки ее все еще были исхудавшими и слабыми, но она уже регулярно тренировалась с тальхерами, а потому мышцы четко обозначились под кожей.

– Хорошо. Полагаю, через месяц ты будешь выглядеть лучше, чем когда покидала родной дом. Князь о тебе спрашивал.

Она выдернула руки из его хватки и опустила закатанные рукава:

– Вот зачем ты ощупываешь меня, словно животное на продажу?

Он широко распахнул глаза, что выглядело так, словно над камнем его носа появились два ледяных озерца.

– Это тоже. Кроме того, я проверяю, остается у тебя баранья башка, ослиное упрямство, змеиные клыки, кошачьи когти и ум свежепроклюнувшегося птенца. И я удостоверился, что все на месте, а потому могу считать тебя излеченной.

Она раздраженно зашипела.

– Видишь, – безжалостно подвел он итог. – Как котенок. Впереди у нас пять-шесть дней пути, прежде чем встанем на перевале Нол. Оттуда доберемся до города в два дня – а может, и раньше, если понадобится поспешить. А потому отдохни, пока можешь, ешь, пей и спи. Настоящее приключение начнется, когда мы перевалим через горы.

Он был прав насчет дороги, отдыха, еды, питья и сна. Деана ела за троих, использовала каждую минуту, кроме тренировок и еды, на сон и каждый день чувствовала себя все лучше. Она видела взгляды странствующих с ней людей, одни удивленные, другие полные гордости, и каким-то странным образом это ей льстило. Чернокожий ремесленник, с которым она торговала, каждый раз, встречая Деану, приветствовал ее улыбкой и прикладывал ладонь к сердцу, несколько стражников исполняли подобные же жесты, когда ее видели. Даже погонщики животных и обычные невольники приветствовали ее тем же образом. Но никто, кроме отравителя, не решался обратиться к ней первым.

Что ж, теперь у них была прирученная львица.

На шестой день они увидели на горизонте горы, на девятый удавалось уже рассмотреть отдельные вершины.

– Магархи, – пояснил ей Сухи, как обычно заговоривший с ней, когда она менее всего того ожидала. – Маве Агар Рахйи, или же Стена Агара Великого. Такое название – на копиях древних тысячелетних карт, хранимых в Коноверинской Библиотеке. Попытайся быстро произнести это пять раз подряд и поймешь, отчего наши предки сократили название. Естественно, божественное имя из названия исчезнуть не могло. А завтра мы доберемся к перевалу Нол. Это короткая дорога к городу, все караваны ей пользуются.

– Я не просила тебя об уроке. – Она указала ему место перед своим шатром и уселась прямо на землю.

– Нет. Но я его охотно тебе уделю. Даром. – Он тяжело рухнул рядом. – Ух, староват я уже, чтобы так вот петлять через половину мира. Речь о том, чтобы ты осознавала, что едешь в страну, где даже горы носят имя бога. Печи, которые обогревают наши дома, – это леандеагар, подсвечники – сагарис, а хлебные печи – мандагарэ. Вы, иссарам, почитаете Великую Мать как Баэльта’Матран, праматерь богов. Вы заразили этой идеей бóльшую часть севера, но эта идея противна догматам Храма Огня. То, что ты гостья князя, а к тому же дикарка, может спасти тебе жизнь: раз или два. Но, как я уже вспоминал, горделивость иссарам порой приводит к стычкам. Роды Войны слишком чувствительны, когда это касается их веры.

Деана глянула на подходящую троицу стражников:

– Все? А сколько их?

– Три. И – да, все. Роды Соловья, Тростника и Буйволов. Три из пяти созданных изначально Кйоасом Великолепным. Остальные два, Львы и Журавли, проиграли две большие братоубийственные войны, пятьсот и двести лет назад, и были уничтожены. Просто история. Самое важное, чтобы ты не хвасталась своей верой, не выказывала неуважение жрецам Владыки Огня и не пыталась никого обращать.

– Иссарам никого не обращают в свою религию.

– Вы нет, но порой сюда добираются монахи из меекханских орденов Великой Матери, и, поверь мне, они более докучливы, чем вши под панцирем. Старший брат князя позволял им действовать, потому что они по большей части концентрировались на том, что выкупали из неволи своих побратимов, но в последнее время все чаще слышно о рабах, становящихся матриархистами. И все чаще видны жрецы огня, собирающие топливо для новых и новых костров.

Деана отвела взгляд от воинов и глянула на отравителя:

– А ты много знаешь для того, кто должен интересоваться исключительно тем, как выжать яд из змеи.

– Ох, это было больно. – Он приложил ладонь к сердцу в пародии удивления. – Попала мне в болевую точку. Да, на самом-то деле я собирался занять место Эвикиата, мечтаю о положении Великого Кохира, а потому ночами изучаю тайные донесения княжеских шпионов, благодаря чему знаю о том, что происходит в княжестве, и, может, когда-нибудь… несколько капель яда… несколько льстивых слов – и все, белый тюрбан мой.

Он сделался серьезен.

– Девочка, я при дворе уже тридцать лет. Тут невозможно выжить, когда глаза зашиты, а уши залиты воском. Ты должен знать, где сейчас затлеет, какие группы, товарищества или роды начнут править, куда сдвинутся весы власти. Здесь…

– …все лгут, обманывают и крутят, а правду шепчут лишь на ухо умирающему.

Он хихикнул:

– Браво! Я бы и сам не сказал лучше. Брат князя посвятил половину жизни, чтобы укрепить свою власть, чуть притушить жар Храма Огня, уменьшить разнузданность шелковых цехов и торговцев специями. Он первым заметил, что нам угрожает пожар, который мог бы сжечь все княжество до голой земли. А то и весь Юг. Ему удалось, и вот сейчас, когда мы наконец достигли чего-то вроде равновесия, его нашли мертвым, с горлом, перерезанным от уха до уха.

Он поймал ее врасплох.

– Кто-то хотел, чтоб не оставалось сомнения: князю помогли умереть, – сказала она.

– Превосходно. И этот кто-то организовал похищение младшего брата, поскольку, заполучив его, мог бы править Белым Коноверином. Все знают, что наш Слепой Князь не был приучен к тому, чтобы принять власть. Он говорит на многих языках, у него совершенная память, он поэт и ученый – но не владыка.

– Но ему придется им стать.

– Именно. Это камень, который ему предстоит тащить. Ему уже тяжело, между караваном и городом письма курсируют с такой интенсивностью и в таком количестве, что из израсходованной бумаги можно выстроить точную копию княжеского дворца. Мы принимаем заявления о лояльности, рапорта шпионов, пожелания. Вчера Камень Пепла захотел, чтобы князь лично прибыл в Око и подтвердил свою кровь. Дело деликатное, а такое требование – почти оскорбление, но жрецы имеют на это право. Око убьет любого, в ком нет достаточного количества крови авендери Агара. Всегда так было. Узурпатор падет мертвым, едва переступив круг, а тело его охватит огонь. – Сухи всматривался в пространство, стал говорить тише: – Да, Владыка Огня с нами все время – или, по крайней мере, довольно долго. Правда, он позволяет играть в наши маленькие игры и игрушки, но напоминает о себе всякий раз, когда кто-то недостойный ставит стопу в Оке.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы ты знала, что, несмотря на твои заслуги, ты танцуешь на канате над пропастью. Только две группы людей могут войти в Око в любое время дня и ночи. Первая – это Дети Огня, князья Белого Коноверина, и Лавенересу придется доказать, что…

– А вторая группа?

– Что? – заморгал Сухи, непривычный, чтобы его перебивали.

Она тихонько фыркнула, развеселившись:

– Те, вторые, которые могут войти в Око, – кто они? Жрецы?

– Нет. Жрецы, сколько бы они ни чванились, обладают слишком жидкой кровью авендери в венах. Есть люди, которые отправляются на суд Агара. Идут за васагаром. Надевают на левое запястье красную ленту и входят в Око, чтобы Владыка Огня их осудил. Любой обвиненный имеет право потребовать этого суда, любой преступник, даже самый страшный убийца и насильник. Или те, к кому судьба притронулась так сильно, что они уже не могут выдержать, – и никто и ничто, даже и сам князь, не имеет право им этого запретить. Красная лента на левой руке отворяет храм в любое время дня и ночи.

Он ее заинтересовал.

– И что тогда?

– Встают перед Агаром, а их земная плоть превращается в пепел. А ты что думала?

– Ничего. Не думала ничего. Это ведь тебе и нужно. Чтобы я не думала, а лишь выполняла поручения.

– Ха. Наконец-то ты поняла, – улыбнулся он благожелательно.

Ее рассердила эта улыбка, снисходительный взгляд, легкомысленная гримаса. Она зашипела:

– Полагаешь, я дура? Что я не догадываюсь, что ты не приходишь рассказывать об этом вашем Коноверине от чистого сердца? Он приказал тебе, верно? Приказал опекать меня. У него муки совести?

Сухи спокойно глянул на нее.

– А отчего бы ему мучиться? – спросил он тихо. Позволил ей некоторое время помолчать. – Я получил поручение спасти тебе жизнь. Любой ценой. И в рамках того поручения пытаюсь тебя приготовить. Потому что кто-нибудь может использовать тебя, вызвать князя, поставить под сомнение его авторитет. Допустим, тебе будет угрожать опасность попасть на костер за оскорбление Владыки Огня, поскольку ты не удержишь рта на замке, когда возникнет необходимость. Что сделает Лавенерес? Позволит тебе сгореть или пойдет на какие-то уступки, даст специальные привилегии, откажется от части власти? Потому что если тебя сожгут, то окажется, что князь был спасен не благородной пустынной воительницей, но безбожной еретичкой. А это поставит под сомнение смысл его спасения, бросит тень на чудесность всего случившегося.

Он прервался, глядя на нее с неким подобием бесстрастного интереса в светлых глазах. Она почувствовала холод.

– Я сражался рядом с его старшим братом ради блага моего княжества. Идет гроза, слышны барабаны войны, а мы не можем навести порядок даже при дворе. Потому веди себя умно, не высовывайся, не провоцируй. Лучше всего, если ты пробудешь эти три-четыре месяца в Доме Женщин под опекой Овийи. Покажешься пару раз на официальных празднествах и возвратишься к себе. Если нет… – Он сделал многозначительную паузу.

Она прищурилась и развернулась.

– Ты мне угрожаешь? – проворковала Деана, поигрывая рукоятью тальхера.

Он удивил ее искренним, заразительным смехом. Она глянула с изумлением. Он хохотал, откинув голову назад:

– А чтоб… чтоб меня. Девушка, яйца у тебя из гранита. Я уже и позабыл, каково это – разговаривать с тем, кто не только не теряет сознания от мысли о рукопожатии со мной, но и умеет показывать коготки.

Он встал, небрежно отряхнулся от песка:

– Завтра мы покидаем пустыню. Перевал Нол пройдем быстро, а через пару дней ты увидишь Белый Коноверин. Посмотрим тогда, насколько у тебя отнимется речь.

На полтора дня. Полтора дня, по мере того как город рос, она не знала, что сказать, как заключить в слова то, что видела, но что сознание ее не могло считать реальным.

Белый Коноверин.

Город башен, высоких и стройных, словно поставленные торчком копья, город стен из белого камня, лоснящегося словно полированная сталь, город куполов, покрытых золоченой и посеребренной жестью так, что в лучах солнца она кажется живым огнем. Город такой большой, что увидели они его, едва взойдя на перевал, хотя, как уверял отравитель, до стен было еще добрых сорок миль.

Город, который играл с ними в прятки, исчезая и выскакивая из-за очередных холмов, становясь все больше и больше, а когда они миновали последнюю возвышенность, он раскинулся перед их глазами, словно штука только что вытканного полотна, кинутого на траву. Дорога к воротам вела вдоль озерной глади, и это тоже не делало пейзаж более реальным.

Когда они остановились на ночлег, город осветил темную синь ночи огненным заревом, а его отражение в точности повторяло каждый отсвет, словно оба желали сказать: «Мы здесь. Не забывайте о нас».

Будто бы это было возможным.

На следующий день Деана все так же молчала, вышагивая рядом с княжьим слоном. Утром она отказалась занять почетное место на спине второго великана, чем, кажется, позабавила Лавенереса и привела к разливу желчи у Великого Кохира. Но ее не волновали чувства одного и второго, хотя теперь она немного жалела о своем решении, потому что сверху вид был лучше.

Все еще непросто оставалось оценить размеры Белого Коноверина. Сухи пробормотал ей на ухо невероятное число в сто пятьдесят тысяч жителей в самом городе и пятьдесят тысяч за его стенами. Если так, то наверняка бóльшая часть из них как раз стояла вдоль дороги, орала, срывала глотку в песнях, кидала под ноги княжеского слона цветы, пальмовые ветки, дорогую материю. Какая-то женщина разложила на земле батистовый платок, и, едва лишь по нему прошли мощные ноги, подняла смятую материю и прижала к груди, рискуя быть растоптанной следующим слоном.

Воины Рода Соловья, что шагали в авангарде, сталкивались с немалыми сложностями по удержанию напирающей толпы: люди кричали, протягивали руки, по многим щекам стекали слезы. По озеру двигались сотни лодок, корабликов и крупных судов с мачтами, увешанными цветными флагами, а многие из гребцов прыгали в воду и плыли к берегу.

Естественно, много лиц поворачивалось и в ее сторону. Молодые, старые, женские и мужские. Матери поднимали детей, чьи круглые мордашки, казалось, передразнивали удивленную луну. Жест, который она уже могла распознать, – правая ладонь на сердце и легкий поклон – Деана видела теперь в тысячекратном отражении. Кто-то кинул ей под ноги шаль, что, казалось, соткана из тумана, и забрал, когда она по ней прошла.

Вдруг вокруг сделалось просторней, словно какое-то заклинание оттолкнуло людей чуть дальше от дороги.

– Я, если позволишь, добавлю еще один камешек в твою легенду. – Сухи вырос рядом, будто из-под земли. – Поверь, для некоторых прогулка с королевским отравителем – это большее доказательство отваги, чем убийство двадцати бандитов.

– Двадцати?

– Так говорят люди в городе. Я лишь повторяю, что слышал.

Еще одна шаль упала ей под ноги. Она решительно переступила ее, вызвав стон отчаяния владелицы.

– Что они с этими…

– Это на счастье. Если на расстоянии в десять тысяч шагов от Храма Огня княжеский слон, конь, верблюд – кто угодно – наступит на платок, владелец получит благословение Агара. Будь вежливой.

Деана вздохнула, отступила на несколько шагов и с размахом впечатала ногу в материю, стóящую больше, чем вся ее одежда. Проигнорировала писк счастья и догнала отравителя. Около того, по крайней мере, было чем дышать.

– Вот даже не спрошу, стою я между лошадью и слоном или – лошадью и верблюдом, – проворчала она.

– Не льсти себе. В масштабе топтания ты где-то между любимой собачкой и слугой, носящим княжеские сундуки.

Она глянула в его сторону. Сухи явно развлекался.

– А если бы на шаль наступил сам князь?

– Владелец разрезал бы ее на сто кусков, и за каждый из них его семья могла бы жить год. Или держал бы дома как святыню десять поколений подряд, пока материал не распался бы в прах. За последние сто лет я знаю только о пяти таких случаях – чтобы нога князя наступила на чей-то платок. Три из этих платков висят сейчас в Храме Огня как святейшие из реликвий.

Деана глянула на толпу, стоящую над дорогой:

– Ваш князь – нечто большее, чем простой владыка, верно?

– Он – Дитя Огня. Живое доказательство, что Владыка Огня ходил некогда между людьми. Легенда гласит, что, пока Избранник владеет троном, Белому Коноверину не угрожает никакой враг.

Деана с изрядным чувством наступила на очередной платок и взглянула на Избранника, что мерно покачивался на спине у слона. Выглядел он очень обычно.

– А сколько еще есть претендентов на трон? Братьев или кузенов?

– Ты не слушала? Князь вроде бы рассказывал тебе об обычаях Двора. Их больше нету. Есть способы, чтобы женщина не забеременела, а есть такие, чтобы – не выносила, а потому вот уже двести лет прирост княжеского рода жестко контролируется. – Отравитель мерзко ухмыльнулся. – Благодаря этому, никогда не бывает больше двух – самое большее трех – княжичей одновременно. И каждый из них обладает правом иметь единственного сына, в случаях исключительных их может быть у него двое. Времена с иными обычаями принесли нам две большие братоубийственные войны. Первая, пятьсот лет назад, разбила королевство Даэльтр’эд на два меньших, Восточное и Западное. Вторая, двести лет тому, разнесла их в клочья, оставив после себя горсточку княжеств, смела один из сильнейших Родов Войны с поверхности земли и почти привела к падению династии Детей Огня. Пятнадцать лет искали кого-то, у кого оказалась бы достаточно чистая кровь, чтобы встать под Оком, тем самым прореживая излишек княжичей. Амбиции и жажда власти могут уничтожить любую страну.

Она фыркнула:

– У нас что, соревнования по говорению банальностей? Может, мне тоже попытаться? Любовь преодолевает все преграды. Или еще лучше: честность и благородство гарантируют хорошую жизнь и достойную смерть. – Она сделала вид, что задумывается. – Нет, погоди, ты все равно выиграл.

Он искоса глянул на нее.

– Я советую помнить о нашем предыдущем разговоре и прикусывать язык всякий раз, когда захочешь произнести какую-то глупость. То есть всегда, когда открываешь рот для чего-то другого, чем поесть или попить. Ты не важна, но у нас говорят, что и единственная искра вызывает пожар. А потому лучше оставаться пеплом, а не угольком. – Сухи приложил ладонь к сердцу и впервые поклонился ей: – И я советую залезть на слона.

Колонна приближалась к вратам города, которые возбужденная толпа сумела полностью забить. Ворота были настолько же непроходимы, как если бы их стерегла опущенная решетка и поднятый мост. Отряды стражи двинулись вперед, чтобы создать проход, и тогда толпа вдоль дороги нажала сильнее. Ослабленный кордон прорвался, а Деана вдруг оказалась в центре смерча. Ее толкали, дергали, кто-то – случайно или по причине исключительной глупости – пытался уцепиться за ее экхаар, она же перехватила нахальную руку и бесцеремонно сломала на ней три пальца.

Она почувствовала, как другая рука дергает ее за саблю, в этой толпе было слишком мало места, чтобы выхватить оружие, оттого она лишь яростно пнула – и дерганье прекратилось. Одетая в белое женщина кричала что-то писклявым голосом, рядом с ней толстяк пытался выводить какую-то песнь, но кто-то, похоже, подбил ему ноги, потому что толстяк упал, потянув за собой еще нескольких человек. Толпа над ними заклубилась, а крики и вопли усилились на тон.

Вспыхнула паника.

И вдруг раздался пронзительный рев и сопровождавшее его мощное, отдающееся в костях «луп-луп-луп». А люди, слыша этот звук, приседали, заслоняли голову руками или бросались наутек.

Деана оказалась лицом к лицу с кошмаром высотой в двадцать футов и весящим словно сотня мужчин.

Маахир, княжеский слон, стоял посредине дороги, с хоботом, задранным вверх, с раскинутыми ушами и, помахивая из стороны в сторону головой, топал на месте огромными, словно стволы деревьев, ногами. «Луп, луп, луп». Остальные слоны в колонне поддержали боевой танец. Почва передавала сотрясения, откликавшиеся где-то в животе и вызывавшие почти болезненные судороги. Маленькое, блестящее, лютое око уставилось на Деану, и на миг перед глазами ее возникла картинка неудержимой горы мышц и костей, несущейся в ее сторону.

Но потом она увидела хитрую усмешку Самия, и все вернулось на свое место.

– Нагатей, – парень сбросил ей веревку с завязанными на ней узлами.

Она выругалась, окинула взглядом толпу, которая не стала меньше, и ухватилась за веревку. Наверху сильные, худые ладони помогли ей занять место под балдахином.

– Теперь ты понимаешь, отчего так важно, чтобы в город я въезжал на Маахире. Где-то лет триста назад одного из моих предков стянула с коня и разорвала истерическая толпа. Чрезмерная любовь может быть настолько же опасной, как и ненависть. Вина?

Она взяла кубок, наполненный жидкой сладостью цвета меда, не слишком понимая, что ей с этим делать. Как, чтоб его…

Лавенерес потянул один из шнурков, и из-под балдахина опали шелковые волны, отрезая их от остального мира.

– Должно быть, ты устала. – Свежеиспеченный владыка проигнорировал стон разочарования, разнесшийся снаружи. – Ты прошла много миль. Мы сейчас закончим представление.

Словно по невидимому знаку, слоны перестали топать и трубить.

– Они хорошо вышколены. Прошу, выпей.

Она чуть отвела в сторону экхаар и глотнула из кубка. Солнце, цветы, легкий намек на воду из горного ручья. Мужчина протянул ладонь к ее лицу, но почувствовал материю.

– Почему…

– Никогда не доверяй меньше чем трем завесам, как говорится у нас. Если бы кто-то плохо завесил этот шелк, мне пришлось бы убить половину города, – проворчала она. – Не самое плохое вино.

Он отдернул руку и некоторое время выглядел немного неуверенно и слегка печально, словно это именно с него сорвали все завесы.

– Я тосковал. По твоему лицу.

– Во дворце у тебя будет достаточно… лиц.

Что-то промелькнуло по его чертам. Словно несмелая просьба.

– Я не думал ничего дурного, когда говорил тогда об использовании тебя. Я не хотел тебя обманывать. Я князь Белого Коноверина, но я еще и переводчик, слепец и мужчина, который не является хозяином собственной судьбы.

Она отпила еще вина, внимательно глядя на него в поисках следов насмешки.

– Князь, слепец, переводчик и раб. Кажется, что на три четверти ты говорил правду. Неплохо для мужчины, – сказала она. – Могу понять, почему ты не признался. Но нужно что-то большее, чем кубок вина, чтобы я перестала сердиться. И все же… я въеду с тобой в город. Некоторые из этих людей выглядели так, словно они хотели забрать кусочек меня.

Ей показалось, что на миг она увидела на его лице облегчение. Он улыбнулся – еще несмело, но в этот момент Самий что-то нетерпеливо крикнул.

– Весь на нервах, – проворчал Лавенерес. – Род Соловья уже взял ситуацию под контроль. Ты готова?

Она в последний раз глотнула из кубка, поправила ткань на лице:

– Готова. Можешь уже показаться во всем величии.

– Сядь напротив меня, спиной к Самию. Положи ладони на рукояти оружия. Будешь моей личной стражницей. Готова?

Когда шелк поднялся, Деана сидела перед князем и должна была признать, что ей тут нравилось, хотя на некоторых лицах внизу она замечала неудовольствие. Со спины слона толпа не выглядела настолько уж пугающе. Мощь и сила, исходящие от этого гигантского животного, давали ощущение безопасности. А вид…

– Жаль, что ты не можешь этого увидеть, – прошептала Деана, когда они двинулись.

– Я вижу. – Он повернул голову налево. – Там озеро Ксес. Самое большое в княжестве. По нему плавают корабли лишь чуть меньше, чем те, что ходят по морю. Впрочем, некоторые из них – это морские суда, прибывшие сюда Каналом Змеи. К тому же сотни лодок и лодочек. Над каждой развеваются штандарты и хоругви, а город смотрит на свое отражение, словно скупец, ищущий монетки на дне. Справа, вдоль дороги, тянутся поля, полные сейчас людьми. Все – в лучших своих одеждах, принесли зеленые ветки, цветы, шали и платки. Маахир топчет все это, и только Самий унимает его попытки обожраться листвой. Соловьи сдерживают толпу копьями, им уже удалось, скажем так, захватить ворота. – Он легонько улыбнулся, а у нее сердце зашлось спазмом. Человек, который не родился слепцом, должен черпать из своих воспоминаний и верить, что память его не подводит.

Князь продолжил:

– Ворота украшены лентами шелка – золотого и алого цвета. Цвета огня. Проем их выглядит словно пасть чудовища с зубами-решетками, торчащими из верхней челюсти. Я верно говорю?

– Чьи это воспоминания?

– Девятилетнего мальчишки, который сопровождал старшего брата при торжественном въезде в город. Давным-давно. Прежде чем пришла тьма.

Она прикрыла глаза:

– Князь…

– Нет. Слепец и невольник. Князь появится, лишь когда мы въедем в город.

Он был прав. Едва лишь они вынырнули из тени ворот, ей показалось, словно на лицо Лавенереса кто-то натянул маску «владыка». Милостивая улыбка, достойные движения, руки, поднятые в жесте благословения. Только через миг она заметила, что парень, сидящий у нее за спиной, выбрасывает шепотом из себя сотни слов.

– Что он говорит?

– Левая сторона, балкон, группа женщин, земля, торговцы специями, справа, земля, цех ткачей шелка, раскладывают материю на улице, ловко, за одежду, которую из него пошьют, они могут попросить в десять раз больше, чем обычно. Правая сторона, второй этаж, старик в шлеме героя, наверняка какой-то ветеран войны, приветствовать два раза.

Лавенерес пробормотал это, почти не открывая рта и не переставая милостиво склонять голову, посылать полные достоинства улыбки и взмахивать руками.

– Самий – это мои глаза, и хотя якобы Дитя Огня всегда может прозреть пламя души, в толпе добиться этого сложно. Поэтому лучше положиться на него.

Княжеская колонна двигалась улицей, которую сжимали стены высоких зданий. Деана вообще не представляла себе, что можно ставить их таким образом, одно за другим. Выглядывая из-под балдахина, она насчитала четыре – а иной раз и пять этажей, увенчанных острыми крышами. Все стены сверкали белизной полированного мела, а каждое окно, балкон, двери прорастали лицами. Светлыми, смуглыми и совершенно темными. Словно бы все племена, известные человечеству, отослали своих представителей поприветствовать князя.

Сверху непрерывно сыпались цветы, зеленые ветви и дорогая материя.

Казалось, Белый Коноверин безо всяких условий признавал в Лавенересе своего владыку.

Маахир, встряхивая головой и торжественно трубя, вошел на площадь, выглядевшую так, словно кто-то вырвал в теле города огромную рану, длинную и широкую, шагов на двести, а потом выложил ее лоснящимися каменными плитами. Пространство наполняли тысячи людей, но часть мест ограждали ряды одетых в желтое воинов, там точно было попросторней. Судя по количеству шелка, золотого шитья и сотен ковров, лежащих прямо на каменных плитах, занимали те места аристократы и члены княжеского двора.

К счастью, для слонов и остального каравана оставили довольно широкие проходы.

Деана осмотрелась.

С левой стороны – стена, за которой находилось здание с таким числом куполов, стройных башенок, больших окон и ажурных украшений, словно выплетенных из паучьей пряжи, что даже она, девушка с гор, могла понять, на что она смотрит. Только княжеский да сказочный дворцы могли быть такими… до смешного непрактичными. Напротив дворца вставало строение куда больше и шире и, благодаря контрасту, мрачнее, словно старуха, хоронящая очередного мужа. У него был только один купол, зато широкий, в сотню шагов, опирающийся на множество колонн, между которыми развешаны были цветные ткани. Золото, желчь, старый мед, багрец. Цвета огня. К тканым, чуть подрагивающим стенам вели лестницы. Множество лестниц, заполненных сейчас людьми.

Глядя на это строение, Деана почувствовала запах горелого и вкус пепла на губах:

– Храм?

– Дом Огня. Самое святое место в княжестве. Нет. Самое святое место на всем Юге. Среди всех княжеств. Это там в последний раз явился людям Агар Красный. Тут заключил с ними перемирие. Здесь вечным огнем пылает его Око.

Гигантский купол выглядел построенным из каменных плит, но над его краем воздух немного подрагивал, словно над раскаленной солнцем пустыней. Иссарам знали, что после Войн Богов Бессмертные ушли в созданные для себя реальности, довольствуясь лишь силой, передаваемой через молитвы и жертвы верных. Но в некоторых местах дороги, ведущие в их реальности, были короче. Там удавалось услышать отголоски из божественных стран; сильнейшие из жрецов, постясь и умерщвляя плоть, медитируя и молясь, могли постучаться в их врата. По крайней мере так они утверждали. Множество культовых сооружений строили там, где сила бога была сильнее, а сотни лет молитв, хвалебных гимнов и поклонения сокращали расстояние между доминионом Бессмертного и его верными. Жрецы в таких местах черпали Силу прямо из реальности своего владыки и, хотя вне этих мест могли быть слабы и безоружны, в храмах равнялись с сильнейшими из чародеев.

По крайней мере некоторые.

Глядя на храм, Деана чувствовала Силу. Мощную и безжалостную. Силу огня, пожара, пожирающего целые леса, выжигающего тысячи миль степи, глотающего города, превращающего скалы в текучую массу. Она вспомнила некоторые из легенд иссарам. Агар был богом пламени, но сражался далеко на юге, поддерживая Лааль в ее кампании против Безликих. Его авендери никогда не появлялись за южными краями пустыми, а когда война там утихла, – он ушел. И все. Могла вспомнить лишь несколько стихов, в которых звучало имя Владыки Огня.

Далекий, не слишком важный бог.

Но не здесь.

Здесь билось сердце его культа, аспектированная Агаром Сила чуть не выжигала ей чувства.

– У чародеев тут непростая жизнь, – пробормотала она, отводя взгляд от храма.

Лавенерес блеснул улыбкой:

– Правда? Это чувствуют все. Но и они могут здесь выдержать. Агар не мелочный завистливый бог, чего нельзя сказать о некоторых из его жрецов, и ни в одном из Свитков он не запрещал использовать магию или поклонятся своим Родичам. В конце концов, половина богатств приплывает к нам морем, а потому оскорблять Близнецов не слишком-то умно. А без благословений Лавейры наши поля могли бы стать бесплодны, и нам было бы нечем торговать; а Владычица Ветров уносит к пустыне тучи, которые на миг оживляют ту и открывают торговые пути.

Маахир остановился на середине площади, боком к храму. Остальной княжеский кортеж в порядке встал вокруг. Перед Домом Огня сохранили пустое пространство, где-то в сто шагов в ширину и в глубину. Исключительная расточительность в настолько запруженном людьми месте.

– Сойдешь вниз?

– Чтобы погибнуть под тысячью брошенных платков? В городе князь никогда не ходит пешком. Эвикиат предупредил меня, что приготовлена некая неожиданность. Ради блага трона, как утверждает. Якобы займет это лишь четверть часа.

Деана должна была о чем-то догадаться, когда на пустом месте появилась группа людей, одетых в странные наряды, с лицами, спрятанными под масками, а воздух прошили звуки дикой музыки. Пару десятков ударов сердца она вообще не понимала, на что смотрит: люди бегали, прыгали, вращали глазами и размахивали руками в диктуемом инструментами ритме, но в этом не было слишком много смысла. И только когда появились мужчины в серых одеждах, носившие маски с гигантскими ушами и хоботами до земли, она сумела разгадать нужный код. Это был рассказ. Рассказ, повествующий не словами, но жестами и музыкой.

Она вдруг увидела караван, идущий по пустыне. Двое мужчин в серых одеждах несли паланкин, в котором сидел князь, одетый, естественно, в белое. Она увидела нападение на караван, десятки грозных фигур, выскакивающих со всех сторон, ужасные чары, брошенные в ритме гремящих барабанов, князя с саблей в руках, кладущего трупы как минимум с десяток гротескно кривляющихся разбойников.

Самий без умолку болтал, пересказывая своему господину, что происходит.

– Ты правда убил десятерых бандитов? – прервала она монолог парня.

– Ни одного. Они поймали нас врасплох.

В следующей сцене неустрашимый князь, чья маска была раскрашена, словно лицо проститутки, стоял, гордо выпрямившись, окруженный двадцатью дикими бандитами, грозящими ему обнаженным оружием. Праведность, достоинство и отвага били от него так, что разбойники не смели приблизиться и на несколько шагов. Даже колдун, мрачный гигант в черной маске, искривленной в гримасе ярости, покачивался под воздействием ауры, бьющей от белой фигуры.

– Ой-ой, странно, что они не сопроводили тебя домой, предаваясь в руки палача.

– Поверь, есть минуты, когда понимаешь: слепота – это благо.

Князь наконец уступил, пусть и не без боя, и лишь потому, что заслонял своим телом маленького мальчика.

Близилась ночь, а потом бандиты внесли на площадь и бросили на камни еще одного персонажа. Она бы не распознала его, если бы не поймала взгляд, какой бросил на нее Самий. Мальчишка глуповато скалился.

Она смотрела на себя.

На себя, похоже изрядно потрепанную, поскольку вместо одежд на ней была лишь набедренная повязка и два свободных куска материи, что при каждом движении открывали ее ноги, а те несколько тряпочек наверху остались там, как она полагала, из-за недосмотра. Вместо маски актриса носила нечто вроде сотканного из тюля экхаара.

– Скажи, я и правда ползала на четвереньках, когда мы познакомились?

В следующих сценах князь, принимающий при каждой оказии гордые позы, учил девушку ходить, кормил с рук, и каждый его жест, похоже, наполнял ее суеверным ужасом, поскольку такого числа поклонов и коленопреклонений Деана не видела еще ни разу. Но со временем – в представлении это заняло каких-то сто ударов сердца – его врожденное благородство и доброта преисполнили дикарку преданностью. А когда бандиты появились снова, девушка вынула из-за пояса саблю – ответ на вопрос, как, проклятие, она могла там поместиться, стоил царства – и, сражаясь, словно безумная, поубивала всех. Получив притом смертельные раны.

– Надеюсь, что в этом месте я погибну.

– Боюсь, что, увы, я тебя спас.

И верно. Под сопровождение крайне жуткой музыки князь вышел на середину сцены и призвал Силу Агара. То есть набросил на себя плащ желтых и красных оттенков, что наверняка должно было символизировать пламя, и стоял так под безумствование труб и барабанов.

Потом появились хорошие, представленные мужчинами с птичьими клювами, одетые в желтые наряды, и все завершилось, как и следовало.

Деана некоторое время не знала, что сказать. Когда же она наконец привела ошалевшие мысли в порядок, то пробормотала:

– При ближайшей возможности представь меня тому, кто это придумал. Молю.

Он таинственно улыбнулся:

– Уж не скрежет ли сабли я слышу?

Она взглянула на свои руки. Тальхеры, оказывается, на палец вышли из ножен – сами собой, никак не иначе.

– То, что ты видела, это театр обенусий: увы, не могу перевести это название, оно слишком старое. Существует издавна, издавна венчает представлениями важнейшие события в истории княжества и всегда чрезмерен, но его творцы пользуются традиционной охраной, а потому, полагаю, их не стоит убивать. Это приносит неудачу. – Он отвернулся в сторону храма. – А кроме того, вот будь ты на моем месте, ты бы почувствовала, что тебе льстят?

Перед глазами ее возникла одетая в белое фигура в гротескной маске, выполняющая странные, смешные, преисполненные пафоса жесты.

– Кроме того, – Лавенерес махнул в сторону толпы, – ты можешь и не смотреть на представление. Вот я, например, просто прикрываю глаза.

Она улыбнулась:

– Ты улыбнулась?

– Нет. Это была плохая шутка. Что теперь? Во дворец?

Он сделался серьезен, ей даже показалось, что глаза его запылали. Словно в тумане зажегся огонек.

– Нет. Меняем планы. Самий, – посыпались быстрые слова на местном наречии.

Погонщик что-то фыркнул и крикнул:

– Вакуре. Цок! Цок!

Маахир принялся разворачиваться.

– Ничего не говори, выполняй, что скажу, и не задавай вопросов.

– Что ты делаешь?

– И что ты не поняла в последних словах? Одному из нас стоило бы подучить меекх.

Слон остановился перед храмом, поднял хобот и затрубил.

И двинулся по лестнице.

– Это Лестница Праведности. Существует легенда, что, если когда-нибудь в Коноверине дойдет дело до великой несправедливости, Пламень Агара спустится по ней и покарает грешников. – В голосе Лавенереса появилась тень горечи. – Будь это правдой, город давно бы уже сгорел до фундаментов.

Деана не видела, что происходит впереди, но, поскольку не слышалось криков ужаса или звука раздавливаемых тел, люди, похоже, успевали уйти с дороги. Она высунулась и оглянулась. Отряд воинов бежал по ступеням, раздвигая зевак и не позволяя, чтобы толпа сомкнулась вокруг слона. За ним во главе многочисленной группы придворных спешил мужчина в белом тюрбане.

Маахир добрался до растянутой между колоннами материи, остановился и затрубил снова. Из-за трепещущих стен доносились постукивания и скрежет металла.

– У этого храма не может быть каменных стен, потому что Око не любит оставаться закрытым. Потому наши жрецы придумали несколько механизмов, благодаря которым могут быстро поднимать и опускать заслоны между колоннами.

Лавенерес сложил ладони домиком, улыбка притаилась у него в уголках губ. Потом он приподнял брови:

– Ничего не скажешь? А-а, понимаю. Ты улучшила свой меекханский.

Вдруг заскрежетало сильнее, и стены цветной материи поехали вверх. Все сразу.

Впечатление, которое возникло у Деаны раньше: что она дышит гарью, а на языке ее – пепел, лишь усилилось. Чтобы о нем позабыть, она легонько поднялась и осмотрелась по-над плечом Самия.

Сотня мощных колонн поддерживала круг, бывший основой гигантского купола. Кроме них, не было ничего: ни лавок, ни подмостков или алтаря. Пустое пространство, чья центральная точка чуть приподнималась. Пол сверкал, словно зеркало, бледно-розовый полированный мрамор отражал все, потому казалось, что колонны торчат из воды.

Маахир ступил десяток шагов вперед и остановился:

– Теперь ты должна сойти. Князь первым садится на слона и последний с него спускается. Ну, кроме Самия, он погонщик. Не заговаривай ни с кем, кроме меня, отвечай на вопросы, выполняй поручения и, прошу, будь дикой воительницей, ослепленной величием и мощью Агара.

Деана спустилась на землю и отошла на два шага. Лавенерес перебросил ноги над барьером корзины и удивительно ловко спустился по веревке. Заботливо похлопал по боку животного.

– Подойди ко мне. Встань слева. – Он положил руку ей на плечо. – Идем к Оку.

Она даже не вздрогнула.

– К месту на возвышенности. Но нельзя переступать красную линию, которая его окружает.

Она послушалась: медленно, с удивлением понимая, с какой легкостью князь приспособился к ритму ее шагов. И как тихо он двигался. Если бы не легкое давление на ее плечо, могло бы показаться, что она в одиночестве.

Вокруг них рос шум. Пространство между колоннами заполняла толпа, люди вступали внутрь со всех сторон. Великий Кохир Двора был уже в десятке шагов за князем, но, похоже, не имел намерения вмешиваться. Что бы ни происходило, Лавенерес полностью контролировал ситуацию.

– Помедленней. Пусть побольше людей войдет внутрь. – Слепец двигался рядом, словно дух. – В конце концов, мы даем представление для них. На возвышении находится круг диаметров шагов в тридцать, который состоит из красных, чуть разогретых камней шириной в пару футов. Внутренности круга черны, покрыты слоем сажи. Остановись за несколько шагов от круга и, что бы там ни происходило, не входи в него. Только Кровь Агара имеет право там быть.

По другую сторону храма толпа выплюнула из себя какие-то фигуры.

– Три человека идут к нам, – проворчала она.

– Знаю. – Пожатие на плече должно было оказаться успокаивающим, но она почувствовала, как волоски на теле встают дыбом. – По бокам двое высоких и худых, посредине – пониже, широкий в плечах, в одеждах, вышитых багряными цветами. Я угадал?

– Да.

– Тот, посредине, – это Камень Пепла, мы, собственно, перечеркиваем сейчас его планы поставить нас… меня в положение покорного просителя с неясным статусом. По сторонам от него – Темная Искра и Ледяное Пламя. Третий и четвертый жрецы в иерархии храма.

– А тот, посредине, – первый?

– Нет, пятый. Первый идет позади тебя. Дитя Огня. Приветствую в Белом Коноверине, княжестве тысячи масок.

Толпа уже заполняла все пространство позади них, а ее щупальца почти смыкались вокруг центральной части храма. Словно живое создание вползало внутрь, ожидая… чего, собственно?

Деана подошла к возвышению, и каждый шаг наполнял ее рот пеплом. Шесть широких ступеней и плоский пол с черным кругом посредине. Когда она двинулась в ту сторону, ее остановил легкий, но решительный рывок за плечо:

– Я говорил: несколько шагов.

На противоположной стороне круга стояли жрецы. Лица их напоминали маски, вырезанные из желтого камня.

– Теперь я. А ты стой и, что бы ни случилось, не входи в круг. Если сделаешь это – погибнешь.

Сказав так, Лавенерес шагнул вперед и без колебаний пересек линию камней, над которой вставал разогретый воздух. Деана услышала общий вздох, словно тысяча мехов засосали воздух, и на миг в храме установилась полная тишина. А потом раздался рык.

Тысячи глоток грянули в триумфальном хоре, к которому через миг присоединился Маахир и остальные слоны, и только одна Деана молчала, не понимая, в чем тут дело.

Дым и пепел, пожалуй, навсегда поселились у нее во рту и на языке, а едва лишь она прикрывала глаза, как под веками ее взблескивало пламя. Сила Агара была в этом месте велика, как нигде более.

Князь добрался до жрецов, стоящих по ту сторону круга, а они низко поклонились ему. Деана не видела, говорил ли он им что-то: просто стоял, а они не смели выпрямиться, пока он не развернулся и не пошел обратно. По его лицу было непросто что-то прочесть, но то, как они стояли, как держали руки и плечи… Будь у них оружие, Деана начала бы опасаться за жизнь Лавенереса.

А он спокойным шагом вышел из круга почти в том же самом месте, где она ожидала его. Остановился, поднял руку в жесте благословения, а там, куда он поворачивался, люди падали на колени со склоненными головами. Триумфальный рык превратился в песню.

Когда он закончил, она без слова заняла место слева от него. Эвикиат справился с ситуацией, воины Рода Соловья уже очистили им проход к Маахиру. Она зашагала, едва лишь слепец положил ей руку на плечо.

На этот раз рука казалась тяжелой, горячей, словно едва вынутая из печи отливка.

– Едем во дворец. Мне нужно отдохнуть и помыться. И тебе тоже.