В сочинении «О том, что животные обладают разумом» (одном из самых занимательных в его знаменитых «Моралиях») Плутарх (45–120 н. э.) указал на то, что среди животных не встречается гомосексуальность, «в то время как у вас подобные примеры нередки среди самых замечательных людей, не говоря уже о безвестных» [пер. С. В. Поляковой. – Ред.], сочтя это убедительным доказательством того, что животные добродетельнее людей [367].

С тех самых пор исследователи, по-видимому, с трудом признают сексуальность в свиданиях животных по схемам «самец – самец», «самка – самка» или в смешанных группах. И всё же теперь накопилось слишком много свидетельств, их уже невозможно игнорировать. Как недавно написал нейробиолог Пол Вейзи, «всё труднее отметать, считая исключениями, индивидуальными особенностями или патологией, все сексуальные взаимодействия у животных между особями одного пола» [368].

Это касается не только обезьян бонобо, знаменитых своей сговорчивостью в этих вопросах. Многообразный «секс-репертуар» документально зафиксирован у большого числа видов, от гусей (парные связи между самцом и самцом) до дельфинов (одиночная и взаимная мастурбация, оральный секс и петтинг), от ящериц (вуайеризм и эксгибиционизм) до американских бизонов (спаривание самца с самцом и самки с самкой) и многих других. Еще в 1912 году итальянский энтомолог Антонио Берлезе сообщил, что тутовый шелкопряд вида Bombyx mori — одно из множества насекомых, склонных к тому, что этот ученый назвал гомосексуальным извращением [369].

Долгое время зоологи просто приискивали какие-то объяснения квирности (будь то гомосексуальность или что-то еще), на которую натыкались, и не считали, что ее следует воспринимать серьезно. Вначале – как будто это были гомосексуальные половые акты в тюрьмах – они отмахивались от этих черт, объясняя их развращающим эффектом одомашнивания или заточения в лабораторных клетках. Позднее стало очевидно, что «в природе» животные часто выбирают партнеров своего пола, даже когда есть потенциальные партнеры противоположного пола. Эти существа, заключили ученые, либо ведут себя девиантно, либо, что встречается чаще, ошибаются. Просто не понимают, что развлекаются с партнером своего пола.

К семидесятым годам ХХ века биологи всё больше стали склоняться к тезису, что гомосексуальное и другое нерепродуктивное поведение может иметь смысл с точки зрения эволюции, хотя, как представляется, и идет вразрез с основополагающим эволюционным императивом, который велит размножаться. Вместо того чтобы отказывать ему в значимости, исследователи (особенно те, на кого повлияли социобиология и эволюционная психология) начали работать над объяснениями, которые включали эту на первый взгляд аномальную деятельность в контекст естественного отбора. Если квирный секс существует, рассудили они, то он должен, как и поведение в целом, нести адаптационную функцию. Они назвали нерепродуктивные сексуальные взаимодействия (типа анальных забав бабочки с жуком) «социосексуальным поведением»: социальным по функции и сексуальным по форме.

Однако еще до того, как биологи понаблюдали за этим поведением, еще до того, как они увидели, в чем оно состоит, еще до того, как они вообще зафиксировали, что оно существует, они полагали, что уже знают его предназначение. Как и поведение в целом, уверяли они, однополый секс служит для того, чтобы сделать возможной для его участников «некую социальную цель, повышающую приспособленность организма, или стратегию размножения» [370]. Подобная трактовка походила на кроссворд, где ответы известны, а вопросы следует додумать, – только, в отличие от кроссворда, не было никаких гарантий (кроме уверенности ученых) в том, что ответы и вопросы регулируются одними и теми же правилами. Если бы применялась более ортодоксальная аналитическая процедура, разве теория не пересматривалась бы на основе полученных данных?

Вполне предсказуемо, что объяснения, к которым привели такие способы, могли быть весьма изворотливыми. По распространенному мнению, секс между самцами дрозофил в подростковом возрасте – тренировка или практика в целях последующих гетеросексуальных похождений [371].

«Женственное» поведение самцов жука-страфилинида (они уворачиваются от более крупных и более агрессивных самцов, делая то, что делают самки: добывая навоз, занимаясь сексом с самцами) – это стратегия слабых самцов, которые иначе не могли бы получить доступ к пище и самкам [372]. Бисексуальный «промискуитет» самцов плавта, которые, пренебрегая периодом ухаживания, вскакивают на любого другого плавта – самца или самку, попадающегося на их пути, имеет смысл, так как «затраты времени и энергии на попытки спаривания с другими самцами меньше, чем выгоды от оплодотворения всех потенциальных партнерш» [373]. То, что самец и самка японского хрущика (Popillia japonica) после коитуса проводят два часа «в обнимку», – проявление решимости полигамного и склонного к гомосексуальным контактам хрущика-самца уберечь свои «генетические инвестиции» от других самцов, которым захочется оплодотворить самку прежде, чем она отложит яйца. Что до однополых соитий между самцами или самками японского хрущика, то это «ошибочное поведение» «особей в состоянии полового возбуждения» [374]. Бисексуальные самки виноградного долгоносика совершают садки на других самок в три раза чаще, чем самцы виноградного долгоносика на других самцов. Почему – никто не знает, но исследователи уверены, что у этого поведения есть «биологическая функция», которая вскоре будет открыта [375].

Всё чисто функционально, никакого веселья. Какая уж там радость секса. А у меня, как и следовало ожидать, есть своя ненаучная догадка: по моим подозрениям, если среди насекомых не замечен приятный секс, то потому, что никто (пожалуй, кроме Джорджа Кризека) его не высматривал.

Факт тот, что биологи, изучающие других животных, обнаружили, что секс («нерепродуктивный» и прочий) – это зачастую занятие, которому предаются исключительно ради удовольствия. И, что было неотвратимо, биологи сразу же заключили, что у такого удовольствия тоже есть своя функция. Приятный секс, говорят многие, – это «социальная смазка». Удовольствие и чувство близости, возникающие при сексе, разряжают напряженность в группе. Это инструмент примирения. Это часть тех близких отношений, которые способствуют налаживанию социальных связей [376].

Естественно, мы могли бы привести тот же аргумент, говоря о функции секса между людьми. И как знать, возможно, она действительно такова. Но, даже будь это истинной правдой, это всё равно объясняло бы очень мало, это был бы лишь малюсенький обрывок одного из самых запутанных повествований о жизни.