Техника может сблизить нас с миром, говорит он мне. Возможно, продолжает он, этот роскошный и сложный звуковой пейзаж, к которому можно приобщиться через наушники, приближает к нам сенсорный опыт других живых существ, которые чувствуют окружающую среду иначе. У Данна много записей, одна из самых известных – «Хаос и зарождающийся разум пруда», двадцатичетырехминутная композиция, которая обнаруживает в звуках водных насекомых в прудах Северной Америки и Африки «звуковой мультиверс, отличающийся изысканной замысловатостью» [456].

Слушая пруд с помощью двух всенаправленных керамических гидрофонов и портативного цифрового диктофона в формате DAT, он слышит ритмическую замысловатость, которая превосходит бо́льшую часть человеческой музыки, паттерны, сравнимые только с самыми изощренными компьютерными сочинениями и самой сложной африканской полиритмической игрой на барабанах.

Звуки не могут быть случайными, решает Данн. Не может быть, чтобы эти животные просто повиновались своим инстинктам.

«Мой внутренний музыкант невольно слышит в них что-то большее». Собственно, внутренний музыкант Данна понимает человеческую музыку как самовыражение, параллельное этим звукам, как модальность экспрессии, которая максимально приближает людей к способам коммуникации других живых существ. Музыка наводит на мысль об организации, а не только о звуке, и Данн слышит пруд, «насыщенный интеллектом, который зарождается прямо из полноты взаимосвязанности». Он начинает слышать пруд как что-то вроде сверхорганизма, как сверхчеловеческий социальный «разум», сотворенный из автономного взаимодействия всей жизни в его пределах; эти термины довольно похожи на те, с помощью которых специалисты по теории сложности описывают гнезда-колонии общественных насекомых (муравьев и термитов, некоторых пчел и ос, некоторых тлей и трипсов).

Когда я читаю эти мысли в буклете альбома «Хаос и зарождающийся разум пруда», я начинаю понимать, что звуковой пейзаж – нечто большее, чем запись, и даже нечто большее, чем композиция. Это также метод исследования, который легко вытекает из принципа цельности. Звуковой пейзаж находит свой кусок мира как целого. В этом смысле он совершенно не похож на научные исследования, которые начинают свой поиск с изоляции отдельных элементов. Это другой метод, и, что неудивительно, он дает другие результаты.

На поверхность всплывает что-то другое. Не будем оставаться глухими к его музыке.