Паршивая работа – служить последней надеждой человечества.

Да, платили за нее очень даже неплохо, но все деньги копились в банке на Земле, поскольку здесь некуда было ходить за покупками.

Собственно, для ходьбы тут вообще не было места. Когда официальная программа тренировок состоит только в том, что твои мышцы стимулируют электротоком во время сна, а потом тебя крутят в центрифуге, пока не растворятся кости, – ждать от жизни особо нечего.

Мэйзеру Рэкхему казалось, будто он наказан за то, что выиграл последнюю войну.

Разгромив вторгшихся жукеров, Международный флот воспользовался трофейными технологиями и построил целую армаду, оснащенную двигателями, позволяющими развивать субсветовую скорость, которая двинулась к родной планете жукеров и их колониям.

Если бы Мэйзер оказался на одном из этих кораблей, там были бы другие люди: пилоты истребителей, команда, технический персонал. Приматы с лицами, руками, голосами, запахами – а больше ему и не требовалось.

Но ему предстояла куда более важная миссия. Он должен был одновременно командовать атаками всех флотилий на все планеты жукеров – а это означало, что ему пришлось остаться в Солнечной системе, связываясь со всеми флотилиями по ансиблю.

Что ж, прекрасно. Вполне непыльная работенка – он был уже достаточно стар, чтобы ей порадоваться.

За исключением одной мелочи.

Поскольку скорость космических полетов могла лишь приблизиться к тремстам миллионам метров в секунду, но никогда их не достигала, флотилиям требовались многие годы, чтобы добраться до цели. И, проводя все эти десятилетия в штаб-квартире Международного флота, Мэйзер становился бы все старше и дряхлее – как физически, так и умственно.

В итоге, чтобы сохранить его достаточно молодым, его поместили в околосветовой курьерский корабль и отправили в лишенный какого-либо смысла полет. В некой случайной точке космоса ему было предписано замедлиться, совершить разворот и вернуться с той же скоростью на Землю, прибыв домой всего за несколько лет до того, как флотилии прибудут на место и разразится ад. За время полета он постарел бы не больше чем на пять лет, хотя на Земле прошли бы десятилетия.

Много же будет от него пользы как от командующего, если в полете он сойдет с ума.

Конечно, в бортовой базе данных имелось множество книг – целые миллионы. А по ансиблю ему присылали сообщения о новых книгах – он мог попросить любую из них и получить ее всего через несколько мгновений.

Чего ему недоставало, так это общения.

Он пытался общаться. В конце концов, чем отличался ансибль от обычной электронной почты? Проблема заключалась в разнице во времени. Ему казалось, будто он отправляет сообщение и немедленно получает ответ. Но для человека на другом конце сообщение Мэйзера растягивалось на несколько дней, приходя небольшими фрагментами.

Получив сообщение целиком, адресат мог сразу же написать ответ. Но чтобы его мог принять ансибль на кораблике Мэйзера, текст точно так же передавался по кусочкам.

В итоге оказывалось, что для человека, с которым общался Мэйзер, между частями разговора проходило по многу дней – как будто беседуешь с кошмарным заикой, от которого можно уйти на неделю, пожить своей жизнью, а потом вернуться к тому моменту, когда он наконец выдаст все, что собирался сказать.

Некоторые пытались общаться с ним, но теперь, когда Мэйзер приближался к точке, где он должен был начать замедляться, чтобы развернуть корабль, его связь со штабом флота на астероиде Эрос в основном ограничивалась запросами книг, голограмм и фильмов, а также ежедневным сообщением-сигналом о том, что он все еще жив.

Мэйзер мог бы просто автоматизировать передачу сигнала – ему вполне хватало знаний, чтобы обойти защиту и перепрограммировать бортовой компьютер. Однако он каждый день вручную составлял новое сообщение, хотя и знал, что в штабе на него едва бросят взгляд. С тем же успехом он мог быть мертв – еще до его возвращения все получатели этих сообщений уйдут в отставку или вообще умрут.

Естественно, проблема одиночества ни для кого не была сюрпризом. Мэйзеру даже предлагали послать вместе с ним кого-то еще, но он сразу высказался против: ему казалось глупым и жестоким сообщать кому-то, что тот настолько бесполезен для Флота и вообще для войны, что его можно отправить вместе с Мэйзером в бесцельный полет лишь ради того, чтобы подержать за руку.

«И что будет написано у вас на плакатах к вербовочной кампании следующего года? – спросил тогда Мэйзер. – Вступайте во Флот и проведите несколько лет в роли оплачиваемого компаньона для стареющего космического капитана?»

Да, для Мэйзера должно было пройти лишь несколько лет. Одиночество его не пугало, и он был уверен, что справится.

Однако он не учел того, сколь долгими могут оказаться два года одиночного заключения. Именно так поступали с непокорными заключенными: подвергали самому тяжкому из возможных наказаний. Воистину, провести долгое время в одиночестве – куда хуже, чем находиться в обществе самых злобных преступников, известных человечеству.

«Мы эволюционировали как социальные существа, – думал Мэйзер. – Жукеры, в силу своего коллективного разума, никогда не бывают одиноки, так что они могут без проблем совершать подобные путешествия. Для человека же это настоящая пытка».

И само собой, никуда не девался вопрос остававшейся на Земле семьи. Но об этом он предпочитал не думать. Он пожертвовал своей семьей так же, как и любой другой, кто отправился на войну с жукерами. Независимо от того, победят они или проиграют, никто из них никогда больше не увидит родных. По крайней мере, в этом он ничем не отличался от тех, кем ему предстояло командовать.

Реальную же проблему по-настоящему понимал только сам Мэйзер. И заключалась она в том, что он понятия не имел, как будет спасать человечество, когда вернется.

Похоже, этого не понимал никто. Он пытался объяснять, что не так уж и хорош, что он победил в том решающем бою лишь благодаря везению и нет никаких причин полагать, будто он сможет повторить то же самое еще раз. Вышестоящие офицеры соглашались, что, возможно, он прав, и обещали набрать и подготовить в его отсутствие новых офицеров, пытаясь найти командира получше. Но на случай, если таковых не найдется, Мэйзер оставался тем самым героем, кто выпустил единственную ракету, положившую конец прошлой войне. В него верили – даже если сам он не верил в себя.

Естественно, зная военных, Мэйзер понимал, что их поиски нового командира ни к чему не приведут. Серьезно они могли к этому отнестись лишь в том случае, если бы не верили, что их козырь в рукаве – Мэйзер Рэкхем.

Усевшись в тесном пространстве за пилотским креслом, Мэйзер вытянул левую ногу и закинул ее за голову. Не каждый в его возрасте был способен на такое, и уж точно не каждый маори с их традиционным телосложением. Конечно, он был маори только наполовину, но это вовсе не значило, что европейцы отличались столь выдающейся гибкостью.

– Входящее сообщение, – послышалось из динамика на пульте.

– Слушаю, – ответил Мэйзер. – Воспроизведи голосом.

– Мужским или женским? – спросил компьютер.

– Какая разница?

– Мужским или женским? – повторил компьютер.

– На твой выбор, – ответил Мэйзер.

Компьютер зачитал ему сообщение женским голосом:

– Адмирал Рэкхем, меня зовут Хайрам Графф. Меня назначили руководить набором в Боевую школу – первый этап нашей программы обучения одаренных молодых офицеров. Моя задача – обшарить Землю в поисках того, кто смог бы возглавить наши силы во время предстоящего конфликта вместо вас. Все, кого я пытаюсь спрашивать, отвечают, что критерий прост: найди второго Мэйзера Рэкхема.

Мэйзер обнаружил, что его заинтересовали слова этого типа. Похоже, ему в самом деле искали замену и этот человек отвечал за поиски подходящего кандидата. Женский голос в данном случае звучал издевательски и неуважительно.

– Мужской голос, – сказал Мэйзер.

Голос тотчас же сменился звучным баритоном:

– Проблема в том, адмирал, что, когда я задаю конкретный вопрос, какие именно ваши черты мне следует искать в новобранцах, никто не может толком ответить. Единственный вывод, который я смог сделать, – в новом командире им требуются черты победителя. Но все мои попытки объяснить, что этого мало, ни к чему не приводят. И потому я обращаюсь за помощью к вам. Вы не хуже меня знаете, что ваша победа была одержана в том числе благодаря определенному везению. Но в то же время вы увидели нечто такое, чего не мог увидеть никто другой, и нанесли удар – вопреки приказу – в самый идеальный момент, когда Королева оказалась наиболее уязвима. Отвага, смелость, самоотверженность – возможно, мы и сумеем определить подобные черты. Но как нам проверить кого-то на способность видеть больше других?

Есть и социальная составляющая, – продолжил голос. – Члены вашей команды в достаточной степени вам доверяли, чтобы подчиниться вашим приказам и полностью вверить вам свою карьеру, если не жизнь. Ваш список взысканий за нарушение субординации также свидетельствует, что вы постоянно критиковали некомпетентных командиров. Так что вы наверняка четко представляете, каким НЕ должен быть ваш преемник.

Соответственно, я получил разрешение воспользоваться ансиблем, чтобы расспросить вас о качествах, которые нам следует искать – или избегать – у возможных претендентов. Надеюсь, данный проект покажется вам интереснее, чем ваше нынешнее времяпровождение в космосе. Я с нетерпением жду ответа.

Мэйзер вздохнул. Этот самый Графф вел себя в точности так, как следовало вести себя офицеру, которому поручили найти ему замену. Но Мэйзер достаточно хорошо знал военную бюрократию, чтобы понять: Граффа прожуют и выплюнут, как только он всерьез попытается чего-то добиться. Получить разрешение на связь по ансиблю со старикашкой, который, по сути, уже мертвец, – не такое уж сложное дело.

– Каково звание отправителя? – спросил Мэйзер.

– Лейтенант, – ответил компьютер.

Несчастный лейтенант Графф явно недооценивал тот ужас, который некомпетентные офицеры испытывали перед молодыми, умными и энергичными энтузиастами.

По крайней мере, ответить имело смысл.

– Передай, – велел Мэйзер. – Уважаемый лейтенант Графф, прошу прощения за время, потраченное вами на ожидание этого сообщения… Нет, сотри. Незачем тратить еще больше времени на бессмысленную болтовню.

С другой стороны, попытка отредактировать сообщение тоже отняла бы время.

Вздохнув, Мэйзер принял обычную позу и подошел к пульту.

– Напечатаю сам, – сказал он. – Так будет быстрее.

На экране, на фоне сообщения Граффа, виднелись только что продиктованные им слова. Выведя исходное сообщение на передний план, он перечитал его, а затем вернулся к своему собственному.

«Я не специалист в определении лидерских качеств. Судя по вашему сообщению, вы уже думали на этот счет больше, чем я. Могу лишь надеяться, что ваше предприятие завершится успехом, поскольку освободит меня от бремени командования по возвращении. Но больше ничем помочь не могу».

Он хотел было добавить: «Даже Бог вам не поможет», но решил – пусть парень сам узнает, что такое реальный мир, без мрачных и бесполезных предупреждений Мэйзера. Так что вместо этого он лишь сказал: «Отправить», и компьютер ответил:

– Сообщение отправлено по ансиблю.

«Собственно, и все», – подумал Мэйзер.

Ответ пришел через три с лишним часа. Сколько там прошло на Земле – месяц?

– От кого? – буркнул Рэкхем, заранее зная ответ. Значит, парень не особо торопился. Хватило ли ему времени понять, насколько невыполнима его задача? Вряд ли.

Мэйзер сидел на унитазе – к счастью, стандартной химической модели. Хвала гравитационной технологии жукеров! Он был одним из немногих еще остававшихся на флоте, кто помнил времена, когда на космических кораблях использовались туалеты с воздушным отсосом, которые половину времени не работали. То была эпоха, когда капитанов порой увольняли со службы за перерасход топлива, если они разгоняли корабль лишь ради того, чтобы облегчиться при относительно нормальной силе тяжести.

– От лейтенанта Хайрама Граффа.

А теперь еще и этот назойливый Графф, который раздражал его, пожалуй, даже больше, чем туалеты для невесомости.

– Сотри.

– Мне не разрешено стирать переданные по ансиблю сообщения, – бесстрастно ответил компьютер женским голосом. Естественно, голос всегда звучал бесстрастно, но иногда эта бесстрастность всерьез досаждала. «Я мог бы заставить тебя его стереть, – подумал Мэйзер, – если бы решил потратить время и силы на корректировку программы». Но вслух он говорить этого не стал, не желая рисковать, что сработает какая-нибудь программная защита.

– Прочитай.

– Мужским голосом?

– Женским, – огрызнулся Мэйзер.

– Адмирал Рэкхем, не уверен, что вы понимаете всю серьезность нашего положения. У нас есть два варианта: либо мы находим лучшего из возможных командующих в нашей войне против жукеров, либо этим командующим станете вы. Так что либо вы поможете нам определить наиболее вероятные черты идеального командира, либо вся ответственность ляжет на вас.

– Это я как раз понимаю, глупыш, – сказал Мэйзер. – Я это понимал еще до того, как ты родился.

– Хотите записать ваше замечание в качестве ответа? – спросил компьютер.

– Читай дальше и не обращай внимания на мое ворчание.

Компьютер вернулся к сообщению от лейтенанта Граффа:

– Я нашел ваших жену и детей. Они в добром здравии и, возможно, были бы рады пообщаться с вами по ансиблю, если у вас есть такое желание. Мое предложение – не взятка за сотрудничество, но лишь напоминание, что на кону стоит нечто большее, чем назойливость выскочки-лейтенанта, который донимает адмирала и героя войны, совершающего путешествие в будущее.

– Можно подумать, я нуждаюсь в твоих напоминаниях! – рявкнул Мэйзер.

– Хотите записать ваше замечание в качестве…

– Хочу, чтобы ты заткнулся и оставил меня в…

– Ответа? – закончил компьютер, не обращая внимания на его ворчание.

– Ладно, мир! – вздохнул Мэйзер. – Записывай ответ: я разведен, и моя бывшая жена и дети давно живут без меня. Для них я умер, и весьма мерзко с твоей стороны пытаться поднять меня из могилы, чтобы вновь обременить их жизнь. И если я говорю, что мне нечего сказать насчет командирских качеств, то только потому, что действительно не знаю ответа, который мог бы тебе помочь. Понимаю твое желание найти мне замену, но за все время моей службы я не видел ни одного командира, способного нам пригодиться. Так что разбирайся сам, а я даже понятия не имею. – На мгновение он дал волю своему гневу. – И оставь в покое моих родных, презренный… – Но все же решил пожалеть несчастного. – Сотри все после «оставь в покое моих родных».

– Воспроизвести текст?

– Я на унитазе!

Не восприняв данные слова в качестве ответа, компьютер повторил вопрос еще раз.

– Нет. Просто отправь. Не хочу, чтобы лейтенант Графф ждал лишний час или сутки лишь для того, чтобы я мог превратить свое письмо в школьное сочинение на пятерку.

Но вопрос Граффа продолжал его мучить. Какие качества следовало искать в командире?

А есть ли, собственно, разница? Как только будет составлен список таких качеств, на все готовые карьеристы немедленно сообразят, как притвориться, будто обладают ими, и все вернется к тому же, с чего начиналось: лучшие бюрократы на вершине любой военной иерархии, а все по-настоящему умные лидеры либо отправлены в отставку, либо деморализованы.

«Точно так же, как был деморализован я, – подумал Мэйзер, – когда пилотировал едва вооруженный грузовой корабль в задних эшелонах нашего строя. Возможно, десятки других видели то же, что и я, – уязвимые места в строю жукеров, – но они давно уже оставили службу. Единственная причина, по которой я там оказался, заключалась в том, что я просто не мог себе позволить уйти, не выслужив пенсию. И мне пришлось мириться с недоброжелателями-командирами, готовыми наказывать меня уже за то, что я лучший офицер, чем они сами когда-либо были. Я стал объектом насмешек и презрения, и в итоге мне пришлось пилотировать корабль, вооруженный лишь двумя тихоходными ракетами.

Как оказалось, хватило бы и одной.

Но кто мог предположить, что я там окажусь, увижу то, что увидел, и совершу карьерное самоубийство, выпустив ракеты вопреки приказу, – а потом выяснится, что я был прав? Какое испытание может выявить подобное? С тем же успехом можно прибегнуть к молитве: либо Господь заботится о человечестве, либо ему все равно. Если не все равно, значит мы выживем, несмотря на собственную глупость. Если нет, значит нет. В этой вселенной любая попытка заранее определить черты великих командиров обречена на провал».

– Входящее видео, – сообщил компьютер.

Мэйзер взглянул на экран, где он успел набросать:

«Безрассудство.

Интуиция (попробуй проверь, молокосос!).

Терпимость к идиотизму вышестоящих.

Крайнее чувство персональной ответственности».

«Ну да, – усмехнулся Мэйзер. – Тот самый список, который, как надеется Графф, я ему пришлю».

А теперь этот мальчишка посылал ему видео. Кто мог такое санкционировать?

Но возникшая в пространстве над экраном голографическая голова вовсе не принадлежала ретивому молодому лейтенанту. Это была молодая женщина со светлыми, как у матери, волосами, и лишь едва заметными чертами внешности ее отца-маори. Но эта малость делала ее только прекраснее.

– Стоп, – сказал Мэйзер.

– От меня требуется показывать вам…

– Это личное. Вмешательство в личную жизнь.

– …все сообщения по ансиблю.

– Позже.

– Видео имеет высший приоритет. Ширина канала, достаточная для передачи видео, используется только…

– Ладно, воспроизведи, – сдался Мэйзер.

– Папа, – произнесла голографическая женщина.

Мэйзер отвел взгляд, машинально пряча лицо, хотя видеть она его, естественно, не могла. Когда он в последний раз видел свою дочь Пай Махутангу, той было пять лет и больше всего она любила лазить по деревьям. Ей часто снились кошмары, но, поскольку ее отец постоянно находился на службе, отогнать дурные сны было некому.

– Я привела с собой твоих внуков, – говорила она. – Паху Ранги пока не нашел женщину, которая согласилась бы родить ему детей. – Она шаловливо улыбнулась кому-то за кадром. Ее брат, сын Мэйзера, был зачат во время его последнего отпуска перед решающей битвой. – Мы рассказали про тебя детям. Знаю, увидеть всех одновременно ты не можешь, но если каждый из них на пару секунд войдет в кадр вместе со мной… Однако мне сказали, что, возможно, ты не будешь им рад. Даже если это в самом деле так, папа, я все равно знаю, что ты хотел бы увидеть своих внуков. Когда ты вернешься, они будут еще живы. Может, буду жива даже я. Прошу тебя, не прячься от нас. Мы знаем, что, когда ты развелся с мамой, ты поступил так ради нее – и ради нас. Мы знаем, что ты никогда не переставал нас любить. Видишь? Это Кахуи Кура и Пао Пао Те Ранги. У них также есть английские имена, Мирт и Глэд, но они гордятся тем, что они дети маори – благодаря тебе. Но твой внук Мэйзер Така Ахо Говарт настаивает на имени, которое носил… носишь ты. Что же касается малыша Струана Маэроэро – он сам решит, когда станет старше. – Она вздохнула. – Скорее всего, это наш последний ребенок – если суд Новой Зеландии поддержит законы Гегемонии о рождаемости.

Пока каждый из детей появлялся в кадре – кто-то робко, кто-то отважно, – Мэйзер пытался ощутить к ним хоть какие-то чувства. Сперва, слегка смущаясь, в кадр вошли две его внучки. Затем – названный в его честь мальчик. И наконец – младенец, которого кто-то держал на руках.

Они были для него чужаками, которые сами станут родителями еще до того, как он сможет встретиться с ними вживую. А может, даже дедушками или бабушками.

«Какой в этом смысл? – подумал он. – Я сказал твоей матери, что мы умерли друг для друга и ко мне следует относиться как к жертве войны, даже если в бумагах говорится о разводе, а не о гибели в бою. Она настолько на меня разозлилась, что заявила: мол, лучше бы я и в самом деле умер. Детям она тоже собиралась сказать, что я умер или просто бросил их без всяких причин, чтобы те меня возненавидели.

А теперь оказывается, что она превратила мой уход в сентиментальное воспоминание о жертве, принесенной Богу и стране. Или, по крайней мере, планете и человечеству».

Мэйзер с трудом заставил себя не думать о том, что, возможно, она его простила. Именно ей пришлось воспитывать детей, и его никак не касалось, что она решила сказать им про него – лишь бы эти слова помогли ей растить детей без отца.

Он женился и завел детей уже в среднем возрасте, поскольку опасался обзаводиться семьей, зная, что ему предстоят отлучки на долгие годы. Потом он встретил Ким, и от всех разумных доводов не осталось и следа. Он хотел, чтобы у них были дети – или так хотела его ДНК, – даже если он не сможет принять участия в их воспитании. Ему хотелось, чтобы у Пай Махутанги и Паху Ранги была стабильная и полная возможностей жизнь, и он остался на службе, чтобы заработать денег на их обучение.

Потом он сражался ради их безопасности, но собирался уйти в отставку, когда война закончится, и наконец вернуться домой к семье, пока дети еще достаточно малы, чтобы с радостью встретить отца. А потом получил то самое назначение.

«Почему вы не могли решить по-другому, сволочи? – думал он. – Найти мне замену, а потом отпустить меня домой, где меня встретили бы как героя. А после я удалился бы на покой в Крайстчерче, слушая звон колоколов и зная, что Бог по-прежнему на небе и с миром все в порядке. Вы могли позволить мне остаться дома с семьей и воспитывать детей, так что я сумел бы отговорить Пай называть своего первого сына в мою честь.

Я мог бы помочь вам с любыми советами и обучением – наверняка в куда большем объеме, чем смогли бы вы сами, – а потом покинуть флот и жить нормальной жизнью. Но нет – мне пришлось все бросить и болтаться в этой унылой жестянке, пока вы пребывали в нерешительности».

Мэйзер заметил, что Пай замолчала и лицо ее застыло неподвижно.

– Ты остановил воспроизведение? – спросил он у компьютера.

– Вы отвлеклись, – ответил тот. – Это визуальная передача по ансиблю, и от вас требуется…

– Уже смотрю, – сказал Мэйзер.

Пай снова заговорила, и видео пришло в движение.

– Им пришлось замедлить картинку, чтобы переслать ее тебе. Но про разницу во времени ты и сам знаешь. К тому же канал связи стоит дорого, так что, пожалуй, буду заканчивать. Я написала тебе письмо, и дети тоже. А Паху клянется, что когда-нибудь научится читать и писать. – Она снова рассмеялась, глядя на кого-то за кадром. Наверняка на его сына, которого он никогда не видел. Тот находился где-то совсем рядом, но в кадре не появлялся. Похоже, кто-то решил, что Мэйзеру не следует видеть сына. Графф? Или так захотела Ким? Или сам Паху? – Мама тоже тебе написала целую кучу писем, но сама не пришла – ей не хочется, чтобы ты видел ее старой. Но она все равно красавица, папа, даже красивее, чем раньше, хоть и поседела, – и она все так же тебя любит. Она хочет, чтобы ты запомнил ее молодой. Однажды она сказала мне: «Я никогда не отличалась красотой. А когда встретила мужчину, который считал иначе, вышла за него замуж вопреки всем его возражениям».

Она настолько точно подражала матери, что у Мэйзера на мгновение перехватило дыхание. Неужели Ким отказалась прийти лишь из-за дурацкого комплекса насчет своей внешности? Как будто это его хоть когда-нибудь волновало!

Хотя – на самом деле волновало. Ее старость в очередной раз подтвердила бы, что она со всей определенностью умрет до его возвращения на Землю. А значит, он никогда не сможет по-настоящему вернуться домой – такого места для него попросту не существовало.

– Я люблю тебя, папа, – говорила Пай. – Не только потому, что ты спас мир. Конечно, мы всегда будем чтить твой подвиг, но мы любим тебя за то, что ты принес столько счастья маме. Она много нам о тебе рассказывала – как будто мы знали тебя лично. Иногда у нас бывали в гостях твои старые друзья, и тогда становилось ясно, что мама вовсе не преувеличивала – или не больше, чем преувеличивали они сами, – рассмеялась она. – Ты действительно стал частью нашей жизни. Может, мы для тебя и чужие, но ты для нас – нет.

Картинка замерцала, а когда восстановилась снова, выражение лица Пай изменилось. Фрагмент видео явно был вырезан, – возможно, она не хотела, чтобы он видел ее плачущей. Но он знал, что она плакала, поскольку точно такое выражение лица бывало у нее в детстве, когда она собиралась залиться слезами. Для него с тех пор прошло не так уж много времени, и он очень хорошо это помнил.

– На это сообщение можешь не отвечать, – сказала она. – Лейтенант Графф предупредил, что оно может тебе не понравиться и ты можешь вообще отказаться его смотреть. Мы не хотим осложнять твое путешествие, но, папа, когда ты вернешься домой – когда вернешься к нам, – у тебя будет дом. Ты навсегда останешься в наших сердцах. Даже если меня уже не будет и тебя встретят только наши дети, мы примем тебя с распростертыми объятиями. Не героя-победителя, а вернувшегося домой отца и деда, какими бы старыми ни стали к тому времени мы сами. Я люблю тебя. Как и все мы. – Она помедлила и добавила, словно в последний момент: – Пожалуйста, прочитай наши письма.

– У меня для вас письма, – сообщил компьютер, когда голограмма погасла.

– Сохрани их, – ответил Мэйзер. – Доберусь до них позже.

– У вас есть право послать ответное видео, – сказал компьютер.

– Этого не будет, – возразил Мэйзер, но тут же подумал, что он мог бы сказать, если бы вдруг передумал и все же решился. Произнести героическую речь о благородном самопожертвовании? Или извиниться за то, что согласился отправиться в этот полет?

Он никогда не позволил бы им увидеть его лицо – иначе бы Ким поняла, что он нисколько не изменился, а этого нельзя было допустить.

Мэйзер решил, что прочитает письма и ответит на них. Долг перед семьей оставался таковым, даже если виной тому был некий сующий нос не в свое дело лейтенант.

– Первое письмо – тому негодяю Граффу. Оно очень короткое: «Пошел на хрен, ушлепок». Подпись – «с уважением».

– Хрен – название растения. Слово «ушлепок» отсутствует в моих базах данных. Сообщение невозможно сформулировать без дополнительных пояснений. Вы имели в виду: «Уходи отсюда, урод»?

– «Ушлепка» я придумал сам, но слово превосходное, так что его и используй. И не могу поверить, что в твоей базе данных нет выражения «пошел на хрен».

– Я замечаю у вас стрессовое состояние, – сказал компьютер. – Не хотите принять легкое успокоительное?

– Стресс вызван тем, что ты вынудил меня просмотреть сообщение, которое я не хотел видеть. Так что ты и есть причина моего стресса. Дай мне успокоиться.

– Входящее сообщение.

Мэйзер почувствовал, как уровень его стресса поднимается еще выше. Вздохнув, он откинулся на спинку кресла.

– Прочитай. От Граффа, да? Для этого ушлепка всегда используй мужской голос.

– Адмирал Рэкхем, прошу прощения за вторжение, – баритоном произнес компьютер. – Как только я затронул вопрос о возможном сеансе связи с вашими родными, мое начальство тут же ухватилось за эту идею, хотя я предупреждал их, что вряд ли от этого будет польза без вашего предварительного согласия. Тем не менее идея полностью принадлежит мне, и я несу за это полную ответственность, но в том, что никто не стал ждать разрешения с вашей стороны, моей вины нет. Впрочем, подобный исход вполне предсказуем, это армия. Любую дурацкую идею они готовы сделать основой своей политики, а любую достаточно разумную воспринимают как угрозу, которую следует уничтожить, – зато если она сработает, они с радостью заявят о полном к ней доверии. Знакомо?

«Умный парень, – подумал Мэйзер. – Пытается перевести мой гнев на МФ и стать моим другом».

– Однако было решено переслать вам только те письма, которые вы сочли бы ободряющими. Вами, можно сказать, управляют, адмирал Рэкхем. Но если хотите получить все письма, я постараюсь, чтобы у вас сложилось общее представление о положении дел. Вряд ли вас это обрадует, но, по крайней мере, вы будете знать, что я не пытаюсь вами манипулировать.

– Ну да, конечно, – усмехнулся Мэйзер.

– Или, по крайней мере, не пытаюсь вас обмануть, – продолжал компьютер. – Я пытаюсь убедить вас, завоевав ваше доверие, а затем заручиться вашей помощью. Я не стану ни лгать, ни утаивать информацию, чтобы ввести вас в заблуждение. Только скажите: вы хотите получить все письма или вас удовлетворит удобная версия жизни вашей семьи?

Мэйзер понял, что Графф победил, – у него не оставалось иного выхода, кроме как ответить, затребовав все пропущенные письма. А потом он оказался бы в долгу перед этим ушлепком, несмотря на всю свою злость.

Настоящий же вопрос заключался в том, не было ли все это постановкой. Не сам ли Графф задержал отправку неудобных писем, чтобы затем заработать очки в глазах Мэйзера?

Или Графф шел на определенный риск, обманув систему, чтобы переслать ему полный комплект писем? А может, Графф, простой лейтенант, все же обладал некоторой властью, позволявшей ему безнаказанно игнорировать распоряжения начальства?

– Не посылай сообщение «пошел на хрен», – сказал компьютеру Мэйзер.

– Оно уже отправлено. Прием подтвержден.

– Собственно, я только рад, – ответил Мэйзер. – Следующее сообщение: «Высылай письма, ушлепок».

Ответ пришел через несколько минут, и на этот раз писем оказалось намного больше. Поскольку делать теперь было все равно нечего, Мэйзер открыл их и начал читать в том порядке, в каком они отправлялись. Соответственно, это означало, что первая сотня писем – от Ким.

Содержание первых писем было вполне предсказуемым, но боль от их чтения не становилась меньше. Ким выплескивала всю свою обиду и злость, тоску и негодование. Она пыталась ранить его обличительными речами, или чувством вины, или мучая его сексуальными воспоминаниями. Возможно, этим она мучила саму себя.

Ее письма, даже полные злости, напоминали о том, чего он лишился, о той жизни, которая была у него когда-то. Характер Ким и прежде не отличался мягкостью – у Мэйзера до сих пор остались нанесенные ею душевные шрамы. Но теперь он чувствовал, что ему крайне не хватает ее.

Слова Ким причиняли боль и невыносимые муки, повергали в тоску. Время от времени он переставал читать и слушал музыку, стихи или просто гудение и щелчки аппаратуры. Казавшийся неподвижным корабль мчал сквозь космос, как заверяли Мэйзера физики, подобно волне, хотя сам он не замечал, что какой-либо из находившихся внутри корабля предметов вдруг лишился присущей ему твердости – за исключением, естественно, самого Мэйзера. Одно лишь слово могло его полностью уничтожить, а другое – затем восстановить.

«Я был прав, что женился на ней, – снова и снова думал он, читая письма. – И совершил ошибку, когда от нее ушел. Я обманул ее, себя и собственных детей – ради чего? Чтобы оказаться взаперти в космосе, пока она будет стареть, а потом умрет, – а затем вернуться и смотреть, как какой-то молодой умник занимает свое законное место командующего всеми флотами, маяча у него за спиной, словно реликт древней войны, живший по другим принципам?» Вместо того чтобы ему возвратиться домой в мешке для трупов и быть похороненным родными, постареет и умрет его семья, а он… Он вернется все еще молодым. Молодым и совершенно одиноким, не имеющим никакой цели, кроме такой мелочи, как спасение человечества, – да и это уже никак не будет от него зависеть.

Постепенно письма Ким становились все спокойнее, превратившись в ежемесячный отчет о жизни семьи – как будто они стали для нее чем-то вроде дневника, где она постоянно задавала себе вопрос, правильно ли воспитывает детей – слишком строго, слишком требовательно, слишком снисходительно. Если ее решения могли привести не к тому результату или имели не те мотивы, она тут же задумывалась, не следовало ли ей поступить иначе. И это тоже была та самая женщина, которую он знал, любил и всегда поддерживал.

Как она смогла держаться без него? Наверное, вспоминала их давние разговоры или воображала новые, то и дело вставляя в письма его реплики: «Я знаю, ты бы сказал, что я поступила правильно… что у меня не было выбора… конечно, ты бы сказал… ты всегда мне говорил… я до сих пор поступаю по-прежнему…»

Так вдова говорила бы о своем умершем муже.

«Но вдовы могут и дальше любить своих мужей, – подумал он. – Все-таки она меня простила».

Наконец в письме, написанном относительно недавно – на прошлой неделе или полгода назад, – она сказала об этом прямо: «Надеюсь, ты простил меня за то, что я так на тебя злилась после развода. Знаю, у тебя не было иного выбора, кроме как уйти, и ты пытался милосердно оборвать все связи, чтобы я смогла жить дальше своей жизнью. И я продолжаю ею жить, как ты и говорил. Прошу тебя, давай простим друг друга».

Слова ее обрушились на него подобно трехкратной перегрузке. Он судорожно вздохнул, не в силах сдержать рыдания. И тут же озабоченно вмешался компьютер:

– Что случилось? Похоже, вам требуется успокоительное.

– Я читаю письмо от жены, – ответил Мэйзер. – Все в порядке. Никакого успокоительного не нужно.

Но на самом деле все было далеко не в порядке: он знал то, чего не могли знать Графф и МФ, пропуская это сообщение. Графф все-таки солгал ему, утаив информацию.

Ибо Мэйзер сказал жене, что она должна не просто жить дальше своей жизнью, но и снова выйти замуж.

Именно это она пыталась ему сообщить. Кто-то запретил его родным говорить и писать о том, что Ким вышла замуж за другого и, вероятно, родила еще детей. Он догадался сам, потому что ничего другого она иметь в виду не могла, когда писала, что продолжает жить своей жизнью. Как он и хотел. Это стало ключевым моментом их спора. Она настаивала на том, что развод имеет смысл только в случае, если бы она собиралась снова выйти замуж, а он говорил, что, естественно, речь не идет о том, чтобы делать это прямо сейчас, но когда она наконец поймет, что при ее жизни он никогда не вернется, ей не придется писать и просить его о разводе – все будет уже решено, и она сможет жить дальше, зная, что уже получила его согласие. Тогда Ким влепила ему пощечину и разрыдалась, повторяя, что он столь плохо думает о ней и ее любви к нему, если решил, будто она способна забыть его и выйти замуж за другого…

Но она все-таки вышла замуж, и мысль об этом разбила его сердце. Да, Мэйзер сам настаивал на разводе – но он поверил ей. Поверил, что она никогда и никого больше не полюбит.

И тем не менее она полюбила другого. Мэйзер отсутствовал всего год, а она…

Нет, он отсутствовал уже три десятилетия. Возможно, ей потребовалось десять лет, чтобы найти другого мужчину. Возможно…

– Я доложу о вашей физической реакции, – сказал компьютер.

– Поступай как хочешь, – огрызнулся Мэйзер. – Что они со мной сделают, отправят в госпиталь? Ах да, знаю: можно ведь отменить миссию!

Рявкнув на компьютер, он, однако, несколько успокоился и почувствовал себя лучше. Хотя мысли его далеко опережали слова, которые он читал, Мэйзер прочел все остальные письма, замечая в них скрытые намеки – множество необъясненных упоминаний слова «мы» и производных от него. Она хотела, чтобы он понял.

– Отправь сообщение Граффу. Скажи ему, что он нарушил собственное слово, едва успев его дать.

Ответ пришел мгновение спустя.

«Думаете, я не знаю в точности, что посылал?»

Знал ли Графф? Или только теперь понял, что Ким все-таки удалось сообщить то, что она хотела, и делал вид, будто знал все с самого начала?

От Граффа пришло следующее сообщение:

«Я только что узнал от вашего компьютера о вашей острой эмоциональной реакции на письма. Мне крайне жаль, что так случилось. Наверняка нелегко жить в присутствии компьютера, который сообщает нам обо всех ваших действиях, а затем команда психиатров ломает головы над тем, как реагировать, чтобы получить желаемый результат. По моему личному мнению, если мы намерены вверить человеку будущее человечества, возможно, следовало бы рассказать ему все, что нам известно, и говорить с ним как со взрослым. Но мои собственные письма проходят через комиссию тех же психиатров. К примеру, они позволили мне рассказать вам о них в надежде, что вы станете больше мне доверять, зная, что мне не нравится то, что они делают. Более того, они позволяют мне обо всем этом рассказывать, пытаясь построить доверие на повторяющихся признаниях в обмане и лжи. Уверен, это тоже работает. И вряд ли в этом письме вы сумеете найти какие-либо тайные намеки».

«Какую игру он ведет? – подумал Мэйзер. – Что в его письмах действительно правда?» Комиссия психиатров выглядела вполне разумно. Военный подход – найти способ обнулить собственные активы, так что они окажутся бесполезны еще до того, как их начнут использовать. Но если Графф в самом деле позволил проскользнуть признанию Ким в повторном замужестве, зная, что психиатры его не заметят, – значило ли это, что он на стороне Мэйзера? Или просто лучше психиатров сообразил, как им манипулировать?

«Вряд ли в этом письме вы сумеете найти какие-либо тайные намеки», – писал Графф. Значило ли это, что таковые действительно имелись? Мэйзер перечитал письмо еще раз, и теперь одна из фраз обрела иной возможный смысл. «Жить в присутствии компьютера, который сообщает нам обо всех ваших действиях». Сперва он понял это как «сообщает обо всем, что вы делаете». Но что, если понимать следовало более буквально?

Это могло означать, что они обнаружили его вмешательство в программу компьютера. Соответственно, получали объяснение и комиссия психиатров, и внезапная срочность с поисками дублера.

Итак, шило вылезло из мешка. Вряд ли Мэйзеру признаются, что им известно о сделанных им изменениях в программе: его считают неустойчивой личностью, способной на безумные поступки, и ни за что не поверят, что с ним можно говорить в открытую.

Нужно было как-то объяснить им, что он вовсе не безумен. Требовалось получить контроль над ситуацией, а значит, поверить, что Графф действительно тот, за кого себя выдает: союзник, прилагающий все усилия для поиска лучшего из возможных командующих для МФ, когда настанет час последней битвы.

Мэйзер посмотрел в зеркало, размышляя, стоит ли привести себя в порядок. Многие безумцы тщетно пытались выглядеть более здраво, одеваясь подобно обычным людям. Но опять-таки у него жутко спутались волосы, и он постоянно ходил голым. По крайней мере, стоило помыться и стать больше похожим на того, к кому военные могли бы относиться с уважением.

Покончив с гигиеническими процедурами, он развернул кресло и велел компьютеру начать запись видео для последующей передачи. Однако он подозревал, что редактировать видео не имеет смысла – компьютер передал бы необработанную запись, поскольку явно успел доложить, что его перепрограммировали.

– У меня есть основания полагать, что вам уже известно о внесенных мной в программу бортового компьютера изменениях. Вероятно, мне удалось вывести из-под вашего контроля навигационную систему компьютера, но я не смог помешать ему доложить вам о данном факте. Из чего следует, что вы действительно хотели, чтобы эта жестянка стала тюрьмой, хотя и не слишком преуспели.

Так что теперь я скажу вам ровно то, что вам следует знать. Вы – или ваши предшественники – отказались поверить мне, когда я говорил, что не подхожу для того, чтобы командовать Международным флотом во время завершающей кампании. Мне ответили, что будут искать подходящую замену, но я не настолько глуп. Я знал, что любые поиски станут формальными или иллюзорными. Вы сделали ставку на меня. Но мне также известно, как работает военная машина. Те, кто принимал решение положиться на меня, к моему возвращению давно ушли бы в отставку. И чем ближе мое возвращение, тем больше новых бюрократов будут в страхе ожидать его. Вернувшись, я оказался бы во главе совершенно недееспособной военной организации, главная цель которой – не позволить мне предпринять хоть что-то, что могло бы стоить кому-то места. В итоге я лишился бы любой власти, даже если бы остался в качестве номинальной фигуры. И все пилоты, которые пожертвовали всем, что знали и любили на Земле, отправившись на битву с жукерами в их космосе, оказались бы под властью обычной банды карьеристов-бюрократов.

Чтобы избавиться от балласта, всегда требуется полгода войны и несколько ужасающих поражений. Но в будущей войне у нас не будет для этого времени, точно так же как не было и в предыдущей. Однажды мой отказ подчиниться приказу внезапно положил войне конец. Однако если на этот раз мы проиграем хоть одно сражение – мы проиграем войну. Второго шанса не будет, и права на ошибку у нас нет. Мы не можем позволить себе тратить время на то, чтобы избавиться от вас – идиотов, которые сейчас смотрят на меня, идиотов, готовых уничтожить человечество ради сохранения своих жалких бюрократических должностей.

Я перепрограммировал навигационную программу корабля, получив над ним полный контроль. Вам не отменить мое решение. А решение мое таково: я не вернусь. Я не стану замедляться и разворачиваться. Я полечу дальше.

Мой план прост. Поскольку вы уже не сможете рассчитывать на меня как на вашего будущего командующего, у вас не останется иного выбора, кроме как искать нового. Не делать вид, но искать по-настоящему.

Впрочем, думаю, что об этом моем плане вы уже догадались – иначе я не начал бы получать сообщения от лейтенанта Граффа. Так что теперь моя проблема – попытаться понять, что вы замышляете. Предполагаю, что у Граффа есть подготовка психиатра. Возможно, он работает аналитиком в разведке. Скорее всего, он действительно весьма умен, прозорлив и добился выдающихся результатов в… своей области. И вы решили посмотреть, сумеет ли он вернуть меня на прежние рельсы. Вот только он как раз из тех, кто повергает вас в ужас. Он умнее вас, и вам приходится удерживать его от любых поступков, которые могут показаться вам опасными. А поскольку вас пугает все, что может дать хоть какой-то результат, главной его задачей стало сообразить, как наладить честное общение между нами, минуя вас.

Так что теперь мы оказались в своего рода тупике. В данный момент вся власть в ваших руках. И вариантов у вас только два.

Первый вариант – крайне тяжкий. От него у вас побегут мурашки по коже, а кто-то даже отправится домой и уляжется на трое суток в позу эмбриона, засунув большой палец в рот. Но никаких переговоров не будет. Вы должны дать лейтенанту Граффу реальную власть – не высокое звание и бюрократическую должность, но настоящие полномочия. Он должен получить все, чего пожелает, ибо дело его жизни состоит в том, чтобы найти лучшего командующего, который решит судьбу человечества.

Сперва он должен выяснить, как определить тех, кто обладает наилучшим потенциалом. Вы окажете ему любую помощь, о какой бы он ни попросил – к кому бы он ни обращался, независимо от звания, подготовки или от того, насколько их любит или ненавидит какой-нибудь адмиральствующий идиот.

Следующая задача Граффа – понять, каким образом обучать найденных им кандидатов. Опять-таки вы должны исполнять любые его желания, несмотря на все затраты и трудности, без согласия каких бы то ни было комиссий. Весь персонал МФ и все правительство – слуги Граффа, которые вправе лишь просить его разъяснить тот или иной приказ.

Я требую, чтобы Графф занимался исключительно поиском и подготовкой моего преемника на роль боевого командира Международного флота. Если он начнет строить бюрократическое царство – иными словами, если он окажется очередным идиотом, – я об этом узнаю и прекращу с ним общаться.

В обмен на то, что вы дадите Граффу эти полномочия, могу обещать, что как только я пойму, что он действительно их имеет и правильно использует, то немедленно разверну корабль и вернусь домой на несколько лет раньше, чем предполагалось по плану. Я буду участвовать в подготовке и обучении вашего командующего. Я оценю работу Граффа и помогу выбрать среди потенциальных кандидатов, если их окажется больше одного.

Все это время Графф будет постоянно общаться со мной по ансиблю, так что все его действия будут совершаться после консультаций со мной и с моего одобрения. Таким образом, посредством Граффа я стану руководить поисками нашего военного лидера.

Но если вы поведете себя как те идиоты, что возглавляли флот во время войны, которую выиграл я, и попытаетесь темнить, изворачиваться, тянуть время, манипулировать и лгать, препятствуя мне и Граффу, я никогда не разверну корабль. Я просто улечу в космическую бездну, и наша кампания потерпит поражение. Жукеры вернутся на Землю и на этот раз доведут дело до конца. А я на этом корабле стану последним из оставшихся в живых людей. Но вина не будет лежать на мне – она будет на вас, поскольку именно вам не хватило приличий и разума, чтобы отойти в сторону и дать возможность действовать тем, кто действительно знает, как спасти человечество.

Думать можете сколько хотите – времени у меня предостаточно. Но имейте в виду: всех, кто попытается взять ситуацию под контроль и организовать некие комиссии для изучения вашей реакции на мое видео, следует немедленно гнать из МФ как можно дальше. Именно они – настоящие пособники жукеров, по чьей вине можем погибнуть мы все. Я уже назначил единственного возможного руководителя данной программы – лейтенанта Граффа. Никаких компромиссов. Никаких маневров. Сделайте его капитаном, дайте ему больше полномочий, чем кому-либо другому из ныне живущих, будьте готовы исполнить любой его приказ и не мешайте нам работать.

Верю ли я, что вы действительно так поступите? Нет. Именно потому я перепрограммировал свой корабль. Не забывайте, что именно я спас человечество, и удалось мне это потому, что я сумел в точности понять, как работает военная машина жукеров, и найти их слабое место. Точно так же я понял, как работает человеческая военная машина. Мне известно ее слабое место, но я знаю, как это исправить. Собственно, я только что об этом рассказал. Либо вы сделаете так, либо нет. А теперь решайте и не беспокойте меня больше, пока не примете правильное решение.

Вновь повернувшись к пульту, Мэйзер набрал команды «сохранить» и «отправить».

Убедившись, что сообщение отослано, он вернулся в спальную зону, снова размышляя о Ким, Пай и Паху, о своих внуках, о новом муже своей жены и о детях, которые могли у них появиться. Но он гнал прочь любые мысли о возвращении на Землю, чтобы увидеть своих детей взрослыми и попытаться найти свое место среди них, как если бы он был все еще жив и как если бы на Земле еще оставались те, кого он знал и любил.

Ответ пришел только через двенадцать часов. Мэйзер с улыбкой представил, какая там шла борьба. Люди сражались за свои посты, заполняли отчеты с доказательствами того, что Мэйзер обезумел и его не следует слушать, пытались нейтрализовать Граффа, или подлизываться к нему, или назначать себя его непосредственными руководителями, или старались придумать, как одурачить Мэйзера, сделав вид, будто подчинились ему, хотя делать этого вовсе не собирались.

Ответил ему непосредственно Графф – в видеоформате. Мэйзера обрадовало, что, хотя Графф и в самом деле был молод, форма на нем выглядела достаточно небрежно, свидетельствуя, что подобающая офицеру внешность не имеет для него особого значения. Форму украшали капитанские нашивки, а на губах играла легкая улыбка, хотя он изо всех сил пытался сохранить серьезное выражение лица.

– И снова, адмирал Рэкхем, имея в своем арсенале лишь одно орудие, вы точно знали, куда его нацелить.

– В первый раз у меня было две ракеты, – заметил Рэкхем.

– Хотите, чтобы я записал… – начал компьютер.

– Заткнись и воспроизводи дальше, – прорычал Мэйзер.

– Вам следует знать, что ваша бывшая жена, Ким Арнсбрах Рэкхем Саммерс – да, она сохранила вашу фамилию как часть своего официального имени, – сыграла в случившемся немалую роль. Ибо как только у кого-то возникал план одурачить вас и меня, убедив, будто мы намерены подчиняться вашим приказам, я при всех интересовался ее мнением. И когда кто-то говорил: «Мы заставим адмирала Рэкхема поверить…», она просто смеялась, на чем все обсуждение и заканчивалось.

Не знаю, как долго это продлится, но в данный момент МФ, похоже, готов полностью вам подчиниться. Вам также следует знать, что не обошлось без почти двух сотен досрочных отставок и почти тысячи переназначений, включая сорок офицеров высшего ранга. Вам до сих пор не откажешь в умении устраивать взрывы на ровном месте.

Мне уже кое-что известно насчет отбора и обучения, и в последующие несколько лет мы с вами постоянно будем беседовать об этом. Но у меня нет возможности ждать, пока мы все полностью обсудим, – просто потому, что нельзя терять время, а временная задержка добавляет к нашим беседам многие недели.

Если вдруг что-то пойдет не так – скажите, и я все исправлю. Я никогда не стану заявлять, что мы уже сделали то-то и то-то, поскольку сами решили, что так будет лучше. Вы сами увидите, что не ошиблись, доверив мне эту задачу.

Меня удивляет лишь одно: как вы решились мне поверить? Изначально в нашем общении было полно лжи – иначе я вообще не смог бы вам писать. Я не знал вас и не имел понятия, как сообщить вам правду в обход одобрявших каждое мое слово комиссий. Хуже всего то, что на самом деле я прекрасно умею вести бюрократические игры – иначе я не смог бы общаться непосредственно с вами.

Так что теперь, когда никто уже не цензурирует нашу переписку, позвольте сказать вам, что я действительно считаю главной своей задачей поиск подходящей замены на роль командующего Международным флотом. Но потом, когда мы это сделаем – знаю, это под большим вопросом, – у меня есть свои планы.

Да, естественно, крайне важно победить в данной конкретной войне против данного конкретного врага. Но мне хотелось бы побеждать во всех будущих войнах единственным возможным способом – выведя человечество за пределы единственной планеты и единственной звездной системы. Жукеры уже это поняли: нужно распространяться как можно дальше, пока раса не станет полностью неуничтожимой.

Надеюсь, у них это не получится. Надеюсь, мы сумеем уничтожить их столь тщательно, что они не смогут бросить нам вызов в течение тысячи лет. Но к концу этой тысячи лет, когда очередной флот жукеров явится, чтобы отомстить, мне хотелось бы, чтобы они обнаружили, что человечество распространилось по тысяче планет и найти нас всех им никогда не удастся.

Возможно, я строю чересчур большие планы, адмирал Рэкхем. Но каковы бы ни были мои далеко идущие цели, можно с уверенностью сказать одно: если у нас не будет надлежащего командующего, если мы не победим в этой войне, все остальное уже не имеет никакого значения. И этот командующий – вы, сэр. Не боевой командир, но тот, кто нашел способ заставить армию измениться, чтобы найти подходящего боевого командира, не тратя жизни бесчисленных солдат в бессмысленных поражениях.

Сэр, я больше не стану затрагивать эту тему, но за последние несколько недель я близко познакомился с вашей семьей. Теперь я знаю, от чего вам пришлось отказаться, чтобы занять свое нынешнее положение. И я обещаю вам, сэр, что сделаю все возможное, чтобы жертвы, на которые пришлось пойти им и вам, того стоили.

Графф отдал честь, и его голографическое изображение исчезло.

И хотя никто не мог его видеть, Мэйзер Рэкхем отсалютовал ему в ответ.