Б) Матт и Джефф
Поэт Чарлз Резникофф проходил по манхэттененским улицам около двадцати миль в день.
Некий Томас Дж. Кин, 65 лет, прошел по каждой улице, авеню, аллее, площади и дворовой территории острова Манхэттен. Это заняло у него четыре года, за которые он преодолел 502 мили, охватив 3022 квартала. Сначала он прошел по улицам, потом по авеню, потом по Бродвею.
«Почему вы еще не на улице, не боретесь за защиту окружающей среды?»
«Потому что мы боремся за недвижимость», – ответила я.
Тара Барампур
– Ты читал «В ожидании Годо»?
– Нет.
– А «Розенкранц и Гильденштерн мертвы»?
– Нет.
– А «Поцелуй женщины-паука»?
– Нет.
– А…
– Джефф, хватит. Я ничего не читал.
– Ну, некоторые кодеры читают.
– Да, читают. Я читал «Поваренную книгу R-программиста». И «Все, что вы хотели знать об R». И «R для чайников».
– А мне не нравится R.
– Поэтому мне и пришлось столько о нем прочитать.
– Только зачем? Мы не так много им пользуемся.
– Я использую его, чтобы понять, что мы делаем.
– Мы и так знаем, что делаем.
– Это ты знаешь. Или знал. За себя я не так уверен. И вот к чему это нас привело. Так много ли ты на самом деле об этом знал?
– Не знаю.
– Вот видишь.
– Слушай, R никогда бы не объяснил мне, почему мы оказались здесь. Вот что я знаю.
– Да не знаешь ты.
Джефф осуждающе покачал головой:
– Поверить не могу, что ты не читал «В ожидании Годо».
– Годо был кодером, я полагаю?
– Да, пожалуй, что так. Это не раскрывается. Но чаще всего предполагается, что Годо – это бог. Типа кто-то говорит: «Это бог», то есть «God», а кто-то другой: «О!», а если сложить их вместе, будет «Годо». А потом просто добавляешь французского акцента, и все.
– Что-то я не жалею, что не читал эту книгу.
– Ну да, то есть я хочу сказать, сейчас, когда мы здесь, книга не кажется такой уж необходимой. Она кажется лишней. Но ее хотя бы быстро можно прочитать. А здесь мы долго. Сколько мы уже здесь?
– Двадцать девять, кажется, дней.
– Да, это долго.
– А кажется – еще дольше.
– Что правда, то правда. Но это же всего месяц. Бывают еще более долгие сроки.
– Разумеется.
– Но нас ведь должны искать, да?
– Надеюсь.
Джефф вздыхает.
– Я вставил несколько аварийных команд в ту часть, что отправил, кое-какие отложенные крипты, и некоторые из них скоро сработают.
– Но люди и так узнают, что мы пропали. Какой будет тогда толк от твоих призывов о помощи? Они просто подтвердят то, что все уже будут знать.
– Так они будут знать, что мы пропали не без причины.
– И что это за причина?
– Ну, если я не ошибся, это будет информация, которую мы разослали людям, на которых указали.
– Которую ты разослал людям, на которых указал?
– Ну да. Они получат информацию, станут изучать проблему, и, может быть, это приведет их сюда, к нам.
– Сюда, на дно реки.
– Ну, кто бы нас сюда ни посадил, у него наверняка сохранились об этом какие-то записи.
Матт с сомнением качает головой.
– Вряд ли это то, что люди склонны записывать или о чем говорят.
– А что, они просто подмигивают друг другу? Или общаются на языке жестов?
– Вроде того. Понимают друг друга так. Без записей.
– Ну, тогда нам стоит надеяться, что это не так. Плюс у меня вживлен чип, и оттуда исходит сигнал по навигатору.
– И далеко он доходит?
– Не знаю.
– А сам чип большой?
– С полдюйма, может. Его можно нащупать сзади на шее.
– Тогда, может, футов на сто? Если бы ты не был на дне реки?
– А вода ослабляет радиоволны?
– Не знаю.
– Ну, я сделал все, что мог.
– Ты позвонил в Комиссию и не сказал мне – вот что ты сделал. В Комиссию и в какие-то скрытые пулы, если я правильно тебя понял.
– Это была просто проверка. Я же ничего не украл и не сделал такого. Это было все равно что отправить донос.
– Рад слышать. Потому что сейчас мы с тобой сами сидим в скрытом пуле.
– Я хотел проверить, получится ли у нас сделать врезку. И получилось, так что все хорошо. Я даже не уверен, из-за этого ли мы теперь здесь. Мы же писали для них систему безопасности, и я оставил там скрытый канал, которым только мы и могли воспользоваться, и никто другой никак не мог его обнаружить.
– Да, но похоже, ты все равно считаешь, что мы здесь из-за этого.
– Просто я не могу придумать ничего другого, что объяснило бы наше положение. В смысле, я уже давно не доставал сам знаешь кого. И никто не услышал того свистка. Я хотел, чтобы это прозвучало как туманный горн, а получилось как собачий свисток.
– А как насчет тех шестнадцати штрихов к мировой системе, о которых ты говорил? Что, если системе это не понравилось?
– А откуда она могла узнать?
– Ты же вроде говорил, что у системы есть самосознание.
Джефф какое-то время пристально смотрит на Матта.
– Это была метафора. Гипербола. Символизм.
– А я-то думал – программирование. Все программы объединены в какую-то руководящую всеми программу. Вот как ты сказал.
– Как Гея, Матт. Как Гея – это все живое на Земле под воздействием всего прочего, камней, воздуха и остального. Как облако, может быть. Но и то и другое – метафоры. И там, и там на самом деле никого нет дома.
– Ну, если ты говоришь… Но смотри, ты врезаешься, пусть по своему тайному каналу, но уже в следующий момент мы сидим запертые в контейнере, будто в каком-то лимбе. Может, облако убило нас и мы сейчас мертвы.
– Нет. Это было «В поисках Годо». Мы просто в контейнере. Где-то окруженные водой, которая шумит снаружи, и все такое. С плохим питанием.
– В лимбе тоже может быть плохое питание.
– Матт, я тебя умоляю. Ты что, после четырнадцати лет совершенно не буквалистского мышления сейчас решил добить меня метафизикой? Я не уверен, что это вынесу.
Матт пожимает плечами:
– Ну, это так таинственно, только и всего. Очень таинственно.
Джеффу остается на это лишь кивнуть.
– Расскажи мне еще раз, к чему должна была привести твоя врезка.
Джефф выставляет перед собой руку для большей убедительности.
– Я собирался сделать метаврезку, чтобы с каждой сделки, проведенной на ЧТБ, по пункту отчислялось в оборотный фонд Комиссии.
Матт смотрит на друга:
– По пункту со сделки?
– Я сказал «по пункту»? Ну, наверное, по сотой части пункта.
– Если и так. Значит, у Комиссии в оборотном фонде вдруг должен появиться триллион долларов, который взялся неизвестно откуда?
– Это не настолько много. Всего несколько миллиардов.
– В день?
– Ну, в час.
Матт непроизвольно встает с места, глядя на Джеффа, – тот уставился в пол.
– И ты еще думаешь, почему они нас схватили?
Джефф пожимает плечами:
– Это может быть и из-за других моих дел, они, знаешь ли, может, впечатляют даже больше этого.
– Больше, чем воровство по несколько миллиардов долларов в час?
– Это не воровство, а перенаправление. В Комиссию все-таки. Такое вообще, может быть, происходит постоянно. И если так, кто это знает? Знает ли Комиссия? Это надуманные триллионы – деривативы, ценные бумаги, доли во всяких смешанных бондах. Если бы кто-то врезался, если бы врезались постоянно – никто бы не узнал. Просто какие-то счета в налоговой гавани немного бы выросли, и никто бы даже ухом не повел.
– Тогда зачем ты это сделал?
– Чтобы предупредить Комиссию, что такое может произойти. И может, заодно ее профинансировать, чтобы там они смогли разобраться с этой фигней. Нанять кого-нибудь из хедж-фондов, придать закону силу. Создать какого-нибудь шерифа, если на то пошло!
– Так, значит, ты хотел, чтобы они там, в Комиссии, заметили.
– Наверное. Да, хотел. Комиссия – да. Я ведь чего только не делал. А заметили, может, вовсе и не это.
– Не это? А что еще ты делал?
– Устранил все те налоговые гавани.
Матт пристально смотрит на него:
– Устранил?
– Я изменил список стран, куда запрещено отправлять средства. Знаешь же, есть десять стран – спонсоров терроризма, куда нельзя переводить деньги? Так вот, я добавил к этому списку все налоговые гавани.
– Типа Англии?
– Все.
– И как теперь должна работать мировая экономика? Деньги же будут перемещаться, если не будет этих убежищ.
– Так не должно быть. Убежищ не должно быть.
Матт вскидывает руки:
– А еще что ты сделал? Если не секрет, конечно.
– Добавил Пикетти в Налоговый кодекс США.
– В смысле?
– Ввел резкий прогрессивный налог на основные средства. Чтобы все основные средства в США облагались налогом по прогрессивной ставке и она доходила до девяноста процентов для всех хозяйств, имеющих свыше ста миллионов.
Матт делает несколько шагов и садится на свою кровать.
– То есть это как… – Он делает рукой режущее движение.
– Это то, что Кейнс называл «эвтаназией рантье». Да. Он ожидал, что так будет, еще два века назад.
– А разве он не говорил еще, что большинство якобы самых умных экономистов – идиоты, работающие по идеям, придуманным сотни лет назад?
– Что-то такое было, да. И он был прав.
– Да, но сейчас ты занимаешься тем же самым?
– Это казалось хорошей идеей в свое время. А Кейнс времени не подвластен.
Матт качает головой.
– Обезглавливание олигархии – еще это так называют вроде? В смысле, гильотина, да?
– Только в отношении денег, – говорит Джефф. – Им отнимут не голову, отсекут только деньги. Избыточные деньги. У каждого останутся последние пять миллионов. Пять миллионов долларов – это же достаточно, да?
– Денег никогда не бывает достаточно.
– Так только говорят, но это неправда! Через некоторое время ты уже покупаешь мраморные стульчаки и летишь на частном самолете на Луну, пытаясь потратить лишние деньги, но на самом деле все, что ты за них получаешь, – это телохранители, бухгалтеры, чокнутые дети, бессонные ночи и кислотная отрыжка! Если их чересчур много, это становится проклятием! Как прикосновение Мидаса.
– Этого я не знаю. Надо попробовать на себе, чтобы узнать. Я бы вызвался на пробу, потом бы тебе сообщил результат.
– Все так думают. Но пользу от избыточных денег никто не получает.
– Польза есть. Они раздают деньги, делают добрые дела, хорошо питаются, развиваются.
– Ничуть. Они нервничают и сходят с ума. А их дети и того хуже. Нет, это для них одолжение!
– Обезглавливание – вот уж одолжение так одолжение! Люди в очередь выстраиваются под гильотиной. Пожалуйста, пропустите меня вперед! Рубаните мне здесь!
Джефф вздыхает:
– Я думаю, со временем мир это поймет. Люди увидят, что в этом есть смысл.
– Когда все эти головы покатятся, они повернутся друг к другу лицом: «Эй, вот здорово! Какая классная идея!»
– Еда, вода, кров, одежда. Все, что нужно.
– У нас это и здесь есть, – указывает Матт.
Джефф снова вздыхает, еще тяжелее.
– Это не все, что нам необходимо, – не унимается Матт.
– Это казалось хорошей идеей!
– Но ты сам рассказал. Да это и невозможно скрыть. Это как нарисовать где-нибудь граффити.
Джефф кивает:
– Да-а… причем довольно страшное граффити – для того, кто нас сюда посадил.
– Вот спасибо тебе, услужил. Я даже удивлен, что нас еще не убили.
– Никто же не убил Пикетти. Он даже провел довольно успешный тур со своей книгой, если я правильно помню.
– Потому что это было сто лет назад и то была просто книга. Никому дела нет до книг, вот почему в них можно писать что угодно. Что важно – это законы. А ты стал править законы. Нарисовал граффити прямо в них.
– Я пытался, – говорит Джефф. – Ей-богу, пытался. Вот и интересно теперь, кто это первым заметил. И как это дошло до того, что нас схватили.
Матт недовольно качает головой.
– Нас могли перемолоть. Я и чувствую себя будто порубленным на части, раз уж ты об этом заговорил. Мы могли оказаться в Уругвае. На дне Платы или еще где-нибудь.
Джефф хмурит брови.
– На правительство не похоже, – говорит он. – Помещение слишком приличное.
– Ты так считаешь? Приличное?
– Практичное. Роскошно-герметичное. Непроницаемое. Вода не просочится, а такое непросто сделать. Слот для еды тоже защищен. Кормят два раза в день, это странно.
– На флоте всегда так. Мы можем вообще быть на ядерной подлодке и так просидеть пять лет.
– Они так долго там сидят?
– Пять лет с хвостиком.
– Не-а, – говорит Джефф после небольшой паузы. – Не думаю, что мы движемся.
– Это уж точно.
