Глава 2
Сыны Земли
С колокольни Кэмпбеллтауна донеслись четыре громовых удара. Звуковые волны прошли над городом, полями и дорогами, постепенно затухая. Рудник они миновали, уже почти слившись друг с другом. Но люди там опустили инструменты и подняли головы.
Мэтт улыбнулся в первый раз за день. Он уже ощущал вкус холодного пива.
Велосипедная дорога от рудника шла под гору. Мэтт доехал до заведения Чиллера, когда оно уже начало заполняться. Он, как обычно, заказал сразу кувшин и опрокинул первый стакан, задержав дыхание. На него снизошла своеобразная благодать; второй стакан он наполнил осторожно, чтобы не образовалась пена. Он потягивал напиток, пока пивная заполнялась рабочими, завершившими смену.
Завтра суббота. На два дня и три ночи можно забыть о ненадежных маленьких тварях, при помощи которых он зарабатывал на жизнь.
Кто-то ткнул его локтем в шею. Он не обратил внимания: привычка, привезенная его предками с перенаселенной Земли. Но когда задели во второй раз, он держал стакан у рта. С капающим с подбородка пивом он обернулся, собираясь высказать мягкий упрек.
– Простите, – произнес невысокий смуглый человек с прямыми черными волосами.
У него было узкое, невыразительное лицо. Обликом он напоминал усталого клерка. Мэтт присмотрелся.
– Худ, – произнес он.
– Да, меня зовут Худ, но вас я не узнаю, – сказал брюнет вопросительно.
Мэтт ухмыльнулся. Он любил эффектные жесты. Засунув пальцы за воротник, он расстегнул рубашку до пояса.
– А теперь?
Похожий на клерка человечек попятился было, потом заметил крошечный шрам на груди Мэтта:
– Келлер!
– Правильно, – сказал Мэтт, застегивая рубашку.
– Келлер! Будь я проклят! – Чувствовалось, что подобные слова Худ приберегал для чрезвычайных случаев. – Прошло по крайней мере семь лет. Чем занимаешься?
– Залезай.
Худ не заставил предлагать дважды – забрался на соседний табурет еще до того, как посетитель успел его полностью освободить.
– Я изображаю няньку для рудных червей. А ты?
Улыбка Худа внезапно исчезла.
– Э-э… Ты ведь больше не сердишься на меня за этот шрам?
– Нет! – заявил Мэтт вполне искренно. – Я сам виноват. И вообще, это было давно.
Именно так. Мэтт тогда учился в восьмом классе. В тот осенний день Худ зашел в его класс, чтобы одолжить точилку для карандашей. Тогда Мэтт в первый раз увидел Худа – мальчика примерно с него ростом, хотя старше на год, очень нервного старшеклассника. На беду, учитель куда-то вышел. Худ прошествовал вдоль классной комнаты, ни на кого не глядя, заточил карандаш и, обернувшись, обнаружил, что выход отрезан толпой визжащих и прыгающих восьмиклассников. Худу, который был в школе новичком, они должны были казаться ордой каннибалов. Впереди находился Мэтт, машущий стулом; он-то и натравил орду на чужака.
Худ вырвался и убежал в ужасе. Заостренный кончик его карандаша остался в груди Мэтта.
То был один из немногих случаев хулиганства Мэтта. Для него шрам остался позорной меткой.
– Хорошо, – произнес Худ с явным облегчением. – Так ты теперь горняк?
– Да, о чем постоянно сожалею. Проклинаю тот день, когда Земля прислала нам этих змеенышей.
– Но ведь это лучше, чем копать ямы самому.
– Ты так думаешь? Готов прослушать лекцию?
– Секундочку. – Худ героическим жестом осушил свой стакан. – Готов.
– Рудный червь имеет пять дюймов в длину и четверть дюйма в диаметре, получен мутациями из земляного червя. Его перемалывающее отверстие окаймлено маленькими алмазными зубами. Руды металлов он переваривает для удовольствия, но как пищу использует брикеты синтетического вещества, разного для каждой породы – а своя порода червей имеется для каждого металла. Это усложняет дело. На руднике у нас имеется шесть пород, и я должен следить, чтобы каждая имела пищевые брикеты в зоне доступности.
– Но это вроде не так уж и сложно. А они не могут сами искать пищу?
– В теории – конечно. На практике – не всегда. Но это еще не все. Руды расщепляются бактериями в желудке червя. Потом червь выбрасывает зерна металла вокруг пищевого брикета, а мы их сметаем и забираем. Так вот, бактерии дохнут очень легко. А с ними тогда подыхает и червь, потому что металлическая руда забивает его кишки. Другие черви съедают его тело, чтобы извлечь руду. Только в пяти случаях из шести это оказывается не та руда.
– А черви не могут различать друг друга?
– Где им! Они едят не те металлы, они едят не тех червей, они едят не те брикеты; и даже когда они делают все правильно, все равно дохнут в течение десяти дней. Их такими и задумали, потому что их зубы быстро изнашиваются. Предполагалось, что для компенсации они будут размножаться с безумной скоростью, но горькая правда заключается в том, что у них на это не остается времени. Нам каждый раз приходится обращаться к экипажникам за новыми.
– Так экипажники держат вас за яйца.
– Точно. Выставляют цену, какую хотят.
– А не могут ли они подкладывать в некоторые пищевые брикеты не те вещества?
Мэтт изумленно поднял голову:
– Готов спорить, именно это они и делают. Или не докладывают правильные составляющие; они еще и экономят на этом. И само собой, не позволяют нам выращивать собственных червей. А… – Мэтт осекся.
Он столько лет не видел Худа. А экипаж не любит, когда называются имена.
– Время обедать, – сказал Худ.
Они допили пиво и отправились в единственный ресторан в городе. Худа интересовало, что стало с его школьными друзьями; он нелегко сходился с людьми. Мэтт, который знал о многих, удовлетворил его любопытство. Поговорили и о работе. Худ преподавал в школе на Дельте. К удивлению Мэтта, замкнутый паренек стал заядлым рассказчиком. Его суховатый, выверенный тон лишь делал шутки смешнее. Оба они преуспевали и зарабатывали на жизнь достаточно. Настоящей бедности на Плато не было вообще. Экипаж нуждался не в деньгах колонистов, о чем и напомнил Худ за мясным блюдом.
За кофе он сказал:
– Я знаю, где сегодня вечеринка.
– А нас пустят?
– Да.
Мэтт на вечер ничего не планировал, но захотел убедиться:
– Что, правда пускают незваных гостей?
– Такие незваные гости, как ты, там как раз и нужны. Гарри Кейн тебе понравится. Он хозяин.
– Заметано.
Пока ехали вверх, солнце нырнуло за край Плато Гамма. Они оставили велосипеды на заднем дворе. Когда шли ко входу, солнце выглянуло снова: сияющий красный полукруг над вечным морем облаков за краем бездны. Дом Гарри Кейна находился всего в сорока метрах от края. Секунду они наблюдали за меркнущим закатом, потом двинулись к дому.
Это было обширное бунгало почти правильной крестообразной формы с выпуклыми стенами, типичными для архитектурного коралла. Не делалось никаких попыток замаскировать его природу. Мэтт никогда до того не видел некрашеных домов, но должен был согласиться, что дом просто восхитителен. Остатки формирующего пузыря, благодаря которым все здания из архитектурного коралла приобретали характерную выпуклость, были здесь тщательно счищены. Открывшиеся стены были отполированы до розового блеска. Даже после заката дом слабо отсвечивал.
Словно он гордился своим чисто колонистским происхождением.
Архитектурный коралл был еще одним из подарков рамроботов. После генетических манипуляций над обычным морским кораллом он стал самым дешевым строительным материалом. Реальную стоимость имел только пластиковый пузырь, направлявший рост кораллов и удерживавший специальную воздушную взвесь, служившую им пищей. Все колонисты жили в коралловых домах. Даже если бы это разрешалось, немногие строили бы из камня, дерева или кирпичей. Но большинство все же старалось придать жилью немного сходства с домами на плато Альфа. Они пытались подражать экипажу при помощи краски, дерева, металла, псевдокаменной облицовки, сглаживая неизбежные выпуклости шлифовальными кругами.
Но дом Гарри Кейна был вопиюще нетипичен – и днем и ночью.
Как только они открыли дверь, на них обрушился шум. Мэтт подождал, пока его слух приспособится, – привычка, выработанная его предками, когда население Земли достигло девятнадцати миллиардов; хотя этим вечером он находился почти в двенадцати световых годах от нее. За последние четыреста лет землянин, не способный поддерживать разговор под тысячу пьяных голосов, мог бы считать, что он глух как пробка. Соотечественники Мэтта сохранили некоторые из этих привычек. Огромная гостиная была забита, немногочисленные стулья не пользовались спросом.
Помещение было большим, а бар напротив входа – огромным.
– Гарри Кейн, должно быть, частенько устраивает приемы, – прокричал Мэтт.
– Именно! Пойдем со мной, познакомимся!
Пока они пробивались сквозь толпу, Мэтт перехватил обрывки разговоров. Вечеринка, как он догадался, началась недавно, некоторые гости не были знакомы ни с кем; но напитки достались всем. Это были люди всех возрастов, любых профессий. Худ говорил правду. Если кто-то и был нежеланным гостем, то вряд ли смог бы узнать об этом. Как бы его отличили среди других?
Стены были такими же, как снаружи: мерцающий розовый коралл. Пол, покрытый от стены до стены ворсистым ковром из мутантной травы, был ровным, кроме как у стен; без сомнения, после того, как дом был закончен и формирующий пузырь убран, его обработали песком. Но Мэтт знал, что под ковром не плитки и не паркет, а вездесущий розовый коралл.
Растолкав гостей, они добрались до бара. Худ, насколько позволил его небольшой рост, перегнулся через стойку:
– Гарри! Две водки с содовой, и я хочу познакомить тебя… Черт возьми, Келлер, как твое имя?
– Мэтт.
– С Мэттом Келлером. Мы в школе учились вместе.
– Очень рад, Мэтт. – Гарри Кейн протянул руку. – Рад видеть тебя здесь, Джей.
Гарри был ростом почти с Мэтта, но заметно полнее. На его широком лице выделялись еще более широкая улыбка и нос картошкой. С виду – типичный бармен. Налив водки с содовой в стаканы с заранее замороженной водой, он протянул их через стойку:
– Развлекайтесь. – Гарри отошел в сторону, чтобы обслужить двух новых гостей.
– Гарри полагает, что лучший способ познакомиться со всеми сразу – пару часов разыгрывать из себя бармена, – сказал Худ. – Затем передает это занятие какому-нибудь добровольцу.
– Интересная мысль, – заметил Мэтт. – Так тебя зовут Джей?
– Сокращение от Джейхок. Джейхок Худ. Один из моих предков был родом из Канзаса. Джейхок – символическая птица Канзаса.
– Дико, не правда ли, что нам понадобилось восемь лет, чтобы выяснить, как кого зовут?
В этот момент некоторые из собравшихся заметили Худа и ринулись к нему. Последовал поток представлений. Худ едва успевал улыбаться в ответ. Мэтт оказался на свободе. Он был уверен, что заметил, как Гарри Кейн передал что-то Джею Худу вместе с выпивкой. Мэтт воздержался от вопросов, но поймал себя на нездоровом любопытстве и решил забыть этот эпизод.
Среди подошедших для знакомства преобладали мужчины, но Мэтту запомнилась только единственная в этой компании женщина.
Ее звали Лейни Мэттсон. Ей было около двадцати шести лет – на пять больше, чем Мэтту. Без обуви он бы оказался выше на полдюйма. Но Лейни носила высокие шпильки, а взбитая прическа из каштановых волос делала ее еще выше. И она была не только высокой, но и крупной, с выраженными бедрами и полной грудью, заметной даже при небольшом вырезе платья. Она выглядит красивее, чем есть, подумал Мэтт, умело использует косметику. Каждое ее движение несло в себе оттенок буйной чрезмерности, под стать ее росту.
Мужчины были того же возраста или старше, под тридцать. Любой из них, танцуя в паре с Лейни, выглядел бы нормально. Они были огромными. От них у Мэтта сохранилось только общее впечатление звучного голоса, мощного рукопожатия и большого красивого лица, улыбающегося из-под розового потолка. Но они – все четверо – ему понравились. Просто он не мог их различить.
Худ удивил его снова. Со своим невыразительным голосом, почти переходя на крик, чтобы его услышали, не стараясь тянуться, чтобы его заметили, Худ тем не менее умудрялся сохранять контроль над беседой. Это он перевел разговор на школьные времена. Одного из верзил уговорили рассказать о простом трюке, с помощью которого школьный трехмерный телевизор перенастроили так, что целый день весь класс смотрел уроки вверх ногами и изнутри наружу. Мэтт неожиданно для себя рассказал о бутылке с яблочным соком, которую он протащил на станцию медконтроля Гаммы. Кто-то, до того вежливо слушавший сбоку, упомянул, что однажды он угнал машину у семейства экипажников, отправившегося на пикник на Плато Бета. Он настроил автопилот, чтобы машина постоянно находилась на расстоянии тысячи футов за краем бездны. Она так и летала пять дней, пока не рухнула в туман, на глазах у десятка полицейских-реализаторов.
Мэтт следил за разговором Джея Худа и Лейни. Лейни положила длинную руку на плечи Худу, а его макушка едва доходила ей до подбородка. Они говорили одновременно, перебивая друг друга, торопливо смешивая сбереженные для беседы воспоминания, анекдоты и шутки, делясь ими с окружающими; и все же это был диалог.
Это не любовь, решил Мэтт, хотя и выглядит похоже. Это просто огромное удовлетворение, испытываемое ими от общения. Удовлетворение и гордость.
Мэтт почувствовал себя одиноким.
Он не сразу понял, что Лейни носит слуховой аппарат. Устройство было столь маленьким и искусно окрашенным, что почти не различалось в ухе. По правде говоря, Мэтт даже не был уверен, что заметил его.
Если Лейни нуждается в подобном устройстве, то жаль, что не смогла спрятать его получше. Уже веками более цивилизованные народы носят кусочки ламинированного пластика под кожей выше мастоидной кости. Но на Горе Погляди-ка таких вещей нет. А экипажник заменил бы себе уши с помощью банка органов…
Стаканы опустели, и один из огромных спутников Лейни вернулся с полными. Небольшая группа то росла, то уменьшалась, то разделялась по извечной прихоти коктейльной вечеринки. Мэтт и Джей Худ ненадолго остались одни среди леса локтей и спин.
– Хочешь увидеть красавицу? – спросил Худ.
– Разумеется.
Худ повернулся, чтобы проложить путь, и Мэтт заметил в его ухе точку того же необычного цвета, что и у Лейни. С каких это пор Худ стал плохо слышать? Возможно, все это игра воображения, подогретого водкой. Помимо прочего, крошечные аппараты казались слишком глубоко погруженными в ухо.
Но предмет такого размера как раз и мог быть передан Гарри Кейном Джею Худу вместе со стаканом.
– Это самый простой способ провести рейд, сэр. – Хесус Пьетро Кастро сидел, почтительно наклонившись в кресле, руки сложены на столе – образ очень умного человека, целиком преданного работе. – Мы знаем, что члены покидают дом Кейна всегда по двое и по четверо. Мы будем забирать их снаружи. Если перестанут выходить, значит догадались. Тогда мы ворвемся в дом.
Под маской почтительности Хесус Пьетро скрывал беспокойство. Впервые за четыре года он планировал большой рейд против Сынов Земли, а Миллард Парлетт выбрал этот вечер для визита в Госпиталь. Почему сегодняшний вечер? Он приходил раз в два месяца, слава Демонам Тумана. Визиты экипажников всегда выбивали из колеи людей Хесуса Пьетро.
По крайней мере, Парлетт пришел сам. Как-то раз он вызвал Кастро к себе домой, и это было плохо. Здесь же Хесус Пьетро находился в своей стихии. Его кабинет был, можно сказать, продолжением его личности. Стол имел форму бумеранга, окружая Кастро широким треугольником, чтобы оставить больше рабочего места. Три кресла с разной степенью комфорта предназначались для посетителей трех сортов: экипажа, персонала Госпиталя и колонистов. Кабинет был большой и квадратный, но задняя стена выглядела слегка выпуклой. Все прочие стены окрашены в кремовый цвет, приятный глазу, эта же стена – отполированный темный металл.
То была часть внешнего корпуса «Планка». Кабинет Хесуса Пьетро упирался в источник половины духовной силы Горы Погляди-ка, равно как и в источник половины электроэнергии – в корабль, который доставил людей в этот мир. Сидя за столом, Хесус Пьетро ощущал за собой силу.
– Единственной нашей проблемой, – продолжал он неторопливо, – является то, что не все гости Кейна вовлечены в заговор. По крайней мере, половина окажется рохлями, приглашенными для маскировки. На то, чтобы разобраться, кто есть кто, понадобится время.
– Это я понимаю, – сказал старик.
Его голос скрипел. Парлетт был тощим, костлявым и походил на Дон Кихота, но в его глазах не было безумия. Они смотрели здраво и настороженно. Почти двести лет Госпиталь поддерживал функционирование его тела, мозга и сознания. Вероятно, даже сам Парлетт не знал, сколько процентов его организма заимствовано у колонистов, осужденных за серьезные преступления.
– Почему сегодня? – спросил он.
– А почему бы и нет, сэр?
Хесус Пьетро догадался, к чему тот клонит, и мысли понеслись потоком. Миллард Парлетт вовсе не глуп. Старец был одним из немногих экипажников, желавших взять на себя ответственность. Бо́льшая часть тридцатитысячного экипажа на Горе Погляди-ка предпочитала придумывать все более сложные игры: виды спорта; стили одежды, менявшиеся согласно полудюжине мудреных непостоянных правил; жесткий и нелепый социальный этикет. Парлетт же предпочитал работать – хотя бы иногда. Он выбрал руководство Госпиталем. Он был компетентен и соображал быстро; хотя и появлялся редко, но, казалось, всегда знал о происходящем, и обмануть его было трудно.
Сейчас же Парлетт сказал:
– Вчера прибыла капсула рамробота. Вечером ваши люди прочесывали район в поисках шпионов. На сегодняшний вечер у вас запланирован большой рейд, впервые за четыре года. Думаете, кто-то ускользнул у вас между пальцами?
– Нет, сэр!
Но для Парлетта такого ответа было недостаточно.
– В данном случае, – продолжил Пьетро, – могу позволить себе перестраховаться, хотя я во всем уверен. Если у какого-нибудь колониста появятся новости о посылке рамробота, он этим вечером будет у Кейна, пусть даже демоны преградят ему дорогу.
– Я не одобряю азартные игры, – сказал Парлетт.
Хесус Пьетро торопливо искал подходящий ответ.
– И вы решили не рисковать, – заключил старик. – Очень хорошо, Кастро. Так что сделали с капсулой рамробота?
– Полагаю, сотрудники банка органов распаковали ее, сэр. А содержимое помещено в хранилище. Вы хотели бы посмотреть?
– Да, – ответил Парлетт.
Хесус Пьетро Кастро, шеф Реализации, единственной вооруженной власти на всей планете, быстро встал, чтобы проводить гостя. Если они поторопятся, еще можно успеть на место, чтобы приглядеть за рейдом. Но никаких вежливых способов заставить экипажников поспешить не существовало.
Худ говорил правду. Полли Турнквист была прекрасна. Она также была миниатюрна, смугла и спокойна, и Мэтту определенно захотелось познакомиться с ней поближе. У Полли были длинные мягкие волосы цвета беззвездной ночи, ясные карие глаза и улыбка, сиявшая даже в те минуты, когда она старалась выглядеть серьезной. Похоже, она что-то скрывает, подумал Мэтт. Полли не говорила; она слушала.
– Парапсихологические способности – не миф, – настаивал Худ. – Когда «Планк» покинул Землю, различные псионные устройства для их усиления уже существовали. Телепатия стала почти надежной. Они…
– Что означает «стала почти надежной»?
– Настолько, что специально подготовленные люди могли читать мысли дельфинов. Настолько, что телепатов вызывали как экспертов в суд при рассмотрении убийств. Настолько, что…
– Ладно-ладно, – сказал Мэтт.
В первый раз за вечер он увидел, что Худ устал. По поведению окружающих было ясно, что Худ часто оседлывал своего любимого конька.
– И где же они сейчас, эти твои ведьмаки? – спросил Мэтт.
– И вовсе они не ведьмаки! Послушай, Кел… Послушай, Мэтт. Каждая из этих пси-способностей хоть немного да связана с телепатией. Это доказано. А знаешь ли ты, как проверяли наших предков, прежде чем отправить их в космос в тридцатилетний путь в одну сторону?
Кто-то ответил напрямик:
– Их посылали на какое-то время на орбиту вокруг Земли.
– Да. По четверке кандидатов на пароме, летающем месяц. Ни один телепат этого бы не вынес.
Полли Турнквист следила за спором, словно зритель на теннисном матче, поворачиваясь то к одному собеседнику, то к другому. Ее улыбка стала шире; волосы завораживающе развевались; наблюдать за ней было сплошным удовольствием. Она знала, что Мэтт следит за ней. То и дело ее глаза обращались к нему, словно приглашая разделить шутку.
– Почему, он же был бы там не один?
– Но не с теми. На Земле скрытого телепата повсюду окружают десятки тысяч сознаний. В космосе их было бы три. И он в течение целого месяца не смог бы хоть на час избавиться от любого из них.
– Джей, откуда ты все это знаешь? Из книг? Сам-то наверняка ни над кем не экспериментировал.
Глаза Полли, слушавшей спор, сверкали. Уши Худа постепенно краснели. Иссиня-черные волосы Полли вились вокруг головы, и, когда они приоткрыли на миг ее правое ухо, стало ясно, что она тоже носит крошечное, почти невидимое слуховое устройство.
Значит, у нее действительно были тайны. И Мэтт наконец решил, что знает, какого они рода.
Триста лет назад «Планк» прибыл на Гору Погляди-ка, ведомый шестью членами экипажа, которые присматривали за лежащими в анабиозе пятьюдесятью пассажирами. Во всех учебных лентах по истории рассказывалось, как кольцевидное летающее крыло нырнуло в атмосферу и часами двигалось над непроницаемым туманом – ядовитым и чудовищно раскаленным, судя по показаниям приборов. И вдруг над горизонтом поднялась огромная масса, вертикальная гора с плоской вершиной, имевшая сорок миль в высоту и протяженность в несколько сот миль. Она была подобна новому континенту, вздымающемуся над неосязаемым белым морем. Команда смотрела, лишившись дара речи, пока капитан Парлетт не воскликнул: «Погляди-ка!»
История высадки не задокументирована, но всем отлично известна. Пассажиров будили по одному, и они обнаруживали, что живут при внезапно возникшей диктатуре. Те, кто воспротивился, – их было не много – умерли. Когда спустя сорок лет прибыл «Артур Кларк», все повторилось. Последние триста лет ситуация не менялась, лишь росло население.
С самого начала возникла группа революционеров. Ее название несколько раз менялось; Мэтт не имел представления, каково оно сейчас. Он не был знаком ни с одним революционером и не имел особого желания становиться таковым. Эти люди ничего не добились, они только пополняли банки органов Госпиталя. Да и что они могли, когда экипаж контролировал все оружие и каждый ватт энергии на Горе Погляди-ка?
Если это было гнездо мятежников, то прикрытие они придумали хорошее. Многие весельчаки не имели слуховых устройств и вроде бы вообще тут никого не знали. Как и сам Мэтт. Но посреди естественного шума гулянки некоторые слышали голоса, доступные только им.
Мэтт дал волю воображению. У них тут наверняка есть какой-нибудь люк для бегства, и при появления полиции те, кто принадлежит к внутреннему кругу, воспользуются им на фоне естественной паники. Мэттом и его непосвященными собратьями можно пожертвовать.
– Но почему все эти оккультные силы должны быть связаны с чтением умов? Ты, Джей, это понимаешь?
– Естественно. Разве не ясно, что телепатия – черта, способствующая выживанию? Когда люди смогли развить пси-силы, в первую очередь должна была прогрессировать телепатия. Все остальные возможности пришли позже, потому что они с меньшей вероятностью спасут тебя от смерти…
От мысли уйти Мэтт отказался. Безопаснее? Конечно. Но здесь он хоть на время спрятался и от привередливых рудных червей и их корыстных поставщиков из экипажа, и от множества других проблем, которые портили ему жизнь. И у него ужасно чесалась шишка любопытства. Он хотел понять, как эти люди думают, как работают, как защищаются, что у них на уме. Он хотел узнать…
Он хотел поближе узнать Полли Турнквист. Теперь еще сильнее хотел. Она была мала ростом, приятна, хрупка на вид; каждый мужчина, хоть раз взглянув на нее, захотел бы стать на ее защиту. Почему такая девушка губит свою жизнь? Ведь именно это она и делает. Раньше или позже в банках органов возникнет недостаток здоровой печени, кожи, толстого кишечника, а уровень преступности на Плато окажется низким. Тогда Реализация устроит налет, и Полли разберут на составляющие.
У Мэтта возник позыв отговорить ее, увести отсюда и переехать на другую часть плато. Смогут ли они скрыться на столь ограниченной территории?
Вероятно, нет, но…
Но Полли даже не знает, что он догадался. Если она это обнаружит, его могут убить за лишние знания. Надо держать язык за зубами.
Это все портило. Если бы Мэтт мог играть роль наблюдателя, человека, который все видел и ничего не сказал… Но он не был наблюдателем. Он уже был замешан. Он знал Джея, и тот ему нравился. Лейни Мэттсон и Гарри Кейн понравились ему с первого взгляда, и он, может быть, влюбился в Полли Турнквист. Жизнь этих людей держалась на волоске. Как и его жизнь! И он ничего не мог с этим поделать.
Человек средних лет, стриженный бобриком, все еще обсуждал ту же тему.
– Джей, – сказал он, с трудом изображая терпение, – ты пытаешься убедить нас, что, когда отцы-основатели покинули Землю, там уже неплохо управляли пси-силами. Хорошо, но чего они с тех пор добились? Они добились огромных успехов в биоинженерии. Их корабли постоянно улучшаются. Роботы-прямоточники теперь сами возвращаются домой. Но что они сделали в области пси-сил? Ничего. Просто ничего. И почему?
– Потому…
– Потому что все это предрассудки. Ведовство. Мифы.
«Ох, заткнись!» – подумал Мэтт.
Все это было прикрытием для реально происходящего, а он в этом ральном не участвовал. Он выбрался из круга, надеясь, что никто, кроме Полли, этого не заметит. Никто и не заметил. Он направился к бару за добавкой.
Гарри Кейн исчез, его заменил парнишка несколько моложе Мэтта, который продержался бы еще не более получаса, если бы продолжил дегустировать свои смеси. Пригубив напиток, Мэтт обнаружил, что в основном это водка. А когда обернулся, перед ним оказалась Полли – она посмеивалась над его гримасой.
Полдюжины подозреваемых крепко спали, уложенные у стены патрульного фургона. Одетый в белое медик Реализации поднял голову, когда вошел Хесус Пьетро.
– А вот и вы, сэр. Думаю, эти трое – просто гуляки. У остальных есть аппараты в ушах.
Ночь снаружи была темной, как и всегда на лишенной луны Горе Погляди-ка. Хесус Пьетро оставил Милларда Парлетта перед стеклянной стеной банка органов размышляющим… о чем бы он там ни размышлял. О вечной жизни? Вряд ли. Даже стодевяностолетний Миллард Парлетт умрет, когда износится его центральная нервная система. Нельзя пересаживать мозги, не пересаживая вместе с ними и воспоминания. О чем думал Парлетт? Выражение его лица было очень странным.
Хесус Пьетро взял в руки голову подозреваемого и повернул ее, чтобы заглянуть в уши. Безвольное тело повернулось вслед.
– Я ничего не вижу.
– Когда мы попытались удалить механизм, он испарился. То же произошло и с пожилой женщиной. У девушки он сохранился.
– Хорошо.
Кастро пригнулся, чтобы посмотреть. В левом ухе, слишком глубоко, чтобы можно было достать пальцами, находилось что-то черное, окаймленное телесно-розовым.
– Найдите микрофон, – сказал он.
Человек позвонил. Хесус Пьетро нетерпеливо ждал, пока принесут микрофон. Когда дождался, приложил его к голове девушки и настроил на полную громкость.
Раздалось шуршание и потрескивание.
– Прилепите его, – сказал Хесус Пьетро.
Медик повернул девушку на бок и прилепил микрофон к ее голове. Громкое шуршание прекратилось, весь фургон заполнила глухая пульсация артерий.
– Сколько прошло времени с тех пор, как первые гости покинули помещение?
– Первые – вот эти двое, сэр. Примерно двадцать минут.
Дверь позади открылась, чтобы впустить еще носилки, на которых лежали без сознания двое мужчин и две женщины. У одного мужчины было слуховое устройство.
– Очевидно, у них нет сигнала, оповещающего о беспрепятственном уходе, – заметил Хесус Пьетро. – Глупо.
Вот если бы он руководил Сынами Земли…
Он выслал бы вперед ложные цели, расходный материал. Если бы первые не вернулись, он бы послал еще нескольких, через произвольно выбранные промежутки времени. До тех пор пока не смогли бы уйти лидеры.
Но куда уйти? Его люди не обнаружили тайных выходов; звуколокаторы не нашли подземных тоннелей.
Через несколько секунд Хесус Пьетро заметил, что микрофон заговорил. Звук был настолько слаб, что пришлось быстро приблизить ухо.
– Оставайтесь, пока не захотите уйти. Помните, это обычная вечеринка в открытом стиле. Однако те из вас, у кого нет важных новостей, пусть уходят до полуночи. Те, кто захочет поговорить со мной, должны использовать обычные каналы. Не старайтесь удалить наушники; к шести часам они распадутся сами. Теперь развлекайтесь!
– Что он сказал? – спросил медик.
– Ничего важного. Хотел бы я точно знать, что это Кейн.
Хесус Пьетро коротко кивнул медику и двум полицейским.
– Продолжайте, – сказал он и вышел в ночь.
– Зачем тебе уходить? – спросила Полли. – Все интересное только начинается.
– Вовсе нет, а стакан мой пуст, и, вообще-то, я надеялся уйти вместе с тобой.
– Ты, должно быть, веришь в чудеса, – рассмеялась Полли.
– Это правда. А зачем уходить тебе?
Окруженные людьми, утонувшие в водопаде голосов, Полли и Мэтт тем не менее были в уединении. Прочие не прислушивались к ним, сдерживаемые хорошими манерами и отсутствием интереса. Вот почему их никто и не слышал; разве можно сосредоточиться на двух разговорах одновременно? Они могли считать, что находятся в комнате одни; в комнате с податливыми стенами и неподатливыми локтями, в комнате такой же маленькой и приватной, как телефонная будка.
– Похоже, Джей рехнулся на почве пси-возможностей, – сказала Полли.
Она не ответила на вопрос, чему Мэтт был только рад. Он надеялся незамеченным ускользнуть от затеявшего диспут Худа. С этим ему повезло. Однако появление Полли все изменило, и ему нравилось отгадывать ее мотивы.
– Он всегда такой болтливый?
– Да. Он думает, что если бы только мы могли… – Она осеклась: девушка с тайнами. – Забудь Джея. Расскажи о себе.
И он рассказал о рудных червях, и о жизни дома, и о школе в девятом секторе Плато Гамма; он упомянул дядю Мэтта, который погиб, потому что был мятежником; но она не клюнула на приманку. А Полли рассказала, как росла в ста милях отсюда, около Колониального университета, и описала свою работу на ретрансляционной энергостанции «Дельта», но ни разу не обмолвилась о слуховом устройстве.
– Ты похожа на девушку с тайнами, – сказал Мэтт. – Думаю, все дело в улыбке.
Она придвинулась к нему поближе, то есть очень близко, и тихо спросила:
– Ты можешь хранить тайну?
Мэтт улыбнулся уголками губ, чтобы показать: он знает, что последует. Она же произнесла:
– Я тоже могу.
И это было все. Но она не ушла. Они улыбались друг другу, стоя лицом к лицу на расстоянии пары дюймов, радуясь мгновению тишины, которую человек из прошлого счел бы самым разгаром воздушного налета. Полли была восхитительна. В ее лице сочетались призыв и опасность; ее фигурка была гибкой, женственной, змеившейся с грацией танцовщицы под широким зеленым джемпером. Мэтт молча посмотрел в ее глаза и на миг почувствовал себя замечательно. Но миг прошел, и они стали говорить о всякой ерунде.
Напор толпы пронес их через половину помещения. Они протолкались обратно к бару за новыми порциями, потом опять позволили толпе нести себя. В непрерывном гуле было что-то гипнотизирующее, возможно объясняющее пятисотлетнюю традицию коллективных выпивок: ведь монотонный фоновый шум давно использовался при гипнозе. Время перестало существовать. И пришел момент, когда Мэтт понял, что предложит Полли пойти к нему домой, и она согласится.
Но такая возможность ему не представилась.
Что-то изменилось в лице Полли. Казалось, она прислушивается к чему-то, слышному только ей одной. Слуховое устройство? Мэтт готов был сделать вид, что ничего не заметил, но и этого не случилось. Полли вдруг начала удаляться, исчезая в толпе, не так, словно она спешила, а как будто вспомнив о чем-то, о пустяковой мелочи, о которой надо срочно позаботиться. Мэтт попытался следовать за ней, но перед ним сомкнулось море из человеческих тел.
«Слуховое устройство, – сказал он себе. – Это вызов».
Мэтт остался у бара, борясь с натиском, готовым унести его прочь. Он был уже пьян и очень благодарен этому обстоятельству. Сам-то не верил, что дело в слуховом устройстве. Вся эта история была слишком знакомой. Многие девушки потеряли к нему интерес так же внезапно, как и Полли. Но сейчас он был не просто разочарован – он был уязвлен до глубины души. Водка помогала снять боль.
К половине одиннадцатого он перешел на другую сторону бара. Мальчишка, изображавший бармена, находился в счастливом опьянении и охотно уступил свое место. Мэтт и сам надрался от души. Он раздавал напитки вежливо, но не подобострастно. Гости уже расходились. Для большей части Горы Погляди-ка наступило время сна, тротуары во многих городах свернулись до рассвета. Эти революционеры, видно, поздно просыпаются. Мэтт машинально раздавал напитки, но сам пить перестал.
Водка уже заканчивалась. А ничего и не было, кроме водки, полученной из сахара, воды и воздуха при помощи выращенной на Земле бактерии.
Ну и пусть кончится, злорадно подумал Мэтт, зато он сможет поглядеть на бурю негодования.
Он налил кому-то водки с грейпфрутовым соком. Но рука со стаканом не исчезла, чтобы освободить место для следующего гостя. Мэтт не сразу понял, что рука принадлежит Лейни Мэттсон.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответила Лейни. – Хочешь смениться?
– Пожалуй.
Один из рослых спутников Лейни сменил Мэтта, и Лейни повела его через изрядно поредевшую толпу к чудом незанятому дивану. Мэтт почти утонул в нем. Стоило ему прикрыть глаза, как комната начинала вращаться.
– Ты всегда так надираешься? – спросила она.
– Нет. Только когда мне не по себе.
– Расскажешь?
Он повернулся и посмотрел на нее. Каким-то образом его затуманенные водкой глаза увидели под макияжем, что рот Лейни слишком широк, а зеленые глаза странно велики. Но она улыбалась с сочувствием и любопытством.
– Видела ли ты когда-нибудь девственника двадцати одного года? – спросил он и прищурился, чтобы понять ее реакцию.
Уголки рта Лейни странно скривились.
– Нет.
Она старается не расхохотаться, сообразил Мэтт и отвернулся.
– Женщины неинтересны? – спросила она.
– Нет! Конечно интересны.
– Тогда в чем причина?
– Они забывают обо мне! – Мэтт чувствовал, что постепенно трезвеет – в том числе и от усилий, затраченных на ответ. – Совершенно внезапно девушка, за которой я ухаживаю, вдруг, – он сделал излишне размашистый жест, – забывает, что я рядом. Я не знаю почему.
– Встань.
– Хм?
Он ощутил, как она потянула его за руку. Он встал. Комната завертелась, и он понял, что вовсе не протрезвел: просто сидя он чувствовал себя уверенней. Потом вдруг наступила кромешная тьма.
– Где мы?
Ответа не было. Он почувствовал, как ее руки расстегнули его рубашку, пальцы с маленькими острыми ноготками застревали в волосах на его груди. Потом с него упали штаны.
– Ах вот оно что, – произнес он тоном безмерного удивления.
Это прозвучало так нелепо, что ему захотелось съежиться.
– Не паникуй, – сказала Лейни. – Демоны Тумана, какой ты нервный! Иди сюда. Не споткнись.
Он ухитрился вылезти из штанов, не свалившись. Его колени наткнулись на что-то.
– Падай ничком, – скомандовала Лейни, и он подчинился.
Он лежал лицом вниз на матрасе из воздушной пены, напряженный до судорог. Руки, оказавшиеся сильнее, чем ожидалось, погрузились в мышцы его шеи и плеч, начали месить их, как тесто. Ощущение было чудесным. Он лежал вытянув руки, словно собираясь нырнуть в воду, полностью размякнув, а костяшки пальцев пробегали вдоль его позвоночника, нежные их кончики обрабатывали каждое сухожилие.
Почувствовав себя полностью готовым, он повернулся и потянулся к ней.
Слева от него лежала пачка снимков в фут толщиной. Перед ним – три фотографии, явно сделанные скрытой камерой. Хесус Пьетро разложил их и рассмотрел снова. Под одной написал имя. Остальные ему ничего не говорили, он сложил их и сунул в большую стопку. Потом встал и потянулся.
– Сравните этих с уже задержанными подозреваемыми, – велел он помощнику.
Тот отсалютовал, подобрал стопку и, выйдя из мобильного кабинета, направился к патрульным фургонам. Хесус Пьетро последовал за ним.
Почти половина гостей Гарри Кейна уже находилась в патрульных фургонах. Их фотографии были получены в тот момент, когда они входили вечером в парадную дверь. Хесус Пьетро, обладавший феноменальной памятью, опознал большинство из них.
Ночь была холодной и темной. Крепкий ветер дул над Плато, неся запах дождя.
Дождь.
Посмотрев вверх, Хесус Пьетро увидел, что половина неба затянута рваными облаками. Он представил себе облаву под проливным дождем, и это ему не понравилось.
Вернувшись в кабинет, он включил интерком на общую связь.
– Слушать всем, – произнес он деловым тоном. – Начинаем второй этап. Приступайте.
– Все так нервничают?
Лейни тихо хихикнула. Теперь пусть смеется над чем угодно, если хочет.
– Не настолько. Думаю, в первый раз каждый немного боится.
– И ты боялась?
– Конечно. Но Бен справился как надо. Хороший он парень, Бен.
– А где он сейчас? – Мэтт испытывал легкую благодарность к этому Бену.
– Он… ушел.
Ее тон велел оставить эту тему. Мэтт предположил, что Бена поймали за ношением слухового устройства или за чем-нибудь в этом роде.
– Не возражаешь, если я зажгу свет?
– Если найдешь выключатель, – сказала Лейни.
Она не ожидала, что ему удастся это сделать в кромешной темноте незнакомой комнаты, но выключатель он отыскал.
Мэтт ощущал невероятную трезвость и невероятный покой. Он прошелся взглядом по лежавшей рядом с ним Лейни, увидел руины ее тщательной прически, вспомнил прикосновение гладкой теплой кожи. Он знал, что может коснуться ее снова. Это была сила, ранее ему незнакомая.
– Просто прекрасно, – сказал он.
– Размазанный макияж на незапоминающемся лице.
– На незабываемом лице… – Теперь это было правдой. – И никакого макияжа на незабываемом теле.
На теле с бесконечными возможностями для любви, теле, которое до того казалось ему слишком большим, чтобы быть привлекательным.
– Мне следует носить маску вместо одежды.
– Тогда на тебя будут обращать слишком много внимания.
Она громко рассмеялась, и он приложил ухо к ее пупку, чтобы насладиться дрожью мышц брюшного пресса, похожей на землетрясение.
Вдруг пошел дождь, барабаня по толстым коралловым стенам. Они замолкли, прислушиваясь.
Внезапно Лейни вцепилась пальцами в его руку и прошептала:
– Угроза.
Она хочет сказать «гроза», подумал Мэтт, повернувшись, чтобы посмотреть на нее. Она была перепугана, ее глаза, ноздри, рот расширились. Она имела в виду угрозу!
– Ты ведь знаешь способ уйти? – спросил он.
Лейни затрясла головой. Она прислушивалась к вкрадчивым голосам через слуховое устройство.
– Но ты обязана знать путь наружу. Не беспокойся, я не хочу никаких подробностей. Мне ничто не угрожает.
Лейни посмотрела с изумлением, и он добавил:
– Конечно, я заметил слуховые устройства, но это меня не касается.
– Касается, Мэтт. Тебя пригласили, чтобы мы могли на тебя посмотреть. Все мы иногда приводим посторонних. И некоторым предлагают присоединиться.
– Да ты что?!
– Я говорю правду. Выхода наружу нет. Реализация умеет обнаруживать тоннели. Но есть укрытие.
– Отлично.
– Вот только мы туда не доберемся. Реализация уже в доме. Его заполнили усыпляющим газом. В любую минуту он начнет просачиваться сквозь двери.
– А окна?
– За окнами нас ждут.
– Мы можем попытаться.
– Хорошо.
Она была уже на ногах, натягивала платье. Больше ничего. Мэтт даже на одевание не стал тратить времени. Он швырнул в окно огромную мраморную пепельницу и прыгнул вслед за ней, возблагодарив Демонов Тумана, что на Горе Погляди-ка не умеют делать небьющееся стекло.
Две пары рук вцепились ему в плечи еще до того, как ноги миновали подоконник. Мэтт лягнулся и услышал возглас «уффф!». Краем глаза он заметил, как Лейни выскочила из окна и кинулась бежать. Хорошо, он ей поможет.
Мэтт дернулся, пытаясь сбросить захват. Мясистый кулак весом в тонну врезался ему в челюсть. Ноги подогнулись, в глазах вспыхнул свет.
Свет исчез. Мэтт сделал последнюю отчаянную попытку вырваться и почувствовал, что одна рука освободилась. Он взмахнул ею, описав круг. Локоть врезался в податливую плоть и кость; безошибочное, незабываемое ощущение. Он оказался на свободе и побежал.
Первый раз в жизни он так сильно ударил человека. Судя по ощущению, размазал нос по лицу. Если реализаторы его поймают…
Мокрая, скользкая, предательская трава под ногами. Он наступил на гладкий мокрый камень и проехался по траве щекой и плечом. Дважды его находил свет фонарика; он сразу падал и ждал, когда луч сместится, потом бежал дальше. Дождь, должно быть, слепил фонари и глаза; дождь и удача Мэтта Келлера. Над ним сверкали молнии. Помогали они бегству или мешали, он не знал.
Даже убедившись, что погони больше нет, он продолжал бежать.
