9. Март. Вперед, к простоте

Я бы очень хотела сказать, что я оставила свою боль в феврале, когда все началось. Я бы хотела сказать, что я раскрыла семейный секрет, потом у меня случилась паническая атака, я поплакала немного, успокоилась и стала жить дальше. Было бы здорово описать февраль как худший месяц в моей жизни, обвязать ленточкой и убрать с глаз долой. Конечно, все было не так просто. Нам кажется, что каждый месяц в году – это новая глава в нашей жизни, но этот месяц все тянулся и тянулся. Да, я реже срывалась и начинала всхлипывать посреди разговора, но только потому, что меня парализовало от боли. Я перепрыгнула через стадию торга. Мне нечего было предложить судьбе. Я знала, что мои родители не откажутся от своего решения и я не могу ничего сделать, чтобы это изменить. Так что из гнева я нырнула прямиком в депрессию.

Я никогда не стала бы использовать слово «депрессия» необдуманно. Конечно, так называют одну из стадий скорби, но я понимаю, что это может быть и очень серьезной болезнью. Подрастая, я видела, как подруга нашей семьи боролась с клинической депрессией, которая подкосила ее здоровье на годы. В нашей семье также были случаи биполярного расстройства с депрессивными эпизодами. Я бы никогда не сравнила вызванную потерей грусть с такими формами депрессии. Но, возможно, именно из-за нежелания бросаться страшными словами мне понадобилось почти два месяца, чтобы признаться кому-нибудь, насколько глубокой и пронизывающей была моя боль.

Я с трудом вставала с постели – и не потому, что кровать была моим убежищем. В том, чтобы жить под одеялом в пижаме, которую не стирали неделями, не было ничего умиротворяющего. Но где бы я еще могла провести половину дня в позе эмбриона? Когда подруги присылали мне сообщения или пытались позвонить и узнать, как у меня дела, я их игнорировала. «Почему я рассказала об этом стольким людям? – досадовала я на себя. – Пожалуйста, хватит спрашивать, как я поживаю, – умоляла я каждый раз, когда телефон начинал светиться. – Мне ужасно плохо, и я не хочу больше об этом говорить».

Эмма и Клэр были единственными людьми, которых я подпускала к себе. Я знала, что Клэр меня ни в коем случае не осудит, а Эмма прошла через то же испытание. Большинство зависимых людей, которых я знаю, чувствительны к боли, вот почему мы пытаемся от нее спрятаться. Пока я оставалась честна с Эммой и Клэр, я не пряталась от боли – я просто не хотела, чтобы весь мир знал, насколько мне больно.

Чем дольше я игнорировала всех остальных, тем более утешительные сообщения они присылали. Кто-то отправлял стандартные фразы типа «Все наладится!». Несколько людей прислали духовные и религиозные тексты – цитаты из Библии о силе и сострадании, слова буддистских мудрецов о том, как отпустить и найти счастье. Одна подруга предложила попробовать медитацию, так что я загрузила приложение Calm на свой телефон. Я запустила его один раз, но мне было так некомфортно наедине с моими мыслями, что я выключила приложение спустя три минуты. Потребовалось еще два года, чтобы я попробовала снова и, наконец, начала медитировать. Однако одно полезное свойство у приложения обнаружилось сразу: с его помощью можно было слушать шум дождя. Я выросла на побережье Тихого океана и всегда считала этот звук успокаивающим. Думаю, на острове Ванкувер иначе и не выжить. Я положила телефон на тумбочку у кровати, оставила приложение включенным и смогла расслабиться и как следует выспаться впервые за недели.

Самые тяжелые мысли, которые посещали меня в то время, были не о самом разводе, не о моих родителях, о семье или будущем. Это были мысли о выпивке. Я вообще не думала о покупках. Но я думала об алкоголе. Многие ночи я уговаривала себя не спускаться в магазин в моем доме и не покупать там бутылку вина. Я живу одна. Никто не узнает. Иснова он – тот голос – пытался уговорить меня сделать что-то плохое. Уговоры становились все настойчивее, я напоминала себе, что никто из моих подруг не живет по соседству и я в любом случае в последнее время ни с кем не общалась. Серьезно, никто не узнает. Если бы я бросила пить всего несколько месяцев назад, я бы очень рисковала поддаться этим мыслям. Но я знала, что смогла вынести боль без алкоголя раньше, а значит, смогу сделать это снова. Впервые я задумалась о том, чтобы сходить на встречу анонимных алкоголиков.

Об их собраниях я не знала ничего, кроме того, что слышала от отца и одной моей подруги, которая бросила пить за шесть месяцев до меня. Папа ходил на собрания только в первый год его трезвости, а потом почувствовал, что продолжать не имеет смысла. Он спросил себя: зачем постоянно ходить по кругу и без конца говорить о своей зависимости, если можно просто оставить ее в прошлом и жить дальше? С другой стороны, моя подруга не пила уже три года и посещала собрания каждую неделю. Думаю, все это индивидуально.

Меня эти встречи никогда не привлекали. Наверное, я бы смогла выдержать один раз. Я привыкла быть единственной трезвенницей в практически любой компании, и мне, очевидно, стоило бы найти нескольких новых трезвых друзей. В этом я даже не сомневалась. Но что-то в анонимных алкоголиках всегда казалось неправильным. Может быть, дело в том, что я не очень религиозный человек, и потому их руководящие принципы и 12 шагов вызывали у меня дискомфорт. Я считала, что это правильный порядок действий, но он был изложен чужим для меня языком. Я помню, как я прочитала как-то молитву о душевном покое и поняла, что могу согласиться только с двумя строками: «Проживая каждый день с полной отдачей, радуясь каждому мгновению». Меня также не устраивали гендерные предрассудки в большей части их текстов. Уверена, что среди организаторов собраний анонимных алкоголиков можно найти людей, которые согласились бы внести кое-какие поправки, но я не хотела этого требовать. Кто я такая, чтобы ради меня изменять методику, помогавшую людям с 1935 года?

Я поделилась мыслями с Клэр и спросила, бывала ли она раньше на собраниях. Она сходила на одно, и ее опыт подтверждал мои подозрения. Она все равно посоветовала мне пойти, но я упрямо отказалась и решила проработать мои мысли самостоятельно. Я мало во что верю, но остатки веры в моей душе подсказывали мне жить с полной отдачей, радуясь каждому мгновению.

Я ощущала большую разницу между тем, как я мечтала об алкоголе, когда впервые бросила пить, и теперь. Его употребление уже не было моей привычкой. Я не возвращалась к циклу: захотеть, выпить, стыдиться. Я не чувствовала потребности отключиться и не страдала от мысли о том, что мне придется справляться с горем без выпивки. Я знала, что на самом деле не хочу пить и уж тем более разбираться с потенциальными последствиями возвращения к пьянству. Я просто устала от боли. Боль – как эмоциональная, так и физическая – истощает. Я не могла выбраться из постели, потому что боль отнимала всю мою энергию и у меня ничего не оставалось. Когда-то выпивка казалась лекарством от боли, так же как трата денег казалась способом сделать жизнь лучше. Я отказалась от обеих привычек, и это пошло мне на пользу.

Но это не значит, что я не поддалась другим желаниям.

Я всегда награждала себя едой. Так что, вместо того чтобы покупать бутылку вина, я покупала пиццу. И шоколад. И мороженое. А иногда я в один вечер покупала пиццу, шоколад и мороженое. В этом не было ничего бездумного: я знала, что заедаю негативные эмоции. Я делала заказы и ходила в магазины, зная, что от еды мне станет получше. Я делала это не каждый вечер и не съедала все за раз, как раньше. Я не хотела объедаться сыром или впадать в сахарную кому. Я просто хотела проводить какое-то время с удовольствием каждые несколько дней, и получать это удовольствие от еды казалось самым здоровым вариантом.

В такие вечера я обычно сопровождала ужин просмотром Netflix. Книги на тумбочке по-прежнему казались неподъемными, но включить Netflix было легко – слишком легко. Боль и тяжелые мысли измотали меня. Так что как только я приходила домой с едой, я включала какой-нибудь сериал и смотрела одну серию за другой, пока не отправлялась спать.

К тому моменту я уже научилась осознавать, что делаю, но все равно часто выбирала то, что для меня вредно. С одной стороны, наверное, я еще не набралась сил и не привыкла справляться со сложными ситуациями без помощи вредных веществ. Но, с другой стороны, я хотя бы понимала, что делаю. Раньше, съедая пиццу за один присест и выпивая бутылку вина, я никогда не думала: «Мне очень больно, и это поможет на время заглушить боль». Я просто ела и напивалась. Только когда я протрезвела и стала сознавать все свои неприятные ощущения, я начала понимать, почему запихивала столько дряни в себя все эти годы.

Что-то изменилось. Теперь я не глотала еду, не пережевывая. И я не скрывала своего обжорства. Более того, я посылала фотографии моей вредной еды Эмме. Я говорила ей, что не собираюсь чувствовать себя виноватой, и это была правда. Я не стыдила себя. Я не хотела, чтобы меня снова затянул порочный круг ненависти к себе. Скорее это напоминало тестирование новой теории. Религиозные цитаты, мудрые слова и медитация не помогали. Я не собиралась напиваться и не хотела ничего покупать. Но если в восьми случаях из десяти я выбирала здоровую еду, может, этого было достаточно? Почему бы мне не порадовать себя хотя бы иногда?

Надо признать, это была не лучшая моя идея. Однако я отчитывалась перед Эммой не только потому, что она – та подруга, которая всегда поможет сделать правильный выбор. Я знала, что она будет на посту, как только я приготовлюсь вернуться на путь истинный. Она позволит мне тосковать и месяцами будет слушать, как я выговариваюсь, но есть пиццу, шоколад и мороженое она позволит мне только пару недель, а потом скажет: «Ты почувствуешь себя лучше, если будешь питаться правильнее, солнце». И я знала, что она права, потому что обращала внимание на то, как мое тело реагирует на еду.

Каждый раз, когда я съедала слишком много белого сахара или белой муки, мне становилось очень и очень плохо. Я чувствовала озноб, начинала дрожать и сворачивалась под одеялом. Потом я просыпалась и поражалась тому, что я потеряла час моей жизни и мне теперь дурно. Это не был дневной отдых. Я не добирала сон, которого мне не хватило ночью, и не прислушивалась к моему телу. Мое тело говорило мне, что оно больше не может переносить то, чем я его заправляю. В моей семье были случаи диабета второго типа, так что я знала о его признаках. Если я не буду осторожна, он может развиться и у меня, а это не та болезнь, с которой я хотела бы мучиться всю оставшуюся жизнь.

Заметив такую закономерность, я начала делать заметки о том, как я чувствую себя после разной еды, и постепенно сокращать потребление той, от которой мне становилось плохо. Это была не диета. Я провела 2012 год, отслеживая, что я ем, и считая калории, чтобы похудеть. Вот это была диета, и больше я к ней не прибегала. Но сейчас я не хотела снижать вес или изменять что-то в моем теле. Я просто хотела чувствовать себя лучше. Это казалось наиболее здоровым вариантом – разобраться, как на меня влияет еда, и есть меньше того, от чего я чувствую себя больной и что не дает мне энергии.

По сути, я делала практически то же самое, когда решила разобраться с долгами. Я каждый день отслеживала свои траты, пока, наконец, не увидела, куда идут мои деньги. И тогда я смогла спросить себя, что я думаю об этих цифрах. Устраивают ли они меня? Делают ли вещи, на которые я трачу деньги, мою жизнь лучше? Если я отвечала «да», то оставляла эту категорию трат. Но если я решала, что возможность уменьшить долг для меня ценнее, то урезала расходы. Аналогичным образом я спланировала свой эксперимент по отказу от ненужных покупок и таким же образом позже изменила его правила. Я решила, что могу тратить деньги на вещи, которые делают мою жизнь лучше, например на путешествия, но я должна отказаться от всего остального, чтобы узнать, на чем можно сэкономить. После этого я составила опись моих вещей, взяла на себя обязательство покупать только самое необходимое и в итоге сэкономила массу денег, а также сократила количество создаваемого мной мусора.

Все последние открытия можно было свести к двум вопросам. Если мне от этого плохо, зачем я это делаю? И чего я действительно хочу прямо сейчас? А хочу я чувствовать себя хорошо – или хотя бы лучше.

На то, чтобы прекратить объедаться, мне потребовалась пара недель, а вот разобраться со вновь прорезавшейся зависимостью от телевизора было сложнее. На это ушел 31 день. То, что начиналось как фоновый шум, заполнявший безмолвную пустоту моих вечеров, быстро превратилось в неумолкающий поток звука. Мне всегда нравилось жить одной, но сейчас я не хотела быть одна, а это совсем разные вещи. Жить одной означает, что я свободна делать все, что хочу, на своей собственной территории, не думая о том, что об этом думает кто-то еще. Быть одной означает, что мне не с кем поделиться повседневными радостями и горестями. Общение заряжает меня энергией, так что, если бы со мной жила соседка или партнер, этот период мой жизни мог оказаться совершенно другим. Но у меня никого не было, и мне пришлось обратиться к Netflix и позволить голосам из любимых сериалов составить мне компанию.

Началось все с вечеров. Два года назад, когда я стала работать удаленно, я пообещала себе, что не позволю себе отвлекаться в течение дня, в том числе и на телевидение. Я сдержала это обещание и лишь изредка смотрела сериалы по вечерам. Но когда туман наполнил мою жизнь, я стала включать Netflix, как только заканчивала работать. Даже минута тишины казалась слишком болезненной, так что я не закрывала окно с очередной серией, пока не ложилась спать. В конце концов я утратила способность засыпать в тишине и начала оставлять ноутбук включенным на всю ночь. Иногда я просыпалась в два или три часа ночи и выключала его. Но чаще, садясь с утра перед экраном, я сразу же видела открытую вкладку Netflix, нажимала на кнопку и позволяла голосам звучать, пока я заваривала кофе и готовилась к работе.

Я не хотела смотреть что-то конкретное. Это было бездумное занятие – способ избежать дискомфорта, с которым я не хотела разбираться. Я даже не обращала внимания на то, какие сериалы я смотрю. Я их не смотрела. Голоса персонажей составляли мне компанию. Так я умудрилась просмотреть семь сезонов одного сериала и девять сезонов другого. Более 250 часов – 10,4 дня, или 2,9% моего года. Я поняла, что надо что-то менять, когда начала оставлять сериалы включенными круглосуточно. У меня появились проблемы с концентрацией в течение дня, я теряла мотивацию работать над блогом и заниматься фрилансом по вечерам, и мне было сложно спать по ночам. Тишина ранила, но от шума надо было избавиться.

Я решила сделать то, что я часто делала в таких ситуациях, – заставить себя обойтись без чего-то на определенное время, в данном случае один месяц, или 31 день. Что не удивительно, запрет на телевидение привел к тем же реакциям, что и запрет на шопинг или кофе навынос. В первый же день я почувствовала привычное желание посмотреть что-нибудь, когда села за ужин и когда забралась в постель вечером. Второй и третий день прошли так же. В мою повседневную жизнь внедрились определенные привычки, и теперь их нужно было заменить чем-то другим. Я решила, что могу вместо сериалов смотреть выступления с конференций TED Talks. Я также начала слушать больше подкастов и аудиокниг – раньше я всегда говорила себе, что на такие вещи у меня «нет времени». Время у меня было, просто я предпочитала тратить его по-другому. Я до сих пор не понимаю, почему мы так легко отказываемся делать то, что нам и правда нравится, и вместо этого делаем то, что требует от нас чуть меньше усилий. Только когда я начала спрашивать себя, чем я хочу заняться прямо сейчас, чтобы почувствовать себя лучше, я наконец перестала придумывать отговорки и смогла уделять больше времени чтению.

В течение месяца я прочитала пять книг и прослушала бесчисленное множество подкастов. Я также написала полдюжины постов и несколько раз встретилась с подругой, которая собиралась помочь мне реализовать некоторые идеи для блога. Чтобы следовать новым правилам своего эксперимента, я начала читать о движении за сокращение отходов и придумывать, как бы самой производить меньше мусора. Я проводила время вне дома, долго гуляла одна и с подругами. Я взяла два урока у женщин, на которых я равнялась, и поддерживала связь с моими многочисленными подругами с помощью телефона и видеочатов. От моего друга Дэвида, с которым мы познакомились в Нью-Йорке, я узнала о сенсорной депривации. Я записалась на сеанс и убедилась, что способна выдержать 90 минут покоя и тишины. Мне даже понравилось. Я выбралась из кровати и начала жить, и это было хорошо.

Нельзя сказать, что я совсем не нарушала правила. Я все-таки потратила около дюжины часов на ТВ в том месяце и позволила себе посмотреть два документальных фильма. Я также не смогла решить все проблемы с концентрацией и сном. Но я больше не смотрела сериалы бездумно, просто чтобы избежать некомфортной тишины. Я смотрела фильмы осознанно. Я точно знала, что я хочу увидеть, и отводила для этого время. Еще до окончания месяца я знала, что так и продолжу делать. Я решила, что впредь буду смотреть телевизор только после работы и до сна. Я смогу мириться с тишиной. А вот с чем я мириться не должна – так это с потерянными часами, днями и неделями моей жизни, потраченными на не нужные мне вещи.

По мере того как я становилась более внимательной к тому, чем питала душу и тело, я начала замечать, что стала куда внимательнее и к моим тратам, особенно когда речь шла о вещах, которые мне можно было покупать. Когда я составила список одобренных покупок, я задумалась, не сделает ли он мою задачу слишком простой, не послужит ли лазейкой. Еще я волновалась, что, купив хоть что-то, сорвусь и начну покупать то, чего в списке нет. Я и представить не могла, что случится обратное. Список заставил меня принимать более разумные решения.

Например, мне можно было купить только одну толстовку, а значит, мне следовало найти самую лучшую. Не лучшего бренда, не самую дорогую или качественную. Мне нужна была лучшая толстовка именно для меня – хорошо сидящая, приятная на ощупь, комфортная, потому что все вещи из своего крошечного гардероба я носила постоянно. Я примерила множество толстовок. Какие-то из них хорошо смотрелись на вешалке и плохо – на мне. Какие-то оказывались слишком тесны в бедрах и слишком широки в груди (обычная проблема, когда у тебя женственная фигура, но небольшой бюст). Я примеряла толстовки всех моих любимых цветов: серые, зеленые, черные и серые. Наконец, темно-бордовая толстовка на молнии подошла мне по всем параметрам. Она была первой, в которой я могла представить себя в любой день, первой, на которую я была готова потратить деньги, и мне понадобилось девять месяцев, чтобы ее отыскать. В этом решении не было ничего импульсивного.

Точно так же я выбирала единственный наряд, чтобы носить его на разные свадьбы, единственную пару спортивных штанов, чтобы носить их в спортзал, и одну пару ботинок для холодной погоды. Понимание, что я могу купить только одну вещь, делало решение гораздо более трудным – и гораздо более значительным. Я вспомнила о четырех больших мешках одежды, от которых избавилась несколько месяцев назад, и о том, как некомфортно мне было почти во всех этих вещах. Я не хотела тратить мои деньги на что-то слишком короткое, подчеркивающее недостатки фигуры или просто не мое. Я хотела чувствовать себя хорошо – и когда я ношу одежду, и когда принимаю решение потратить на нее деньги.

Оказалось, что список одобренных покупок – это, по сути, моя страховка на время всего эксперимента. Я разрешила себе покупать некоторые вещи и заменять те, что нуждались в замене. Весной мой мобильный телефон, который и прежде постоянно выключался сам по себе, сделал это в последний раз и уже больше не заработал. Я не могла жить без телефона, поэтому пошла в магазин. Я не стала покупать самую новую или самую дорогую модель. Я приняла решение не под влиянием маркетинговой кампании, рекламы или обещания скидки. Я купила то, что мне было нужно и что я могла себе позволить. А потом мои единственные джинсы порвались по внутреннему шву. Я попробовала починить их, задействовав свои новые навыки, но спустя семь дней поняла, что надежно и незаметно зашить обтягивающие джинсы – непосильная для меня задача. После того как одна за другой порвались две пришитые мной заплатки, я пошла в магазин и купила новую пару.

Меня вдруг осенило, что раньше я никогда не делала покупки таким образом. Я никогда по-настоящему не нуждалась в чем-то, потому что я всегда покупала вещи на будущее. Например, я использовала купон, чтобы купить две бутылки геля для душа про запас, хотя у меня дома уже была одна. Или я покупала футболку, которая мне понравилась, в четырех цветах, на тот случай, если я больше такой не найду. Я убеждала себя в том, что эти вещи больше никогда не появятся в продаже, так что нужно покупать их, пока они дешевы. Реклама и маркетинговые кампании убедили меня, что я стою перед выбором: сейчас или никогда. Мне никогда не приходило в голову подождать, пока вещь мне реально понадобится. Как оказалось, узнать, что тебе нужно, можно, только пожив без этого.