Глава 8

Ким не хотел возвращаться, но солнце уже совсем по-вечернему светило медью, а к вечеру всем нужно быть в городе — даже тем, кто не состоит в ночных отрядах и не несет вахту: таково правило, установленное матерью. Ким подозревал, что это правило она ввела из-за него — раньше он мог по нескольку дней пропадать в лесу. Там, среди огромных серебристо-голубых елей и невыносимо холодных ручьев, царило безвременье. Не было ни прошлого, в котором так сложно что-то понять; ни смутного, тревожного настоящего; ни будущего, которое он не мог себе представить, как ни старался.

Им с братом шел тринадцатый год, когда отец не вернулся из ночного похода, и даже похоронить его, попрощаться с ним они не смогли — проклятая кризанта превращает тело в пепел за считанные секунды.

Через несколько дней после этого Ким впервые ушел из дома надолго — почти на трое суток. Шел, пока совсем не закончились силы, забрался далеко в лес. Ночью он сидел у костра, глядя в пламя, что забирало из рук обломки веток — мягко, покорно, как собака берет еду с ладони любимого хозяина. Мирный огонь, дающий тепло, часть того самого, которым они убивали. Самые страшные ожоги не чувствуешь. Очень плохо, если не больно — это значит, что уже не заживет никогда…

Когда он наконец вернулся домой, был скандал. Мать думала — с ним тоже случилась беда, но заметно расстроилась, узнав, что он отправился не мстить, а всего лишь на прогулку.

Давид же переживал горе по-своему — часами изнурял себя на тренировках, бегая на длинные дистанции. С того дня, когда прилетела страшная весть, он не мог дождаться посвящения, чтобы отомстить, и злился на Кима за то, что тот не уделяет должного внимания подготовке. Ким отмалчивался, решив не спорить, — он сам еще толком не мог себя понять. Приходил на плац, выполнял свою норму и другие обязанности, но при каждом удобном случае стремился остаться в одиночестве. И чем больше он думал о произошедшем, тем острее чувствовал: это неправильно.

Отец не погиб бы, если бы не та ночная вылазка. Если бы не было этих набегов, если бы они просто оставили этих людей в покое. Серьезно, почему нет? Разве нельзя хорошо жить в другом месте, не ища никакого сокровища, которого, может, и не было никогда?

Когда он однажды высказал это вслух, мать в первый и единственный раз ударила его. Давид, до того понимавший брата во всем и бывший самым надежным союзником, ответил недоумением и даже озлобленностью. Тогда стало понятно: это опасные мысли, вот только избавиться от них никак не получалось.

…Что станет с ним после посвящения? Он искал ответ, наблюдая за старшими мужчинами, слушая их рассказы, но чем больше знал, тем больше запутывался. И каждая правда была отражением себя самой в зеркальном лабиринте, а выход терялся в темноте или не существовал вовсе.

Судя по всему, после посвящения начинается настоящая жизнь. Говорят, сил прибавляется в разы — физических тоже, но не только. Обостряются зрение, слух и другие чувства — можно видеть на большие расстояния и в темноте. Спят реттеры всего пару часов — в сумерках, вечерних и утренних. Днем они служат духам, а ночью вольны делать что хотят. Духи-покровители не только дают нечеловеческие способности для битв, но и открывают секреты, зная которые можно достичь чего угодно. Например, найти богатые месторождения редких минералов, до которых никто еще не добрался. Драгоценные камни и изделия из них, продаваемые в разные страны, давали городку средства к существованию, а также возможность совершать вылазки во внешний мир и закупать там дорогие и важные вещи вроде измерительных приборов, сырья для лекарств, инструментов и прочего. И, конечно, помогая духам в изготовлении ядов и других субстанций, можно очень многому научиться — в том числе находить противоядия, средства от различных ран и ожогов. Конечно, это совсем не та мудрость, которую когда-то давала Арна, но многим известным врачам из внешнего мира и до этого далеко. А еще некоторые из врачей имеют знакомых среди нодийцев, но это другая история.

Итак, в те ночи, когда не надо было отправляться в Арнэльм — в атаку, разведку или просто для устрашения, — можно было заниматься чем угодно. И как-то так получилось со временем, что почти весь город перешел на сумеречный образ жизни, а те, кто предпочитал дневной свет, старались не особо показываться с наступлением темноты. Все это чем-то напоминало легенды про вампиров — Ким любил читать про них в детстве и даже мечтал отправиться на их поиски — с одной лишь разницей: реттера освобождал от связи с духом-покровителем не осиновый кол в грудь, а двадцать лет службы — то есть всего одна молодость. Правда, многие погибали раньше или очень быстро старели, когда проходил этот срок, — тело, данное природой, изнашивалось намного быстрее. Или они сходили с ума.

Ким думал обо всем этом, шагая вдоль ручья обратно к городку, и голова у него горела. Хотелось сунуть ее в ледяную воду, и один раз он даже так и сделал, но это помогло ненадолго.

Не все нодийские мужчины становятся реттерами. Это особая честь, для которой выбирают самых сильных, быстрых и крепких — не только телом, но и рассудком. Именно выбирают — глава города и совет старейшин. И так вышло, что для Давида и Кима другой судьбы и представить было нельзя, хотя их самих никто не спрашивал.

Сейчас Ким вышел на опушку леса, от которой вела в городок, вниз по склону, извилистая тропа. И тут, словно стрела, выпущенная вслед, его настигла мысль: «А если я откажусь от посвящения?»

Настигла — и вонзилась острием в сердце. Не вытащишь теперь и не прикроешь ничем — так будет торчать, пока не выдаст его.

…Что тогда будет? Наверно, его убьют. Или изгонят из города. Или… отдадут духам против его воли. Хотя лучше бы изгнали, конечно. Или даже убили.

День был теплый, почти летний, но тут будто пригоршню снега сыпнули за воротник. Ким остановился, посмотрел на город внизу, на лес позади, на голубые вершины гор вдалеке. Как будто ничего не изменилось вокруг, но привычный мир исчез, стал призрачным и далеким, как сон.

Что, если убежать? До того, как напишут знаки на левом запястье несмываемой краской — метка для духа, получающего слугу. Как долго получится скрываться? И главное, куда бежать-то? Во внешнем мире он был всего два раза — на закрытых лекциях по истории — и никого там не знал. В леса, дальше на север? Не в Арнэльм же?

Медный солнечный свет понемногу остывал, превращаясь в бледно-розовые сумерки. Ким очнулся. Надо идти, а то мать снова будет ругаться и, может, еще заподозрит что-нибудь.

А Давид, разумеется, спросит: «Ну зачем ходить? Ты же умеешь перемещаться в сжатом пространстве, в школе еще научился».

Оно, конечно, совсем не то, что неспешная прогулка, хотя и занятно по-своему. Это умение — одно из основных, но легко дается оно не всем: некоторые нодийцы и десяти километров в минуту преодолеть не могут. Ким умел перемещаться быстро, но делал это редко, только если очень спешил — ему не нравилось, как всё вокруг расплывается, превращаясь в хаос. Да и устаешь — без поддержки Союзника силы быстро заканчиваются, поэтому всегда надо иметь с собой что-нибудь сладкое, иначе на выходе из потока можно потерять сознание или даже умереть.

Хорошо, что в ближайшее время так перемещаться не придется. Завтра они с Давидом отправятся в Риттерсхайм на поиски Эрика. Ким шагал к городку, кивая знакомым, что в это время как раз выходили на улицы, — и тут же прятал взгляд, как будто нес с собой что-то опасное и недозволенное.