ГЛАВА 12

Тана едва успела вернуться в Твин-Риверс и кормила собак, когда раздался звонок — драка в «Красном лосе». Завела грузовик, любезно предоставленный полицией и мерзнувший на парковке, нажала на газ и понеслась, скользя по зимней дороге, к салуну в старомодном стиле. Отключила сирену, мигалку оставила. Распахнула дверь машины. Ее тут же оглушила громкая музыка и рев.

— Сидите тут, — сказала она собакам и рванула к лестнице, на всякий случай сжав в руке оружие.

Верхушки сосен качались и кружились на ветру. Небо пылало северным сиянием.

Перешагивая сразу через две деревянные ступени, Тана поднялась к двустворчатым дверям, и они тут же распахнулись ей навстречу. На нее налетел мужчина, который пятился назад, раскинув руки, как ветряная мельница. Он изо всех сил старался удержать баланс и все равно скатился с лестницы. Обойдя его, Тана протиснулась в двери.

— Ух ты, будет жарко, — сказал кто-то, вломившись вслед за ней. — Даже копы притащились.

Внутри было жарко. Пахло кислым потом, как в раздевалке, еще — разлитым пивом и вином. Музыка грохотала. Глаза не сразу привыкли к свету. Стены салуна были обиты черным деревом, полумрак освещала неоново-красная фигура лося.

Дрались у барной стойки. Один молодой, крепкий парень повалил на пол другого, который пытался отбиться. Вокруг собралась вопящая толпа. Кто-то запустил стулом в зеркало за стойкой. Стекло брызнуло во все стороны, раздался женский визг.

О господи, как она собирается это уладить?

Чувствуя, как колотится сердце, Тана с трудом пробилась сквозь толпу. Мимо пролетел еще один стул. Под ногами захрустели осколки, пол был липким от алкоголя.

— Пропустите, полиция.

Никто, судя по всему, ее не услышал.

— Полиция! — закричала она во весь голос. — Пропустите!

Подойдя ближе, смогла рассмотреть дерущихся. Длинные черные волосы того, кто явно брал верх, рассыпались по плечам, глаза были бешеными, по лбу стекал пот. Джейми Удав, сделавший браслет, который был на Селене, когда она погибла. Как безумный, он молотил кулаками Калеба Петерса, сына главы индейского клана. Из раны на лбу Удава струилась кровь, Петерс пытался защититься, двое ребят оттаскивали от него Удава. По бару летали стаканы, женщина визжала, бармен ревел, размахивая бейсбольной битой, которую, судя по выражению его багрового лица, мог в любой момент пустить в ход. Стулья ломались. Кто-то лежал на полу. Споткнувшись о распростертое тело, Тана рухнула, к счастью, успев выставить руки вперед. В левую ладонь вонзился осколок. Почти поднявшись, она поскользнулась на луже пива, выругавшись, встала на четвереньки, потом кое-как — на ноги, протиснулась поближе. Несколько человек скандировали: «Бей! Бей! Бей! Бей!»

Она услышала хруст, какой бывает при слишком близком контакте кулака и хряща. Вне себя от адреналина, схватила Удава за воротник. Он, обернувшись, ударил ее справа. Кулак своротил ей скулу прежде, чем она уловила его движение. Боль на миг ослепила, в мозгу взорвались световые вспышки, удар эхом отдался в черепе. Ощущая вкус крови, стекающей из ноздри, она крепче сжала оружие, вскинула на плечо.

— Полиция! Всем стоять! Ни с места! Выключите музыку! — кричала она на бармена, но тот не слышал. Мужчина с густой бородой сжимал Удава мертвой хваткой. Тот яростно лягался, его лицо налилось кровью. Все новые и новые стулья падали на пол под ударами его ног, за которые его в конце концов кто-то схватил. Тогда Удав заскулил. Слюна пенилась на губах, брызгала на подбородок.

— Он сейчас задохнется! Отпустите его! — закричала женщина.

Проталкивая себе путь, Тана копалась в сумке в поисках газового баллончика, но не успела она нажать, раздался взрыв. Звук был таким, что заложило уши, барабанные перепонки, казалось, лопнули. Глаза заслезились.

От внезапного потрясения все разом замолчали. С потолка, где болтался канделябр, украшенный оленьими рогами, посыпалась пыль и обломки дерева.

— Да выключите же музыку! — завопила Тана, тыча пальцем в бармена. Сердце колотилось как бешеное. Она обернулась, желая увидеть, откуда раздался звук.

В дверном проеме, крепко сжимая ружье, прицелившись, сузив глаза, стоял О’Халлоран.

— Опусти оружие, — попросила Тана. Ее трясло, по щеке стекала кровь. Все молчали и смотрели на них, лишь Удав продолжал сдавленно мычать и колотить ногами по барной стойке.

— Вы слышали, что говорит констебль, — сказал О’Халлоран. — Расходимся. Вечеринка окончена. — Он не сводил с них курка.

Тана молчала. Она не доверяла О’Халлорану. Мысли метались. Гражданская безопасность — превыше всего. Удав нуждается в медицинском осмотре, и нужно как можно скорее вытащить его отсюда. Сглотнув, она какое-то время смотрела на О’Халлорана, взглядом как бы прося его остаться, потом направилась к Удаву, по пути доставая наручники.

Когда она пыталась защелкнуть один из них на запястье Удава, он отбросил ее с невиданной, сверхчеловеческой силой. Как блоха, она отлетела назад, к стене. Удар выбил весь воздух из легких, и на секунду она потеряла способность двигаться.

Согнувшись пополам, Удав, как бык, попер на Тану. Она схватилась за дубинку, развернулась в попытке защитить живот, и мощное плечо Удава ударило ей в бок. Она охнула и обрушила дубинку ему на плечи. Удав пошатнулся и шлепнулся на четвереньки посреди осколков, задыхаясь, пытаясь отдышаться; изо рта стекала слюна. Она схватила его за волосы, потянула вниз, руку скрутила за спиной. Крепко прижимая его к полу коленом, схватила за другую руку и, по-прежнему придавливая его голову к полу, застегнула наручники. Тяжело дыша, прошептала в самое ухо:

— Джейми, ты меня слышишь?

Он судорожно глотал воздух.

— Послушай меня, Джейми. Соберись. — Она щелкнула пальцами у него перед глазами. — Я не хочу сделать тебе больно. Не хочу, чтобы кто-то сделал тебе больно. Да, я знаю про Селену. Знаю, как тебе плохо. Джейми…

Услышав имя Селены, он замер.

— Джейми, ты меня слышишь? Кивни, если слышишь.

Он едва заметно кивнул и вдруг заплакал.

— Я констебль Ларссон. Я сегодня видела Селену и Раджа. Я хотела найти тебя, поговорить с тобой. Я понимаю. Конечно, тебе очень больно. Конечно, ты ненавидишь весь мир за то, что это произошло. Но я хочу помочь тебе справиться. Ты меня слышишь, Джейми?

Он кивнул.

— Ты пойдешь со мной. Я отведу тебя туда, где ты сможешь выспаться. Попрошу кого-нибудь приглядеть за тобой, окей?

Теперь он бурно рыдал. Напряженные стальные мышцы вдруг расслабились.

Она слезла с него, помогла подняться на ноги. Ее трясло. Адреналин зашкаливал.

— Пойдем в мой грузовик, окей? Там хорошо и тепло. Понимаешь?

Тана подталкивала его к двери. Люди молча расступались и смотрели на нее. Какой-то тип у бильярдного стола присвистнул, другие рассмеялись. Она знала — ее осуждают. Проверяют на прочность. Она знала, что совершила ошибку, в одиночку ввязавшись в такую заваруху. Но, черт возьми, что это за хрень…

В дверном проеме, перекрыв ей путь, стоял О’Халлоран. Он смотрел ей прямо в глаза, и его губы понемногу расплывались в ухмылке.

— Неплохо, констебль.

— Убери эту гадость, ясно? — сказала она.

— Это вместо спасибо?

— Я и без тебя неплохо справлялась.

— Да ты что?

Она протолкнула Удава вперед, как таран, вытолкала из дверей, вслед за ним вышла на улицу. Холодный воздух был свеж и приятен, собаки повизгивали и скулили в кабине грузовика.

Внезапно Удав вырвался и побежал. Она помчалась за ним, поскальзываясь на льду, собаки лаяли как безумные. Максимус выпрыгнул из кабины и ломанулся за Удавом, догнал, вцепился зубами в ногу; Тана, подоспев, схватила его за плечо.

Удав пытался стряхнуть Макса, но тот только ворчал и крепче сжимал челюсти.

— Сраная собака! Уберите от меня сраную собаку!

— Тихо, тихо. Послушай меня. Я хочу тебе помочь, Джейми.

— Уберите от меня сраных волков. Сраные волки… — Он снова начал всхлипывать, и Тана поняла, что его рассудок помутился не только от горя и алкоголя. Подтолкнула его к трактору. Вывеска над баром все еще пульсировала в ночном небе красно-синим, окрашивая снег яркими тонами. Раскрыв дверь кабины, она положила ладонь Удаву на макушку.

— Пригнись, чтоб не удариться. Забирайся.

Здесь он был в безопасности.

— Макс, иди сюда. Все хорошо, дружище? — Склонившись, она почесала ему живот, он подпрыгнул и лизнул ее в лицо. Судя по всему, он был в полном порядке. Она прошептала: — Спасибо. Но в следующий раз лучше сиди в грузовике, а то у меня будут большие проблемы. Хорошо? Вот умница, иди сюда. — Она подхватила собаку на руки, подсадила в багажник, где радостно повизгивал Тойон. Крепко закрыла дверь.

В «Красном лосе» вновь заиграла музыка. В небе мягко разгоралось северное сияние, танцевало над верхушками черных елей. Свет фонарей разрезал темноту.

Тану внезапно затрясло, голова закружилась. Ухватившись обеими руками за холодный край багажника, прижавшись к ладоням лбом, она какое-то время стояла так, ожидая, пока восстановится дыхание и способность ориентироваться в пространстве.

— Все нормально?

Она подпрыгнула. Всмотрелась в источник звука. О’Халлоран! Он стоял возле салуна, в свете фонаря. Разглядывал ее. Сжимал в руке ружье. Маяк неясно высвечивал очертания его лица. На этот раз он не улыбался. Он был очень спокоен.

— Все нормально? — снова спросил он.

— Нормально. — Злясь, что он видит ее в минуту слабости, она развернулась, пошла к водительскому сиденью. Он сбежал вниз по лестнице, лед трещал под тяжелыми ботинками. Она схватилась за ручку двери, но он с силой сжал запястье Таны. Она замерла, тупо глядя на его руку.

Ветер развевал ее волосы, и она поняла, что низко стянутый у самой шеи аккуратный пучок распустился.

— У тебя кровь, — сказал он так мягко, что ее это поразило. — Посмотри на меня.

Она неохотно подчинилась. Чуть поколебавшись, он сжал ее лицо ладонями, повернул к свету.

— Надо наложить шов… или пять.

Она чувствовала его тепло, горячее дыхание, холодную грубость ладоней. Запах мыла. Проведя мозолистым пальцем по ее щеке, он оставил кровавую дорожку. Казалось, он приблизился к Тане, хотя не сдвинулся с места ни на шаг.

— Все хорошо.

— Все очень хорошо, констебль Ларссон.

— Отойди, — велела она и тут же покачнулась. Голова кружилась. Тана схватилась за дверь, молясь, чтобы он убирался к черту. Принесла его нелегкая — смотреть, какая она одинокая, слабая. Видеть ее такую.

— Я видел, он ударил тебя в живот. И руку ты поранила.

Она глубоко вдохнула, потом медленно, старательно выдохнула, надеясь прийти в себя, собраться с силами. Но ее тут же пронзил внезапный первобытный страх. Новый страх. Ее ребенок. Все ли в порядке с ребенком? От волнения заблестели глаза.

Он коснулся ее локтя. Все ее тело напряглось, как пружина, сердце заколотилось с лихорадочной скоростью.

— Не трогай меня, — сказала она. — Уходи.

— Сядь на пассажирское место, — скомандовал он. — Я поведу машину.

— И не мечтай.

Но он по-прежнему не отпускал ее локоть.

— Садись давай.

— Вам нужно уйти, сэр. Это полицейская машина. Гражданское лицо не может ею управлять.

— Так говорит слуга закона, — сказал он тихо, — суровая, сильная женщина-полицейский, которая справится в одиночку со всем Диким Западом. А теперь я кое-что скажу, констебль. Правила здесь не работают. Ясно?

На нее накатила новая волна головокружения. Она вновь схватилась за край кабины, ее тошнило, тошнило как последнюю собаку. Опустив голову, ждала, когда отпустит.

Его рука коснулась ее плеча.

— Садись. Отвезу тебя к доктору.

— В городе нет доктора.

— Это я так. Фигура речи. В больницу. К медсестре.

— Мне нужно отвезти Удава в камеру. Его надо осмотреть. Ты не имеешь права водить эту машину. Ты не…

— Тогда отвезем его в камеру и вызовем медсестру для вас обоих.

Она закрыла глаза. Господи, помоги. Мне нужно это сделать — нужно показаться медсестре. Нужно сказать кому-то, что я беременна.

Ветер играл прядями волос, повисших вдоль лица. В глазах мутилось. Легкий бриз показался ей касанием бабушкиной руки. Старая женщина из индейцев помогала отцу воспитывать Тану, когда ее наконец забрали у матери.

Позволить гражданскому лицу управлять полицейской машиной? Она окажется по уши в дерьме. Да она и так по уши в дерьме. Вот-вот отключится. Сахар в крови понижен. Нужно что-то сладкое. Хотя бы просто еда. Она съела совсем чуть-чуть рагу. И так долго не спала…

Ее колени подкосились. О’Халлоран успел ее подхватить.

— Давай.

Взял ее за руку, помог дойти до пассажирского места и сесть в машину. Ее пленник на заднем сиденье уснул и шумно храпел. О’Халлоран закрыл пассажирскую дверь. Окно было приоткрыто, и свежий воздух радовал. Повернувшись спиной к грузовику, сжав в руке ружье, он какое-то время не двигался с места. Как будто боролся с чем-то в своей душе — грубый одинокий северный ковбой, залитый мерцающим красно-синим светом. Потом она услышала:

— Мать твою!

Он повернулся, влез на водительское место, захлопнул дверь. Какое-то время сидел молча, потом отключил мигалку так уверенно, будто делал это каждый день, завел мотор.

Откинув голову и закрыв глаза, Тана старалась справиться с головокружением. Неспособность контролировать свое тело пугала ее. Заставляла ощущать свою ранимость.

— Значит, на самолете возить копов ты не хочешь, а на машине — запросто? — пробормотала она.

О’Халлоран не ответил.

Тана осознала, что в последний раз она позволяла себе слабость только с Джимом. Лишь ему позволила о себе заботиться, лишь ему доверилась, чувствуя, что он будет заботиться о ней. Уважать. Любить. И он любил ее. И вот чем это кончилось.

В голове стучало.

— Согрешила, согрешила! Селена… согрешила!

Она распахнула глаза, обернулась. Удав бормотал во сне. Слюна стекала из уголка рта. Глаза выкатились, а потом, как показалось Тане, втянулись обратно. Веки закрылись. Взволнованная, она посмотрела на О’Халлорана.

— Что с ним такое? Не знаешь?

— Грибы.

— Грибы?

— Вызывают галлюцинации. Особенно если мешать с алкоголем.

— Ими ты тоже торгуешь?

Он хмуро взглянул на нее.

— Местные жители собирают их по осени. Сушат, варят чай. Традиция Твин-Риверса. — Они проезжали мимо крошечной церкви, облезлого, обитого досками белого здания с крошечным деревянным куполом и крестом — подарка католических миссионеров, однажды попытавшихся спасти греховных обитателей этих мест. О’Халлоран повернул руль, повел грузовик по так называемой главной улице. Летом это была широкая полоска серой замерзшей грязи пополам с камнями. Сейчас — белая, скованная льдом. По краям торчали обитые досками здания, портативная библиотека, хижины, больница, главный магазин Твин-Риверса, столовая. В окнах горел желтый свет, карнизы венчала радуга рождественских огней. Поблизости топталась кучка подростков, курили, огоньки в темноте мерцали оранжевым.

— Схлопочут у меня, — сказала она мягко, наблюдая за детьми; шипованные шины грузовика скрипели по заснеженной дороге.

— Ты бы полегче с этим, Тана. Тебя это может сломать, — ответил он так же тихо.

От удивления, что О’Халлоран назвал ее по имени, она повернулась к нему. Его профиль был резким, грубым. Сильные руки сжимали руль.

— Как сломало других, — добавил он.