VI. Домашние визиты

Отель «Имперо» представлял собой сочетание современного псевдояпонского дизайна и экоархитектуры. В коридорах звенели декоративные водопады, а на крыше пятнадцатиэтажного дома росла трава. Под отель было перестроено конторское здание начала девятнадцатого века, расположенное в переулке поблизости от Корсо – главной торговой улицы Рима – и в двух шагах от Алтаря Мира. На краю внутреннего сада с претензией на японский стиль и дзен-буддистской тропинкой из белых камней была размещена застекленная веранда, где находился бар.

Коломба пересекла мраморный холл. В джинсах и с рюкзаком за плечами она чувствовала себя не в своей тарелке. Будучи при исполнении, она привыкла размахивать удостоверением, которое, как по волшебству, открывало перед ней все двери, но в качестве гражданского лица ощущала в обществе определенную неловкость. Нужно было слушать внимательнее, когда мать объясняла ей, как ведут себя воспитанные девушки.

– У вас должна быть забронирована комната на имя господина Торре, – сказала она портье за стойкой, в то время как мимо проплывал целый гарем девушек в чадре в сопровождении двух бородатых телохранителей.

Портье сверился с компьютером и расплылся в улыбке:

– Конечно, синьора. Управляющий сейчас же проводит вас в номер люкс.

Состроив невозмутимое лицо, Коломба подумала: «Люкс?!» Она начала было доставать документы, но портье только всплеснул руками:

– Что вы, ничего не нужно. Если вам угодно пока присесть…

– Я буду в саду.

– Прекрасно, синьора. Не желаете ли выпить?

– Нет, спасибо. Мне и так неплохо.

Слегка ошарашенная, она вышла в сад, где среди карликовых пальм и олеандров ее дожидался Данте. Он покуривал сигарету и изучающе разглядывал тюнингованную блондинку за соседним столиком. Чтобы справиться со стрессом от переезда, Данте под завязку накачался ксанаксом. Взгляд у него был довольно осовелый.

– Скажи-ка, сколько у тебя бабла? – спросила Коломба.

– Если ты возьмешь меня за лодыжки и перевернешь вверх тормашками, из моих карманов не вывалится ни гроша.

– Брехня. Без платиновой карты тебя здесь даже в мусорке порыться не пустили бы.

– Помнишь, я рассказывал про девушку, уехавшую на фургончике Скуби-Ду?

– От маразма не страдаю.

– Это дочь владельца отеля. Я согласился принять оплату бартером. Теперь стоит мне снять трубку – и меня ждет номер люкс, даже если отель переполнен. Бесплатно.

– На черта тебе это надо, если ты из дому не выходишь?

– Это производит впечатление на девушек.

– Типа блондинки, что сидит позади меня? Тут, кроме платиновой карты, тебе ничего не поможет.

– Дай помечтать.

Появился управляющий и едва не отвесил им земной поклон, двое носильщиков загрузили чемоданы Данте и рюкзак Коломбы на тележку для багажа и исчезли в направлении грузового лифта, а их самих проводили к красовавшейся посреди холла стеклянной кабине лифта, который должен был отвезти их на верхний этаж. Кабина была совершенно прозрачной и двигалась так плавно, что Данте, хоть и не скрывая некоторого беспокойства, решился в нее войти.

– Это мой первый лифт за десять лет, – радостно объявил он.

Воспользовавшись медленным подъемом, Коломба сверху оглядела охрану отеля. Она заметила в холле по меньшей мере четырех охранников в темных костюмах и с гарнитурой в ушах, широкоплечих, как бывшие военные. Учитывая ранг клиентуры, они должны действовать эффективно и замечать малейшие отклонения от нормы. Неспроста все они уставились на нее, как только она вошла. Не спрячь она пистолет в косметичку – для пиджака день был жарковат, – они бы точно его заметили.

Лифт остановился напротив двери в люкс, которую распахнул перед ними остановившийся на пороге управляющий.

– Господин Торре отлично знает нашу гостиницу, поэтому я избавлю вас от экскурсии. Если вам что-то понадобится, прошу вас, обращайтесь ко мне, – сказал он.

Коломба протянула было ему документы, но управляющий притворился, будто их не заметил, и с улыбкой вошел в лифт. Снова почувствовав себя не в своей тарелке, Коломба спрятала их в карман.

– Почему они не спрашивают у меня удостоверение личности? – спросила она Данте.

– Я уже зарегистрирован, а мои гости вправе рассчитывать на конфиденциальность. Это дополнительное преимущество.

– Это незаконно.

– Господи, какая же ты зануда!

– Когда в следующий раз его увидишь, объясни ему, что я не одна из твоих любовниц.

Номер состоял из двух спален, к каждой из которых примыкала сибаритская ванная комната, и просторной гостиной с камином, возле которого прибывшие через пять минут рабочие установили профессиональную кофемашину и электрическую кофемолку.

– Дай угадаю, – сказала Коломба. – Еще одно дополнительное преимущество.

– Точно.

– Может, тебе еще и спинку трут в душе?

– Только по особому запросу, – ухмыльнулся Данте.

Он выделил Коломбе спальню поменьше, которая была размером с половину ее квартиры, а сам обосновался в большой, объяснив, что в ней гораздо больше окон и есть терраса, джакузи и сауна.

– Там я и буду спать.

– А как же круглая кровать? – спросила Коломба, которая видела такие кровати только в кино.

– Она не для сна, – подмигнул он. – Если ты понимаешь, о чем я.

– Нет, не понимаю, – фыркнула Коломба и выглянула на террасу: та выходила во внутренний сад.

Других зданий поблизости не было. Конечно, на сто процентов она уверена не была, но, учитывая потребности Данте, выбор стоял между этим отелем и сном под открытым небом где-нибудь в полях.

– Задергивай шторы, когда ложишься спать, о’кей? – сказала она. – И не включай свет в спальне, иначе снаружи будет видно твою тень.

– Боишься, что меня пристрелит снайпер? – спросил он, неуверенный, будет ли уместно пошутить.

– Ничего я не боюсь, просто делай, как я сказала.

– Да, мама.

Коломба пошла к себе, чтобы распаковать вещи. Кровать в ее спальне была обычной прямоугольной формы, зато размера «кинг-сайз» и с пышным стеганым покрывалом. На одной стене висел плазменный телевизор, вдоль другой стояли сейф и книжные полки. Вот уже в сотый раз за день она спросила себя, был ли смысл перевозить неуравновешенного затворника из-за какой-то невнятной опасности, или ей просто передалась его паранойя. Она надеялась, что это выяснится до того, как она вляпается в еще большие неприятности. Положив в ящики гардероба смену одежды и оставив туфли в ванной, она вернулась в гостиную.

Данте заметил, что она снова повесила на пояс кобуру, но предпочел промолчать. Он вытаскивал из чемоданов пакетики с зерновым кофе, расставляя их в алфавитном порядке в барном шкафу за эспрессо-машиной. «Блю маунтин», выдержанный колумбийский, «мерида»… По комнате распространился аромат жареного кофе.

– Над нами прекрасный бассейн с подогревом и, представь себе, со стеклянной крышей. Можем поплавать там и выпить по аперитиву, – сказал он.

– У меня предложение получше. Возьмемся за работу.

Данте вздохнул:

– А ты не слишком-то любишь радости жизни.

Меньше чем через полчаса предупрежденный об их переезде Альберти уже выгружал в лобби две коробки документов. Коломба спустилась, чтобы их принять. Альберти был одет в штатское.

– Ты же на личной машине приехал?

– По правде сказать, у меня нет машины. Но я одолжил машину у друга.

– Молодец.

Его нос уже не казался таким распухшим, хотя и ясно было, что прежним ему не стать. Однако, по мнению Коломбы, выглядел Альберти не так уж плохо. Теперь он казался более взрослым. Агент помог ей дотащить коробки на этаж и с любопытством поглядел на дверь люкса:

– Госпожа Каселли, вы и правда здесь живете?

– Остановилась всего на несколько дней. И за номер не плачу, – ответила она, с садистским удовольствием захлопывая дверь у него перед носом.

– А вот и Санта! – воскликнул Данте при виде коробок. – Почему вы никогда не оцифровываете информацию?

– По делу Мауджери у нас почти все оцифровано, – сказала Коломба, открывая коробки. – Но твое дело еще по большей части на бумаге. На оцифровку старой фигни не хватает ресурсов.

– Я не «старая фигня», – возмутился он.

Коломба протянула ему несколько папок:

– Радуйся, что Ровере хоть это достал.

– С чего начнем? – раскрыв одну из папок, спросил Данте. Внутри оказался отчет одного из следователей по его делу.

– С тебя. О твоем деле я знаю меньше.

– Я сварю кофе.

В следующие двадцать четыре часа, проведенные за непрерывным просмотром и обсуждением документов, Коломба и Данте выпили немало кофе. Они заказывали еду в номер и прерывались, только чтобы поспать. Комната Данте, куда он строго-настрого запретил входить горничным, постепенно покрылась слоем документов и фотографий. Чтобы сменить диспозицию, Коломбе приходилось лавировать между стопками бумаг и пустыми чашками, но большую часть времени она, лежа на кушетке Ле Корбюзье, расспрашивала Данте о его истории. Впервые с момента освобождения он рассказывал обо всем в мельчайших деталях.

Данте держали в силосной башне на ферме отставного капрала Антонио Бодини, получившего ее в наследство от родителей. Силосов для хранения пшеницы у отца Бодини было два, но незадолго до смерти он продал большую часть земли – теперь ее обрабатывала сельскохозяйственная компания, – и с тех пор ни один из них не использовался, по крайней мере официально. В те одиннадцать лет, что Данте провел в заточении, Бодини жил обычной жизнью: работал в огороде, кормил кур и получал пенсию на почте. Местные знали его как человека молчаливого и застенчивого, слишком неотесанного, чтобы завести семью. Он мог перекинуться парой слов с местными, когда заходил за покупками, но даже в баре всегда пил в одиночку. Летними вечерами можно было видеть, как он сидит за столом перед своим домом, в майке и потертых спортивных штанах. Известие о том, кем он был на самом деле и что совершил, потрясло всю округу. С тех пор его называли не иначе как психом. Могилу Бодини дважды оскверняли. Наконец его останки выкопали, кремировали и перезахоронили в общей могиле. По мнению следователей и экспертов, мотивом похищения Данте послужило неудовлетворенное желание Бодини иметь семью, которое со временем свело его с ума.

– Проблема в том, что он – не Отец, – сказал Данте.

Коломба полистала документы:

– Единственные найденные отпечатки принадлежат ему, силосная башня находилась в его собственности, и больше никого с ним никогда не видели.

– Какой у меня акцент? – спросил Данте.

– Акцент? – Коломба задумалась. – Вроде североитальянский, но иногда ты и римские словечки употребляешь. Хотя акцент у тебя почти незаметный.

– Я говорил с северным акцентом, уже когда сбежал из башни. Разве что римских выражений не употреблял.

– И что?

– Бодини закончил лишь пять классов начальной школы и почти всегда изъяснялся на кремонском диалекте. Он бы не мог дать мне образование.

За время заточения похититель научил Данте читать, писать и считать с помощью старых учебников. Некоторые из них позже обнаружила полиция: как выяснилось, это были издания начала шестидесятых годов, скорее всего купленные на каком-нибудь книжном развале. У Отца было весьма странное понятие об образовании.

– Иногда он заставлял меня вызубривать наизусть длинные отрывки из книг, которые я и в глаза не видел, – рассказывал Данте. – Приносил вырванные страницы и оставлял у меня в башне на ночь. Если на следующий день я ошибался, он лишал меня пищи и воды или… – Он поднял больную руку.

Отец заставлял его бить по ней розгой или ножом. Эта часть тела предназначалась для телесных наказаний. Данте выучил назубок отрывки из важнейших итальянских поэтов и писателей до начала девятнадцатого века и до сих пор мог цитировать их по памяти. Ему так никогда и не выпало возможности полностью прочесть некоторые из этих текстов. Отец был одержим Кремоной. Данте пришлось изучить каждую улочку на карте города как свои пять пальцев, а в качестве одной из мнемонических игр Отец показывал ему фрагменты фотографий памятников и палаццо, чтобы тот их назвал. По мнению экспертов, обследовавших Данте после освобождения, единственной целью подобных упражнений была демонстрация власти.

– Может, Бодини был самоучкой, который скрывал свою эрудицию от мира.

– Так и твои коллеги говорили. Но это совершенно неправдоподобно.

– К тому же на книгах нашли только его отпечатки. А также его ДНК, – сказала Коломба, сверяясь с отчетом. – Тут написано, что в конце девяностых была проведена экспертиза образцов. Это ты ее запросил?

– Да. Во время моего освобождения такие методы еще не использовались. Экспертизу пришлось оплатить самому, но все равно ничего не вышло.

– И все-таки ты убежден, что Отец и Бодини – два разных человека.

– Бодини лишь сдавал ему игровую площадку. В этом я уверен. В том числе потому, что видел его в лицо, и это был не Бодини.

Коломба поудобнее устроилась на кушетке. К вечеру второго дня их изысканий ей не удалось найти ни подтверждений теории Данте, ни явных неувязок в его рассказе. Мыслил он вполне здраво и до мельчайших деталей помнил все, что с ним произошло. И не только. У него вообще была отличная память.

– Расскажи мне, – попросила она.

– Здесь все написано.

– Не все. Сам знаешь.

Данте с притворным безразличием пожал плечами:

– Как пожелаешь. В бетонной стене силосной башни была трещинка. Маленькая, скрытая чердаком, где я спал. Я подглядывал в нее, когда был уверен, что Отец не заметит, и даже тогда… – Он покачал головой. – Я всегда был убежден, что он за мной наблюдает.

– Что ты оттуда видел? – спросила Коломба.

– Часть поля и другую башню. Она была точно такой же, как моя, но я думал, что она пуста.

– Но, как ты заявил в своих показаниях, она не пустовала.

– К сожалению, мои слова не нашли подтверждения. Входные двери в башни находились с противоположных сторон. Выглядели башни обыкновенно, но Отец или Бодини их звукоизолировал. По крайней мере, мою: снаружи меня было не слышно, даже когда я стучал кулаками в стену. Стучать я перестал уже через неделю заключения.

– Значит, и ты, в свою очередь, не слышал, что происходит снаружи.

– Да, до меня мало что доносилось. Грохот проезжающих по местной дороге грузовиков, сирены «скорой помощи», гром… Иногда крики птиц. Зато внутри каждый звук отдавался гулом, взлетал до самой кровли и обрушивался мне на голову. – Данте поежился. – Знаешь, что самое невероятное?

Боясь, что ее голос дрогнет, Коломба молча покачала головой.

– Что я выжил. Мне самому это кажется невероятным. Черт, ко всему привыкаешь.

Данте вышел на балкон покурить. Весь пол уже был завален окурками. Когда десять минут спустя он вновь вошел в комнату, к нему, казалось, вернулось спокойствие.

– Думаю, во вторую башню Отец заходил через дверцу с противоположной стороны, по крайней мере с тех пор, как я начал подсматривать в щелку. Может быть, он делал это с наступлением темноты, потому что я никогда не видел, чтобы он приходил с обратной стороны. Только в последний день. Он держал за руку мальчика моего возраста.

Историю о мальчике Коломба уже знала. Это была самая противоречивая часть показаний, которые дал Данте сразу после освобождения. На бумаге они казались неправдоподобными, но теперь, когда она услышала их своими ушами со слов Данте, у нее сложилось иное впечатление.

– Тогда ты и увидел его лицо.

– Ему было между тридцатью и сорока. Короткие волосы, очень светлые голубые глаза. Впалые щеки. Я даже попытался нарисовать его портрет, но он вышел слишком неопределенным. Было темно. Я был взволнован.

Коломба взглянула на портрет: черты лица человека, которого видел Данте, были едва намечены. За исключением суровых глаз.

– Лик Господень… по твоим собственным словам.

– До того момента он всегда носил вязаную лыжную маску, пришитую к полувоенному кепи, и темные очки. – По словам Данте Торре, за время его заточения похититель сменил пять пар очков. Все одной и той же модели. – Ну а мальчик… Его я видел только мельком… Невозможно различить планету за блеском звезды… Мне он показался высоким и худым, худее Отца – тот был среднего телосложения. Мальчик был моего возраста. И волосы у него длинные, до плеч, как у меня. Но в одном я уверен. Он то ли смеялся, то ли плакал. Или и то и другое, потому что он как-то странно резко всхлипывал.

Коломба бросила взгляд и на портрет мальчика, который показался ей не менее расплывчатым. Это мог быть любой мальчишка того же возраста, что и Данте в то время.

– Возможно, это были туристы? Какой-нибудь мужчина мог приехать с сыном на пикник.

– О нет, – покачал головой Данте.

– И что случилось потом?

– Отец повел мальчика по полю. Они прошли мимо моей башни. Как я ни вглядывался в трещину, мне было мало что видно. Черт, щель была не шире сантиметра… И за секунду до того, как они исчезли из поля моего зрения, я увидел другую руку Отца – ту, что он прятал за спиной. В ней был зажат нож. Сейчас, когда я в этом кое-что смыслю, я думаю, что это был резак.

– Ты сказал, что уверен, что мальчика убили. Был ли ты тем или иным образом свидетелем убийства? Может, слышал крики?

– Нет. Знаю, не нашли ни трупа, ни следов крови, но я не сомневаюсь в том, что сделал с ним Отец.

– Должно быть, это стало для тебя шоком.

– Шок – слабо сказано. Впервые за одиннадцать лет я увидел Отца в лицо, увидел еще одно человеческое существо. Через несколько минут я снова увидел Отца. Он был один и направлялся к моей башне.

– И у него все еще был нож? – спросила Коломба.

– Да. Я услышал, как он открывает дверь. Он не ожидал, что я дам отпор. В последние годы я никогда не сопротивлялся. Но я ударил его отхожим ведром и сбежал. Я не слишком-то понимал, что делать.

– Что заставило тебя так поступить? Ты испугался?

Грустная улыбка Данте нисколько не походила на его обычную усмешку.

– Нет, – тихо сказал он. – Я сбежал, потому что он меня предал. Я думал, что был его единственным сыном.

Данте снова вышел покурить, и Коломбе захотелось к нему присоединиться, хотя в последний раз она курила еще на первом курсе. Она чувствовала себя так, будто в тяжелых сапогах прошлась по самым ранимым и сокровенным тайникам души Данте, которые он за много лет научился прятать от мира. За годы службы ей случалось допрашивать и выслушивать сотни жертв, подозреваемых и преступников, но редко когда их слова так брали ее за сердце. Возможно, дело было в том, что история Данте оказалась настолько необыкновенной, а может, он просто начал ей нравиться.

Вернувшись, Данте с наигранным безразличием продолжил рассказ:

– Я даже не обернулся, чтобы посмотреть, что с ним, просто кинулся бежать со всех ног и едва не сломал шею, пока спускался по лестнице. Я не знал, как это делается, – представлял себе только в теории. Как и многие вещи, которыми нельзя заняться в силосной башне.

– Например, покататься на велосипеде, – сказала Коломба, пытаясь разрядить обстановку.

– Например, покататься на велосипеде, – улыбнулся он. – Или даже просто побегать.

И все-таки каким-то образом ему это удалось, причем босиком: он успел добежать до дороги, где угодил под машину. К счастью, водитель поднял мальчика с земли и, не дожидаясь прибытия «скорой», отвез в больницу. Там Данте сумел рассказать, кто он, и добиться, чтобы ему поверили.

Когда полиция добралась до силосной башни, Бодини уже поджег ферму и обе башни, облив их керосином, и выстрелил себе в рот из военного пистолета. Каменные стены башен выстояли, хотя криминалистам пришлось немало потрудиться, чтобы добыть хоть какие-то оставшиеся после пожара улики, но ферма сгорела дотла. Ни следа другого человека, описанного Данте, и уж тем более мальчика, не нашли. Ни крови, ни трупа, ни одежды и личных вещей. Согласно рабочей гипотезе следствия, Данте все это попросту приснилось – нечто вроде проекции самого себя, – и его возражения не произвели на следователей ни малейшего впечатления.

– Если даже мальчик существовал, с чего ты взял, что он сидел в другой башне? – спросила Коломба. – Может, его на ферме держали.

– По двум причинам. Во-первых, он поджег и второй силос. Если он не превратил его в тюрьму, зачем бы ему это делать?

– Может, он использовал его в каких-то других целях. Не знаю, хранил там что-то. Или просто слетел с катушек.

– Возможно, но я не верю, что это сделал Бодини. Это дело рук Отца. Он убил сообщника, избавился от улик и испарился.

– А почему он не бросил труп второго мальчика?

– Наверное, это могло как-то вывести следствие на него… Я не помню лица мальчика, но помню походку. Он шел маленькими шажками, словно все вокруг его удивляло и пугало. Как будто он отвык находиться под открытым небом. После освобождения я и сам первое время ходил так же.

– Но не когда сбежал.

– Я помню только фары сбившей меня машины.

Коломба на несколько мгновений задумалась.

– Значит, мальчика держали в заточении приблизительно столько же, сколько и тебя.

– Мне показывали десятки фотографий, но опознать его мне так и не удалось. Тогда еще не было интернета, где можно было бы публиковать объявления о пропавших, а у прокуратуры не было единой базы данных. Вполне вероятно, многие заявления о пропаже затерялись. Какое-то время я пытался установить его личность, но потом сдался.

– Ну, это скорее наша вина, чем твоя, – признала Коломба, поглядывая на часы. Десять. Она уже изрядно проголодалась.

– Теперь ты знаешь все, что только можно знать, – сказал Данте.

– Ошибаешься. Я знаю только твою версию. Есть еще расследования и допросы, проведенные моими сослуживцами и судьями. Я их проглядела, но надо будет почитать внимательней.

– Я уже все прочел. Знаешь, что бросилось мне в глаза? – Данте встал и подошел к пластиковой доске, которую они повесили на стену. Доска уже была сплошь покрыта стикерами. Сняв один из них, он написал на нем борд-маркером: «НОЛЬ». – Все найденные ими улики указывали в одном направлении. Единственный похититель, а именно Бодини, никаких незнакомцев, никаких других мальчиков.

– Неужели за все время твоего заточения ферму ни разу не проверяли какие-нибудь власти? Не было ни санинспекций, ни проверок пожарной безопасности?..

– Были, и не раз, и инспекторов всегда встречал Бодини. Никому и в голову не приходило обыскивать башни, даже когда стало известно, что меня похитили. Единственные показания, не совпадающие с остальными, принадлежат типу, который жил в километре от фермы Бодини. По его словам, он частенько видел фары какой-то машины, останавливавшейся неподалеку от дома Бодини, но он всегда думал, что это просто влюбленные парочки, приезжающие пообжиматься.

– Может, так оно и было.

– Если ты в это веришь, мы даром теряем время.

– Данте, я же сказала. Я пытаюсь найти хоть одно доказательство, что между тобой и сыном Мауджери есть связь.

– Свисток.

– Кроме свистка. Мы это уже обсуждали. – Коломба открыла одну из папок, за чтением которой уснула накануне. Помимо прочего в ней был список, в некоторых случаях с детальным описанием, всех опрошенных после побега Данте или по тем или иным причинам подозреваемых в его похищении. – При поисках сообщника Бодини было опрошено тридцать человек.

– Твои коллеги вытянули из шляпы парочку растлителей и обыкновенных уголовников, но не нашли против них никаких улик.

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Все они ни при чем. Отец держал меня в заточении на протяжении одиннадцати лет. Я видел его не реже чем раз в три дня. Все они за эти годы успели либо отсидеть срок, либо попасть в больницу, так что не могли бы навещать меня постоянно.

– И ты уверен, что Отец и Бодини не сменяли друг друга?

– Я был уверен в этом тогда и еще больше уверен сейчас. К тому же подозреваемые, которых мне показывали, не подходили по телосложению. Он старался изменять голос, говорил полушепотом, но телосложение не скроешь. Ты уже немного меня знаешь… Думаешь, мужчина и мальчик мне приснились?

– Не хочу тебе врать, Данте. Я не знаю.

Данте растянулся на полу.

– Если придется выбирать между добротой и честностью, всегда выбирай честность. Жалость мне не нужна.

– Хорошо, потому что многие считают, что я на нее не способна. Какие еще общие черты приходят тебе на ум?

– Возраст сына Мауджери.

– О’кей.

– Моего отца сделали козлом отпущения – точно так же, как и Мауджери.

– Но твоего отца не обвиняли в убийстве твоей матери. Она совершила самоубийство.

– Он убил ее холодным оружием, точно так же как и мальчика из второй башни.

– Членов семьи чаще всего убивают холодным оружием или тупыми предметами. Не у каждого итальянца дома хранится огнестрел.

– Не найдено никаких следов мальчика. Ни одного, – сказал Данте.

– Помимо крови в багажнике Мауджери.

– Которую оставил там Отец.

– Другими словами, этот Отец – настоящий ниндзя. Отвлекает от себя внимание, подставляет кого угодно, совершенно неуловим…

– Вот именно.

– Тогда какие у нас шансы против того, кто никогда не ошибается?

– Однажды он уже ошибся: мне удалось сбежать. – Данте зевнул и потянулся. – Я голоден, и меня все это достало. Как насчет в кои-то веки нормально поесть?

– Мне вечернее платье надеть?

– А оно у тебя есть?

– Ты правда хочешь, чтобы я ответила?

Ресторан оказался чересчур замкнутым по меркам Данте, так что они поужинали в баре при гостинице, где им выделили столик за ширмой. Коломбу смущали официанты в белых перчатках. Не то чтобы она всю жизнь питалась в дешевых забегаловках, но чтобы официант весь вечер маячил за твоей спиной!.. Она дважды пролила вино себе на руки, упрямо настаивая на том, чтобы налить его самостоятельно.

– Расслабься и наслаждайся жизнью, КоКа, – сказал ей Данте. Ради такого случая он переоделся в черный костюм от Джорджо Армани и антрацитовый галстук.

– Мне тут как-то не по себе.

– Представь, что ты на отдыхе.

– Тогда бы я не находилась здесь в твоей компании, – улыбнулась она.

– Ну спасибо. И все-таки это лучше, чем полицейская столовка.

– На работе я постоянно была в разъездах и ела где придется. Если вообще удавалось поесть.

На тарелке Данте были одни овощи.

– Ты вегетарианец?

Данте улыбнулся:

– Я слишком много лет провел в клетке, чтобы не испытывать ужас перед животноводческими фермами.

– Человек всегда ел мясо, не вижу проблемы, – сказала Коломба, насаживая на вилку очередной кусок говяжьего филе «а-ля Россини».

– И всегда угнетал ближнего своего. К счастью, интеллект позволяет нам принимать осознанные решения. К тому же таким образом я защищаю себя от рака кишечника.

– Но не от рака легких. Ты дымишь как паровоз.

– От чего-то же придется умирать.

– Почему ты так уверенно себя чувствуешь среди всей этой роскоши?

– Какое-то время я был довольно обеспечен, – ответил Данте. – Мой отец засудил всех, кого только мог, когда наконец смог доказать, что он меня не укокошил. Он выиграл все процессы, к тому же государство выплатило ему компенсацию за судебную ошибку и за все, что случилось с ним за решеткой.

– Он заболел?

– Его изнасиловали и пырнули ножом.

Коломба резко потеряла интерес к своему блюду.

– Вот дерьмо!

– Так в тюрьме поступают с растлителями малолетних. Он находился в корпусе усиленного режима, но, когда он направлялся на собеседование с комиссией по УДО, произошла какая-то накладка… Мой отец уверен, что все подстроил один из надзирателей, который его ненавидел, однако доказать это ему не удалось. Тем не менее он выжил.

– Сколько ему сейчас?

– В этом году будет семьдесят. Мы не слишком часто общаемся. После моего возвращения нам не удалось снова сблизиться. Мы так и остались друг для друга незнакомцами, хоть и стараемся поддерживать теплые отношения. Думаю, он винит меня за свою разрушенную жизнь. И по-своему он прав. – Данте отставил тарелку, и официант тут же поспешил ее убрать. Блюдо осталось почти нетронутым. – На совершеннолетие он подарил мне немного денег, пожалуй, главным образом для того, чтобы я не болтался под ногами. Какое-то время у меня была возможность не работать. Я путешествовал. В моменты, когда я не лечился в очередной клинике, мне хотелось наслаждаться жизнью.

– В таких же пятизвездочных отелях?

– Лучше. Во множестве просторных кают класса люкс на кораблях, ведь я скорее умру, чем сяду в самолет. – Данте улыбнулся. – Я никогда не умел быть бережливым. И когда деньги закончились, мне пришлось придумать себе работу.

– И работенку ты выбрал не из легких.

– У меня нет высшего образования, и я боюсь замкнутых пространств. Оставалось либо это, либо устроиться спасателем на пляже.

Официант спросил, не желают ли они кофе. Данте отказался за них обоих, и они вышли в сад, где разрешалось курить. Деревья подсвечивались невидимыми светильниками, а из динамиков доносилась тихая музыка. За столиками, на взгляд Коломбы, расположились по большей части иностранцы. Они сели в полускрытые кустами кресла. Данте заказал для них обоих свой любимый коктейль «московский мул»: водка, имбирный эль, лайм и ломтик огурца. Коктейли подали в медных кружках, полных колотого льда. В каждой кружке было по две соломинки. Коломба сделала всего один глоток. Напиток оказался с легкой кислинкой, но вполне освежающий.

– Так что, КоКа? – спросил Данте. – Сдаешься?

– Нет. Но хватит о прошлом. Перейдем к похищению Мауджери. Это свежий след, в отличие от твоего дела, которое можно отнести к разряду древней истории.

– Будем искать другие совпадения?

– Мне хватит всего одной зацепки, Данте. Что-то должно указывать на то, что Мауджери не убивал жену. В таком случае… Если убийца – твой старый похититель или его подражатель, я хоть буду знать, что мы все это не придумали. Естественно, если за это время ребенка найдут, мы спокойненько разъедемся по домам.

– Этого не произойдет, КоКа. – Данте осушил свою кружку и сунул свои соломинки в коктейль Коломбы. – Раз уж ты не допиваешь…

– Все новости насчет Мауджери мне будет тут же сообщать Ровере. И мы будем сопоставлять их с тем, что нам уже известно.

– А он что выгадает, рискуя карьерой? Кроме того, что выставит Де Анджелиса ослом?

– Понятия не имею.

Данте прикурил очередную сигарету.

– Я прочел протоколы первых допросов. В них нет ничего, что могло бы быть нам полезно, – сказал он. – Родных и друзей спрашивали только о том, не откровенничал ли с ними Мауджери и нет ли у них соображений, где может находиться ребенок.

– Представь, что это не Отец и не его подражатель. Что это нормальное похищение…

– Нормальное? – поднял бровь Данте.

– Одно из тех, которыми ты занимался в прошлом. Что бы ты предпринял?

– Я бы поискал ответ на вопрос, который не могу выбросить из головы с тех пор, как побывал в Пратони.

– Какой же?

– Почему жена Мауджери поднялась на Монте-Каво с сыном? Она пришла добровольно, никто не тащил ее силой. Похититель назначил ей встречу, на которую она явилась без мобильника, дождавшись, пока муж уснет. Почему? Что заставило ее прийти?

– Шантаж? Угрозы физической расправы?

– Или любовник, предложивший ей сбежать от агрессивного мужа. Или друг, которому она плакалась на судьбу. С кем-то же она должна была делиться самым сокровенным. Хотя бы тайком.

– Ты читал список опрошенных. Кто это мог быть?

Данте потушил сигарету и взмахом руки попросил официанта принести ему еще один коктейль.

– Сестры всегда все знают.

Следующим утром, после согласования с Ровере, Коломба позвонила Джулии Балестри. Она постаралась создать впечатление, будто имеет прямое отношение к следствию, при этом не ляпнув лишнего, чтобы не провоцировать Де Анджелиса.

– Я занимаюсь делом вашей сестры. Есть пара вопросов, которые вы могли бы помочь мне прояснить, – сказала она.

– Есть какие-то новости?

– К сожалению, нет. Когда вам будет удобно встретиться?

– Приходите до обеда, если не возражаете.

– Благодарю вас. – Коломба положила трубку, посочувствовав женщине: судя по ее голосу, ничего, кроме плохих новостей, та не ожидала.

За дверью она нашла стопку газет, половину из которых она успела прочитать, слушая при этом радио, прежде чем из своей комнаты, кутаясь в угольно-черный халат, появился смертельно бледный Данте.

– Сколько можно шуметь? Ночь на дворе, – проворчал он.

– Уже десять утра. Пора вставать.

Данте осуждающе взглянул на ее чашку латте:

– Ты знала, что кофе с молоком образует в желудке неусваиваемую субстанцию из казеина белка?

– Именно это мне и хотелось услышать… Я позвонила Балестри.

– Кому?

– Сестре убитой.

– А.

– Она нас ждет.

Прежде чем ответить, Данте проскользнул к эспрессо-машине.

– Она ждет тебя. Не я работаю ищейкой. Без обид.

– Я и буду вынюхивать. А ты постоишь рядом, посмотришь и будешь давать умные советы.

Данте начал делать сразу два эспрессо.

– КоКа… это не мой конек. Я не особо лажу с людьми.

– Зато отлично умеешь за ними наблюдать.

– Только на расстоянии. Мне некомфортно, когда они начинают проявлять эмоции.

– Бедняжка.

– Ты не можешь меня заставить.

Коломба улыбнулась и промолчала. Данте пошел одеваться.

Через час Коломба уже стояла на пороге Джулии Балестри.

– Замначальника мобильного спецподразделения Каселли. Я звонила вам утром.

Балестри – пухлая тридцатишестилетняя женщина с дредами – кивнула. На ней был домашний костюм и тапки без задников.

– Проходите.

– Вы не могли бы спуститься, чтобы господин Торре тоже мог с вами побеседовать?

– А почему он не хочет подняться ко мне?

– Долгая история. Будьте так добры.

– Ладно.

Балестри пошла переобуться.

Коломба оглядела кое-как меблированную квартиру. Повсюду были разбросаны игрушки маленького мальчика. Перед дверью в ванную валялись мужские шлепанцы с тропическим узором.

«Счастливая семейка», – подумала она.

– Давайте по-быстрому, мне через час сына из школы забирать, – словно прочитав ее мысли, сказала Балестри, успевшая надеть лимонно-желтый кардиган.

– Сколько лет вашему сыну? – спросила Коломба и тут же прикусила язык: ее это не касается.

– Семь с половиной, на год старше Луки. – Она встревоженно взглянула на Коломбу. – Неужели совсем никаких новостей?

– Боюсь, что нет.

Женщина безуспешно попыталась понять что-то по лицу Коломбы.

– Скажите прямо, он мертв?

– Госпожа Балестри… мы действительно не знаем. Давайте надеяться на лучшее.

– Но разве он может быть еще жив? Если некому его покормить…

– Возможно, кто-то заботится о нем.

– Какой-нибудь дружок этого сукина сына Мауджери?

Коломба не ответила. У подъезда, прислонившись к стене, мрачно курил Данте.

При виде его с сигаретой во рту Джулии тоже отчаянно захотелось покурить. Она бросила еще во время беременности, но теперь сигареты ей буквально снились ночами.

– Это господин Торре, – представила его Коломба.

– Мои соболезнования, – пробормотал тот, не глядя на Джулию.

Она заметила, что на левую руку Данте надета плотная черная перчатка.

– О чем вы хотите спросить? Я уже рассказала все, что знаю.

– Есть некоторые личные детали, о которых нам необходимо знать.

– О моей сестре? Что, например?

– Например, был ли у нее любовник, – снова пробормотал Данте.

Джулию накрыло волной гнева.

– Что вы себе позволяете?

– Данте, какого хрена! – взорвалась Коломба.

– Ты сама хотела, чтобы я пошел с тобой.

Она закатила глаза:

– Госпожа Балестри, простите моего коллегу за бестактность, но… Мне нужно, чтобы вы ответили.

Джулия скрестила руки:

– Сестра никогда не изменяла мужу, одному Господу известно почему. Вы в курсе, что он руки распускал?

– Да, – сказала Коломба. – Поэтому мы и подумали, что, возможно…

– Вы ошиблись.

– Почему она от него не ушла?

– Она его любила. Любила этого маньяка. Она всегда говорила, что, если он хоть пальцем тронет сына, она сразу его бросит, но так и не ушла… Он не дал ей такого шанса, – поправилась она.

– Вы знали, что ребенок болен? – спросил Данте.

На этот раз Джулия не рассердилась:

– Откуда вам это известно?

– Я видел фотографии.

– Вы правы, в последнее время он грустил и перестал разговаривать. Когда я с ним сидела, он был как будто на другой планете.

– Особенно в последний год, верно? – спросил Данте.

Джулия снова пристально поглядела на него, подумав, что перед ней самый странный полицейский на свете.

– Да.

– А ваша сестра это замечала? – спросила Коломба.

– Она-то – да. – Джулия с отвращением покачала головой. – А вот муженек ее считал, что их сын – воплощение нормальности. Слышать ничего не желал.

– Она когда-нибудь обращалась к специалисту?

– Нет. Стефано не хотел…

Однако Данте заметил, что говорит она без особой уверенности.

– Могла она сделать это втайне от него?

– Вряд ли. Но один врач хотел его посмотреть.

– Его педиатр? – с заблестевшими глазами спросил Данте. Он так подобрался, что Коломбе показалось, будто воздух над его головой потрескивает.

– Нет. Новый врач. Сестра позвонила ему, чтобы назначить время приема.

– Когда это было?

– Около двух недель назад.

– Где она с ним познакомилась?

– В какой-то местной поликлинике. Что-то связанное со школой.

Данте взглянул на Коломбу. Та снова взяла слово:

– Вы не знаете, они в итоге встретились?

– Нет. Не знаю, – прошептала она. – Я забыла спросить. – По правой щеке Джулии покатилась слеза. Она смахнула ее рукавом. – Всегда думаешь, что в твоем распоряжении все время мира. Как в той песне… – Ее губы затряслись, и по лицу побежали слезы. – Простите. – Женщина отвернулась и отошла на несколько шагов.

– Она плачет, – вполголоса сообщил Данте Коломбе.

– Вообще-то, у нее сестру убили… Такая реакция не редкость.

– Поэтому подобными вещами обычно занимается мой адвокат.

Джулия громко высморкалась и с красными глазами снова подошла к ним:

– Так что вы говорили?

– Вы, случайно, не помните, как звали врача? Может, ваша сестра где-то записала его номер? – спросила Коломба.

– Знаю только, что он звонил ей на мобильный. Она тогда заглянула ко мне на чашечку кофе в обеденный перерыв. А вскоре мне пора было открывать магазин. Почему вы думаете, что это важно?

– Мы пока не знаем, важно ли это, – поспешно сказала Коломба.

– Думаете, у зятя был сообщник? Или это был не он?

– Мы должны рассмотреть все возможности. Помимо этого врача, ваша сестра в последнее время с кем-то встречалась? Были у нее какие-то новые знакомые? Или новые друзья у мальчика? – спросила она.

– Если и были, мне о них ничего не известно. И как я уже сказала вашим коллегам, никаких угроз она не получала и никогда не замечала, чтобы кто-то отирался возле ее дома. И я тоже. – Она повернулась к Коломбе и посмотрела ей в глаза. – Единственную опасность, которая ей угрожала, она сама впустила в свой дом.

– Спасибо вам за помощь, госпожа Балестри.

Джулия шагнула вперед и горящими глазами уставилась на Коломбу:

– Этот сукин сын так просто не отделается, поняли?

– Подумайте о племяннике. Его благополучие важнее всего, – не отводя взгляда, сказала Коломба.

– Мой племянник мертв, – сказала Джулия, развернулась и убежала в дом.

Тяжело вздохнув, Коломба прислонилась к стене рядом с Данте.

– Это всегда так жестко? – спросил он.

– Бывает и хуже. Что скажешь?

– Что больше с тобой не пойду, даже если ты наденешь на меня наручники.

– А кроме этого?

– Она винит себя за то, что не защитила сестру от зятя, пока было еще не поздно. Она была бы рада, если бы нашелся другой убийца, тогда ее совесть будет чиста. Но она в это не верит.

– Сказки она бы нам рассказывать не стала, – скорчила гримаску Коломба.

– Нет. Вот и первая зацепка, КоКа.

– Как же.

– То есть мы вообще ничего не предпримем?

– Не представляешь, как бы я этого хотела. Ладно, прыгай в машину.

Коломба арендовала минивэн с панорамной крышей, надеясь, что Данте так будет удобнее и ей не придется вести со скоростью два километра в час. Она ошибалась. Зато в автомобиле была установлена современная система громкой связи, позволяющая говорить по телефону, не отрывая рук от руля.

Воспользовавшись случаем, она позвонила директору школы, в которую ходил сын Мауджери. Тот нисколько не удивился ее звонку: за последние дни его уже много раз допрашивали, и Коломбе не пришлось даже изобретать благовидный предлог – достаточно было просто назвать свою должность.

Директор помнил медосмотр мальчика. Это была обыкновенная диспансеризация в местной поликлинике.

– Вес, рост, обхват груди… Никаких прививок, – сказал он.

– Связывались ли врачи с семьями после осмотра? – спросила Коломба.

– Понятия не имею.

– А психологическое обследование детей тоже проводилось? – поинтересовался Данте, наклонившись к микрофону, встроенному в зеркало заднего вида.

– Конечно нет. Многие семьи до сих пор считают, будто психологи лечат только сумасшедших.

– Вы не могли бы дать мне номер поликлиники? – спросила Коломба.

– Минутку, сейчас найду.

Номер нашелся, но толку от него оказалось немного. Главврач отказался отвечать на какие-либо вопросы, сославшись на врачебную тайну.

Коломба могла бы поднажать, назвав свою должность, но боялась, что доктор потребует официальный запрос или подаст жалобу в прокуратуру и у них будут серьезные неприятности. Поэтому она решила попросить помощи у Тирелли. У того было столько связей в римской полиции, что он мог бы все разузнать с помощью пары звонков.

В шесть часов вечера Тирелли встретился с ними в баре при гостинице.

– А ты неплохо устроилась, – сказал он, садясь за столик, на котором стоял серебряный чайник для Коломбы и «московский мул» для Данте.

Коломба показала на Данте:

– Он платит. Знакомься, Данте Торре.

– Значит, зарплата у вас повыше моей, – заметил Тирелли, пожимая ему руку.

– Я гость отеля. Мы с одним из владельцев старые друзья, – сказал Данте.

Коломба взяла с трехъярусной этажерки печенье и откусила кусочек.

– Данте вернул ему сумасшедшую дочурку.

– Никакая она не сумасшедшая, – раздраженно возразил тот. – И вообще, это не слишком корректный термин.

– Ладно, у нее биполярное расстройство, – протянула она.

– Мои поздравления. – Возможно, виной тому была странность ситуации, но Тирелли вел себя еще более натянуто, чем обычно, и сидел прямо, словно палку проглотил. – Позвольте спросить, где вы ее нашли?

– В квартире у дружка-наркомана, где она успела подхватить чесотку и соскучиться по дому.

– В противном случае вы бы ее там и оставили?

Данте пожал плечами: он терпеть не мог обсуждать свою работу с посторонними.

– Я уважаю свободу других людей. Даже если у них биполярное расстройство. Сами понимаете, по какой причине. А почему вас это так интересует?

Торелли улыбнулся, продемонстрировав желтые от лакрицы зубы:

– Потому что я наслышан о вас, господин Торре. И я спрашиваю себя, зачем вы впутали в этот идиотизм Каселли.

– Это я его впутала, – вмешалась Коломба.

– Святые слова, – сказал Данте.

– Но ради бога, объясни мне зачем! На дело Мауджери бросили полпрокуратуры, а ты еще числишься в отпуске. Думаешь, все они ошибаются и ребенок еще жив?

– Я пока ничего не думаю. Поэтому мы и взялись за расследование.

– Ровере в курсе?

– С каких пор тебя заботят правила?

– Я забочусь о тебе. И о твоей карьере. После всего, что с тобой случилось… – Он замялся.

– Прости за такие слова, но то, что со мной случилось и случится в будущем, касается только меня.

– Тем не менее ты вмешиваешь в свои дела меня. И если я тебе помогу, то буду отвечать наравне с вами.

– Можешь отказаться. Только не надо меня поучать.

Официантка спросила, не желает ли Тирелли что-то заказать. Он взял бокал белого вина, который ему принесли вместе с огромным блюдцем разноцветных крекеров. Не говоря ни слова, Тирелли отпил из бокала.

– Ну что? – не выдержала Коломба. – Поможешь или как?

– Помогу… Но это в последний раз, если ты не дашь мне веских обоснований.

– Будь у меня обоснования, я бы тебе их дала. Ну так что?

– Я тут пообщался с коллегой из Главного управления здравоохранения. Никто из врачей, обследовавших школьников, не должен был впоследствии связываться с их родителями, – сообщил Тирелли. – Более того, у них даже не было доступа к контактным данным. По крайней мере теоретически, потому что они могли спросить номер телефона родителей во время осмотра. А что, кто-то связывался с Мауджери?

– Хватит вопросов, – сказала Коломба. – Ты узнал, кто осматривал ребенка?

Несколько секунд Тирелли вглядывался в ее лицо, потом передал ей свернутый в четыре раза листок бумаги.

– Девочка, не заставляй меня переживать, хорошо? – сказал он, вставая, и взглянул на Данте. – А вы не позволяйте ей наделать глупостей.

Данте лишь шумно втянул в себя коктейль.

Как только Тирелли отошел, он выхватил у Коломбы бумажку:

– Зацепка поползла.

Коломба встала:

– Не будем тянуть время.

Врача, чье имя написал на листке Тирелли, звали Марко Де Микеле, и он работал терапевтом в приемном отделении больницы Сант-Андреа на улице Кассия в районе Гроттаросса.

Уже издалека Данте понял, что Де Микеле – не Отец. Слишком молодой, около сорока. Возможно, сообщник?

Когда врач вышел с ними покурить, Данте следил за каждым его движением. Спешка, усталость, скука. Линия его плеч не выдавала признаков вины или страха, разве что самый минимум, который чувствует каждый при встрече с полицией.

Де Микеле сказал, что не помнит ни одного из детей, которых обследовал в рамках диспансеризации школьников.

– Если только это не мальчик с тяжелым случаем pectus excavatum.

– «Грудь сапожника», – пояснил Данте. – Деформация грудной клетки, прозванная так, потому что сапожники работали, прижимая башмак к груди.

Коломба фыркнула. Временами Данте напоминал ходячую Википедию.

– Я говорила о Луке Мауджери, – резко сказала она.

– Что-то знакомое… – Де Микеле широко распахнул глаза. – Это, случайно, не тот мальчик, которого убил отец?

Его удивление показалось Данте вполне убедительным, и он украдкой взглянул на Коломбу. Та кивнула, потому что и сама подумала о том же.

– Нет, тезка, – солгала она. – Детей осматривал один врач или несколько?

– Мы работали втроем, но каждый принимал по одному пациенту. Детям выдавался номерок очереди, как на почте.

– За детьми кто-то приглядывал, пока они ожидали своей очереди? Может, врачи или медсестры? – спросил Данте.

– Нет. Медсестры разве что открывали перед ними дверь. – Он смущенно дотронулся до виска. – С мальчиком что-то случилось? Кто-то к нему приставал или…

– Его мать получала непристойные звонки, – поспешно сказал Данте.

Де Микеле улыбнулся:

– Я гей. Но, предваряя ваш вопрос, отцу мальчика я тоже не названивал.

Встав в жуткую пробку на Римской кольцевой дороге, Коломба пожалела, что у них нет мигалки.

– Похоже, мы зашли в тупик, – сказала она.

– Он не звонил, но звонил кто-то другой, кому было известно об осмотре.

– Да таких тысяч сто.

– Хочешь бросить этот след?

– Нет. Посмотрим детализацию телефонных разговоров Лючии Балестри. Может, так нам удастся понять, кто это был. – Ровере предоставил им распечатку вызовов Балестри вместе с остальными документами. – Он точно не имеет судимостей и был не слишком настойчив, иначе бы коллеги обратили на его звонки внимание.

– Если кто-то вообще потрудился это проверить.

– Какую-то минимальную работу они должны были проделать, иначе судья бы вздрючил их еще на предварительном слушании. – Забыв, что автомобиль не служебный, Коломба вдавила педаль газа в пол, заходя на обгон, и безбожно превысила скорость.

Данте обеими руками схватился за сиденье.

– Так судья не Де Анджелис?

– Он государственный обвинитель. Как вышло, что такой всезнайка, как ты, ни хрена не знает об уголовном судопроизводстве?

– Просто это скучно. Для таких вещей у меня есть адвокат. Осторожно, ты превышаешь скорость.

– Хочешь выписать мне штраф?

– Нет, но я не хочу, чтобы меня вырвало в арендованном автомобиле. Мы оставили данные моей кредитной карты.

Коломба обогнала грузовик, царапнув его боковым зеркалом.

Данте опустил стекло и набрал в легкие воздуха:

– Тебе никогда не говорили, что ты водишь, как пьяница?

– Могу тебя высадить. Возьмешь такси.

Данте всерьез задумался над этой возможностью.

– Мы движемся в верном направлении.

– Тебе просто хочется, чтобы оно было верным.

– Нет. Я не ошибаюсь. Не могу объяснить почему, знаю лишь, что меня это пугает.

За всю поездку Данте не произнес больше ни слова, а за ужином практически ничего не съел, отрешенно глядя в пустоту. Он даже отказался воспользоваться лифтом, и Коломба вместе с ним поднялась на десять этажей по лестнице. Он шел медленно, с потухшим взглядом, а добравшись до номера, тут же ушел в свою комнату.

Коломба скинула туфли, последовала за ним и села на краешек кушетки.

– Не помнишь, какой-нибудь врач звонил твоей семье перед твоим похищением?

– То есть теперь ты веришь, что похищения связаны?

– Нет, но я сказала, что проверю все. Именно это я и хочу сделать.

– Ни один посторонний перед моим исчезновением с родителями не связывался. По крайней мере, в то время они ничего такого не припоминали.

– Дай мне распечатку звонков Балестри, – сказала Коломба.

Данте порылся под кроватью и бросил ей пачку скрепленных страниц. Коломба раздраженно поджала губы. Ей оставалось только мечтать о подобной суперспособности: вечно он отыскивает все с первого раза.

Данте снова уселся посреди кровати в позе факира.

– Некоторые свидетели утверждали, что в дни перед моим исчезновением видели перед нашим домом незнакомую машину, но ее так и не идентифицировали. Не исключено, что все это выдумки.

– А что ваш семейный врач? – не поднимая глаз, спросила она.

– Умер. Но в мое время принято было обращаться в школьную амбулаторию. Тогда активно боролись с рахитом и вшами.

– Ты что, рос на пиратском корабле?

– Просто в глубокой глуши. Как вышло, что твои коллеги не проверили номера?

– Они сосредоточились на событиях, происходивших в день убийства, а также на повторных звонках в предыдущие дни или в необычное время. Все входящие вызовы они проверить не удосужились. Представляешь, сколько времени бы на это ушло?

– Особенно если, по-твоему, это не стоит хлопот.

Коломба обвела один из номеров в распечатке:

– Есть звонок со стационарного римского номера, который впервые появляется в тот день, о котором говорила сестра убитой, – в пятницу.

– В котором часу?

– В полтретьего дня. Как раз когда Балестри должна была открывать магазин.

– Посмотри, были ли еще звонки с этого номера.

Коломба полистала детализацию, читая только последнюю цифру в каждом столбце, чтобы работать быстрее. Пятничный номер заканчивался на девятку, и всякий раз при виде девятки Коломба останавливалась, чтобы сверить телефон. Если бы информация была в цифровом формате, она могла бы отфильтровать телефон автоматически, но Ровере удалось достать только бумажную копию.

– Номер появляется снова в следующий понедельник. На этот раз в исходящих звонках.

– Больше ничего?

– Нет.

– Слишком мало повторений, чтобы броситься в глаза твоим обычно глазастым коллегам.

– Вот именно. – Коломба взяла ноутбук и проверила номер по телефонному справочнику. – В справочнике телефон не указан.

– Это он, – сказал Данте.

– Ты бы не слишком заводился, сейчас масса телефонов не числятся в справочниках.

Данте вышел на террасу и закурил. Коломба позвонила Ровере и попросила пробить номер по базе.

Ответ пришел уже через несколько минут, однако все оказалось сложнее, чем она думала. Она помахала Данте, который устроился в плетеном кресле, поджав колени под подбородок. Тот приоткрыл французское окно.

– Кто это?

– Скайп, – ответила Коломба. – Оформляешь подписку и получаешь местный номер для звонков.

– Но те, кто звонит тебе, об этом не знают. – Данте закурил очередную сигарету. – Отец в курсе, что Лючия Балестри волнуется из-за симптомов аутизма у Луки. Он связывается с ней и предлагает помощь. Они где-то встречаются, и он убеждает ее никому ни о чем не рассказывать и не пользоваться телефоном.

– Или кто-то просто решил сэкономить на телефонных счетах.

– Врач, который звонит из клиники? Верится с трудом. Представь на секунду, что кто-то… Я не говорю Отец… собирается похитить Луку Мауджери. Притвориться врачом – это неплохая стратегия.

Коломба неохотно согласилась.

– Муж Лючии Балестри был агрессивным мужчиной, который не желал и слушать о том, что сын болен, – сказала она. – Может, она и сама предложила встретиться в уединенном месте. Но как ей удалось уйти, чтобы муж этого не заметил?

– Что показали результаты химико-токсикологического анализа Мауджери?

– Алкоголь и психотропные вещества. Но он регулярно принимал успокоительные от стресса.

– Может, она бросила парочку таблеток ему в пиво.

Коломба была настроена скептически:

– Но откуда похититель мог узнать столько всего о сыне Мауджери?

– Выбрав жертву, он начал собирать информацию. Следил за ними. У него было два месяца с момента медосмотра.

– Пока единственное, что у нас есть, – это странный телефонный номер. Возможно, стоит на него позвонить.

Данте покачал головой:

– Я сделал это пять минут назад. Номера не существует.

– В следующий раз предупреждай. Это не стандартная процедура.

– Я был уверен, что Отец его отключил.

– Зря ты так на нем зациклился.

– Думаешь, это совпадение?

Коломба пожала плечами:

– Знаешь, чему тебя учат в первую очередь, когда начинаешь заниматься расследованиями? Не зацикливаться на одной версии. Потому что, если слишком в нее поверишь, начнешь притягивать за уши.

Данте прикурил новую сигарету от окурка предыдущей.

– Мне уже об этом говорили, когда я сбежал из силосной башни.

– Ты же знаешь, я не то имела в виду. Раз уж мы заговорили о гипотезах, по-твоему, похититель встретил мальчика в поликлинике?

– Поскольку я не верю, что ребенка похитил не Отец, я бы ответил отрицательно.

– Сделав это в толпе народа, он бы почти не рисковал. Он мог притвориться любящим дедушкой.

– Нет, – сухо сказал Данте. – Он преспокойно прожил двадцать пять лет после моего побега. Ему бы это не удалось, если бы он не был осторожен до одержимости. А он, уж поверь мне, одержим.

Коломба покачала головой. Ее всегда задевало, что Данте с такой уверенностью говорил об Отце.

– Я бы все-таки взглянула на записи камер наблюдения в поликлинике.

Едва не выронив сигарету, Данте развернулся к ней:

– Что ты сказала?

– В подобных учреждениях обычно устанавливают камеры видеонаблюдения, – пояснила Коломба. – Я могу попросить Ровере достать нам записи.

Данте отбросил горящую сигарету, вбежал в номер и схватил Коломбу за плечи.

– Надо найти способ проникнуть в поликлинику, – сказал он.

Она сбросила его руки, ошарашенная его горячностью.

– Завтра утром попробую снова поговорить с главврачом…

– Нет. Сейчас, – перебил Данте. – Завтра утром может быть слишком поздно.

– Посмотри на часы. Клиника закрыта.

– Так заставь их открыть, КоКа. Это важно.

– Не хочешь объяснить, что происходит?

Данте объяснил. Коломба схватила телефон.

Поликлиника, где проходил диспансеризацию сын Мауджери, оказалась уродливым прямоугольным зданием из серого бетона, расположенным на перекрестке улицы Номентана и Восточной объездной дороги. Разбросанные по фасадам без всякой видимой системы пузыри и выступы делали его похожим на детский кубик, по ошибке угодивший в печку. Когда около полуночи Данте и Коломба подъехали к зданию, возле входа уже стояла патрульная машина Альберти с включенной мигалкой. Он вышел из автомобиля им навстречу в сопровождении своего пожилого коллеги. Его напарник был настолько толстым, что на нем едва не лопалась форма, к тому же он насквозь провонял застарелым потом: Коломбе стало ясно, к какому типу полицейских его отнести, еще прежде, чем она пожала ему руку. Толстяк улыбнулся и как ни в чем не бывало уставился на ее грудь.

– Где врач? – спросила Коломба.

Альберти указал на Де Микеле, который со слегка раздраженным видом стоял неподалеку от машины.

Она подошла к нему и пожала ему руку:

– Спасибо, что приехали.

– Ваш коллега сказал, это очень важно. Полагаю, мальчик, о котором вы спрашивали, не просто тезка убитого. Это тот самый ребенок.

– Мы пока не считаем, что он мертв.

– А я тут при чем?

– Вы? Ни при чем.

В этот момент ночной сторож вышел, чтобы открыть им двери. Коломба подошла к автомобилю и постучала по стеклу. Данте так и остался в машине, распластавшись по сиденью.

– Не хватает только тебя, – сказала она ему.

– Давай в другой раз.

– Завтра половина администрации поликлиники будет обрывать телефон Ровере, чтобы на нас пожаловаться. В ближайшее тысячелетие мы сюда и шагу ступить не сможем.

– По-настоящему я тебе там не нужен.

– Выходи. Не вынуждай меня применять насилие.

Данте вздохнул.

– Только давай побыстрее, – сказал он.

Прежде чем выйти из гостиницы, он принял коктейль из пилюль и капель, который вырубил бы и лошадь, но адреналин все еще нейтрализовывал воздействие лекарств. Столбик его внутреннего термометра достиг десятки, если не выше: еще чуть-чуть – и у него повалит пар из ушей. Коломба взяла его под руку и повела ко входу. Сторож открыл дверь и включил свет. В фойе одна за другой зажглись флюоресцентные лампы.

Де Микеле вгляделся в бледное лицо Данте:

– С вами все в порядке?

– Нет. Покажите мне дорогу, – сдавленно проговорил тот.

– Какую еще дорогу?

– Которой шли дети и их родители.

На миг Де Микеле замер в замешательстве, а потом провел их в фойе антресольного этажа. В глубине темнели приемные окна и окно справочной службы. Коломбе вспомнился сериал «Ходячие мертвецы», где выжившие во время зомби-апокалипсиса ютились в заброшенных общественных зданиях. По работе она часто попадала в странные, а иногда и опасные места, но это обладало совершенно особым жутким обаянием.

– Вход здесь, – сказал Де Микеле. – Подняться на второй этаж можно на лифте или по лестнице.

– По лестнице, – пробормотал Данте.

Фойе напоминало ему серую душную пещеру. Стараясь размеренно дышать, он вперед всех почти бегом поднялся по ступенькам.

– Куда дальше? – надсадно дыша, спросил он.

Коридор оказался кишкой с единственным окном. К стеклу жалась чернильная ночь.

– У вашего коллеги затрудненное дыхание, – сказал Коломбе Де Микеле.

– Это потому, что он очень доволен. Что дальше? – спросила она.

Де Микеле показал на две двери в противоположных концах коридора, на стенах которого были развешены детские рисунки жучков и цветочков.

– Здесь у нас детское отделение, а там кабинеты. – Он открыл одну из дверей, за которой оказалась квадратная комната с еще одной дверью и расставленными вдоль стен стульями. – Тут дети с родителями ожидают вызова.

– В каком кабинете вы вели прием? – еле слышно спросил Данте.

– Мм… Вот в этом. – Он показал на центральный кабинет.

Данте пустился бежать. Он ворвался в первую дверь, пролетел приемную и, распахнув белую дверь, вломился в кабинет. Оказавшись в темной коробке, Данте покрылся ледяным потом и застыл без движения, пока остальные, догнав его, не включили свет. Обстановка состояла из железного стола, двух поставленных друг против друга стульев, кушетки и ширмы, за которой раздевались пациенты. За дверью находился тесный туалет. Данте открыл английское окно и полной грудью вдохнул влажный воздух. Тут же взвыла сигнализация.

– Черт! – сказала Коломба.

Рация Альберти запищала. Его вызывал пожилой напарник:

– Эй, умники, вы периметральную сигнализацию запустили.

Коломба вырвала рацию у Альберти:

– Скажите, чтобы сторож ее отключил.

– Он не может, сигнализация управляется из диспетчерской.

– Так позвоните в диспетчерскую. Сейчас же.

– Слушаюсь.

Сирена завывала еще около минуты. Все это время Данте прижимал ладони к ушам, что напоминало «Крик» Мунка. Как только сигнализация замолчала, он снова принялся обыскивать комнату. Сев за стол, он поискал позицию, с которой мог бы видеть и стул для пациентов, и кушетку.

«С высоты, – подумал Данте. Запрокинув голову, он увидел решетку вентиляционного отверстия. – Как банально…»

Он кивнул на решетку Коломбе:

– Снимите ее.

– Ты уверен?

Данте не ответил и, хлопнув дверью, выбежал из комнаты.

– Он всегда такой? – спросил Де Микеле.

– Только в лучшие дни, – ответила Коломба.

Даже подняв руки, она не доставала до решетки. Пододвинув стол, она встала на сиденье. Теперь решетка оказалась на уровне ее лица, но за ней виднелась только тьма. Решетку удерживали четыре шурупа-звездочки.

– Госпожа Каселли, вам помочь? – спросил Альберти.

– У тебя в кармане отвертка не завалялась?

– Нет.

– А у меня да, – сказал Де Микеле. – Я был бойскаутом. «Будь готов!» – Он бросил ей швейцарский ножик. – Но что вы надеетесь найти?

Коломба выбрала нож с плоским концом.

– Надеюсь, что ничего.

Но внутри что-то было. Коломба поняла это, открутив первый же шуруп. Он поддался слишком легко – кто-то недавно уже снимал решетку. Она отвернула третий шуруп и крутанула ее, используя четвертый в качестве оси. Бинго!

К стенке вентиляционной шахты была скотчем прикреплена видеокамера.

Когда Коломба вышла с двумя пластиковыми стаканчиками кофе в руках, Данте уже выкурил последнюю сигарету из пачки.

– На нижнем этаже работает кофейный автомат, – сказала она, протягивая ему стаканчик.

– Пытаешься меня отравить?

– Куча народу его пьет, никто еще коньки не отбросил.

– Куча народу пьет воду из Ганга.

– Только не начинай. – Коломба перелила содержимое второго стаканчика в первый и осушила его в один глоток. – Главное, чтобы бодрил.

К ним подошел полицейский инспектор Дино Ансельмо, в компетенцию которой входила, помимо прочего, борьба с виртуальными преступлениями. Ансельмо было около тридцати, но в своих очках в черной оправе он походил скорее на студента, не сдавшего сессию. Сюда его направил Ровере, и он привез с собой пару подчиненных и ордер на обыск.

– Мы нашли отпечатки, – сказал Ансельмо. – С самой камеры они были стерты, зато остались на кассете плюс есть еще частичный отпечаток на стене. – Он продемонстрировал им КПК: терминал был соединен с автоматизированной системой идентификации отпечатков пальцев. – Нам повезло.

– Он есть в базе? – уточнила Коломба.

– Пятнадцать лет назад он был арестован за нанесение телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах, – ответил Ансельмо. – Также обвинялся в участии в подпольных азартных играх. Никаких сексуальных преступлений. Зато шпионит он, как профи: камера снабжена датчиком движения. Когда в кабинете никого не было, она переключалась на режим ожидания.

– Сколько ему лет? – спросила Коломба.

– Пятьдесят, – сверившись с экраном, сказал Ансельмо и передал ей терминал.

Коломба увидела мужчину с козлиной бородкой и коротко подстриженными волосами с проседью. Сабино Монтанари, рожден и проживает в Риме. В разводе, детей нет.

– Он здесь работает, так? – спросил Данте.

– Да, служителем, – ответил Ансельмо. – Из вас бы вышел неплохой коп.

– Я завербуюсь, только если война начнется.

Ансельмо озадаченно моргнул и предпочел с этого момента обращаться к Коломбе:

– Я доложил в магистрат и получил ордер на досудебное задержание. Я упомянул об анонимной наводке и позабочусь, чтобы так все и выглядело.

– Спасибо, – сказала Коломба. Она знала, чем рискует Ансельмо, покрывая ее.

Данте потянул ее за руку и отвел в сторонку.

– Я и не думала, что ты такой патриот, – заметила она.

Данте непонимающе посмотрел на нее:

– Патриот?

– Ты сказал, что завербуешься в случае войны.

– Только потому, что на войне гибнет больше мирного населения, чем солдат, ты не знала? Я должен с ним поговорить.

– С кем?

– С Монтанари.

– И думать забудь. Его задержит полиция и допросит судья.

– Это с его помощью Отец добрался до Луки Мауджери.

– Даже если обнаружится связь между камерой и похищением, Монтанари мог провернуть все это в одиночку.

– Если это он и ему нужен был Лука, то почему он не демонтировал камеру?

– Может, просто не успел.

– Она была включена?

– Да.

– Батарейка не продержалась бы четыре дня. Веришь ты в Отца или нет, но Монтанари – сообщник похитителя. И если ты позволишь, чтобы он попал в шестеренки машины правосудия, мы окажемся в пролете. Мне придется дожидаться, пока его выпустят, чтобы с ним поговорить.

Коломба закатила глаза и вернулась к Ансельмо:

– Что сказал Ровере?

– Только попросил тебе помочь здесь.

– Вот и помоги. Позволь мне поучаствовать в аресте.

Ансельмо покачал головой:

– Ты в административном отпуске.

«И мне даже известно почему», – мысленно добавил он.

Коломба не была намерена сдаваться:

– Для Монтанари я буду всего лишь одной из полицейских, что задают ему вопросы. Ему и в голову не придет рассказывать, что я там была, если кто-то его об этом не спросит. И какого хрена кто-то станет спрашивать? Давай же, не заставляй меня упрашивать.

Ансельмо показал на стоящего в нескольких шагах от них Данте:

– А с ним что?

– Он посидит в машине.

– И ты тоже, пока мы не наденем на него браслеты, хорошо? Потому что, если он вооружен и пристрелит тебя, мне придется избавляться от твоего трупа.

– О’кей, – согласилась Коломба.

Ее лицо оставалось совершенно непроницаемым, но Данте даже на расстоянии понял, что она лжет.

Монтанари жил на улице Салария и на звонок не отвечал. Альберти и его пожилой напарник выломали замок с помощью небольшого тарана и отошли, пропустив вперед Ансельмо и Коломбу, которые держали пистолеты наготове.

За дверью Ансельмо сразу же остановился, направил пистолет в центр комнаты и закричал:

– Это полиция! Выходите с поднятыми руками!

Всякий раз, произнося эту фразочку, он казался себе героем второразрядного боевика, но так и не нашел ей столь же действенной замены. К счастью, учитывая особенности его работы, такая необходимость возникала редко, а из пистолета он стрелял только на полигоне. Зато Коломба, похоже, даже бутылки дома открывала пистолетом. Ансельмо слышал, что с ней произошло, и поражался ее напористости. Пожалуй, напор ей не мешало бы поубавить. Стоило им подъехать к дому, как она выскочила из машины, бросив ее посреди улицы, и принялась звонить в домофоны соседей, чтобы ей открыли.

Ансельмо подбежал к ней:

– Ты забыла, о чем мы договорились?

Коломба и ухом не повела. Из домофона донесся женский голос, и Коломба тут же ответила:

– Я случайно захлопнула за собой дверь снаружи. Вы не могли бы меня впустить?

– Каселли, да ты меня вообще слышишь? – чувствуя себя одураченным, спросил Ансельмо.

Дверь в подъезд открылась, и Коломба влетела внутрь, притормозив только для того, чтобы заглянуть в почтовые ящики. Двое других полицейских растерянно посмотрели на него.

– Она не должна была идти с нами, – сказал один из них.

– Так, может, ты ее переубедишь? – парировал Ансельмо.

– Ну уж нет. – Полицейский пошел на попятную.

Вслед за Коломбой в квартиру Монтанари вошли двое сослуживцев Ансельмо, а последними – Альберти и его напарник.

– Его здесь нет, – сказала Коломба, пряча пистолет в кобуру.

Ансельмо, проверивший даже туалет, также убрал табельное оружие.

– Нужно запросить ордер на обыск, – сказал он.

– Думаешь, он что-то почуял? – спросил один из полицейских. – Сейчас два часа ночи.

– Возможно, Монтанари видел нас в поликлинике, – ответил Ансельмо.

Коломба начала бродить по квартире, оглядываясь по сторонам:

– Похоже, вещички он не собирал. – Она взглянула на единственный в квартире шкаф, ветхий и закрытый на ключ. – Перчатки у вас найдутся?

Ансельмо возвел очи горе:

– Каселли, учитывая, что здесь и духу твоего быть не должно, ты не слишком церемонишься.

– Перчатки, – повторила она.

Один из сослуживцев Ансельмо протянул ей коробку с одноразовыми перчатками. Коломба натянула перчатки и, открыв шкаф, внимательно оглядела содержимое. С виду никаких значительных пустот между стопками одежды не было. Когда кто-то поспешно собирает вещи перед побегом, он обычно оставляет после себя заметный хаос: здесь же шкаф, как и остальной дом, был практически в порядке.

– Смотрите, – сказал один из коллег Ансельмо.

Он открыл дверь кладовой: за ней скрывался раскладной письменный столик, на котором лежал ноутбук. Компьютер был подключен к MiniDV-плееру, который читал диски вроде тех, что использовались в конфискованной ими видеокамере.

– Если он и сбежал, то домой перед побегом не заходил, – сказала Коломба. – Иначе взял бы с собой компьютер. – Она подошла и открыла ноутбук, на экране которого появилась заставка «Windows».

– Не будем терять время, – сказал Ансельмо. – Я отвезу все в лабораторию. Потом, если хочешь, расскажу тебе о результатах.

– Как насчет следственного осмотра? – спросила Коломба. – Все равно придется подождать здесь на случай возвращения Монтанари.

– Я собирался оставить здесь патрульную машину, – ответил Ансельмо и все-таки быстро просмотрел содержимое жесткого диска. – У него есть программа для редактирования видео, но ни одного видеоролика. Должно быть, он хранит их в облаке. Или на съемном носителе. Но если видео проходили через компьютер, мы найдем их следы.

– Сможешь проверить прямо здесь? – спросила Коломба.

– Нет. Сначала необходимо сделать полную резервную копию системы и записать копию содержимого всего, что сейчас записано на ноутбуке. И потом, я не специалист. Такие вещи лучше оставить экспертам.

Коломба уставилась на него:

– Разве ты не хакер или что-то типа того?

– С чего ты взяла?

– Ты же из почтовой полиции, вы не вылезаете из-за компьютеров.

– А ты из отдела убийств и проводишь кучу времени с трупами. Ты патологоанатом?

– Прекрасный аргумент. – Коломба закрыла крышку ноутбука и выключила его из розетки.

– Если ты вздумала забрать его с собой, мне придется пристегнуть тебя наручниками к батарее, – сказал Ансельмо.

– Я только хочу спуститься с ним вниз.

Они забрались в минивэн Коломбы. Данте и она устроились позади, а Ансельмо развернулся, глядя на них из-за спинки переднего сиденья.

Данте начал открывать и закрывать папки при помощи трекпада.

– Что ты делаешь? – устав следить за беглыми движениями его пальцев, спросила Коломба.

– Ищу журнал событий, чтобы понять, какие программы использовались в последнее время.

– Это я и сам мог бы сделать, – проворчал Ансельмо, пытаясь сверху заглянуть в экран.

– Как только закончу, можете играть сколько влезет, – снизошел Данте.

– Хочу посмотреть, что он сможет выяснить, – сказала Коломба.

– Он хакер? – издевательски спросил Ансельмо.

– Нет, но это он обнаружил камеру.

– Но мы же не пытались ее искать, – оправдался Ансельмо.

– То-то и оно… – ухмыльнулся Данте. – О’кей. Монтанари выходил в интернет через «Тор».

– Это еще что? – спросила Коломба. Пользоваться компьютером она умела, но технические моменты оставались для нее темным лесом.

– Программа для обеспечения анонимности трафика, – ответил Ансельмо.

– Браво, – сказал Данте. – Причем с ее помощью можно заходить на сайты, которые иначе не найдешь.

– Даркнет, – сказала она.

– Я тебя умоляю… Этот термин используют только журналисты…

Ансельмо кивнул:

– Получив доступ к анонимным сайтам, можно купить в Сети товары, незаконные почти во всех странах мира. Оружие, наркотики…

– Детскую порнографию, – продолжила за него Коломба.

– Именно, хотя большинство пользователей используют «Тор» только для скачивания пиратских фильмов, – уточнил Данте. – Мы не знаем, к каким серверам подключался Монтанари и где хранил свое барахло. Но… посмотрим… у него есть электронный кошелек. Он получил перевод от некоего Маркуса Уэлби, американца, с виртуальной кредитной карты, эмитированной на Каймановых островах. Десять тысяч евро. Уже кое-что. Остальные транзакции я не смогу увидеть без его пароля.

– Думаешь, этот Уэлби существует? – спросила Коломба.

– Используя свое настоящее имя, можно было бы и обычной кредиткой воспользоваться, – ответил Данте. – Это псевдоним одного из его покупателей.

– По-твоему, он продавал записи с камеры? – спросила Коломба.

– А что еще он мог с ними делать?

– Может, ему нравилось смотреть, – сказал Ансельмо.

– В его квартире были фотографии детей? Даже самые невинные? На стенах, на холодильнике? – поинтересовался Данте.

– Нет, – ответил Ансельмо.

– Игрушки, одежда, детские комиксы?

Коломба покачала головой.

– Зато у него установлены целых четыре приложения для онлайн-казино. Он игроман и нуждается в деньгах.

– Что еще? – спросила Коломба.

– У него только один профиль в скайпе. Но он ни разу за последние шесть месяцев в него не заходил. И подписки на местные номера у него нет.

– С чего вы решили, что она у него будет? – спросил Ансельмо.

Данте и Коломба молча переглянулись.

– Однако он использовал чат-программу, – сказал Данте.

– Можешь посмотреть, что он писал?

– Нет. Он стер переписку. Последний, с кем он сегодня общался, – некий Зардоз. И у меня есть IP-адрес, с которого он подключался.

Он показал Коломбе ряд цифр, представляющий собой данные сервера человека, выходившего на связь с Монтанари, и вбил их в браузер на своем «айфоне», чтобы проверить происхождение.

– Это сервер «Тор», – произнес Данте через несколько секунд. Говорил он с усилием, словно его отвлекла какая-то неожиданная мысль.

Коломба обратилась к Ансельмо:

– Можно как-то установить личность этого Зардоза?

– Нет, «Тор»-сервер удаляет логи подключения, – ответил тот. – Но возможно, Монтанари знает, кто он. Скоро мы его поймаем, и он сам нам все расскажет.

– Могу я поговорить с тобой наедине? – обратился Данте к Коломбе.

Она взглянула на Ансельмо.

– Могу выйти, если надо, но компьютер я заберу с собой, – обиженно заявил тот.

Данте, не глядя, передал ему ноутбук:

– Прошу.

Ансельмо молча взял компьютер и вышел из машины.

– В чем дело? – спросила Коломба, когда они остались вдвоем.

– Видела фильм «Зардоз»? – спросил Данте.

– Впервые слышу.

– Это научно-фантастический фильм семидесятых годов с Шоном Коннери.

– Он красавчик.

– Ему уже за восемьдесят…

– Все равно красавчик. И?..

– Это фильм про общество будущего, подчиненное лжебогу по имени Зардоз. Это сокращение от Волшебника из страны Оз – Wizard of Oz. Зардоз предстает перед людьми в образе огромной маски с громовым голосом, но на самом деле это что-то типа летательного аппарата.

– А нам до этого что?

– Зардоз требует от подданных определенного подношения. Пшеницы. В начале фильма рабы наполняют летающую маску пшеницей. Маска – не что иное, как летающая силосная башня. КоКа, Зардоз и есть Отец. И Монтанари выведет нас на него.

Сабино Монтанари сидел в своем «фиате-стило» с метановым двигателем, припаркованным у опорной колонны Восточной объездной дороги, напротив лестницы, ведущей к станции Тибуртина. Еще два года назад он разъезжал на «мерседесе», но постепенно проиграл его буквально по частям, как и квартиру, которую купил, когда фортуна ему еще улыбалась. Теперь он ютился в арендованной однушке в двух часах езды от поликлиники. Каждое утро у него уходило два гребаных часа жизни только на то, чтобы добраться до работы, и еще час вечером, чтобы вернуться домой. Он думал об этом постоянно. Каждый день. Мечтал, что однажды поднимет достаточно бабла, чтобы бросить постоянную работу, но карта все не шла.

Вот он и затеял всю эту историю с видео, хоть самого его и воротило от таких мерзостей. Видеокамера, которую он установил в гинекологическом отделении, периодически снимала пикантные сценки… но педиатрическое отделение? Полное дерьмо. Только вот записи с раздвигающими ножки бабами ничего не стоят. Пытаешься их продать – и находишь максимум кого-то, кто хочет поменяться видео. Но дети…

Дети – настоящая золотая жила.

По большей части дети даже не раздевались, и педиатры осматривали их миндалины. Всего несколько раз они снимали футболки и еще реже приспускали штанишки, чтобы врач мог осмотреть их промежность. Эти записи он продавал по сто евро за минуту, и после просмотра бесплатного превью всегда находились желающие их купить. А потом появился Зардоз. Его учетная запись представляла собой присвоенный системой номер, и Монтанари не знал его настоящего имени. В системе отражалось лишь, что Зардоз пользовался сервером больше года и без проблем совершал покупки у других до сих пор активных вендоров. Благодаря этой немаловажной информации Монтанари мог быть относительно уверен, что не связался с каким-нибудь провокатором из почтовой полиции. Зардоз купил пару минут, а потом сделал ему фантастически выгодное предложение: целое видео за фиксированную сумму в десять тысяч евро. Монтанари знал, что сайт посещают и толстосумы, но мало кто закупается у единственного вендора: клиенты предпочитают разнообразие. Зардоз же хотел купить даже мертвые кадры вроде тех, где мамаши здороваются с врачами. Монтанари до последнего был настроен скептически – а потом на его электронный кошелек поступили деньги.

«Обдрочись хоть до смерти», – мысленно пожелал он покупателю, закачивая файл, но Зардоз вскоре объявился снова. И снова. В общей сложности Монтанари срубил с него тридцать тысяч евро, половину из которых за месяц спустил за зеленым столом в подсобке мясной лавки. Если бы не это, Монтанари и не подумал бы согласиться, когда Зардоз попросил о личной встрече. Это противоречило всем законам выживания, о чем знал любой из тех, кто обтяпывал делишки в Сети. Монтанари продавал записи через защищенное соединение с удаленного сервера. Стоило раз научиться, и это было легче легкого. Ему все растолковал обобравший его как липку в покер паренек, который толкал в интернете амфетамины. Он сказал, что даже не знает, кто его клиенты. Парень принимал заказ, дожидался поступления денег и, как только они оказывались на его счете, отправлял товар с курьером, указывая в качестве обратного адреса несуществующую фирму. Безопасное соединение можно арендовать за гроши, опять же онлайн. Достаточно подключиться к анонимному прокси-серверу. Даже если тебя пасет почтовая полиция, дальше анонимайзера тебя не отследят. Ты превращаешься в невидимку.

С другой стороны, встречаться с клиентами лично – все равно что играть в рулетку. Если выпадет неверный номер, попадешь в лапы полиции. Но запрос Зардоза был вполне типичным для подобных покупателей: ему нужен был эксклюзивный контент. Для этого он собирался предоставить, помимо денег, новенькую запечатанную видеокамеру. Монтанари попросил оставить ее в каком-нибудь укромном местечке, но покупатель отказался. Слишком дорогостоящее оборудование, слишком велики риски, если его обнаружит кто-то посторонний. Они должны встретиться. Монтанари подумывал отказаться, но мысль о деньгах, которые посулил ему Зардоз на этот раз – еще сорок штук разом, – заставила его отбросить осторожность. А если педофил окажется полицейским… так при себе у него ничего нет, весь товар он хранит онлайн на анонимном виртуальном диске. Если даже его повяжут, никаких доказательств не найдут.

Зардоз назначил встречу на час ночи. Ждать оставалось еще десять минут, и Монтанари начинал клевать носом. Позевывая, он заметил в зеркало заднего вида, что к машине кто-то идет. Издалека лица высокого, облаченного в застегнутый до горла элегантный плащ мужчины было не разглядеть. Когда тот постучал в стекло затянутым в перчатку кулаком, Монтанари понял, что это Зардоз. Он опустил стекло.

– Да? – неопределенно сказал он. Описание собственной внешности он тоже дал намеренно неопределенное. Точно они определились только с местом встречи.

– Думаю, я тот, кого вы ждете, – произнес человек в плаще.

– Возможно, – ответил Монтанари.

– Зардоз. Впустите меня и обсудим финансовую сторону.

Монтанари колебался. Голос Зардоза был вежливым и холодным. Он ожидал-то увидеть какого-нибудь потливого маньяка.

Он разблокировал двери. Когда Зардоз сел в машину, Монтанари увидел, что он старик.

«Престарелый богатенький извращенец», – подумал он.

Старик в упор посмотрел на него. В свете уличного фонаря его глаза отсвечивали голубовато-синим.

– Очень любезно с вашей стороны встретиться со мной так быстро, – сказал он.

– Я согласился не из любезности, а за деньги.

– Полагаю, при себе у вас нет ничего компрометирующего.

– За идиота меня держите?

– Нет. Разумеется, нет.

– Где камера? Она такая маленькая, что помещается в кармане?

– Боюсь, это был лишь предлог для встречи, – ответил старик и так быстро взмахнул рукой, что Монтанари едва уловил движение.

В горле резко похолодело. Холод мгновенно превратился в лед, затем в обжигающую боль.

Монтанари попытался что-то сказать, но рот наполнился кровью. Он больше не мог дышать. Старик убрал какой-то блестящий предмет в карман плаща, забрызганного кровью. Его кровью.

Зардоз наклонился к Монтанари, расстегнул ему ширинку и достал член. Монтанари попытался оттолкнуть его, но руки не слушались.

Старик посмотрел на него:

– Не беспокойтесь, я не намерен вас домогаться. Это только для того, кто вас найдет, понимаете?

Но Монтанари уже не понимал ничего – сознание ускользало вместе с хлещущей из перерезанного горла кровью. Последней его мыслью было, что на следующий день он пропустит игру. А ведь ему наверняка бы выпал удачный расклад, пиковый флеш-рояль. Черная масть наводнила его глаза и разум.

Старик достал из кармана пластиковый пакетик, вытащил грязную бумажную салфетку и волос и оставил их на сиденье. Затем он открыл конвертик с презервативом, насколько возможно, натянул его на член Монтанари, сразу же снял и положил в пакет. Покончив с этим, он быстрым шагом пошел прочь.

Снаружи казалось, что прислонившийся головой к стеклу Монтанари мирно спит.

Обыск закончился, и Коломба почувствовала, что недосып начинает брать свое. Она поднялась в квартиру и присоединилась к Ансельмо.

– Нарыли что-нибудь стоящее? – спросила она.

Ансельмо покачал головой:

– Да и Монтанари не заявлялся. Мы объявили его в розыск, но сигналов пока не поступало.

Коломба внимательно оглядела перевернутую вверх дном квартиру:

– Судя по этой душегубке, деньжат, чтобы сбежать за границу, у него недостаточно.

– Если только у него не было сбережений.

– Я скорее склоняюсь к версии Данте, что он просаживал все в карты.

Ансельмо смущенно почесал щеку:

– Извини за такой вопрос, Каселли. А все-таки, кто он вообще такой?

– Долгая история. Которую у меня нет никакого желания тебе рассказывать.

– Как мило, – сказал Ансельмо. – Напомни мне, чтоб я и впредь оказывал тебе услуги.

Коломба сжала его плечо:

– Прости. Когда все закончится, ставлю выпивку.

– Ловлю на слове, – улыбнулся Ансельмо.

– Только не воображай себе невесть что.

В этот момент в комнату вбежал один из людей Ансельмо.

– Что случилось? – спросил тот.

– Монтанари нашли у станции Тибуртина. Мертвым.

Коломба с размаху ударила кулаком в стену:

– Черт! Только не это!

– Что такое, Каселли? – нервно спросил Ансельмо.

Коломба потрясла пальцем у него перед носом:

– Нас с Данте тут не было, ясно?

– Могла бы и не говорить. Я и так по уши в дерьме.

Она выбежала из дома и заставила Данте сесть в автомобиль, прежде чем объяснила ему, что случилось.

– Что делать будем? – озабоченно спросил он.

Коломба вдавила педаль в пол, и машина сорвалась с места.

– Едем туда.

– Может, не обязательно смотреть на труп?

– Хочешь, здесь тебя высажу.

– Нет-нет. Поехали.

Остаток пути Коломба молчала, и Данте погрузился в столь мрачные мысли, что его внутренний термометр начал закипать. Он проглотил таблетку ксанакса, которая начала действовать, когда они подъехали.

Участок возле колонны объездной дороги был перекрыт. Машины перенаправляли двое сотрудников дорожной полиции. Коломба, почти не притормозив, сунула им под нос удостоверение, припарковалась недалеко от оцепленной зоны и, не дожидаясь Данте, выскочила из автомобиля. Он на ватных ногах поплелся за ней. Несмотря на поздний час, вокруг колонны уже собралась кучка зевак, старающихся заглянуть за полицейское заграждение. Среди них была парочка фотографов из новостных агентств, которые непрерывно щелкали камерами в ожидании разрешения подойти поближе. Полицейские в форме разговаривали по рации и телефонам, а санитары «скорой помощи» перешучивались, дожидаясь, когда можно будет загрузить труп.

Данте подумал, что таким был мир Коломбы до того, что она называла Катастрофой, и спросил себя, скучает ли она по прежней жизни. Для него этот мир был похож на странный сон. В свете прожекторов цвета становились плоскими и все казалось нереальным. Конус света был направлен на блестящий автомобиль Монтанари. От него исходил легкий пар. Еще на расстоянии десяти метров Данте различил за окном водителя что-то темное и понял, что это голова покойника. Раньше он видел покойников только на фотографиях. Он еще больше замедлил шаг.

Возле машины Монтанари стояли двое криминалистов и главный инспектор Инфанти из мобильного спецподразделения. На протяжении трех лет Инфанти был не только заместителем, но и другом Коломбы, но, как и многие другие сослуживцы, не видел ее с тех пор, как она выписалась из больницы. Ему пришлось довольствоваться периодическими новостями от Ровере – шеф был единственным, на чьи звонки она несколько раз ответила. Поэтому, увидев, как Коломба бежит в его направлении, он подумал, что это ему мерещится от усталости. По-настоящему он узнал ее только тогда, когда она остановилась в миллиметре от неприкосновенной зоны поиска улик и отпихнула его, чтобы заглянуть внутрь автомобиля.

– Что тебе известно? – спросила его она.

Инфанти опомнился от удивления:

– Коломба… ты что, вышла на службу?

Она нехотя отвела глаза от машины и взглянула на него:

– Нет.

Инфанти в замешательстве покачал головой. Коломба похудела, но была в хорошей форме. Выглядела она как обычно и больше не походила на бледную тень, которую он видел в больничной палате. Инфанти хотел было ее обнять, но она была напряжена, как струна, и он предпочел сохранять дистанцию.

– Ты меня напугала.

– Прости. Ну а теперь рассказывай.

– Мы только что получили разрешение на вывоз тела. Он умер от потери крови. Кто-то перерезал ему сонную артерию очень острым лезвием.

– Скальпель? – все больше напрягаясь, предположила Коломба.

– Не исключено. У этого типа член торчал из штанов, на нем обнаружены следы чего-то вроде спермицида. В автомобиле найдены женский волос, упаковка от презерватива и измазанная помадой салфетка. – Он показал на дорогу. – Монтанари припарковался здесь с проституткой, та начала делать ему минет, потом они поцапались из-за денег, и она перерезала ему глотку. А может, она с самого начала планировала его укокошить, поди знай.

– Поразительно, что все это с ним приключилось именно сегодня ночью… – сказал наконец подошедший к ним Данте.

Инфанти удивленно посмотрел на него.

– Он с тобой? – спросил он Коломбу.

– Да. Говоришь, вы нашли упаковку от презерватива? – спросила Коломба.

– Да.

– А сама резинка где?

– Ее мы не обнаружили. Может, проститутка унесла. Чтоб не оставлять следов ДНК.

– По-вашему, шлюшка унесла презерватив, но оставила грязную салфетку? – вмешался Данте. – Немного странно, вам не кажется?

– Могу я узнать, кто вы, блин, такой? – спросил Инфанти.

Данте кивнул на Коломбу:

– Ее друг.

К ним подъехала гражданская машина с мигалкой на крыше. Из нее вышел Ровере.

– Шеф приехал, – сказал Инфанти.

И в этот самый неподходящий момент у Коломбы случился приступ. Колоссальным напряжением воли она кое-как сдерживалась во время поездки, но, увидев Ровере, сломалась.

Мир вокруг исказился, и пара гранитных рук сдавила ей грудь. Она оттолкнула сослуживца и, задыхаясь, бросилась в крохотный темный переулок. Тени поднялись с асфальта и напали на нее, уши взрывались от пронзительных криков. Коломба ударилась лицом о стену и сползла на землю. Дыхание вернулось вместе с надрывными рыданиями. Не в состоянии взять себя в руки, она стояла на коленях на тротуаре, завывая, как побитая собака.

– Господи! – всхлипывала она. – О господи!

Данте прав. Во мраке действительно хоронится безжалостный похититель. Он действительно существует. Все остальное можно было списать на совпадение, на самовнушение одержимого своим похитителем Данте, на последствия страха, который она испытывала за него, когда вбежала в его дом с пистолетом наготове. Все, но не смерть Монтанари. Назвать ее совпадением не повернется язык даже у самого тупого копа. А она не идиотка, хоть сейчас предпочла бы ею быть. Они подобрались к настоящему похитителю, скрывающемуся за созданной им невероятной дымовой завесой, а тот расправился с единственным, кто мог бы вывести их на него. Они раздразнили чудовище, заставили его сеять кровь и смерть. Ей все еще не хватало воздуха. Она закусила губу и почувствовала привкус крови. Сплюнув, она снова начала дышать.

«Зардоз, – подумала она. – Зардоз».

В круг уличного фонаря упала чья-то тень, и Коломба чуть снова не начала задыхаться, прежде чем поняла, что это всего лишь встревоженно склонившийся над ней Ровере.

– Коломба? Тебе плохо?

Шеф хотел помочь ей подняться, но она, проигнорировав протянутую руку, села, прислонившись к стене.

– Черт, это вы во всем виноваты, – всхлипнула она.

– Ты о чем?

Коломба подняла пыльное, залитое слезами лицо и посмотрела на него:

– Вы позволили мне заниматься расследованием! Неофициально, тайком, лишь бы подложить свинью Сантини! И вот результат!

Ровере снова наклонился к ней:

– Уверена, что это убийство связано с похищением Мауджери?

Коломба вытерла глаза.

– Да, блин, уверена. Но доказать ничего не могу! Если бы мы взяли Монтанари живым, мы могли бы допросить его, доложить обо всем магистрату. А теперь у нас вообще ни хрена нет!

– Видеокамера…

– Камера засняла несколько сотен детей! И только одного из них похитили. Если я заявлюсь с этим к магистрату, Де Анджелис обойдется со мной еще хуже, чем с Данте. И я этого не вынесу! – Она сорвалась на крик.

– Если ты уже подобралась к нему так близко, то сможешь подобраться еще ближе, – отеческим тоном сказал Ровере. – У тебя получается, Коломба! Разве сама не понимаешь?

– А если мы его спугнем и он убьет мальчика? Об этом вы подумали?

– Придется рискнуть…

Коломба оттолкнула протянутую им руку:

– Да идите вы на хрен!

– Коломба…

– Слышали, что она сказала? – спросил появившийся в конце улицы Данте. Его стоящая против света фигура отбрасывала на асфальт очень длинную тень. Он сжимал кулаки, чтобы придать себе смелости и не сбежать.

Ровере резко выпрямился и повернулся к нему:

– Господин Торре, мы с вами до сих пор незнакомы. Я Ровере.

Данте сделал шаг назад:

– Я знаю, кто вы.

– Коломбе нехорошо. Вы не могли бы оставить нас на пару минут…

Голос Ровере звучал сочувственно и рассудительно, и Данте снова почувствовал желание уйти. Но он не мог оставить Коломбу.

– Давайте так. Уйдете отсюда вы.

– Господин Торре… возможно, вы неверно интерпретировали происходящее…

– Нет, я так не думаю. – Он обошел Ровере и помог Коломбе подняться. – Как ты? Уже получше?

Она даже не пыталась притворяться:

– Почти.

Он протянул ей салфетку:

– У тебя губа кровоточит.

Коломба промокнула рот:

– Пустяки.

– Дыши размеренно. Если что, у меня с собой целая аптека.

– Не хочу я твои долбаные пилюли.

Данте повернулся к Ровере:

– Почему вы выбрали Коломбу? Почему отправили ко мне именно ее?

– Потому что я ей доверяю.

Данте покачал головой.

– Брехло, – пробормотал он.

– Вы меня не знаете, Торре.

– Но я знаю таких, как вы.

– Пошли, – сказала Коломба и медленно направилась к машине.

Ровере пошел было следом, но Данте отрицательно покачал головой:

– На вас приглашение не распространяется.

– Нам нужно поговорить о том, что произошло, – возразил Ровере.

– Не сейчас, – сказал Данте. – Мы вам позвоним.

Когда он подошел к автомобилю, Коломба уже сидела на месте водителя.

– Уверена, что в состоянии вести машину? – спросил он.

– Хочешь сесть за руль?

– Можем вызвать такси.

– Даже не думай.

– Ладно, только не слишком разгоняйся. Я тоже не очень хорошо себя чувствую.

– Я не хочу сразу возвращаться в отель. Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказала она, заводя машину.

– Стоит открыть окно в твоей комнате – и дыши сколько хочешь.

– Поехали лучше в Трастевере.

– Поверь мне, тебе нужно отдохнуть.

– Нет.

Данте смотрел в окно, пока Коломба не припарковалась у здания Министерства образования. В это время туристов здесь было всего ничего, не считая громогласно хохочущей компании поддатых англичан.

– Я тебя подожду в автомобиле, – сказал Данте. – Оставь окно открытым.

– Да ладно тебе, вылезай. Прогуляемся. Или у тебя еще и фобия на прогулки?

– Очень мило, – проворчал он, но из машины все-таки вышел.

Они пошли по бульвару. Бары и сувенирные лавки уже закрылись. Остались лишь двое торговавших розами пакистанцев, которые прошли за ними несколько шагов, и псевдоирландский паб. Лето кончилось, а вместе с ним исчез и лоточник, продававший граттачекку – сладкий коктейль из ледяной стружки, который можно найти только в столице.

Коломба рада была снова оказаться в столь хорошо знакомом ей уголке города, вдали от запаха крови и смерти. Раньше она частенько приходила сюда с друзьями и коллегами. Праздники она всегда отмечала в облюбованном театральными актерами ресторанчике на улице Дженсола, напротив острова Тиберина.

– Я родилась неподалеку отсюда, – сказала Коломба. – Когда я сюда прихожу, то чувствую себя как дома.

– Интересно, – пробормотал он.

– А где хорошо тебе?

– Дома. Куда я не могу пойти.

– А еще где?

– В баре «Марани» недалеко от моей квартиры. У них есть огражденная веранда.

– Ладно, забудь. – Коломба оглянулась по сторонам.

– Что-то я проголодался. Вернемся в гостиницу? Здесь все закрыто.

– Я знаю одно местечко, – вдруг загорелась она и подвела его к опущенным рольставням какой-то булочной. – Бывал тут когда-нибудь?

– Хлеб мне доставляют на дом.

– Это «Форно Ла Ренелла» – одна из лучших булочных в Риме.

– Я из Кремоны. К тому же она все равно закрыта.

– Скажи, что хочешь.

– Берлинский пончик с конфитюром, но только не жаренный на сале. Даже два. У меня жор из-за таблеток.

– Подожди здесь.

Коломба свернула за угол и постучала в приоткрытую стеклянную дверь, из-за которой доносился чудесный аромат свежеиспеченного хлеба. Сквозь проем виднелись ломящиеся полки. Булочник, которого Коломба видела впервые в жизни, открыл ей дверь, и она заказала пончики для Данте и фокаччу для себя. Мужчина вручил ей горячую выпечку, и они с Данте, уминая на ходу, пошли обратно к машине. Данте обжегся с первого же укуса:

– Ай!

– Не набрасывайся так на еду, – с набитым ртом сказала Коломба.

– Если ты никогда не ощущала в своем пищеводе обжигающий конфитюр, то ты ничего не знаешь о жизни. Ты приходила сюда в детстве?

– Не в детстве. Когда работала в ночную смену.

– Копы и проститутки, – сказал Данте.

– И наркоманы.

Проглотив последний кусочек, Данте накинулся на второй пончик.

– Теперь-то ты убедилась? – выдавил он с набитым ртом.

– Что кто-то похитил сына Мауджери? Да.

– Не просто кто-то.

Коломба наелась до отвала. Она расправилась с последним куском фокаччи, завернутой в промасленную салфетку.

– Если ты хочешь услышать, что я уверена, будто за псевдонимом Зардоз скрывается Отец, то, боюсь, этого я сказать не могу. Тема с пшеницей в фильме – интересное совпадение, но… мне этого мало, точно так же как было мало одного свистка.

– Сомневайся на здоровье. Работать со скептиком полезно, чтобы сохранять непредвзятость. – Он выбросил бумажный пакет и вымыл руки под струей уличного питьевого фонтанчика. – Даже если этот скептик – настоящая заноза в заднице.

Последовав его примеру, Коломба плеснула ледяной водой себе в лицо и на несколько секунд прогнала сон.

– Если мы вообще продолжим работать над этим делом… – сказала она.

– Разве у нас есть выбор?

– Да. Можем предоставить Ровере разбираться самому. У него есть целая команда. Вот и пускай спустит своих ищеек на Зардоза, кем бы он ни был. Или убедит заняться этим следственное управление.

– Думаешь, они тебе поверят?

– Ровере уже убежден. Де Анджелис спишет все на совпадение, потребует дополнительных расследований, доказательств… А Зардоз тем временем может решить, что ему теперь не до ребенка. И убить его. – Коломба взяла его под руку и снова пошла в сторону министерства. Данте удивился и обрадовался этому неожиданному проявлению теплоты. – Если уже не решил.

– Значит, ты хочешь продолжать.

– Разумнее всего было бы отстраниться, но… – Она покачала головой.

– Ты не можешь.

– Да. Не могу.

– Из-за груза, который носишь на сердце.

– Возможно.

Он посмотрел на нее:

– Теперь тебе достаточно грустно, чтобы рассказать об этом?

– Надо было спросить пять минут назад. После фокаччи мне стало гораздо лучше.

– Упустил случай.

Следующие несколько минут они шли в тишине.

– Знаю, после убийства мне не следовало бы вмешивать тебя в это дело, – сказала Коломба.

– И разумнее всего для меня было бы выпутаться из этого, – ухмыльнулся Данте. – Однако мой главный принцип – жить без оглядки на здравый смысл.

– Как думаешь, сколько у нас времени?

Данте задумался.

– Каждый раз, как Отец что-то предпринимает, вероятность, что мы его поймаем, растет. Тем более сейчас, когда мы подозреваем, что он еще в деле. Он стар. Он будет удерживать мальчика до последнего.

– Тем лучше для нас.

Данте скривился.

– Что такое? – спросила Коломба. – Ты не согласен?

– Согласен. Но если он тоже сознает, что сын Мауджери будет его последней жертвой… Он не станет спокойно дожидаться, пока мы его сцапаем. И я боюсь того, на что он способен.

Человек, называвший себя Зардозом, вернулся в дом, где никто не знал, чем он занимается на самом деле. Уходя, он положил на ручку с внутренней стороны входной двери стопку разложенных в строго определенном порядке монет. Он осторожно приоткрыл дверь и протянул руку, чтобы снять их, пока они не упали. Удостоверившись, что монеты лежат в прежнем порядке, он вошел в квартиру. Система была простой и эффективной. Домушника она бы, конечно, не остановила, но он опасался не столько домушников, сколько незваных гостей и шпионов.

Не то чтобы он верил, что кто-то его подозревает, ведь он провел много месяцев, выстраивая новую серую и неприметную личность. Он снял плащ и вымыл руки. Скальпель, которым он зарезал Монтанари, покоился на дне Тибра, сломанный пополам. Он бросил перчатки и презерватив в емкость с отбеливателем. Приготовил чай, потом вошел в кабинет.

Комнатка площадью два на три метра с закрытыми жалюзи окнами была облицована звукоизоляционными панелями. В центре стоял маленький столик с компьютером и стул. Никакой другой мебели помимо комода. Ни картин, ни ковра. Ни единой безделушки. Компьютер с микрофоном и наушниками был подключен к интернету через соседский Wi-Fi, к которому он подобрал пароль. Прижав большой палец к датчику, он разблокировал экран и подсоединился к отдаленному серверу, где хранил свои данные и программы, которые использовал для работы. Выпущенный им в Сеть вирус уже сделал свое дело, стерев все компрометирующие материалы с виртуального жесткого диска Монтанари, и перешел к атаке сайта, на котором Монтанари проворачивал сделки. Он давно заразил их смертоносной программой, которую мог в любой момент запустить, просто спустив курок, что и сделал, прежде чем пойти убивать. Однако компьютер Монтанари был отключен от Сети. Скорее всего, это сделали полицейские.

На несколько мгновений он задумался. Что они могли найти? Уж точно не имя человека, скрывавшегося под ником Зардоз, и не материал, который он приобрел. Эта информация исчезла навсегда. В любом случае он уже подчистил все следы Зардоза в Сети. Эта его личность перестала существовать и лишилась какой-либо истории, пока под его атакой сгорали дотла целые сайты так называемого даркнета. Но тот факт, что компьютер Монтанари так быстро отключили, означает, что полиция уже напала на его след. Экс-Зардоз был слишком осторожен, чтобы пренебречь столь тревожным сигналом. Чьи-то глаза смотрят в верном направлении и из проблемы превращаются в серьезную угрозу.

Пока светлело рассветное небо, Зардоз тщательно планировал следующее убийство.