Глава 5
Доброволец поневоле
Оставшись один, доктор Шект мягко нажал кнопку вызова, и в кабинет быстро вошел молодой лаборант.
– Пола вам сказала…
– Да, доктор Шект. Я наблюдал за ним на экране. Он определенно не подослан.
– Должен я сообщить Совету, как вы думаете?
– Не знаю, что и посоветовать. Совет не одобряет обычную связь, так как существует возможность перехвата информации.
Он поспешно добавил:
– Может быть, он нам не подойдет? Ведь нам нужны добровольцы до тридцати лет. Он значительно старше.
– Мне нужно посмотреть на него, – сказал Шект.
До сих пор ему удавалось решать все возникающие вопросы вполне официально. Он сообщил достаточное количество информации, чтобы создалось впечатление откровенности, не более того. И вот теперь настоящий доброволец, и сразу же после визита Энуса. Была ли здесь связь? Шект имел неопределенное представление о гигантских скрытых силах, находящихся в противоборстве на изувеченном лице Земли. Однако он знал достаточно, чтобы чувствовать себя полностью в их руках. Но знал он значительно больше, чем подозревали Старейшие.
И все же, что он мог сделать, когда его жизни угрожала двойная опасность?
Через десять минут он был в комнате, где ожидал его доброволец. Мужчина, похожий на фермера, чувствовал себя неуверенно. Его руки беспокойно вздрагивали.
– Итак, сэр, – мягко сказал Шект, – я слышал, что вы не хотите назвать свое имя.
– Мне сказали, что, если вы получите добровольца, вопросы задаваться не будут, – твердым голосом проговорил Арбин.
– Хм… Хорошо, но что-нибудь вы хотите сказать? Или вы хотите начать эксперимент немедленно?
– Я? Здесь? Сейчас? – В голосе фермера послышался испуг. – Доброволец – вовсе не я.
– Нет? Вы хотите сказать, что доброволец кто-то другой?
– Вот именно. Я хотел бы…
– Понимаю. Он с вами?
– Можно сказать, да, – осторожно ответил Арбин.
– Хорошо. Теперь говорите ваши условия. Все, что вы скажете, останется между нами. Договорились?
Фермер кивнул.
– Благодарю вас. Я согласен, сэр. У нас есть человек на ферме, дальний… родственник. Он помогает, понимаете…
Арбин запнулся, и Шект серьезно кивнул.
– Он очень хороший работник, очень хороший, но, понимаете, у него не совсем в порядке голова. Он не болен, ничего, из-за чего его следовало бы убрать. Он просто медленно соображает и не разговаривает.
– Он не умеет разговаривать? – Шект, казалось, был поражен.
– Ох нет, умеет. Просто не любит и говорит плохо.
Физик с сомнением посмотрел на него.
– И вы хотите с помощью Синапсайфера улучшить его умственные способности?
Арбин медленно кивнул.
– Он может погибнуть. Вы это понимаете? Мне нужно его согласие.
Фермер покачал головой медленно и упрямо.
– Он не поймет.
Затем настойчиво, почти задыхаясь, добавил:
– Поймите меня, сэр. Этот человек стареет. Это не вопрос Шестидесяти, но что, если на следующей Проверке они решат, что он полоумный, и заберут его? Мы не хотели бы его потерять, и поэтому я привел его сюда.
– Я понимаю. Ведите сюда вашего родственника.
Он дружески похлопал фермера по плечу. Арбин судорожно улыбнулся, чувствуя невыразимое облегчение.
Шект взглянул на тучного человека, лежащего на кушетке. Мужчина спал и дышал при этом ровно и глубоко. Шект нагнулся к нему и не нашел в его лице никаких признаков слабоумия.
Старик! Хм…
Он искоса взглянул на Арбина, который внимательно следил за происходящим.
– Вы не будете возражать против анализа кости?
– Нет, – крикнул Арбин и затем более спокойно добавил: – Я не хочу ничего, что могло бы послужить идентификации.
– Это может оказать нам помощь, если мы будем знать его возраст, – сказал Шект.
– Ему пятьдесят, – отрезал Арбин.
Физик пожал плечами и вновь посмотрел на спящего. Когда его привели, он был, или по крайней мере казался, одиноким и потерянным. Даже гипнотические таблетки, по-видимому, не вызвали у него никаких подозрений, быстрая судорожная улыбка – и он проглотил их.
Лаборант возился уже с последней из нескольких неуклюжих установок, которые вместе составляли Синапсайфер. Нажатие кнопки, и молекулы в поляризованных окнах операционной поменяли свое расположение, сделав их непрозрачными. И теперь лишь искусственный свет озарял своим холодным сиянием пациента, удерживаемого мощным диамагнетическим полем в нескольких дюймах над операционным столом.
Здесь же в темноте сидел Арбин, ничего не понимающий, но тем не менее решительно настроенный самим фактом своего присутствия предотвратить возможные грязные трюки, на которые, по его разумению, способны такого рода ученые.
Физики не обращали на него внимания, занятые подгонкой электродов к голове. Это была долгая и трудная работа, требующая большой точности. Шект болезненно улыбнулся. Конечно, морщины на человеческом лице не всегда давали точное представление о возрасте, но в данном случае их было достаточно. Этот человек был старше пятидесяти.
И тут улыбка исчезла с его лица. Он нахмурился. С морщинами что-то было не так. Они выглядели странно, не совсем…
На мгновение он был готов поклясться, что его череп имеет примитивную форму, словно анахронизм, но…
В конце концов, этот человек психически ненормален, так почему бы и нет? И тут он неожиданно, пораженный, воскликнул:
– Как я не заметил? У этого человека на лице растут волосы!
Он повернулся к Арбину.
– У него всегда была борода?
– Борода?
– Волосы на лице! Идите сюда! Видите?
– Да, сэр. – Арбин лихорадочно соображал. Утром он заметил это, но потом забыл. – Это у него от рождения, – сказал он и добавил: – По-моему.
– Ладно, удалим это. Вы же не хотите, чтобы он выглядел как дикое животное, не так ли?
– Нет, сэр.
– У него волосы и на груди, – сказал лаборант, удалявший волосы с лица.
– Великая Галактика, – сказал Шект, – дайте мне взглянуть! Да это же настоящий ковер! Ладно, оставьте это. В рубашке этого не видно, да и пора заняться электродами. Присоединяйте здесь, здесь и здесь.
Дюжина микроэлектродов, которые должны были уловить тончайшее эхо микротоков, передаваемых от одной клетки мозга к другой, были введены в кожу.
Дольше всего заняла настройка Синапсайфера. Записывались показания приборов, вновь и вновь проверялись инструменты, и опять продолжалась настройка.
Наконец Шект улыбнулся Арбину и сказал:
– Скоро все кончится.
Масса аппаратуры нависла над спящим, как медлительное и прожорливое чудовище. Четыре длинных провода тянулись к рукам и ногам пациента, серая прокладка из чего-то, напоминающего резину, была аккуратно подложена под шею и зажимами крепко закреплена на плечах. Наконец два электрода были закреплены на висках.
Шект не сводил глаз с хронометра, его правая рука лежала на выключателе. Большой палец руки сдвинулся, ничего заметного не произошло. Прошли, казалось, часы, в действительности же всего около трех минут, и палец двинулся вновь.
Помощник Шекта склонился над все еще спящим Шварцем и радостно произнес:
– Он жив.
Прошло еще несколько часов, в течение которых было произведено множество измерений. В комнате царила атмосфера почти дикого восторга. Была уже почти полночь, когда глаза добровольца открылись.
Шект отошел измученный, но счастливый.
– С ним все в порядке, – сказал он, коснувшись ладонью лба пациента. – Несколько дней ему придется побыть здесь, – твердо проговорил он, повернувшись к Арбину.
В глазах Арбина немедленно появилось беспокойство.
– Но… но…
– Можете положиться на меня, он будет в безопасности. Кроме того, он может умереть, если вы заберете его сейчас. Что вам это даст?.. А если он умрет, вам придется объяснять Старейшим, откуда взялся труп.
Последние слова сделали свое дело.
– Но как я буду знать, когда прийти за ним? Я не хочу называть его имени, – проговорил Арбин.
Это было согласие.
– Приходите через неделю, – сказал Шект, – я буду ждать вас. Вы должны верить мне и ничего не бояться.
Было уже далеко за полночь, когда Шект наконец подумал об отдыхе, и то лишь благодаря настойчивости Полы. Но уснуть он не мог. Встав с кровати, он сел у окна, глядя на город, погруженный во тьму ночи. На горизонте, по другую сторону озера, светилось голубое сияние смерти, царившее почти над всей Землей.
События изнурительного дня в бешеном темпе промелькнули в его сознании. После того как напуганный фермер ушел, первым делом Шект связался с посольством. Энус, должно быть, ждал его, потому что ответил сам.
– А, Шект, добрый вечер. Ваш эксперимент окончен?
– И почти то же самое с моим добровольцем. Бедняга.
– Значит, я был прав, когда решил не оставаться. По-моему, вы, ученые, тоже способны на убийство.
– Он еще жив, Наместник, и, может, нам удастся спасти его, но… – он пожал плечами.
– Да, крысы в этом деле предпочтительнее, Шект… Однако где вы могли привыкнуть ко всему этому?
– Старею, ваша светлость, – просто ответил Шект.
– Опасное занятие у вас, – послышался сухой ответ. – Идите спать, Шект.
И вот Шект сидит здесь, глядя на темный город умирающего мира.
Два года шли испытания Синапсайфера, и два года он был рабом Совета Старейших, или Братства, как они себя называли.
Он написал несколько статей, которые можно было бы опубликовать в Сирианском Журнале Нейрофизиологии и которые могли принести ему столь желанную известность во всей Галактике. Статьи лежали у него в столе. Но они не были опубликованы.
Вместо этого появилась туманная и специально искаженная статья в «Физическом Обозрении». Такова была воля Братства.
И все же Энус был заинтересован. Почему?
Имело ли это связь с другими секретами, о которых он узнал? Подозревала ли Империя то же, что и он?
За двести лет Земля восставала три раза. Под знаменем провозглашаемого древнего величия Земля выступала против гарнизонов Империи, и Галактический Совет не был особенно обрадован тем безвыходным положением, в которое попала Земля, кровью вычеркивая себя из списка населенных планет.
Однако на этот раз все могло быть иначе…
Но действительно ли это так? Насколько он может доверять словам умирающего сумасшедшего, словам, которые на три четверти не имели смысла?
Какая разница? В любом случае он не посмел бы ничего предпринять. Только ждать, хотя он стареет и скоро ему шестьдесят.
Но даже на этом ничтожном, обугленном шарике, Земле, он хотел жить.
Он снова лег и, уже засыпая, подумал о том, не мог ли его разговор с Энусом быть перехвачен Старейшими? Он еще не знал, что Старейшие имели другие источники информации.
Рано утром один из помощников Шекта, молодой лаборант, обдумывал случившееся.
Он восхищался Шектом, однако прекрасно знал, что секретный эксперимент на неизвестном властям добровольце был нарушением приказа Братства, которому был придан статус Закона, что делало неподчинение серьезным проступком.
Кем был этот доброволец? Кто же прислал этого человека? Совет Старейших, втайне от всех, с целью проверить преданность Шекта? А может, Шект – предатель? Вчера днем он говорил с кем-то наедине, с кем-то в нелепой одежде, которую носят чужаки, опасаясь радиоактивного заражения.
В любом случае Шект обречен на гибель, но почему и он должен следовать за ним? Он, такой еще молодой, с почти четырьмя десятилетиями жизни впереди.
Кроме того, это означало бы продвижение… А Шект так стар, что в любом случае доживет лишь до следующей Проверки, так что для него в этом будет не много вреда. Практически никакого.
Лаборант решился. Он на коммутаторе набрал комбинацию из цифр и связался с премьер-министром, который, после Императора и Наместника, был властен над жизнью и смертью любого человека на Земле.
Наступил вечер следующего дня. Туманные впечатления в голове Шварца стали проясняться. Он вспомнил поездку, низкие беспорядочно стоявшие на берегу озера строения, долгое ожидание.
И потом – что? Что? Ах да, они пришли за ним. Потом была комната с инструментами и приборами, две таблетки… Они дали ему таблетки, и он с готовностью их проглотил. Что он терял?
А потом – пустота.
Стоп. Проблески сознания были… Люди, склонившиеся над ним… Девушка, приносившая ему еду…
Проходили дни, и Шварц начал ориентироваться. Мужчину, который приходил к нему, звали доктор Шект. Девушка была его дочь, Пола. Шварц обнаружил, что он больше не нуждался в бритье. Волосы на лице не росли. Это напугало его. А росли ли они когда-нибудь?
Силы быстро возвращались к нему. Ему разрешили одеваться и ходить.
Страдал ли он амнезией? Была ли это причина, по которой они подвергли его операции? Был ли этот мир естествен и нормален, в то время как все, что он помнил, было фантазией его больного рассудка?
Ему не разрешалось выходить из комнаты даже в коридор. Означало ли это, что он узник? Может быть, он совершил преступление?
Никто не потерян так, как человек, заблудившийся в запутанных коридорах собственного одинокого ума. Никто не беспомощен так, как человек, лишенный памяти!
Пола обучала его новому для него языку. Это ее развлекало. Шварц не был особенно удивлен той легкостью, с которой улавливал и запоминал слова. Он помнил, что в прошлом у него была хорошая память. За два дня он научился понимать отдельные фразы. Через три начал говорить.
На третий день, однако, ему пришлось удивиться. Шект научил его цифрам и решал с ним задачи. Шварц должен был давать ответы, а Шект про себя отмечал, сколько времени у него на это уходит. Затем Шект объяснил ему значение термина «логарифм» и спросил, чему будет равен логарифм двух.
Шварц осторожно подбирал слова. Когда слов не хватало, он дополнял ответ жестами:
– Я – не – сказать. Ответ – не – число.
Шект возбужденно кивнул головой и проговорил:
– Не число. Не это, не то, часть этого, часть того.
Шварц прекрасно понял, что Шект своими словами подтверждает, что ответ – не целое число, а дробь, и поэтому сказал:
– Ноль целых, три, ноль, один, ноль, три – и дальше – цифры.
– Достаточно!
Пришло время удивиться и Шварцу. Как он узнал ответ? Шварц был уверен, что никогда прежде не слышал о логарифмах, и все же у него в голове сразу же появился ответ. Он не имел ни малейшего представления о процессе его вычисления. Он чувствовал, что его ум начал представлять собой нечто самостоятельное.
А может, он был математиком до того, как его поразила амнезия?
Жить в неизвестности ему было трудно. В Шварце нарастало желание вырваться на волю; где-то там должны быть ответы на все вопросы, которые ему никогда не узнать, если он будет заточен в этой комнате, где он чувствовал себя подопытным кроликом.
Такая возможность представилась на шестой день. Шварцу начали доверять. Утром его посетил Шект, затем он ушел.
Шварц подождал, пока не убедился, что Шект не вернется, после чего медленно закрыл рукой небольшую светящуюся точку на двери; так делали люди, обслуживающие его. Дверь плавно и беззвучно отошла в сторону… Коридор был пуст.
Так Шварц сбежал.
Мог ли он знать, что все шесть дней его пребывания здесь агенты Совета Старейших следили за институтом, его комнатой и им самим?
