Сон – это река, пребывающая в постоянном движении; на ее поверхности то и дело возникает и исчезает бесчисленное множество островков. Некоторые из них – всего лишь пузырьки времени, тогда как в других заключены порой целые миры. Трудность нашей задачи заключалась в том, что мы как раз и должны были найти нечто по здешним меркам микроскопическое, сопоставимое по величине с песчинкой в таком мире, который состоит из одних песчаных пляжей. И все же благодаря тому, что каждая нога Слейпнира находилась в одном из восьми известных миров, решение этой задачи казалось, по крайней мере, возможным, хотя общение с нашим скакуном по-прежнему представляло для нас некую загадку. Впрочем, богам – даже павшим – снятся куда более яркие и яростные сны, чем людям. Так что, если Мимир действительно находится в царстве Сна, я непременно должен буду его обнаружить. Правда, при том условии, что меня самого раньше не обнаружит кто-то из здешних страшноватых обитателей.

– Но почему все-таки Один сам сюда не отправился? – Эта мысль явно не давала Попрыгунье покоя. Сама она в данный момент пребывала в обличье девятилетней девочки с широко раскрытыми удивленными глазами и смешными косичками.

– Возможно, для него это было слишком рискованно. Возможно, он просто не доверяет Хейди. А возможно, у него есть какой-то другой план, согласно которому он должен оставаться в обличье человека. – Я уж не стал говорить ей, что Один, скорее всего, попросту ведет двойную игру; во-первых, мне не хотелось вызывать у Попрыгуньи – да и у себя самого – безосновательные надежды, а во-вторых, из-за Тора, который постоянно торчал поблизости, прислушиваясь к каждому нашему слову.

Между прочим, в образе лохматой собачонки Тор проявлял, пожалуй, известную сообразительность – если вам, конечно, нравятся смышленые собаки, – но теперь, полностью вернув себе прежнее обличье, он выглядел пугающе тупым. Надо сказать, что в компьютерной игре «Asgard!» Тора сделали действительно очень похожим на настоящего – та же невероятная мускульная сила, тот же громадный рост, та же вечная щетина на щеках, тот же свирепый взгляд, – и все же внутренне Тор виртуальный ничуть не походил на Тора реального. Однако как раз реальный Тор-то в данный момент и нависал над моим плечом, как скала, и поглядывал на меня крайне подозрительно и недоброжелательно.

– Ты бы все-таки соблюдал границы личного пространства! – возмутился я, пытаясь хоть немного отодвинуть от себя его тяжеленную тушу. – Чего ты, собственно, так опасаешься? Что я проглочу этого чертова Оракула, а потом в воздухе растворюсь?

В ответ Тор что-то злобно прорычал и сердито оскалился – более всего напоминая в эту минуту маленькую собачонку, охраняющую очень большую кость.

– Я бы не доверил тебе отыскивать даже ту кошку, которая на самом деле вовсе и не терялась, – буркнул он. – Но если ты действительно найдешь Оракула, то я здесь именно для того, чтобы он отправился прямиком к нашему Генералу, а не к кому-то другому.

– К нашему Генералу, который заодно с Гулльвейг-Хейд?

– Один знает, что делает.

Я поднял бровь и ехидно усмехнулся.

– Да не может быть! – Впрочем, как я и подозревал, Громовник всего лишь следовал приказам Одина. Все его действия – в прошлом, настоящем и будущем – всегда определялись и будут определяться несокрушимой верой в то, что Генерал все знает лучше всех, а Локи ни в коем случае доверять нельзя. И, честно говоря, эта упертость Тора делала нашу скачку по царству Сна на моем чудовищном детище еще менее приятной, хотя она и без того особого восторга у меня не вызывала.

Время в царстве Сна действует иначе, чем где бы то ни было. Годы там зачастую равны всего лишь нескольким секундам, промелькнувшим в мире физическом. Для Одина и Гулльвейг-Хейд, которые ждали нас на Замковом Холме, это было, конечно, замечательно, а вот для нас, особенно для тех, кто цеплялся за серебряную нить собственной жизни, – совсем не так здорово. Каждый миг, проведенный в царстве Сна, в определенной степени грозил нашему психическому здоровью – ну, может, Тора это и не касалось, поскольку развитым воображением он не отличался, а вот Попрыгунья меня беспокоила: она ведь никогда раньше не сталкивалась со Сном в столь значительном объеме, если не считать ее собственных крошечных сновидений-пузырьков, а я знал, как легко здесь ломаются люди. Но знал я и то, что Попрыгунья, несмотря на чрезвычайно юный и хрупкий облик, обладает значительными внутренними ресурсами, и очень надеялся, что в данной ситуации этот внутренний стержень еще не раз ей послужит.

– Держись. Сейчас начнет трясти, – предупредил я свою спутницу.

– Ты хочешь сказать, что будет еще хуже?

– Поверь, без нужды я бы ни за что сюда соваться не стал! Да, учти вот еще что: здесь Оракул способен воздействовать на других с помощью сновидений, и сны того, кто с этим столкнется, вполне могут быть… весьма тревожными.

Ну, честно говоря, я несколько преуменьшил опасность – не хотелось совсем уж запугивать Попрыгунью, она и так была достаточно напугана.

– У тебя есть какое-нибудь любимое воспоминание? – спросил я, хотя слова мои то и дело заглушал неумолчный рев реки Сновидений. – Если есть, то держись за него, думай только о нем, ни на миг его от себя не отпускай. Воды этой реки способны привести к Безумию или при первой же возможности утопить тебя. Так что постарайся постоянно думать о чем-то теплом, хорошем, изо всех сил цепляйся за эти воспоминания…

Попрыгунья молча кивнула; от страха глаза у нее стали совсем круглыми. Она снова сменила обличье: теперь ей можно было бы дать не больше семи, и она была одета в желтенькие шорты и синий свитер с пингвином на груди. Я очень надеялся, что выбранное ею воспоминание окажется достаточно сильным и поможет ей преодолеть это испытание; признаюсь, в определенном смысле я ей даже завидовал – наверно, я более стоек и вынослив, чем она, но у меня, пожалуй, не найдется ни одного действительно теплого и хорошего воспоминания. Разве что…

«Вишневый торт с кокосовой стружкой, и целое ведерко ванильного мороженого, и сияющие глаза Мег, когда мы с ней танцевали, и арка вращающихся в воздухе огней на склоне холма…»

Ну что ж, теперь я тоже был вооружен и без опаски начал преодолевать самую опасную часть реки Сновидений – люди называют ее Безумием, – внимательно глядя по сторонам и надеясь увидеть хотя бы промельк того, кто некогда звался Мимиром Мудрым.

Это место вполне можно было бы назвать выгребной ямой Подсознательного. Здесь нам то и дело встречались целые озера летаргии, бездонные колодца депрессии, страшные сны о невозможности когда-либо стать здоровым и благополучным, унылые сны о том, что тебя никто никогда не полюбит. Здесь могло присниться, как тебя пытают, вводя под ногти всякие маленькие острые штучки, как ты совершаешь самые ужасные на свете поступки, как тебя топят под черным льдом, как тебя душат облаками ядовитого газа, как зверски убивают твое любимое существо… Кроме того, здесь существовали жуткие карманы абсолютно бесцветного и безжизненного отчаяния, столь чудовищно безнадежного, что туда были неспособны проникнуть даже сны.

Тор то и дело грозно рычал у меня за спиной, Попрыгунья рыдала не переставая, да и меня самого начали охватывать горькие чувства, а к горлу все время подступала тошнота. Я чувствовал, что руки-ноги у меня скованы смертельным страхом. Зато впервые после столь долгого и мучительного пути я наконец что-то заметил! Собственно, увидел я всего лишь слабый отблеск на гребне волны, поднятой Слейпниром, но эти оттенки мне были даже слишком хорошо знакомы, и я никак не мог ошибиться: то были цвета ауры Мимира.

– Туда! Прямо туда! – И я направил Слейпнира вслед за этим промелькнувшим в воде пятном цвета ртути с легким зеленоватым отливом. Пятно переместилось и теперь словно подмигивало мне с одного из плавучих островков на поверхности реки Сновидений. Я знал, что этот зыбкий мирок обязан своим существованием мимолетному процессу в мозгу неизвестного сновидца.

– Ты уверен, что это цвета Оракула? – Тор, оскалившись, снова навис над моим плечом.

Я только зубами скрипнул и ответил ему довольно спокойно:

– О да, совершенно уверен.

Еще бы! Я узнал бы цвета его ауры где угодно! Этот проклятый «пузырь» одно горе мне приносил с самого первого дня, когда я его увидел. Всюду порождая разногласия и беспорядки, Оракул соблазнял асов своими пророчествами. Это ведь он погубил мою братскую связь с Одином; он ускорил конец света; он наверняка даже сейчас пытался тайком проникнуть в мои мысли и спутать их. Он ухитрился не погибнуть, когда я собственноручно сбросил его с самого высокого парапета Асгарда. Он сумел пережить даже Рагнарёк. И он имел привычку на каждом оставлять свой знак, и это отражалось в сновидениях тех людей и богов, на которых он действовал уже самим своим присутствием. Так случилось и на этот раз. Судя по составу и объему того материального вещества, из которого состоял возникший перед нами остров-сон, созданный неведомым сновидцем, сам этот сновидец явно был личностью сильной и весьма незаурядной.

– Довольно плакать, Попрыгунья. Мы уже совсем близко! – крикнул я, и рыдания у меня за спиной, кажется, стали утихать.

– Сейчас мы войдем в пузырь чужого сна, – предупредил я ее. – Не бойся. Физически тебе там никто повредить не сможет. Но помни, что сама ты сейчас дух, а не человек во плоти, и старайся держаться как можно ближе к Слейпниру. Нам, возможно, еще придется удирать отсюда, причем весьма поспешно. Ну что, ты в состоянии вести себя так, как я прошу?

Попрыгунья кивнула. И крепче стиснула серебристую нить своей линии жизни. Она сейчас и выглядеть стала старше, ближе к своему естественному возрасту; от той малышки у нее остались только косички-хвостики. Я резко повернул Слейпнира туда, где вновь промелькнул отблеск ауры Мимира, похожий на молнию, запертую в бутылке. Мне было ясно, что он заманивает нас внутрь одного из тех мирков, недолговечных, как мыльные пузыри, которые во множестве мерцали вдоль берегов реки Сновидений и на ее поверхности. Долго ли способен существовать такой мирок, сказать невозможно. Порой сон у людей длится несколько минут, а порой – всего несколько секунд. Но выхода у нас не было: если бы я сейчас потерял след Оракула, нам пришлось бы все начинать сначала. У нас не хватило времени ни проверить окрестности на предмет возможной угрозы, ни выяснить, что данный сновидец собой представляет и в здравом ли он уме, и все же я уверенно направил Слейпнира прямо к светящемуся пятну знакомой ауры. Я еще успел заметить, как выгнулась стенка сна-пузыря, словно ринувшись нам навстречу, а потом мы проломились сквозь нее и очутились внутри мирка, выстроенного погруженным в сон человеческим разумом.