Глава 16. Прикладная философия
За пять лет моего пребывания в чужом теле, произошло многое. Зная, что мне предстоит в итоге вернуться в то место и тот момент времени из которого меня выдернули, я перестала тосковать по родным и близким. Я сосредоточилась на решении тех проблем, которые были насущны для моей подопечной. И хотя не все у нас шло гладко, я была вполне довольна своей нынешней жизнью. Ничего необычного в этом нет. Кто откажется вернуть себе молодость и здоровье? Вот и я радовалась, этому обстоятельству. Только радоваться до конца мешало одно обстоятельство — Маша росла и взрослела. Не стоит думать, что она была безвольной марионеткой. Занятия спортом, плотная занятость и сопротивление окружающей среды воспитывали ее не хуже, чем мои поучения. Я давно начала примечать, что в большинстве ситуаций она не прибегает к моей помощи и подсказкам. Сейчас я для нее всего лишь близкая подруга, которую она ценит за знания, опыт и тактичный характер. Которой она доверяется в сложной ситуации. Но вечно так не будет. Она продолжит меняться и дальше. И что тут делать мне? Даже с ее родителями сложилась непростая ситуация. И эта ситуация явилась следствием того, что благодаря мне, Маша освоила традиционные женские умения. Но освоив сама, она как то незаметно «заразила» этим и свою мать. Теперь Василиса Егоровна умела не только лапшу быстрого приготовления разогревать. Казавшееся сложным искусство приготовления щей и прочих борщей, было наконец-то освоено и даже слегка усовершенствовано. Стоит ли говорить о том, что как будущая теща, она уже могла угостить любого предполагаемого зятя блинами своего изготовления? Но не единой кухней живет женщина. Вязание и вышивание — это наше все! И вправду, что за бабушка, которая не умеет связать носки или варежки? А прийти на службу в свитере домашней вязки? Ведь приятно услышать по этому поводу: «Какая прелесть!» Но не только Василиса Егоровна подверглась нашему воздействию. Про Ивана я уже говорила. Он теперь с полным правом мог считать себя крутым парнем. Гораздо интересней то, что произошло с Иваном Кузьмичем. Его мы вообще ничему не учили. Тем не менее, это бумажный червь вдруг решил, что глупо тратить деньги на то, что можешь сделать своими руками. Про мастерскую на лоджии я уже говорила. Следующим объектом его внимания, стала его же машина. Теперь каждое воскресенье он пропадал в гараже, а не в автосервисе. Что на него нашло, я не знаю, но ей богу, я его этому не учила. А сейчас у него возникла еще более дерзкая идея. Как вы думаете, какая? Правильно! Построить за городом свой домик. Пока он был еще к этому не готов, но ведь готовился! А что, растущие откуда нужно руки — прекрасная замена ипотечному кредиту.
Отношение ко мне со стороны домашних было неоднозначным. Для брата я была авторитетом и он давно не обращал внимание на разницу в возрасте. Родители давно уже махнули на меня рукой и ничему уже не удивлялись. Для них я стала предметом особой гордости, а заодно маленькой домашней тиранкой.
В школе было не так все гладко как хотелось бы. Половина класса мной восхищалась, а другая половина тихо ненавидела. Почему? Да потому, что мне претил тот бардак, который творился в обычных школах. Меня привело в изумление то, что учитель не имел права требовать соблюдения дисциплины от учеников. На уроках как правило тишина не соблюдалась. Можно было вполне безнаказанно заниматься посторонними делами, слушать музыку, грубить учителю и даже самовольно уйти с занятий. И это не предел. В старших классах ученики даже могли закурить на уроке! Учителя тут ничего не могли поделать, ибо любое проявление требовательности воспринималось как нарушение прав ребенка. А на страже прав ребенка стояли уже знакомые мне «эсэсовцы». Можете теперь представить себе качество образования при таких вольностях.
Почему мы с братом не ушли из этой школы? А потому, что она бесплатная и у родителей наших лишних денег на платное образование нет. Но и наличие нужной суммы денег не означало, что ты попадешь учиться в платную школу. Их было мало и конкурс туда был большой. А на итоги конкурса влияли не родительские капиталы, а положение самих родителей. Так что детям коллежского секретаря, коим являлся Машин отец, мечтать о хорошем школьном образовании не стоило.
Стоит подробней описать эти самые привилегированные школы. Если в школах для презренного быдла права человека свято соблюдались, то в отношении детей элиты поступали строго наоборот. Там считали, что никаких иных прав, кроме права на получения хорошего образования и воспитания, у ребенка и быть не может. Поэтому работникам Департамента СС туда ходу не было. Все эти школы представляли собой интернаты, где дите проводило круглые сутки в течении всей учебной недели. Свидание с родителями — только по воскресеньям. Помимо получения обширных и прочных знаний, учащийся приучался еще и к дисциплине и порядку. Методы воспитания? Лишение завтрака, лишение десерта на обед, кипяток вместо чая на ужин и лишение воскресного свидания с родителями. Не подействовало? Нет проблем! У классного надзирателя или надзирательницы для непонятливых есть топчан и розги. И этого мало. Значит в карцер на хлеб и воду! Не нравится все это — скатертью дорога, в обычную школу, где тебя пальцем никто не тронет.
Бытовые условия? Умывание только холодной водой и жесткие кровати в плохо отопленных спальнях.
Взаимоотношения между питомцами? А вот про это нет никакой достоверной информации, только жуткие слухи. Туда ведь никогда не пустят ни журналиста, ни правозащитника. Ну а жаловаться на трудности и лишения там конечно не запрещено, но и не принято. Нарушителям — изгнание из «своего круга» до конца жизни. В общем, выходят оттуда ребята и девчата как и обещано, образованными, хорошо воспитанными и готовыми к преодолению любых трудностей.
Схожий результат получается и в еврейских религиозных школах. Правда о внутренних порядках в них ничего не известно, но зато виден результат. Он не хуже чем у элиты. Правда плата за обучение там посильная и для простого человека, но попасть туда учиться может только еврей. Именно поэтому, в отличии от моего мира, невозможно увидеть еврея в обычной школе.
И раз невозможно сменить школу, а аттестат об образовании все-таки нужен, я решила изменить порядки хотя бы в своем классе.
Ничего путного у меня из этого не вышло. Я захотела, чтобы у меня в классе были те же порядки, что царили и в наших спортивных сообществах. Год уговоров и агитации убедил меня, что я зря тратила время. Вроде бы все понимали, что для того, чтобы учителя не номер отбывали, а действительно делали свое дело лучшим образом, нам нужно изменить свое поведение. Понимать то понимали, но жертвовать возможностью вести себя распущено не желали. В общем, плюнула я на все это и занялась собой и своими делами. В чем причина неудачи? А не хотят люди меняться. Вы посмотрите даже на нас, на женщин. Все мы хотим иметь хорошую фигуру. Но какой процент мечтающих прилагает необходимые для этого усилия? Отказаться от вкусной булочки? Да легче застрелиться! Меньше лежать на диване и чаще двигаться? Ой, я так устала! Встать пораньше и пробежаться десяток раз вокруг дома? Ой, я не высыпаюсь и мне тяжело рано вставать! Вот если бы вы мне дали такую таблетку, которую съела и сразу похудела… Ага, похудела! Полноту уберешь, а с атрофией мышц что будем делать? Тоже таблетками бороться? Так и у одноклассников моих, вся надежда на то, что «прилетит вдруг волшебник».
Решив жить после этого в свое удовольствие, я быстро обнаружила, что так не получится. Я оказывалась все время кому-то нужна, поэтому теперь живу так, как живу. А между тем, тихо и незаметно подкрадывалась беда. Беда эта имела уже ясно видимые очертания и возраст. Не сразу я про это подумала, но все-таки подумала. Дело в том, что Маша росла и постепенно из девочки превращалась в девушку. Между прочим, весьма привлекательную. То, что так радует взор мужчин, постепенно появилось. Окружающие нас парни уже с удовольствием на нее заглядывались. Думаете, что Маша этого не заметила? Очень даже заметила и начала сама приглядываться к парням. Все, что ей нужно знать про ЭТО, она уже знала благодаря мне. Нет, нарочно я не занималась с ней секс-просветом. Тут про ЭТО все в школе рассказывали. Просто мне невозможно было скрыть от нее свои мысли и эмоции. Зато передать ей свое понимание проблемы, у меня получилось плохо.
— Понимаешь Машенька, в отличии от тебя, я знаю что такое любовь. И это не только благо. Это еще беда. Ведь мы бабы, какими бы умными себя не мнили, но если запали на любовь, становимся такими дурами!
— Ирина Павловна, но ведь вы сумеете меня предостеречь…
— А ты меня послушаешься? Пойми, любовь зла, поэтому козлы этим с удовольствием пользуются. Сколько девок оказались сущими дурами, принимая козла за принца? Думаешь, что их подружки или мамы не предупреждали? Еще как предупреждали! Только каждая влюбленная дура считала себя умнее всех. «Он такой хороший, а говорите вы так потому, что завидуете, а мамочка уже из ума выжила и не хочет меня от себя отпускать!» Вот как оно будет!
— А почему вы решили, что я тоже буду такой дурочкой и не послушаю вашего совета? А вдруг я соглашусь с вами?
— Да потому, что все мы одним миром мазаны. Ты что думаешь, если кому сильно приспичит, так он назло маме в сортир не побежит?
Мое сравнение любви с недержанием сильно обидело Машу. Причем настолько сильно, что впервые за время нашего с ней знакомства, она сумела наглухо от меня замкнуться. Последствия были ужасные! Оказалось, что без участия ее разума, я не смогу управлять периферийной нервной системой. В общем, болезнь в полный рост и ничего я тут не смогла поделать. Напугалась не только я. Родители тоже заподозрили неладное. Да и как тут не напугаться, если всегда бодрая и подвижная дочь, вдруг стала вялой и как будто не в себе? К счастью, до врачей дело не успело дойти. Маша сама пришла в себя. Тем не менее, начатую беседу пришлось заканчивать.
— Знаешь Маша, я конечно еще та дура, да еще старая, потому и приходит в голову только самое плохое. Так что прости меня пожалуйста.
— Что вы Ирина Павловна! Я уже простила. И ведь вы правы насчет того, что обманщиков на свете много.
— Так если бы одни обманщики. Их еще можно распознать. Нам обоим будет хуже, если ты встретишь действительно настоящую любовь.
— А тут что плохого?
— Третий Маша в этом деле всегда лишний. Любовь на троих не делится. И если я тебя к тому времени не смогу покинуть, ты станешь очень несчастной.
Такие мысли меня время от времени посещали и настроение мое при этом было таким, что хоть в петлю лезь. Маша его чувствовала прекрасно и оно ей тоже передавалось. С этим нужно было что-то делать. А что — совсем непонятно. К кому тут за советом обратиться? Ведь без полной откровенности в этом деле мне не обойтись. В этом мире у меня был только один человек, перед которым я однажды вывернула свою душу наизнанку. Прошлый раз он сумел мне дать правильный настрой. Может быть он и эту проблему решит?
И вот опять Церковь иконы Божией Матери, что у Финского моста. Опять исповедь у отца Кирилла. Понимая, что я пришла не в грехах каяться, а получить напутствие, он предложил мне встретиться с ним для беседы у себя дома. Выслушав мою повесть о чисто женских сомнениях и переживаниях, он не стал спешить с ответом, а начал расспрашивать меня о прошедшем в Москве фестивале, о посиделках в салоне Алексеевой. Потом разговор незаметно переключился на историю моего мира. И лишь под конец беседы он перешел к тому, что меня волновало:
— Страхи твои от незнания собственных сил. А их в тебе достаточно, чтобы страхи те преодолеть. Ты думай не о том, что еще не произошло. Думай о поставленной перед тобой задаче. Как только выполнишь ее, так и уйдешь из нашего мира.
— Я понимаю отец Кирилл, что перевоспитать целый народ непросто, времени для этого много нужно. Тут уж не до любви нам будет!
— Напрасно Маша вы так иронизируете. Я уже говорил о том, что непосильных испытаний Господь наш никому не дает.
— Но время! Сколько времени уйдет на это! Тут ведь и жизни на это не хватит.
— Спасителю нашему, трех лет хватило на то, чтобы мир начал меняться.
Вместо ответа я лишь саркастически хмыкнула. Тоже мне пример! Даже верующая в бога Маша не поверит, что за столь малый срок получится что-либо сделать, а уж мне атеистке закоренелой в это верить… Спросите, а почему я, вся из себя такая неверующая именно к попу за советом пришла? Так ведь и упертые материалисты способны к иррациональным поступкам. А этот мой поступок не таким уж и глупым оказался. Я получила то, на что рассчитывала. У меня теперь есть человек, который много видел и много чего из увиденного осмыслил. При всем при этом он не трепло и потому я смело могу ему довериться.
Увидев иронию в моих глазах, отец Кирилл, задетый за живое, начал мне объяснять на языке доступных для меня понятий:
— Давай рассмотрим деятельность Спасителя нашего, как успешно проведенную диверсионную операцию. Не удивляйся моим словам. Перед ним стояла сугубо диверсионная задача: разрушить старый мир. В одиночку этого не осилить. Три года он проповедует и в итоге появляется команда апостолов. Вместо диверсанта-одиночки, имеется подготовленная команда лидеров, каждый из которых способен действовать самостоятельно. Спасителя нашего конечно казнят, вот только слишком поздно. Он ведь не просто так дал команду апостолам: ни во что не вмешиваться. Погиб зачинатель, но команда лидеров, способных продолжить дело, цела и на свободе. Хороший диверсанта редко получается убить раньше, чем он выполнит свое задание.
— А я считала, что хороший диверсант тот, кто сделал свое дело, а враг ничего и не заметил.
— Кто тебе это сказал? Как можно не заметить взрыв на складе боеприпасов?
И вправду, как тут не заметишь этого. Похоже, что тот человек, который так считал, не видел разницы между разведчиком и диверсантом. А отец Кирилл тем временем продолжал:
— А теперь посмотри на апостолов. Они разъехались по ключевым точкам Римской Империи и занялись проповедью. Враги их в конце концов погубили, но не раньше, чем создана была церковь. И заметь, от начала проповеди Христовой, до завершения проповеди апостолов прошло время, равное времени жизни одного человека! Так это тогда было, когда человек тратил месяцы на переезды, а почта была редкой и неспешной. А теперь представь себе, во сколько раз меньше времени потребовалось бы Христу и апостолам его, при современных нам средствах связи?
— Значит, вы хотите сказать, что я успею все сделать в очень короткий срок?
— Если все правильно сделаешь. То до свадьбы своей вполне успеешь. Главное — взяться за дело правильно.
— Знать бы еще как.
— В Святом Писании прекрасно показано, как нужно правильно подходить к этому делу. Вот смотришь на ветхозаветных пророков. В чем была их ошибка? Почему народ их побивал камнями? А даже если и не побивал, то почему после их гибели, ничего в Израиле не менялось?
— Вы говорите так, как будто знаете правильный ответ, — мне становилось интересно, как святой отец сумеет связать времена ветхозаветные и нынешние.
— Те иудейские пророки, вопияли к разуму и чувствам правителей. Это было ошибкой. Даже если царь проникался истинной верой, то что он мог сделать со своим народом, который эту веру забыл? Заставить сменить веру? Делали это. Сокрушали идолов, прогоняли языческих жрецов… Ну и что? Для простого мужика, все это насаждение еврейской веры вместо хаананской, было не более чем начальственной блажью. Субботу вроде бы и почитал, но и Дагонам с Астартами отдавал должное. А сменилась наверху обстановка, стал пророк вновь в немилости, то простому мужику и дела до того не было. Все эти Мойши да Абрамы, продолжали пасти своих баранов да непотребствовать во время праздников со своими Сарами и Реввеками. И правда, какое простому человеку дело до барских причуд?
— А христиане значит все иначе сделали?
— Конечно иначе. Они обращались не к царям, а к народу. Многие, тогда живущие, считали это бесполезной тратой времени. Потому, что народ «был уже не тот». Народ уже забыл, что значит самому, без помощи рабов, трудиться в поте лица. Народ уже не умел защитить себя без помощи наемной силы. Питание, зрелище гладиаторских игр, состязаний атлетов, стриптиз… — все это предоставлялось бесплатно. «Один с сошкой, семеро с ложкой» — это было реальным соотношением числа трудяг в сравнении с числом трутней. Разврат не осуждался, как и многое другое, противное господу нашему.
Блин! Ну все как в современной мне жизни. Что в этом мире, что в моем. В той же Америке что творится! Да и в Европе не лучше. А скоро и до нас дойдет. Во всяком случае, в этом мире Россия уже смогла дойти до жизни изобильной и бессмысленной. Мне вспомнилась одна из бесед нашего соседа с моим мужем. Говоря о политике, мой Дмитрий сказал, что для того, чтобы победить американцев, их не стоит убивать в большом количестве.
— Ты не прав Димон. Тут все зависит от того, какую установку народу дать. Если правильную, то народ упрется и выстоит невзирая на потери.
— Ну и сколько они могут себе позволить потерять людей?
— Намного больше чем мы. Причем, потеряв половину населения, Америка вовсе не ослабнет, а наоборот усилится.
— С чего бы это?
— Балласт. Смотрим на размер того балласта, который скопился у них за годы благополучия. Смотри: Из 242 миллионов трудоспособных людей, 147 миллионов человек чем-то торгуют и оказывают разного рода услуги. Подозреваю, что в основном сами себе. Ну еще двенадцать миллионов человек в гостиничном бизнесе и в сфере организации отдыха. Добавим к этому армию из 22 миллионов правительственных чиновников. Получаем всего 181 миллионов человек, которые не пашут, не сеют, не лечат, не учат и не строят, ничего не изготавливают и не ремонтируют. Наукой кстати, они тоже не занимаются.
— Так Николаич, это все хорошо, но может быть так и нужно?
— Ага! Очень нужно кому-то, чтобы три четверти населения сидели на шее у оставшейся четверти. И это еще с безработными картина неясная. А ведь ниггеры уже давно не согласны вкалывать.
— Хорошо, а сколько нужно тогда?
— Ну, если брать опыт СССР, то из этих 181 миллионов человек, на самом деле необходимы лишь 24 миллиона человек упомянутых категорий.
— Значит, 157 миллионов человек можно смело под нож пускать?
— Выходит, что так. Или перевоспитывать срочно. Я правда не знаю, возможно ли это, но пока что их гибель или внезапное исчезновение, для Америки не критична. Она не только сохранит свою мощь, но и увеличит ее.
— Николаич, а давай ты не будешь эти идеи пропагандировать? Все-таки это люди.
— Димон! Да зачем это нужно? Пусть и дальше жалеют да кормят своих дармоедов. Нам такой гуманизм только на руку. Я одного боюсь, что у них найдется умник, который придет к выводу, что половину страны пора на бойню гнать. Ради ее же блага. А как ни крути, это все-таки живые люди. Их воспитывать нужно, а не убивать. Убить всегда проще, чем исправить.
— Ладно, кончай о мерзости. Лучше другое скажи: а сколько у нас лишнего народа?
— А у нас Димон, все плохо. Лишних людей уже давно нет. Случись война, нам больше пяти миллионов безвозвратно терять нельзя. И это сегодня. А дальше эта цифра будет только уменьшаться. Мы ведь намного бедней Америки.
Не знаю, насколько прав был сосед, но отец Кирилл, рассказывая про закат Римской Империи, говорит о похожих вещах. Перебив его, я рассказала о той самой ситуации, которая сложилась в Америке нашего мира. В ответ, он мне сказал, что и в этом мире дела обстоят не лучше.
— Но тогда бесполезно что-либо делать! Ведь Рим пал!
— «По грехам своим». Его уже нельзя было спасти никакими ухищрениями талантливых политиков. Менять нужно было не законы, а сам народ. Римляне этого не сделали и их народ исчез с лица Земли. Зато христово племя не только выжило, но и приумножилось. А почему? Да потому, Маша, что у христиан мораль была иной. Возьми такое деликатное дело как секс. Язычники занимались им намного чаще христиан. Но занимались не ради продолжения рода, а ради удовлетворения похоти своей. Люди совокуплялись и не желали никаких обременительных для них последствий. Не только предохранялись или избавлялись от нежеланного плода. Извращения тоже были в ходу. В итоге, детей рождалось мало. А у христиан, с их строгими нравами в быту, люди либо воздерживались, если дите было не ко времени, либо рожали и выращивали детей. Вот и произошло замещение старого народа новым.
— А варвары?
— Разве их много было в сравнении с населением Империи? Капля в людском море.
Итак, по мнению моего исповедника, нет смысла пытаться воздействовать на власть имущих. Пока народ сам не захочет жить по новому, любые, даже титанические усилия со стороны правителей окончатся ничем. Все-равно люди вернутся пусть и к плохому, но привычному образу жизни. Но чтобы изменить сам народ, по мнению отца Кирилла нужны две вещи: первое — пример того, что живя по новому, можно быть успешным. По его словам, я и мои ребята с девчатами этот пример уже подаем. Тут главное не наделать ошибок на этом пути. Например, демонстрируя достижения, всячески избегать делать на этом карьеру. И вообще не создавать никакой иерархии. Иначе вынужден будешь играть по тем правилам, которые созданы политиками. Короче, быть авторитетом, а не начальством. Но мало дать людям пример того, что праведная жизнь простого человека способна заметно улучшить саму жизнь. Праведность не может быть сама по себе. Быть хорошим человеком — это не цель, а средство достижения цели. А цель эту нужно сформулировать.
— Не обязательно это делать тебе. Ты породи в людях мечту. Да о тех же полетах к звездам. А зачем им это по большому счету нужно, они и сами догадаются.
Вот так! Будь значит Ира проста и скромна и при этом стань очередным Моисеем! Или как там правильно будет, Моисеихой? Если на женский род все перевести. Дай им огромную мечту и при этом не лезь в политику! Как все просто! Клава, я балдею с этого! А знает ли отец Кирилл, чего будет стоить людям это? Сколько согласится с тем, что со старой жизнью нужно покончить?
— А может Маша оно и лучше, что я про то представления не имею? Если бы имел, не испугался бы я советы тебе давать? Пойми, судя по твоим рассказам, русские твоего мира сильно отличаются от нашего народа. Вы ведь до сих пор не очень то и цените каждую отдельную жизнь. Для вас терять миллионы жизней настолько привычное дело, что не способно остановить на пути к выбранной цели.
— Уже не так. Мы перестали считать, что «незаменимых у нас нет».
— Ой дураки какие! Прости меня господи, но разве можно отказываться от этого принципа?
— А что тут не так?
И опять последовала горячая проповедь. По его словам, если для одного человека «Время — деньги», а для другого «Жизнь — копейка», в большинстве случаев победителем будет второй. Он приводил мне в пример испанских конкистадоров. Они массами покидали свою родину ради новой жизни в колониях. А на пути к этой жизни стояло множество препятствий. Коварное море, уносившее разом сотни жизней вместе с кораблем. Не менее губительный непривычный климат новых земель, губивший их не хуже вражеских войск. Сопротивление туземцев и массовое заболевание венерическими заболеваниями. В итоге, из четырнадцати человек, решившихся пуститься в путь за горизонт, через короткое время в живых оставался лишь один. Но разве это кого остановило? А результат каков? Хороший результат: испанская речь победила на огромном пространстве Земли и ее победное шествие продолжается до сих пор. То же самое произошло с языком не самого крупного народа Европы — английским. В обоих мирах он покорил даже большие просторы, чем испанский. Кто теперь сосчитает, в какую цену это обошлось британцам? Они ведь тоже себя не жалели. А разве мы поступили иначе? Во времена Ивана Третьего, великороссов во всех уделах было не больше двух миллионов. Да поляки с Литвой имели в шесть раз больше народу! Франция или Италия в пять раз превзошли тогда русских по числу населения. Даже Швеция была сильней населена. Но стоило народу понять, что все-таки «Жизнь — копейка», тут такое началось! Массово помирая от голода, эпидемий, на полях сражений, люди шли и шли от победы к победе. В этом кошмаре погибали и теряли земли те, кто пытался их остановить. Были и поражения и распад державы во время Смуты. Но выжившие бойцы погибших армий, вновь обрастали новобранцами, потому, что русские бабы не отказывались рожать новых бойцов и тружеников. Почти разгромленная держава каждый раз выставляла новые войска на поля сражений и новые пахари заселяли вымершие подчистую деревни.
— В девятнадцатом веке это дало плоды. Наши коренные земли оказались настолько далеки от пограничных рубежей, что стремительный рост населения возместил все понесенные нами за пять веков потери. Разве русский язык не стал победителем? Ладно мы, не знавшие ваших войн. Но разве вы не доказали, что теперь любой прорыв вражьей силы в наши коренные земли кончается гибелью супостатов? А вот чем он закончится у нас — бог весть.
«Господи! Неужели он нам завидует?»
Оказалось, что да, завидует. Он сразу меня ткнул носом в нашу историю освоения космоса.
— Этот ваш Гагарин, ты сама говорила, на чем он летел. Ведь случись нештатная ситуация, он ведь ничего бы поделать не сумел. Пилот корабля, не имеющий средств для управления этим кораблем! Да это пассажир консервной банки, а не пилот! Не думаю, что Гагарин пошел на это, потому, что был дураком. И отказаться от этого он мог, ведь очередь из желающих оказаться на его месте была внушительной. Целый отряд космонавтов! У нас конечно храбрецы не перевелись, но посылать человека и не дать ему возможности хоть как-то повлиять на ситуацию, точно не стали бы. А при неудаче, у нас бы надолго отложили дальнейшие полеты. Если бы вообще от них не отказались. А у вас? Просто послали бы еще один корабль с новым космонавтом. Ведь незаменимых у вас нет! А у нас есть.
— Отец Кирилл, не стоит представлять нас как скопище равнодушных к смерти особей. Космонавты у нас погибали. И многие люди плакали по ним горючими слезами, не только родные, посторонние горевали не меньше. А уж как Гагарина было жалко!
— Но разве это вас остановило? Ты сама рассказывала о том, что миллионы мальчишек возмечтали стать космонавтами. Разве их остановили бы частые гибели? У вас ведь был очень красивый шанс! Трудно конечно судить со стороны, может быть вы просто технически к этому были не готовы. Но имея такое число людей, готовых платить высшую цену за осуществление детской мечты, вы могли уже тогда заселить окрестности Земли. Просто запуская сотни этих «жестянок»! Стыкуя их на орбите, постепенно идя от орбитальных трущоб к орбитальным поселкам и городам. От примитивных мастерских и полевых лабораторий к заводам и исследовательским центрам. Вы бы уже сейчас производили в космосе корабли для дальних полетов!
Ничего себе! Сходила тетенька на исповедь к попу! И кто перед кем душу наизнанку вывернул? Да ведь он теперь не успокоится, пока не станет настоятелем первого храма на ближней или геостационарной орбите. И ведь точно не откажется от шанса туда попасть. Даже в консервной банке. Ладно, шучу я конечно. Хотя как знать. Что-то мне мои шутки самой перестали нравиться. Вроде бы и просветил меня он, но спокойствия в душе не прибавилось.
