Лаури отследил телеграфные донесения, поступавшие от тайных агентов из Гринбэнка, Клоана, Гузнэка, Фэйрсмита, Край-Света. Ничего интересного. Узнал множество подробностей о каждом городском попрошайке или заезжем купце. Разведал, чем занимается персонал Дома Скорби: рыщет по свету, собирает раненых, безумцев и умирающих и доставляет в госпиталь гнить, словно страдания несчастных — ценное топливо, которое можно продать, или пища для голодного Духа Дома Скорби... Но так и не нашел ничего полезного. Никаких признаков врага.

Передовой лагерь ждал, не понимая, как действовать дальше. До Лаури дошли слухи о том, что проводник Бэнкс написал в госпиталь, требуя, чтобы силам Линии предоставили полный доступ на территорию Дома Скорби, в ответ на что ему недвусмысленно пожелали сдохнуть. Тогда Лаури вручил Бэнксу меморандум, в котором призывал перейти к полномасштабной осаде госпиталя.

Младший смотрящий первого ранга Морнингсайд оказался против — насколько понимал Лаури, чисто из личной к нему неприязни. Бэнкс колебался. Он сказал Лаури:

— Поспешные действия хуже бездействия. Незачем спешить. Мы не имеем права на ошибку.

— Но, сэр, агенты не будут ждать. Они...

— Не заставляйте меня доносить на вас, Лаури.

Лаури отправил телеграмму со своим предложением в Кингстон. Ответа не последовало.

На всякий случай он телеграфировал в Кингстон и Ангелус, запросив список всех пассажиров Линии, направлявшихся на запад и заявивших о своем намерении посетить госпиталь. К его радости, всего пару часов спустя он получил в ответ длинный перечень имен и пунктов назначения: мистер Джозеф Д’Авиньон Третий, финансист, транзитом из Харроу-Кросса, направляется в Гринбэнк по делам; преподобный Эд Кирни, миссионер Улыбчивых; доктор Лисвет Альверхайзен, транзитом из Глорианы...

Лаури телеграфировал на станции точные инструкции того, как поступить с каждым пассажиром.

Подождал, надеясь получить в ответ похвалу за сообразительность.

Но вскоре один из стрелочников, рядовой первого класса Портис, заметил, что телеграф в Клоане подозрительно долго молчит.

— Твою же мать! — выругался Лаури.

Через несколько часов Клоан уже просто кишел линейными. Над городом, взбивая пепел, кружили, словно стервятники, два птицелета. Территорию охраняли люди Морнингсайда. В кабинет мэра Лаури ворвался без предупреждения и выпалил:

— Примите наши соболезнования в связи с произошедшей трагедией. Надеемся, вы окажете нам полное содействие.

Мэр Клоана отличался недюжинной силой, но только не большим умом. Он был главным землевладельцем города, хозяином гостиницы, юристом, судьей и проповедником. С обязанностями последнего он справлялся из рук вон плохо.

Население Клоана принадлежало к Улыбчивым. То была самая многочисленная и стойкая из всех сект, распространенных в небольших городах. Сторонники ее стремились к самосовершенствованию, уверяли в необходимости веры в собственные силы и жили по принципу «помоги себе сам». Лаури считал такие взгляды в лучшем случае чепухой, в худшем — богохульством и проявлением гордыни. Он представлял, как мэр, этот олух-здоровяк, понукаемый строптивой женой, каждые несколько месяцев выставляет себя на посмешище, собирая Кружок Самосовершенствования под своим руководством. Человек с сильным рукопожатием и обаятельной улыбкой мог здесь много чего достичь; в землях же Линии мэра сочли бы простофилей, которому даже уголь грести не доверишь.

Всех, кто не принадлежал к рядам Линии, Лаури в принципе ценил невысоко, но именно о мэре его мнение было особенно доблестным.

Лаури ничего не сказал. Он просто смотрел на сидевшего за столом напротив него непокорного болвана, даже позволил мэру повторить:

— Как я уже сказал, мы не находимся под вашей юрисдикцией, мистер Лаури. На нашу долю и так выпало достаточно страданий.

Лаури позволил идиоту начать эту чертову фразу в третий раз, а затем прервал его: наклонился вперед в кресле, щелкнул пальцами и сказал:

— Начальство считает, что в вашем прекрасном городке укрывается злодей. Человек Стволов. Такого их мнение, господин мэр. Когда дело доходит до нас, они не делают различий. Я говорил им, что в Клоане такого случиться не может, что этот человек просто оказался в городе проездом. Но они скептики, господин мэр. Если позволите провести небольшое расследование, возможно, мы сможем найти то, что уладит дело. Вы не считаете, что это было бы к лучшему?

Голубые глаза мэра дернулись. С толстой шеей, загорелый, он был вдвое крупнее худосочного бледного очкарика Лаури, но тушевался под суровым взглядом его светло-серых глаз.

Причина этого крылась не в самом Лаури — испытав гордыню, он быстро напомнил себе о том, что она неуместна. Дело в том, что стояло за его спиной. А за спиной его стояла сама Судьба.

По меркам маленьких городов Западного Края, мэр был важным человеком со связями — заключал крупные сделки, подписывал важные документы. Но все это однажды будет погребено под весом того, что стояло за спиной Лаури. И все присутствовавшие в маленьком кабинете это понимали.

Чтобы чем-то занять руки, мэр принялся перемещать по столу нож для бумаг. Через открытые окна в комнату залетали мухи; пахло горелым деревом.

На стенах висели головы местных паршивых зверей. Шерсть их вылиняла, они привлекали мух. О да, Лаури знал людей, подобных мэру. Жить бы такому типу в хижине посреди прерий, рыбачить полупьяным да властвовать над зверьем. Он не создан для того, чтобы сидеть в кабинете и пытаться думать. Но именно эгим он занимался, а приказы начальства не позволяли Лаури проявлять к таким неудачникам жалость.

— Тогда мы продолжим, сэр, большое спасибо. Начальство хочет уведомить вас, что в случае, если вы не укрывали агента Стволов намеренно, они сожалеют о любых потерях людей и имущества, вызванных в каком-то смысле чрезмерной горячностью наших людей при исполнении своих полномочий. Мы надеемся, что в будущем вы не будете возражать против присутствия наших людей в вашем городе. И поэтому конечно же выплатим репарации...

Мэр поднял голову в надежде.

— Скоро прибудут люди, которые окажут вам помощь в восстановлении города и возместят издержки...

Надежда еще не исчезла с лица мэра. Вот же тупица, клянусь Линией!

— ...и проследят за тем, чтобы дела здесь велись надлежащим образом, — закончил Лаури.

Это сработало: мэр издал тихий звук — так скулит пес, которого пнули.

Лаури подождал, пока мэр выдавит «спасибо», надел черную широкополую шляпу, резко кивнул и вышел на улицу Клоана (точнее, на то, что осталось от нее после пожара).

Морнингсайд со своими людьми ждал снаружи на площади. Четыре аккуратных шеренги по пять человек. В Клоане было тепло и влажно, и люди Морнингсайда потели под униформой, явно не подходящей к такой погоде, но Морнингсайд, как и Лаури заодно с вышестоящим начальством, не верил в допустимость отклонения от протокола

— Все прошло гладко? — сказал Морнингсайд.

— Гладко.

— А возились вы долго.

— Сэр...

— Ну, ладно. — Морнингсайд обернулся к своим людям. — Эй, вы! Прочешите город. Разорвите его на части. Изучите каждую волосинку, каждый след. Если найдете в Клоане дерево, на которое помочился этот вонючий шакал, разрубите и уложите в пакеты. Вы знаете, что делать. Лаури?

— Сэр?

— Опросите свидетелей.

Девчонку звали Сьюзен. Лаури аккуратно записал ее имя печатными буквами в большом черном гроссбухе. До нее был юноша — так называемый «профессор Гарри Рэнсом», — враждебно настроенный и угрюмый, считавший себя умнее Лаури. В обоих случаях пришлось прибегнуть к небольшой демонстрации жестокости. Сьюзен, по счастью, держалась тихо и покорно. Насколько Лаури мог судить, она была красива, хотя и бледна, а глаза ее покраснели от слез. В присутствии Лаури она нервничала, и это ему нравилось.

— Он с тобой не разговаривал?

— Нет, сэр. Ни слова не сказал. Только улыбался.

— Любил улыбаться, говоришь? Счастливый человек?

— Да...

— Везунчик. Твой парень, ныне покойный — ну, перестань, девчонка, — твой парень с ним разговаривал?

— Нет, сэр.

— А имени он не называл?

— Кто?

— А ты как думаешь, девчонка? Твой дружок-идиот? По-твоему, я здесь из-за него? Нет же. Тот незнакомец. Убийца. Преступник.

— Сэр, он не был... Казалось, что это не...

— Казалось, что это не человек? Ты это хотела сказать, девочка?

— Да, сэр...

— Лучше. Быстрее. Сильнее. Храбрее. Бьет без промаха. Красавец, верно?

— Пожалуй...

— Ну конечно. Высокий, да? Бесстрашный. В бою наверняка стоит двадцати солдат. Как герой из книги. Небось, когда он улыбался, у тебя коленки тряслись?

— Сэр...

— Какие жуткие преступления! Наверняка он ограбил пару банков, но это не считается. Наверняка ему раз десять удалось пробраться на территории Линии, перелезть через колючую проволоку, проскользнуть, как лисе, под забором. Два, три, четыре — может, пять раз подорвать казармы, но и это тоже не считается. Подумаешь, какие-то солдаты. Уроды вроде меня. Уверен, ты сбежала бы с ним, стоило лишь подмигнуть.

— Сэр, прошу вас...

— Сколько мужчин он, по-твоему, убил? Нет, спрошу по-другому. Сколько женщин? Юных милашек вроде тебя. Наверняка немало. Судя по статистике. Одну уж точно прикончил. Не очень романтично, не правда ли?

— Сэр, я не...

— И все ради чего? Какой в этом смысл? Они проигрывают. Они всегда проигрывают. Они — это прошлое, а мы — будущее. Но они хотят, чтобы их поражение произошло как можно болезненней, потому что они безумны, больны... Ладно. Не обращай внимания. Не хнычь. Опиши мне его еще раз. С самого начала.

Девочка заикалась. Лаури записывал за ней.

Мужчина — белый, высокий, голубоглазый, смуглый; под это описание подходит половина агентов. Возраст — не меньше пятидесяти. Значит, старый боец, матерый. Стволы, как правило, — если вообще можно сказать, что у Стволов есть правила, — вербуют молодых, и живут их агенты недолго. Старый — это плохо. Седина, залысины на лбу. Улыбается. Похож на Резерфорда — но того вычислили на юге, он нападал на линии снабжения, травил колодцы. Люк Один-Выстрел? Судя по донесениям, мертв.

Лаури вздохнул и принялся перелистывать Черный Список, несколько томов которого лежали раскрытыми на столе мэра; с каждой страницы на него смотрели холодные глаза грабителей и убийц. Взмахом руки он велел девчонке продолжать.

Джон Кридмур? Говорят, большой охотник до женщин. Кридмур — враг серьезный, от его досье так и разит порохом и кровью. Но, судя по донесению младшего проводника Второй Армии Локомотива Харроу-Кросса, некого мистера Гормли, Джон Кридмур мертв. Нужно телеграфировать Гормли и узнать подробности, подумал Лаури.

— Ты еще здесь, девчонка? Вот... Шрам у него был? Вот такой? Нет?

Шрама не было — значит, не Слейтер. Франт Фэншоу? Этот не стал бы строить глазки девушкам. Box Громокров? Кантор? Джек Красные Шпоры? Черт, одного прикончишь — двое новых вылазит! Сассекс Прямая Стрела? Торп, обративший на себя внимание Стволов после ужасов битвы при Вазелее, причиной которых сам во многом и послужил? Но это было десятки лет назад, и сейчас Торпу должно быть около восьмидесяти. Если еще жив, то крепкий орешек. Лаури листал дальше. Как же их много. Временами ему казалось, работе Линии не будет конца никогда.

— Ступай, девчонка. Брысь отсюда! Приглашайте следующую.

Он составил словесный портрет убийцы для передачи всем патрулям и винтолетам. Затем вышел на улицу, прислонился к обугленной коновязи у дома мэра и стал наблюдать за тем, как работают люди Морнингсайда.

Болела голова. Она часто болит от Черного Списка. Нет в этом Списке порядка — он полон предположений, неточностей, утверждений, подтвердить которые невозможно, фактов, не встраивающихся в общую картину, мифов и небылиц, отвратительнейших фантазий. Агенты Стволов отправляют туда все, до чего дотянутся, даже сверхсекретные документы Линии.

От гостиницы остались обугленные руины. От окружающих зданий — тоже. Вместо стен — только балки с распорками, которые торчали под случайными углами, да и те то и дело обрушивались. Лаури смотрел, как люди Морнингсайда работают там, где до пожара были гостиничные номера и туалеты. Странно. В Черном Списке говорилось, что некоторые агенты могли видеть сквозь стены, из-за чего их очень сложно убить...

Люди Морнингсайда выносили из руин остатки скарба и складывали на улице для изучения. Куски мебели, рога, латунную гарнитуру, погнутые и обугленные рамы от картин. Вдоль периметра же развалин стояли хмурые жители Клоана. «Профессор» Гарри Рэнсом с окровавленным носом тащился по главной улице с потрепанными чемоданами в руках, но Лаури было не до него.

Бедные клоанцы, подумал Лаури, они же ни в чем не виноваты. Все свое презрение он истратил на мэра, и теперь позволил себе испытывать жалость.

Но случилось то, чему случиться было суждено.

Он глубоко вздохнул. В рот набился пепел, и Лаури закашлялся, з вскоре уже согнулся в три погибели и кашлял, как всякий линейный, наглотавшийся угольной пыли. Некоторые из людей Морнингсайда с лопатами в руках обеспокоенно уставились на младшего смотрящего. Раздраженным взмахом руки он велел им возвращаться к работе.

Из глубины руин гостиницы раздался крик одного из людей Морнингсайда:

— Он здесь! Я нашел телеграф, сэр! Он сильно...

Морнингсайд ступил в руины, перешагивая через кучи пепла и деревянные балки:

— Ясно. Посмотрим. Есть последнее сообщ...

Споткнувшись, он невольно прислонился к обугленному брусу, и тот рухнул под его весом. Между брусьями был зажат черный чемоданчик. Видимо, при пожаре его уронили на уровне сгоревшего первого этажа, и теперь он доделал оставшуюся часть пути до земли. Падая, чемоданчик издал тихий щелчок, и из него выпало оружие покойного стрелочника. Из двух бомб сработала лишь одна. За миг до того, как младшего смотрящего первого ранга Морнингсайда смело волной смертоносного шума, у Лаури хватило сообразительности не только сорваться с места и отбежать на безопасное расстояние, но и опустить голову в подвернувшееся корыто, крепко зажав уши руками. Он лишь ненадолго потерял сознание, и когда очнулся слегка не в себе, узнал, что его снова повысили.