Ник позаимствовал у отца родстер «Ягуар E-Type» 1963 года из гаража Тайерсаль-парка, и они с Рейчел помчались по скоростной автомагистрали Пан-Айленд к мосту, который связывал Сингапур с Малайским полуостровом. От Джохор-Бару они поехали по шоссе Утара-Селатан, заскочив в приморский город Малакку, чтобы Ник мог показать Рейчел характерный алый фасад церкви Христа, построенной голландцами, когда город был частью их колониальной империи, и очаровательно украшенные перанаканские дома вдоль улицы Тун-Тан-Ченг-Лок.

После этого Ник с Астрид некоторое время ехали по старой дороге вдоль побережья Негери-Сембилан. Они опустили верх, и теплый морской бриз обдувал лицо Рейчел. Она впервые за все время после приезда в Азию расслабилась. Душевные раны, нанесенные за последние несколько дней, затянулись, и в конце концов ей стало казаться, что они с Ником и правда отдыхают вместе. Ей нравилась дикость этих проселочных дорог, приморские деревушки, которые казались нетронутыми временем, нравился Ник, с дневной щетиной и волосами, взъерошенными ветром. В нескольких милях к северу от Порт-Диксона машина свернула на грунтовую дорогу в окружении густой тропической растительности, и Рейчел увидела деревья, посаженные правильными рядами. Они тянулись на многие мили.

– Что это за идеальный сад? – спросила Рейчел.

– Это каучуконосы. Мы в окружении плантаций гевеи, – объяснил Ник.

Они подъехали прямо к пляжу, вышли из машины, сняли сандалии и прогулялись по горячему песку. Несколько малайских семей обедали прямо на пляже, и женские разноцветные головные платки развевались на ветру, пока хозяйки суетились вокруг ящиков с едой и посудой и покрикивали на детей, которым больше хотелось резвиться в прибое. День был пасмурный, и море напоминало пестрый гобелен темно-зеленого цвета с лазурными пятнами в тех местах, где отражались облака.

Подошли малайка и ее сын, они несли большой сине-белый кулер из пенопласта. Ник начал оживленно беседовать с женщиной, купил у нее два каких-то свертка, затем наклонился и задал мальчику вопрос. Мальчик нетерпеливо кивнул и убежал, а Ник тем временем нашел тенистое место под низко висящими ветвями мангрового дерева. Он вручил Рейчел еще теплый сверток из банановых листьев, перевязанный веревкой.

– Попробуй самое популярное блюдо Малайзии – наси лемак, – сказал он.

Рейчел развязала веревку, и глянцевый банановый лист раскрылся, внутри оказалась аккуратная горка риса, окруженная нарезанными огурцами, крошечными жареными анчоусами, жареным арахисом и ломтиками крутого яйца.

– Дай мне вилку, – попросила Рейчел.

– А вилок нет. Придется есть, как местные, – руками! – широко улыбнулся Ник.

– Ты шутишь?

– Не-а. Традиционно это блюдо едят именно так. Малайцы считают, что еда вкуснее, когда ешь руками. Разумеется, они пользуются только правой рукой. Левую используют для целей, о которых лучше умолчать.

– Но я не вымыла руки, Ник. Не думаю, что могу есть руками… – В голосе Рейчел звучало беспокойство.

– Да ладно тебе, мисс ОКНС, – поддразнил ее Ник.

Он зачерпнул немного риса и начал с аппетитом есть наси лемак.

Рейчел осторожно попробовала рис и мгновенно расплылась в улыбке:

– Мм… это рис на кокосовом молоке!

– Ты еще не добралась до самого вкусного! Копай дальше!

Рейчел порылась и обнаружила в середине соус карри и большие куски курицы.

– Боже мой… – мечтательно протянула она. – Это так чудесно из-за сочетания разных вкусов или потому, что мы едим на великолепном пляже?

– Ох, думаю, все дело в руках. Грязные руки придают еде новые оттенки вкуса.

– Я сейчас стукну тебя этими самыми грязными руками! – рассердилась Рейчел.

Когда она доела рис, мальчик прибежал с двумя прозрачными пластиковыми пакетами для питья, заполненными грубо наколотыми кусками льда и свежевыжатым соком сахарного тростника. Ник взял напитки у мальчика и протянул ему десятидолларовую купюру.

– Каму анак янг баик, – сказал он, похлопав мальчишку по плечу.

Глаза маленького малайца расширились от восторга. Он сунул деньги за резинку шорт и поспешил рассказать матери о неожиданно обрушившемся на него богатстве.

– Ты не перестаешь удивлять меня, Николас Янг. Почему я не знала, что ты говоришь по-малайски? – спросила Рейчел.

– Только несколько примитивных слов. Достаточно, чтобы заказать еду, – скромно ответил Ник.

– Твоя беседа с малайской женщиной не показалась мне примитивной, – возразила Рейчел, потягивая ледяной сладкий сок через тонкую розовую соломинку, вставленную в угол пластикового пакета.

– Поверь, я не сомневаюсь, что та леди цеплялась к моей грамматике, – пожал плечами Ник.

– Опять ты за свое, Ник!

– О чем ты?

– Ты принижаешь свои достоинства, и это раздражает!

– Я не уверен, что понимаю, о чем ты.

Рейчел устало вздохнула:

– Ты же утверждал, что не говоришь по-малайски, а потом я слышу, как ты свободно болтаешь. Или отмахиваешься: мол, старый дом. А потом мы оказываемся в гребаном дворце. Ты все преуменьшаешь!

– Я и не замечал, что так делаю.

– Да? Ты такой скромняшка, что твои родители даже не в курсе, насколько хорошо ты преуспел в Нью-Йорке.

– Меня так воспитали.

– А тебе не кажется, что причина в другом: твоя семья очень богата и тебе приходится компенсировать это излишней скромностью? – предположила Рейчел.

– Ну, я бы не стал так говорить. Просто меня с детства приучили на вопросы отвечать конкретно, но не хвастаться. И кстати, не так уж мы богаты.

– Да? И сколько же у вас конкретно денег? Сотни миллионов или миллиардов? – Ник начал краснеть, но Рейчел не унималась: – Знаю, тебе неловко обсуждать это, Ник, но именно поэтому я заставляю тебя быть искренним. Ты мне говоришь одно, а от остальных я слышу совсем другое: будто бы вся экономика Азии вращается вокруг твоей семьи и ты наследник трона. Я экономист, черт побери, и раз уж меня обвиняют в меркантильности, то я бы хотела знать, о какой конкретно сумме идет речь, – выпалила Рейчел.

Ник нервно мял остатки бананового листа. Сколько он себя помнил, ему внушали, что любые разговоры о состоянии его семьи под запретом. Но было бы справедливо, чтобы Рейчел узнала, на что подписывается. Особенно учитывая, что он собирается (очень скоро) попросить ее принять кольцо с желтым алмазом, которое спрятано сейчас в правом нижнем кармане шорт.

– Я знаю, это прозвучит глупо, но, по правде сказать, я не знаю, насколько богата моя семья, – осторожно начал Ник. – Мои родители живут хорошо, в основном благодаря наследству, доставшемуся маме от родителей. У меня есть личный доход, вполне неплохой, от акций, оставленных мне дедушкой. Но это не те деньги, которыми владеют семьи Колина или Астрид, тут и сравнивать нечего…

– А бабушка? Пейк Лин сказала, что Тайерсаль-парк стоит сотни миллионов за одну только землю, – перебила Рейчел.

– Моя бабушка всегда жила так, как она живет сейчас, поэтому я могу лишь предположить, что состояние достаточно велико. Три раза в год мистер Тэй, пожилой джентльмен из семейного банка, навещает мою бабушку. Он приезжает в поместье в том же коричневом «пежо», который я помню чуть ли не с рождения. Встреча происходит наедине, и это единственный момент, когда прислугу просят выйти. Поэтому мне никогда не приходило в голову спросить бабушку, сколько у нее денег.

– И твой отец ни разу не говорил об этом?

– Отец вообще никогда не поднимал тему денег. Наверное, он знает даже меньше меня. Понимаешь, когда деньги всегда есть, то ты особо о них не задумываешься.

Рейчел попыталась осознать эту концепцию.

– Почему все считают, что ты в итоге унаследуешь все?

– Это же Сингапур. Богатые люди от нечего делать судачат о чужих деньгах. У кого какое состояние, кто сколько унаследует, кто за какую сумму продал дом… Но все, что говорят о моей семье, просто домыслы. В общем, я никогда не думал о том, что однажды стану единственным наследником какого-то умопомрачительного состояния.

– Но тебе же ясно, что ты не такой, как все? – спросила Рейчел.

– Ну, я это понимал, оттого что жил в огромном старом особняке, где поддерживались всяческие ритуалы и традиции. Однако ни разу не задумался, что это как-то связано с деньгами. В детстве больше беспокоишься о том, сколько ананасовых пирогов тебе разрешено съесть или где лучше всего ловить головастиков. Я не рос с чувством избранности, как некоторые из моих двоюродных братьев и сестер. По крайней мере, надеюсь, что это так.

– Мне бы не понравилось, если бы ты вел себя как помпезный придурок, – сказала Рейчел. Когда они шли к машине, она обняла Ника за талию. – Спасибо за откровенность. Я знаю, тебе было нелегко говорить об этих вещах.

– Я хочу, чтобы ты все обо мне знала, Рейчел. Так всегда было, и именно для этого я пригласил тебя сюда. Прости, что не поговорил с тобой заранее, просто не понимал, что тема денег вообще важна. То есть в Нью-Йорке все это не имеет значения, правда?

Рейчел помолчала немного, прежде чем ответить.

– Правда. Особенно теперь, когда я лучше понимаю твою семью. Мне просто нужно было удостовериться, что ты все тот же Ник, в которого я влюбилась в Нью-Йорке, вот и все.

– Я все тот же?

– И даже симпатичнее – теперь, когда я знаю, что ты богат.

Ник засмеялся, крепко обнял Рейчел и подарил ей долгий поцелуй.

– Готова к совершенно другому пейзажу? – спросил он, целуя ее подбородок и затем двигаясь вниз к нежной впадинке на шее.

– Мне кажется, я готова куда-то заселиться. Есть мотели где-то поблизости? – выдохнула Рейчел, играя его волосами и не желая, чтобы Ник останавливался.

– Я не думаю, что тут есть мотели, где ты захотела бы переночевать. Давай доедем до места, пока не стемнело. Всего-то три часа отсюда. И там сможем начать с того, на чем остановились, – на четырехместной кровати, самой огромной из всех, которые ты видела.

Они с ветерком промчались по шоссе E1, проходящем через столицу Куала-Лумпур в направлении Ипоха. А когда добрались до Тапаха – ворот в Камерон-Хайлендс, – Ник свернул на живописную старую дорогу, и они поехали в гору. Машина поднималась на крутой склон, и Ник умело рулил, предупреждая гудком при каждом повороте вслепую.

Ник очень хотел приехать в особняк до захода солнца. Он позвонил заранее и дал четкие инструкции Радже, управляющему. Тот должен был зажечь свечи в белых бумажных пакетах вдоль всей тропинки, ведущей к площадке в конце лужайки, и поставить столик с охлажденным шампанским и свежими мангостанами рядом с резной деревянной скамейкой, где Ник с возлюбленной смогут сидеть, наслаждаясь прекрасным пейзажем. Затем, как только солнце зайдет за холмы и тысячи тропических птиц усядутся на верхушки деревьев, он встанет на одно колено и попросит Рейчел принадлежать ему навсегда. Он задавался вопросом: на какое колено нужно опуститься? На правое или на левое?

Рейчел тем временем сидела, вцепившись в ремень безопасности и глядя в окно, как они падают в джунгли.

– Я не тороплюсь на тот свет, – обеспокоенно объявила она.

– Я не гоню, всего лишь сорок миль в час. Не волнуйся, я проехал бы здесь и с закрытыми глазами. Привык приезжать сюда почти каждые выходные во время летних каникул. Плюс это довольно гламурный способ умереть – свалиться в пропасть в классическом «ягуаре» с откидным верхом, не считаешь? – хихикнул Ник, пытаясь разрядить обстановку.

– Если не возражаешь, я бы пожила еще несколько дней. Ой! Конечно, лучше разбиться на стареньком «феррари», как Джеймс Дин! – сострила Рейчел.

– Вообще-то, это был «порше».

– Тоже мне, умник!

Резкие повороты вскоре сменились захватывающим видом на волнистые зеленые холмы, испещренные яркими цветными полосами. Вдали Рейчел разглядела цветущие сады вдоль склонов и причудливые домики.

– Это Бертамская долина! – сказал Ник с жаром. – Сейчас мы на высоте около двенадцати сотен метров над уровнем моря. Еще в колониальную эпоху сюда приезжали британские офицеры, чтобы скрыться от тропической жары.

Сразу за городом Танах-Рата они свернули на узкую частную дорогу, ведущую вверх по зеленому холму. После очередного поворота внезапно показался величественный особняк в стиле Тюдоров.

– Кажется, ты обещал, что мы не поедем в очередной отель класса люкс! – в шутку распекала Ника Рейчел.

– А это и не отель, а летний дом моей бабушки.

– Почему я не удивлена? – сказала Рейчел, глядя на прекрасное строение.

Оно было далеко не таким громадным, как дом в Тайерсаль-парке, однако его остроконечные крыши и черно-белые бревенчатые стены выглядели грозно и величественно. Во всех окнах ярко горел свет.

– Похоже, нас тут ждали, – произнесла Рейчел.

– Да, я позвонил заранее, чтобы к нашему приезду были готовы. Весь штат прислуги живет здесь круглый год, – ответил Ник.

Дом стоял на середине холма. Длинная, вымощенная камнем дорожка вела к входной двери. Фасад был частично покрыт плющом и глицинией, а по обеим сторонам склона цвели кусты роз, достигшие почти человеческого роста.

Рейчел вздохнула, подумав, что никогда не видела такую романтичную гору.

– Какие огромные розы!

– Это особые камерунские розы, единственные, которые выживают в таком климате. Правда, запах опьяняет? – нервно тараторил Ник. Он знал: до одного из самых важных событий в жизни остаются считаные минуты.

Молодой малайский дворецкий в накрахмаленной белой классической рубашке, заправленной в саронг с серым рисунком, открыл дверь, галантно поклонившись. Ник недоумевал: где же Раджа? Рейчел вошла в прихожую и почувствовала, что снова перенеслась в другую эпоху – возможно, в колониальную Малайю из романа Сомерсета Моэма. Деревянные скамейки были заставлены корзинами, доверху полными свежих камелий, фонарики из слюды висели на стенах, обшитых панелями красного дерева, а длинный выцветший шелковый ковер из Тяньцзиня привлекал внимание к французским дверям, из которых открывался великолепный вид на горную местность.

– Прежде чем покажу тебе остальную часть дома, давай… полюбуемся закатом.

У Ника в горле пересохло от предвкушения. Он провел Рейчел через прихожую и потянулся к ручке французских дверей, ведущих на террасу, но внезапно остановился. Он моргнул несколько раз, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. На краю лужайки курил Ахмад, шофер его матери.

– Черт бы меня драл! – выругался Ник себе под нос.

– Что случилось? Что-то не так? – спросила Рейчел.

– Кажется, мы тут не одни, – мрачно пробормотал Ник.

Он повернулся и направился в гостиную по коридору. Заглянул внутрь, и его подозрения подтвердились. Конечно же, на ситцевом диване напротив двери сидела мать Ника. Она бросила торжествующий взгляд, когда сын вошел в комнату. Ник собирался что-то сказать, но мать объявила с излишней веселостью:

– О, смотри, мама, Ник и Рейчел приехали!

Рейчел, вошедшая следом, резко повернулась. Перед камином в кресле сидела, завернувшись в кашемировую шаль, бабушка Ника, а одна из ее бессменных тайских служанок наливала ей чай.

– А-ма, что ты здесь делаешь? – поразился Ник.

– До меня дошли тревожные новости, поэтому мы примчались сюда, – сказала Суи по-китайски, медленно и отчетливо.

Ника всегда тревожило, когда бабушка говорила с ним на путунхуа – этот язык с детства ассоциировался у него с нагоняем.

– Какие новости? Что случилось? – забеспокоился он.

– Я слышала, что ты сбежал в Малайзию, чтобы сделать этой девушке предложение, – произнесла Суи, не глядя на Рейчел.

Та поджала губы, пораженная и заинтригованная одновременно.

– Я планировал сделать Рейчел сюрприз, но, думаю, теперь сюрприз безнадежно испорчен, – проворчал Ник, глядя на мать.

– Не важно, Ник, – улыбнулась бабушка. – Я не разрешаю тебе жениться на ней. Давай прекратим этот фарс и поедем домой. Я не хочу застрять тут на ужин, раз кухарка не подготовилась. Уверена, сегодня она не купила свежую рыбу.

Рейчел открыла рот.

– А-ма, мне жаль, что ты не дашь мне своего благословения, но это не имеет значения. Я намерен жениться на Рейчел, если она согласится выйти за меня, – спокойно сказал Ник, с надеждой посмотрев на Рейчел.

– Не говори ерунды. Эта девочка из неподходящей семьи.

У Рейчел горело лицо.

– Хватит с меня, – пробормотала она дрожащим голосом и повернулась, чтобы уйти.

– Нет, Рейчел, прошу, не уходи! – Ник схватил ее за руку. – Я хочу, чтобы ты дослушала до конца. А-ма, не знаю, что тебе там наплели, но я встречался с родными Рейчел, и они мне очень понравились. Они определенно отнеслись ко мне с гораздо большей теплотой и уважением, чем вы к Рейчел.

– Разумеется, они тебя уважали. Ты же Янг! – хмыкнула Суи.

– Ушам своим не верю! – простонал Ник.

Элинор встала, подошла к Рейчел и заглянула ей в глаза:

– Рейчел, я не сомневаюсь, что ты милая девушка. Ты должна знать, что я оказываю тебе любезность. С таким происхождением ты была бы несчастна в этой семье…

– Прекрати оскорблять родных Рейчел! Ты их даже не знаешь! – рявкнул Ник. Он обнял девушку за плечи и объявил: – Мы уезжаем отсюда.

– А ты их знаешь? – крикнула Элинор ему в спину.

Ник повернулся и нахмурился:

– Да! Я много раз встречался с ее мамой, а еще ездил на День благодарения к дяде в Калифорнию, где познакомился с целой кучей родственников.

– И даже с отцом? – спросила Элинор, подняв брови.

– Отец Рейчел умер давным-давно, ты же знаешь, – нетерпеливо сказал Ник.

– Очень удобная история. Но уверяю тебя, он еще как жив!

– Что?! – воскликнула Рейчел в недоумении.

– Рейчел, можешь перестать притворяться, лах! Мне все известно о твоем отце!

– Что?!

– Ах, вот ведь актриса! – Элинор состроила гримасу. – Ты же отлично знаешь, что твой отец жив!

Рейчел посмотрела на Элинор так, будто перед ней сумасшедшая.

– Мой отец умер в страшной промышленной аварии, когда мне было два месяца. Вот почему моя мама привезла меня в Америку.

Элинор некоторое время изучала девушку, пытаясь понять, то ли она так мастерски играет, то ли говорит правду.

– Мне жаль, что ты услышишь новость от меня, Рейчел. Твоей отец не умер. Он сидит в тюрьме в пригороде Шэньчжэня. Я лично встречалась с ним пару недель назад. Этот мужик гниет заживо за железными прутьями, но у него хватило наглости потребовать за тебя огромный выкуп!

Элинор достала блеклый конверт, тот самый, который ей передал частный детектив в Шэньчжэне. Она положила три документа на журнальный столик. Первый – оригинал свидетельства о рождении Рейчел. Затем – вырезки из газет 1992 года о приговоре, вынесенном человеку по имени Чжоу Фанминь. Тот принял незаконные меры по сокращению расходов, что привело к несчастному случаю на стройке в Шэньчжэне – там погибло семьдесят четыре рабочих. (Заголовок кричал: «НОВОСТИ О ТРАГЕДИИ ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ МНОГОКВАРТИРНОГО ДОМА: МОНСТР НАКОНЕЦ ЗА РЕШЕТКОЙ».) Третьим документом было уведомление о вознаграждении от семьи Чжоу за возвращение девочки по имени Чжоу Аньмэй, похищенной ее матерью Керри Цин в 1981 году.

Ник и Рейчел сделали несколько шагов к столу и уставились на бумаги в изумлении.

– Что, черт возьми, ты сделала, мам? Вы расследовали историю семьи Рейчел? – Ник пнул ногой столик.

Бабушка покачала головой и отхлебнула чая.

– Только подумай, ты хотел жениться на девушке из такой семьи! Кошмар. Ники, что сказал бы дедушка, если бы был жив? Мадри, в чай нужно положить еще немного сахара.

Ник пришел в ярость:

– А-ма, я только через двадцать лет понял, почему папа переехал в Сидней. Ему было невыносимо жить рядом с тобой.

Суи отставила чашку, пораженная тем, что сказал любимый внук. Рейчел схватила Ника за руку. Он никогда не забудет ее опрокинутого лица.

– Я думаю… мне нужно на воздух, – пробормотала она, прежде чем рухнуть на плетеную тележку для чая.