Книга: Пыльца
Назад: Понедельник, 1 мая
Дальше: Среда, 3 мая

Вторник, 2 мая

Первое движение сканирующего ножа проделало глубокий разрез на левой щеке от уголка губ к мускулам шеи. За ним последовал другой разрез, такой же, но с другой стороны, справа. Звали полицейского доктора робо-Шкурник, и его работа вполне соответствовала имени. Я смотрела, как он срезает одинаковые лоскутки кожи, пока он не зарылся глубоко во внутренности горла жертвы. На экране появилась болезненно яркая абстракция – мышцы гортани и сломанные стебли обосновавшихся там цветов. Стебли плотно забили всю глотку. Шкурник сделал третий разрез, поперек горла слева направо, потом еще один ниже, отыскивая начало. Корень отростков-щупалец находился глубоко внутри.
Шкурник вскрыл черно-белую грудную клетку Койота видеопушкой. Сломал несколько ребер, вытащил наружу, погрузил в тело оба объектива, приласкал стебли – провел по ним телекамерами на пальцах – и отправился дальше, в темноту внутренностей по карте из плоти и крови. Я следила за процессом по мониторам в комнате наблюдения, одновременно проигрывая в памяти последние слова Койота…
«позволь мне спать… спать и расти».
Несколько разрезов глубже, еще глубже – и Шкурник добрался до корней. Они вросли в стенки легких плотным клубком, как растительная раковая опухоль.
«…Господи! Языков такой длины просто не бывает!»
Зеро Клегг, песокоп, то и дело вставал, пританцовывал на лапах, натыкаясь на вещественные доказательства. Таким я его еще не видела. Обычно он наблюдал за вскрытием, как собака за прилавком мясника.
– Пес-Христос! – прорычал он. – Ты посмотри на эти корни, Джонс! – Потом он усмехнулся, как будто уже почувствовал запах смерти, но не собирался ему поддаваться.
– Есть что-нибудь по цветам? – спросила я.
Клегг опускает забрало респиратора, жестоко чихает напоследок и, кривясь, вдыхает фильтрованный воздух.
«…цветы танцуют… танцуют…»
Запах смерти, запах цветов – тесная связь.
– Сивилла, у нас ботаники уже работают сверхурочно. – Снова мое настоящее имя, признак того, что Клегг выбит из колеи, еще не пришел в себя от наблюдений за копаниями Шкурника.
– И?
– Слушай.
Зеро включает запись. Из колонок льется бодрый голос…
«Отчет по образцу 267/54, Джей Лигаль, кафедра ботаники Манчестерского университета. Второе мая, 8:04. Первое, базовые сведения: подвид Amaranthus Caudatus. Лепестки ярко-красные, расположение спиральное, собраны в длинные кисточки. Стебель длиной пятьдесят сантиметров. Реакция цветка на тесты адекватная. Второе, дополнительные сведения, строение соцветия. Тычинки тройные. На поверхности пыльников – комочки пыльцы. Очень яркий желтый цвет. Семьдесят пять микрон. Слишком велики для данного вида. Норма – двадцать-сорок. Пылинки слипаются в группы по шесть. Похоже, они движутся. Третье: частицы пыльцы реагируют на электрические импульсы. Избегают боли и опасности. Обнаружены соединения углерода. Какие-то признаки животной жизни? Неизвестная разновидность. Примечание: может, это розыгрыш? Никогда такого не видел. Запросить результаты исследований образца, отправленного Киркпатрик, профессору цитологии университета Глазго. Черт! Пыльца исчезла со стеклышка. Где она? Черт! Она танцует. Примечание: перестать чихать невозможно. Очень жизнеспособное растение. Никогда подобного… Черт! Если мне не показалось, то пыльца движется ко мне. Господи, почему мне всегда достается такая дерьмовая работа?»
Запись завершается оглушительным чиханием.
Появился Шкурник; его камеры залиты слезами и кровью, в металлическом горле отдается чихание. Даже робо страдают. Что же это за аллергия? И почему у меня ее нет? Обычно весна для меня превращается в кошмар. Но теперь все псы и робо вынуждены страдать, а вот у женщины-тени полный иммунитет. Какая-то странная аллергия. А еще я почему-то не могла перестать думать о Боде, девушке, затерявшейся в предсмертных видениях пса, таксиста с грязных улиц. «Подумай обо мне, Бода… спой ту песню еще разок». Почему эта последняя фраза с такой силой притягивает меня?
– Его убили не зомби, Клегг, – сказала я.
– Ты что, вступила в Общество защиты прав зомби? – Зеро заставил себя унять нервозность.
– Нужно дать знать Крекеру. Потому что тут не зомби, а хрен знает что, – продолжила я.
– Мы должны обставить все именно так.
– Так будет слишком просто, Зеро. Я думаю, нужно поискать улики, связанные с этой Бодой.
– Ты думаешь?
– Зомби не забивают жертве горло цветами.
– Крекер сказал закрывать дело, пока не начался новый собачий бунт.
– Говорю же, нужно продолжать расследование. В городе говорят, что Бода – девушка Койота. Знаешь, что чаще всего убийства совершают любовники?
– Это доказанный факт?
– Зеро, у тебя когда-нибудь была девушка?
– Крекер разрешил выдать тело.
– Что?
– Завтра похороны.
– Клегг, не рановато ли?
– Крекер хочет успокоить псов. А что мне делать, Сивилла? Пойти против босса?
– Слушайся хозяина. Гав-гав!
Клегг выдал свой лучший оскал, но в его колючей Тени ощущалась обида. Напряжение и страх.
Наверное, уже тогда мне стало ясно, что расследованием буду заниматься я одна.
Койот проживал в маленькой квартирке, прилепившейся над рыбно-продуктовым магазином на Ледибарн-лейн, в Фэлоуфилде. Магазин назывался «Бинго Рекс», и пока мы пробирались ко входу, вокруг рычала толпа недовольных парней-псов, а Зеро профессионально огрызался в ответ. Бинго оказался жирным, вазоватым женатым псом; он провел нас через сырость комнаты, где одетая в лохмотья весьма человекоподобная жена улыбалась разбитыми губами, погружая кусочки рыбы в емкость с некачественным тестом. Лестница из комнаты вела в темноту с застарелым запахом псины. Зеро зажимал нос, как будто не хотел признавать, что этот запах принадлежит таким же собакам, как он.
– Все нормально, Зеро? – спросила я.
– Конечно, Дымка, – ответил он. – Пошли.
Было почти полтретьего. Сегодняшние газеты и перья уже набросились на происшествие. «Пес-герой убит цветами?», «Убийство на цветочной поляне», «Лепестки смерти».
Заголовки. Хуже всего, что Гамбо Йо-Йо решил им тоже помочь и сейчас издевался над копами, свободно подключаясь к информационной волне. «Цветы Зла» – такое название выбрал Гамбо.
И вот мы – недовольный коп и его Тень – ищем какую-нибудь зацепку. Я не могла не жалеть Зеро, который разрывался между обязанностью делать свое дело и преданностью своему хозяину, Якобу Крекеру. Зеро убеждал меня, что идет просто за компанию, и я, хоть и не верила, все равно была ему благодарна.
Открывается исцарапанная когтями дверь, и вид из нее – сама аккуратность. Недавно вычищенный ковер. Односпальная кровать со свежим бельем. Полка с книгами. Коллекция моделей «Эйрваз» (обыгрывается название авиамоделей Airfix) – все аккуратно собраны и подвешены на проволочках к потолку – и огромная ламинированная карта, приколотая к стене.
– Эти комнаты убитых… – сказал Зеро.
– Что с ними? – спросила я.
– Всегда такие пустые, – он выдвигал ящики из буфета. – Ага! – объявил он. – Порнография!
В лапах у Зеро очутилось розовое перо. Он положил его в рот и на долю секунды закрыл глаза. Потом вытащил перо и сказал:
– Хорошее. Человеческое. Никаких сук в течке. У него был хороший вкус.
– Знаешь, Зеро…
– Что?
– Иногда я тебя не понимаю.
– Иногда…
Зеро Клегг посмотрел на меня, как будто хотел сказать: «Иногда я сам себя не понимаю. Так что заткнись на хуй».
В его Тени ощущалась такая горечь, что я решила заняться делом, ради которого мы пришли.
– Давай искать, – сказала я.
Мы вдвоем осматриваем личные вещи псодрайвера в надежде найти след, но тут только разное барахло, оставленное прокатившимся по одинокой жизни пассажиром: крошки печенья, танцующие под потолком самолетики и густой холодный чай в фарфоровой чашке. Раскрытые на середине дешевые детективы на полу у кровати. Программы манчестерского виртбола аккуратно разложены по папкам. На комоде лежит дневник официального члена клуба. Я открыла его, перелистнула последние страницы, увидела имя «Бода» и сразу захлопнула. Опустила дневник в карман, чтобы Зеро не увидел.
– Нашла что-нибудь? – спросил Зеро.
– Нет еще, – соврала я неизвестно почему. Дальше Зеро продолжал поиски улик на зомби-пассажира, потому что ими можно было бы успокоить городских псов, как считал Крекер. Копы все надеялись найти зомби и по-быстрому закрыть дело. Но зомби – не прирожденные убийцы, они лишь отчаянно пытаются выжить. Мир в то время непрерывно балансировал на острие ножа между разными видами. Через окошко над кроватью Койота до меня доносился лай собаколюдей: рычащие голоса, полные ненависти и страха.
– Господи, как я это ненавижу, – сказал Зеро, – эти копания в вещах убитого. Такую тоску наводит! – Он поднял вверх прозрачную пластиковую капсулу.
– Что это? – спросила я.
– Наноблохи.
– Что?
– Робоблохи. Продаются в магазинах для домашних животных. Симбиоз, Дымка. Взаимовыгодное сотрудничество. Не дают собачкам запаршиветь.
Меня передернуло до самых глубин Тени: до чего дошли собаколюди! Зеро уже отворачивал крышку, и я ни с того ни с сего испугалась. «Не выпускай этих чудовищ из банки!» Ну что тут с собой поделать?
– Посмотри-ка сюда, Клегг, – сказала я, чтобы отвлечь его. Я изучала большую карту на стене. – Видишь, что тут такое?
– По-моему, какой-то бред. А что скажешь?
– По-моему, места, куда он ездил.
Карта утыкана булавками и исписана фломастером. Это была карта Манчестера с прилегающими областями. Лимбо изображен в виде клубка змей, извивающихся на грязных дорогах.
– Видишь вот здесь? – сказала я, и Зеро подошел ближе. – Здесь Койот забрал пассажира.
Я показала на булавку, одиноко торчащую из карты в Лимбо, за Литтлборо, на северо-востоке от города, где карта плохо прорисована из-за неизвестных районов. Блэкстоун-эдж. Прямо под булавкой собачьим почерком написана дата – первое мая, вчера, и время – четыре утра. Ниже номер телепера.
– Думаю, надо позвонить по этому номеру, Клегг, – сказала я. ЩЧ.
Клегг глубоко вдохнул и чихнул, уронив баночку с наноблохами.
– Вот черт! Ну вот, это все из-за тебя. – Он тут же начал чесаться.
– Я не говорю, что его убила обязательно Бода, – сказала я. – Но она могла. Мы с тобой должны делать свою работу или нет?
– Думаешь, мы делаем свою работу? – чесался Зеро от блошиных укусов.
– Можешь достать у Колумба для меня фотографию Боды? Если не она убила Койота, она может знать, кто это сделал. Стоит хотя бы попробовать.
– Крекер сказал – нет. Крекер сказал закрывать дело. Всё.
Я не могла понять, почему Крекер и Зеро Клегг так возражают против поисков Боды. Это же основное направление расследования. Может быть, что-то происходит, какие-нибудь закулисные интриги? Или я просто неправильно читаю тени? Все равно, я точно не хотела, чтобы тот дневник попался на глаза Клеггу.
– Крекер – хозяин, – продолжал Зеро. – Он босс. И в его списке дел есть вещи поважнее. Иксеры снова жалуются на Гамбо Йо-Йо, потому что он продолжает ломать карту. Крекер хочет, чтобы я его выследил.
– Зеро, почему меня должен интересовать какой-то старый хиппи?
– Потому что так получилось, что он нарушает закон.
– У меня сильные предчувствия в связи с этим делом, Зеро.
– Оставь их при себе и хватит называть меня Зеро. – Он никак не мог перестать чесаться из-за прыгавших по нему наноблох.
– Дай мне одну попытку, пожалуйста. Давай найдем, чей это номер. Поможешь мне?
– Я же пришел с тобой сюда, так ведь? Черт. Хорошо остальным, им ты никогда не нравилась. А то бы им пришлось потратить на тебя чертову уйму времени.
Я ничего не ответила.
Позже в тот же день Зеро поехал со мной на север, на мертвые равнины. На улицах Манчестера через асфальт и гудрон пробивались цветы, и, пока мы ехали, следом за нами бежали стаи собак. Повсюду виднелись признаки пыльцы. Зеро чихал и чесался, пропихивая между челюстей голубое телеперо. Он попробовал номер, который был написан на карте Койота, и сказал, что там слышен только шум статики. Потом чихнул еще раз и облаял аллергию. Из-за этой поездки было много споров, особенно когда я попросила три патрульные машины: по одной сзади и впереди. И тяжелое вооружение. И в том, и в другом мне отказали. Зеро был полностью согласен, говорил, что никакой ублюдочный зомби не захочет с ним связываться. Но я заметила в его глазах страх – особенно когда мы проезжали через территории мутантов в Северном Манчестере.
– Пес-Христос! – говорил он мне. – Что с миром творится? Никого на себя похожего не осталось. Мать их, посмотри только! Дымка, видишь вон ту тварь? Что это за херня такая? Мутанты ебучие! – Последнее он проорал из окна.
– Знаешь что, Зеро? – сказала я. – А ведь говорят, что в некоторых из них есть и собачья кровь.
– Нуу… Дешевый наезд, Дымка. Пес-Христос! Это только доказывает, какие уроды эти зомби.
Потом мы подъехали к северным воротам – на выезд, внутрь гигантской скорлупы, где летели искры с шок-дубинок и с огромных грузовиков счищали прицепившихся зомби. Мы втиснули машину в очередь за вазовозом. «Пылающая комета» могла бы целиком поместиться в тени от задних колес – сейчас городская стража светила лазерами под прицепом в поисках контрабанды. Сквозь проволочную сетку мне было видно въезд, где трейлеры поливали жидкостью от зомби.
Грузовик перед нами проехал вперед, и, когда Зеро передавал стражу свой полицейский код, со стороны въезда донеслось рычание, а потом что-то шлепнулось о забор.
Зомби-заяц, смытый с одной из машин на входе.
Колотит по сетке руками и ногами.
Зеро закричал на тупо стоявшего таможенника:
– Пес-Христос! Ну уберите его куда-нибудь! Прилетевший зомби просунул скользкие руки в ячейки сетки и почти скреб когтями по нашей машине. Шипящий жир брызгал на лобовое стекло. Зеро вытащил пистолет:
– Прикончу урода.
Опустил стекло. Я велела ему успокоиться, но когда пес в Зеро брал верх, его было не остановить. Стражи добрались до зомби первыми и затыкали его шок-дубинками. От жуткого воя попятился даже Зеро, а в воздух поднялся запах горелой полумертвой плоти. Зомби прожарился насквозь. Тогда я подумала о своем любимом незаконнорожденном Сапфире, который лежит совсем один в своей спальне там, в квартире. Как же мне его защитить?
Мы проехали через КПП, свернули с главной дороги и понеслись по грязной колее, мимо разбитых машин и обгорелых вагонов, торчавших на пустоши, от которой целые мили до ближайшей железной дороги.
Лимбозона.
Мы обнаружили большой засохший дуб с переплетенными ветвями, скрючившийся от ветра. За ним в колыхавшееся небо поднимался последний телеграфный столб.
Точный ориентир. Блэкстоун Эдж.
Кругом были только пожухлая трава и сухой ветер. Зеро бешено чихал, осматривая пустоши в поисках зомби, и рука, которую он держал у кобуры, каждый раз дергалась.
– Ты в курсе, что тут есть дыры, да? – сказал он. – Дыры в Вирт.
Я пошла дальше по пустоши. С одной из чашек телеграфного столба свисал длинный провод: бугристые корни росли из его конца и всасывались в мокрую землю.
На юг от города, как раз на краю карты, где пустоши Лимбо еще не взяли свое, под нависшей скалой стоит икс-кеб. Здесь безопасно, не будет разборок с копами. Дорога растворяется в пустоте сразу за Элдерли Эдж. Драйвер отъехал как раз настолько, чтобы отвязаться от Колумба.
Путь до этой скалы прошел в одиночестве благодаря атласу. Бода заплатила внушительную сумму угрюмому пограничному жителю, чтобы узнать расположение тайной дороги. Прошлую ночь она провела в машине, слушая шорох листьев по стеклу и стоны зомби на пустырях. Она включила все защитные системы, и Тошка обещал ей, что глаз не сомкнет, но все равно ее сон прерывало урчание грохотавших мимо вазовозов, а по раненой дороге гуляла боль. И еще больнее становилось, когда приходили мысли о Койоте. Ее не покидало ощущение, что это она его убила, что она виновна. В темноте ее мозг часами прокручивал варианты. Если бы только Роберман не рассказал ей про заказчика из Лимбо. Если бы только она не сказала о нем Койоту. Если бы он не позвонил по тому номеру. Если бы только она любила его сильнее или полюбила раньше. Если бы только, если бы только… В ее жизни слишком много «если бы». А что собирается делать Колумб? Что она сделала такое, что вызвало его гнев? Тут Бода полезла в сумку и достала записную книжку. В ней нацарапан номер, по которому звонил Койот. Номер в Лимбо. Может, позвонить по этому номеру? И там выяснить что-нибудь об убийце псодрайвера. Она хочет найти убийцу? Да, потому что тогда она сможет простить себе, что дала Койоту номер. Но как ей добраться до телефона, снова не подключаясь к карте? В конце концов, она провалилась в сон, а потом проснулась с тем же самым вопросом. Она уже много часов сидит в кебе, голодная и расстроенная. Сегодня второй день ее новой жизни: темнеет, наступает время зомби – и девушка боится.
Где-то в глубине Лимбозоны над горизонтом вспыхивают огни. Она не хочет думать, что там. Она слышала столько разных историй. Здесь Бода в безопасности, сейчас, когда с одной стороны власть, а с другой – хаос, пока она в состоянии защищаться от зомби. Но нужно что-то менять. По дороге проносится еще один вазовоз. Тошку трясет из-за вибрации.
МНЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЭТО ТЕРПЕТЬ? – говорит он.
– А у нас есть другой выбор? – спрашивает Бода. – И как это я до сих пор слышу твой голос? Ты же по идее должен был замолчать навсегда.
ВООБЩЕ-ТО Я НЕ ОТКАЗАЛСЯ БЫ ОТ ЧЕГО-НИБУДЬ ПИТАТЕЛЬНОГО.
– Питательного?
БЕНЗИН, РОДНАЯ.
– Я бы тоже, – отвечает Бода. – В смысле от еды.
Мимо грохочет второй грузовик, похожий на освещенный огнями океанский лайнер. Бода запускает мотор Тошки и выруливает на дорогу вслед за грузовиком, догоняет огни, дрожащие в глубине Лимбо.
Через двадцать минут они въезжают на стоянку перед отдаленной заправкой с кафе. Унылые, как руины, одинокие строения стоят посреди пустырей Лимбо. Рассыпающаяся неоновая вывеска гласит: «ОБЕДЕННО-ЗАПРАВОЧНЫЙ САЛУН КАНТРИ ДЖО. БЕНЗИН БЕЗ НАЛОГОВ. ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА ПЕРЕД КРАЕМ СВЕТА. ЕСТЬ КОМНАТЫ». По небу гуляют лучи лазеров, установленных на крыше кафе. Бода платит за бензин и спрашивает мальчика-пса у колонки, есть ли у них свободная комната. Тот только кивает на светящуюся вывеску и рычит:
– Читать умеешь, сука-тень? Спроси Джоанну.
«Что значит – сука-тень? Это он про меня?»
Она проходит через вращающуюся дверь салуна и чувствует легкое замешательство. Изнутри слышна музыка в стиле кантри, женский голос исполняет песню, смешиваясь с грубыми мужскими выражениями радости. Бода стоит снаружи, смотрит поверх створок дверцы…
Как раз напротив, на деревянной сцене, призванной изображать обстановку горного ранчо, поет и играет на гитаре женщина. Певица представляет собой нечто условно-блондинистое и одета в стиле Дикого Запада: стетсон, галстук-шнурок и цветастое льняное платье.
– «…Упрямый бычок убегает от нас, но мой Джо, свив лассо, повалил его в грязь».
Потом она начинает припев про то, как что-то там «проснулось в надломленном сердце». Толпа неотесанных дальнобойщиков с ревом одобрения и взрывами чихания охотно присоединяется. И еще какой-то странный шум вроде хлюпающего жужжания слышен из глубины комнаты. Там движутся черные тени. Песня заканчивается, исполнительница пробирается к стойке бара, с улыбкой, но твердо пресекая все заигрывания из толпы.
Бода входит.
Ее встречают молчанием. Воздух пронзает одинокий хриплый свист. За ним следует невероятный чих. Примерно половина водителей сидят в импровизированных респираторах – цветные банданы закрывают рот и нос. Один из них шлепает по колену, приглашая Боду сесть.
Бода вежливо отказывается.
Дальнобойщики – это ладно, с ними Бода еще может смириться, сама крутит баранку девять лет, но когда она проходит в глубь бара, из угла выходят тени и приближаются к ней.
«Зомби! Вот дьявол!»
Существа смотрят на нее сквозь испарения дыма и пота. Дальнобойщики сидят в одном конце комнаты, зомби – в другом. Между ними мерцает плотный поток воздуха – как занавес, скрывающий от глаз что-то неприятное. Певица улыбается ей из-за стойки. На стене висит впечатляющий набор атрибутики Дикого Запада, в том числе пять-шесть револьверов и винтовка. Дальнобойщики и зомби пялятся на голый карточереп Боды. Бода вынимает из сумки вязаную шапку, натягивает на голову и затем спрашивает певицу:
– У вас есть «бумер»?
Смех со стороны дальнобойщиков. Снова чихание.
– Мало кто заказывает «бумер» в здешних местах, – отвечает певица. – Есть приличный «бурбон», «Джек Дэниелс». Устроит?
Бода кивает, платит за огненную воду и выпивает половину. В двух шагах от нее, отделенный дрожащей воздушной завесой, стоит большой зомби – мужчина двух с лишним метров ростом, издали даже похожий на человека. Конечно, он весь скользкий, и некоторые части тела какие-то разболтанные, но по сравнению со своими собутыльниками, которые оборванной кучей выстроились вдоль невидимого барьера, этот громила – просто вирт-звезда. И, кажется, он и сам так считает. Его ярко-желтый стетсон сдвинут на затылок. Барменша шагает сквозь воздушный занавес, чтобы обслужить большого зомби, и потом переходит обратно, на сторону дальнобойщиков.
– Ты Джоанна? – спрашивает ее Бода.
– Когда как, – ворчит большой зомби.
«Боже мой, они разве умеют говорить?»
– Не обращай на Бонанзу внимания, – говорит барменша. – Вообще он большой осел.
– Я ее проинформировал, – отвечает Бонанза. – Просто проинформировал.
Бода игнорирует его, удивляясь, насколько это просто. Зомби ведь должны быть злобными.
– У вас есть комната на ночь? – спрашивает она барменшу.
– Детка, можешь переночевать у меня! – орет один дальнобойщик.
– Сколько угодно, – сообщает ей Джоанна. – Комната и питание. Еду могу принести прямо в номер. Вряд ли тебе захочется сидеть с этими парнями.
– Спасибо. А телефон тут есть?
– Рядом с «напалмовским» автоматом.
Бода пробует набрать номер и получает в ответ: «ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН». Она идет обратно к стойке.
– Это перофон, – говорит она. – У вас есть обычный телефон? Который принимает деньги?
Барменша пристально всматривается в глаза незнакомой девушки и наконец говорит:
– Пойдем со мной. Он в задней комнате.
Они проходят в комнату, и барменша представляется Джоанной, сестрой Кантри Джо, который сейчас в Приграничье.
– А что здесь за место? – спрашивает Бода. – Я не знала, что тут есть город.
– Значит, ты не знаешь совсем ни хрена, – отвечает Джоанна. – Тут скорее даже не город, а община со своим образом мыслей.
– Мне понравилась песня.
– Ну, спасибо.
– Что значит «маверик»?
– Тоже не знаешь? Вообще-то надо бы. Это старое ковбойское слово. Означает корову, которая во время перегона скота не хочет бежать вместе со стадом.
Они входят в какое-то подобие жилой комнаты. По стенам развешаны коровьи рога. Едва слышно играет древнее радио, настроенное на волну Гамбо Йо-Йо. Коллекция акустических гитар на деревянной стойке. На шатком столе – старинный дисковый телефон.
– Видишь ли, я не могу принимать перья, – продолжает Джоанна. – Я дронт. Думаю, ты тоже, раз пришла сюда и спросила про бесперьевой телефон?
– Наверное.
– Ты в последнее время часто чихаешь?
– Совсем не чихаю. Я несколько раз пыталась. Но ничего не получилось.
– Так и знала. Я тоже.
– А что такое?
– Из всех дальнобойщиков, которых я знаю, сейчас не чихают только те, которые дронты. У тебя не возникает какое-то странное чувство?
– Какое?
– Ну, не знаю. Наверное, беспокойство. Вот у меня да. У тех дальнобойщиков тоже. Знаешь… как будто нужно идти. Такое чувство, что всех дронтов кто-то зовет.
И что Бода должна на это ответить?
– Как получилось, что в твоем баре сидят зомби? Из-за них не бывает проблем?
– Девушка, вы сама наивность. Я делаю деньги на проблемах. Приграничье – страна мутная. Тут нужно налаживать отношения с людьми.
– С людьми?
– Естественно, зомби тоже люди. Мы – последнее напоминание о городе перед началом Лимбо, и тут приходится идти на уступки. «Салун Джо» – конгломерат. Ты видела Волшебную Стену в баре? Волшебная Стена – изобретение Джо.
– Держит зомби на расстоянии?
– Держит зомби отдельно.
– А у меня получится пройти через нее?
– Я бы не советовала.
– Но ты ведь ходишь.
– Я слегка особенная. Как тебя звать?
– Бода.
– Бода, ты откуда-то сбежала, верно?
– Вроде того.
– Дай посмотрю твою голову.
Бода стягивает вязаную шапочку. Джоанна присвистывает.
– Фью-ю. Ни фига себе пропахало! Ого… в тебя стреляли?
Бода поднимает руку к ране.
– Да ничего. Просто задело.
– Там грязь. Дай-ка… вот… ох, Господи! Скверная штука. Давай я перевяжу.
– Да не нужно. Все нормально.
– Стой тут.
Джоанна скрывается на кухне и появляется вновь с бинтами и банкой мази. Она заставляет Боду пригнуться, чтобы нанести мазь.
– Тебе нужно к доктору.
– Нет.
– Давай хотя бы наложу повязку.
– Никаких повязок.
– Ладно.
Когда Джоанна заканчивает хлопотать, Бода распрямляется и вынимает записную книжку из сумки. Находит нужный номер – заказ, который ей отдал Роберман, а она передала Койоту. Больше не было ничего – ни адреса, ни имени, только номер телефона. И вот она снова ждет гудка, а мысли у нее разбегаются. «Кто там, на другом конце провода? Этот телефон убил Койота». Какая-то девочка по имени Персефона. Щелчки разрядов, а за ними…
Последний телеграфный столб где-то в темноте на пустошах к северу от города. Со столба спадает единственный провод и пробирается по полям. Он ползет сквозь заросли, постепенно становится зеленым, превращаясь из провода в побег. Бежит по глине и торфу – провод-ветка.
Бода стоит в комнате Джоанны, слушает шуршание в трубке. Что-то лопается, раскрывается. Голоса темноты. Жизнь трав. Подземный шторм. Она слушает, как трескаются семена, скрипят растущие корни, скользят черви, раскрываются цветы.
Тишина в трубке невыносима. Единственная зацепка дала на выходе только шум, который она не может понять. Она осторожно кладет трубку на рычаг, разрывая соединение. Пути вперед больше нет.
Бода забирается в свою сырую комнату. Комната – значит кровать и комод. Столик. И все.
Койот…
Она не может перестать думать о Койоте. Как он обещал сводить ее на второй этап полуфинала по виртболу в этот четверг. О Манчестере. О том, что не нужно быть частью системы. Так сказал ей Койот четыре дня назад в «Соловьином кафе». Неужели всего четыре дня назад?
Икс-кеб – система. Койот – нет.
«Он погиб из-за меня». Вот о чем она думает.
Позже, во время ужина – два яйца, сосиска, жареная картошка и бобы – Бода слышит, как внизу Джоанна поет «Тебе сегодня одиноко» и как Лимбо тихо шепчет в темноте за стенами ее комнаты. Дорога до дома в Уэллей Рэндж будет долгой. Если она вообще туда доедет. Если она вообще захочет туда поехать. Зачем туда возвращаться? Рана на голове уже заживает; короста закрывает Кингсвей. Может быть, ей стоит ехать дальше, в глубь Лимбо. Как-нибудь устроиться там, посреди иссушающего ветра и темноты. Такая перспектива ее все больше привлекает. Время сидеть тихо и время срываться с места. Завтра они с Тошкой поедут в убийственные пустоши. С Манчестером покончено.
Бода влезает на скрипучую кровать. Несмотря на свое решение, ей будет трудно обойтись без той массы удобств, которую предоставляет таксишная карта. В полусне она позволяет себе немного подумать о плавно вьющихся нитях, по которым когда-то пролегал ее путь, на которых прошла ее жизнь. О наставлениях Робермана. Такое нежное прикосновение. Она помнит, как ездила вместе с ним, когда ей было девять с половиной; тогда она только присоединилась к иксерам. Три года она была его ученицей, каталась на заднем сиденье, впитывая великое знание робопса. В двенадцать у нее случилась первая менструация, и тогда Колумб объявил, что настало время подключить к карте ее собственный кеб. Церемонию инициации она прошла с легкостью и без всяких проблем – если не считать встреченных там огненных демонов – и получила новое имя – Боадицея и с ним новую личность, готовую на все ради цели.
Теперь она не может доверять Колумбу. А если не Колумбу, то кому вообще она может доверять?
Она тянется к первобытному радиоприемнику, включает его, крутит настройку, пока не появляется слабый голос Гамбо Йо-Йо, пробивающийся через границу карты. Человеческий голос. Пират-хиппи поставил песню под названием «Blue Suede Shoes». Бода надеется, что музыка как-то ее успокоит. Но всю песню она думает только о том, что потеряла. Больше нет икс-кебов, нет Койота, кончилась прежняя жизнь. Она как чистый лист, как заснеженная равнина. Всю жизнь она посвятила икс-кебам, теперь плывет по течению и даже не помнит, что было до них. Не помнит даже своего настоящего имени.
Как бы я хотела быть сейчас с тобой, Тошка. Лететь с тобой по дороге. Она устала, но не может уснуть и в сумерках разума представляет себе разговор с кебом.
КАК ТЫ, БОДА? – спрашивает Тошка.
«Бывало и хуже».
ЧЕМ-НИБУДЬ ПОМОЧЬ?
«Просто тоскливо, но я, наверное, привыкну».
ХОЧЕШЬ ПРОКАТИТЬСЯ?
«Утром. Конечно. Уедем далеко-далеко».
НА ЗАКАТ?
«На восход. Утром восходит солнце».
Я ЗНАЮ.
«Ладно. И мы поедем на юг, не на восток».
ЧТОБЫ ЗАБЫТЬ ГОРОД?
«Чтобы все забыть. Ты на самом деле говоришь со мной?»
КОНЕЧНО. Я В ТВОЕЙ ТЕНИ.
«Не может быть». Мгновение и… «Неужели я такая? Правда?»
ТАКОЙ ТЫ БЫЛА ДО ИКС-КЕБОВ, БОДА. МЫ С ТОБОЙ ГОВОРИМ ЧЕРЕЗ ТЕНЬ.
«Я дронт? Я не смогу попасть в сон?»
БЫСТРО СХВАТЫВАЕШЬ, ДРАЙВЕР.
Завернутая в тонкую простыню, Бода улыбается сама себе и шепчет:
– Раз-два, голова, три-четыре, покатили… Под окном сигналит Тошка. Четыре раза. «Спокойной ночи, Тошка».
СПИ, МАЛЫШ.
И когда затихает золотой голос Элвиса и в эфире снова появляется Гамбо, Бода шокирована, как никогда…
– Боадицея, Боадицея, Боадицея! Ты там слушаешь, маленькая убийца? Слушайте все. Боадицея, или просто Бода – имя молодой иксерки, которая вчера утром поломала схему икс-кебов. Вот почему карта в отрубе и столько проблем у всех пассажиров. Йо-Йо! Гамбо покопался в памяти икс-кебов – кеб этой девчонки был рядом с Алекс-парк, когда случилось убийство.
Бода садится на постели:
– Что?
– А еще она любовница Койота, нашего замечательного таксопса, которого убили вчера. Завтра его похороны, тут полиция расстаралась. Слушайте, как завертелся сюжет. Почему это копы не гоняются за Бодой, а вешают убийство на какого-то мифического зомби? Если копы закрывают глаза, мы сами должны смотреть в оба. У Гамбо Йо-Йо к слушателям есть просьба: присмотрите за этим съехавшим с трассы драйвером. Бода ездит на беглом кебе с именем Фаэтон, а на голове у нее потрясная татуировка, карта Манчестера. Если увидите ее, дайте Гамбо знать, номер старый: 7-7-7-Y-Y. Вы знаете, он не прослушивается. Колумб предложил четыре золотых пера тому, кто приведет девочку обратно. Не ловитесь на удочку этому старому кеб-заправиле. Гамбо предлагает пять золотых! Йо-Йо! Приведите мне убийцу. Концентрация пыльцы 225 и продолжает повышаться, Сейчас Спенсер Дэвис из шестьдесят пятого: «Беги, не останавливайся». В пятьдесят девятый раз Гамбо наблюдает возрождение шестидесятых. Так что хе-хе, беги, не останавливайся, девочка. Скоро увидимся.
Играет песня. Бода в ужасе. «Что это значит? Я была у Алекс-парк, когда убили Койота? Нет, не была. Это подстава Колумба. То он попробовал меня убить, теперь… Сволочь, за мной будет гоняться весь Манчестер».
Даже люди в этом баре…
Бегом, киса, бегом!
Она спрыгивает с кровати, собирает вещи, осматривает окно. Ржавые гвозди, которыми забита рама, глубоко сидят в дереве. Тошка все так же терпеливо ждет под окном, в ласковом неоновом свете вывески остановки-перед-концом-света. Моросит дождь. Рядом с Тошкой под дождем грузно стоит одинокая фигура. Судя по виду, тот самый зомби. Бонанза, так его вроде зовут? Зомби всматривается в ее окно на первом этаже. Бода вздрагивает.
«Включай зажигание, Тошка. Убираемся отсюда».
Как можно тише она пробирается к двери.
Джоанна уже там. На ней длинное платье леопардовой расцветки, отделанные мехом туфли на шпильке, ее светлые волосы слегка растрепаны.
– Куда это ты собираешься? – спрашивает она.
– Расхотелось оставаться в комнате, – отвечает Бода.
– Ты слушаешь Гамбо, детка? – Джоанна говорит низким мрачным голосом. – Сейчас была интересная передача. Вся про беглых драйверов и собакоубийц. И предложение там было чрезвычайно выгодное. Самой мне перья не нужны, но я ведь могу их продать. Сделаю деньги и снимусь отсюда.
Джоанна подходит так близко, что там, где толстый слой косметики на ее лице смазался, Боде видна черная щетина. И шагая вперед, Джоанна вынимает из-под платья пистолет. Направляет его на Боду.
– Это настоящий кольт сорок пятого калибра, девочка. Лучшая пушка на Диком Западе.
– Не надо, это не я.
– Я же сказала, дорогая – мне просто нужны деньги.
– Мистер Йо-Йо?
– У меня что, мужской голос?
– Значит, Ванита-Ванита?
– Да. Что такое?
– Я хотела бы поговорить с мистером Йо-Йо. Это звонит Кантри Джоанна. Есть очень важные новости для Гамбо. Мы сейчас в эфире? О Боже мой…
– Нет, леди, мы не в эфире. Успокойтесь. Я предполагаю, вы нашли Боадицею?
– Да, так и есть.
– То же самое говорят еще пара тысяч человек.
Бода вынимает пачку «напалмов». Надпись на пачке: «КУРЕНИЕ ПОМОГАЕТ ПЕРЕНОСИТЬ НОЧНОЕ ОДИНОЧЕСТВО – ЛИЧНЫЙ ЭЛВИС ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА». Она закуривает сигарету, глубоко затягивается, пускает струю дыма от себя к Джоанне. Бода сидит на подушке на полу в жилой комнате за баром Кантри Джо. Джоанна опирается о стену напротив, обливается потом. В одной руке у нее пистолет, в другой телефонная трубка.
– Эта сигарета моя последняя? – спрашивает Бода.
– Заткнись! – кричит Джоанна грубым голосом и продолжает говорить в трубку. – Слушайте, мисс Ванита, тут все без обмана. Девушка у меня. Сидит передо мной. Я держу ее на мушке.
– Докажите. У нас есть доступ к голосовым образцам иксеров. Дайте ей что-нибудь сказать.
Джоанна колеблется. Она прижимает трубку плечом, чтобы достать из серванта бутылку «бумера».
– Мне казалось, ты его не употребляешь? – говорит Бода.
– Тебе много чего казалось. Отъебись!
Бода поднимается с подушки, Джоанна заглатывает две дозы «бумера». Бода хорошо знакома с действием «бумера», поскольку сама пробовала его много раз. Две дозы погружают вас в беззаботное блаженство.
– Ванита, вы слушаете?
– Я жду, леди.
– Ладно, Боадицея сейчас подойдет к телефону. Вы готовы? – Джоанна жестом зовет Боду. Бода берет трубку и говорит:
– Ванита, это Бода, бывшая сотрудница компании «Икс-кеб». Меня держат в…
– Хорошо, хорошо! Распознавание прошло. Бода, не клади трубку. Гамбо, давай сюда. Мы ее нашли…
– …Боадицея! С тобой говорит Гамбо Йо-Йо.
– Гамбо, я невиновна. Пожалуйста, послушай…
– Дай сюда телефон! – Джоанна выхватывает у Боды трубку. – Гамбо Йо-Йо, это Джоанна. Девушка у меня, так что давайте к делу.
– Безусловно… Пять золотых перьев, как обещано.
– Нет, кое-что еще. Мы сейчас в эфире?
– Нет.
– Дайте мне эфир, Гамбо. Я хочу выступить по радио. Видите ли, я фолк-кантри исполнительница.
– Я не могу вот так просто пустить тебя в эфир, Джоанна. Нужно решить несколько технических вопросов. Разреши мне…
– Гамбо, слушай. Песня называется «Маверик покидает стадо». Моя самая известная песня. Может, твоим слушателям понравится. Посмотрим, что ты скажешь…
И Джоанна начинает петь в трубку ту песню, которую Бода слышала раньше:
Наш рыдван километрит по проселкам вперед,
Мой дружок матерится на меня, что идет дождь.
Упрямый бычок убегает от нас,
Но мой Джо, свив лассо, повалил его в грязь.
И в надломленном сердце проснулся тогда Маверик,
что плевал на любые стада.
Не задушишь арканом, не пустишь под нож.
Маверик покидает любые стада.

Голос Джоанны кристально чист, она летит по нотам, как та самая девушка-ковбой из песни. Бода не может оторвать от нее глаз; Джоанна поет как последний раз в жизни. Отчаяние таится в мелодии и в словах. Песня, история, которая в ней рассказывается, трогает до глубины души. Боже мой, эта женщина действительно умеет петь: каждая нота сияет. Блестящая песня…
А бычок все бежит по широким полям,
Джо привстал в стременах, кожа в каплях дождя.
Он кидает лассо – и стоит под дождем
Тот бычок, Что не хочет ни клейма, ни в загон.

Бода берет одну из гитар Джоанны. Перебирает струны, следуя за простыми аккордами мелодии. Джоанна закрывает глаза и, как ни странно, улыбается Боде, когда они вместе начинают припев.
И в надломленном сердце проснулся тогда Маверик,
что плевал на любые стада.
Не задушишь арканом, не пустишь под нож.
Маверик покидает любые стада.

Песня завораживает Боду. Или голос? Что-то в Джоанне напоминает ей о Койоте. Певица и пес занимают одно место в новорожденной Тени Боды, тот же уголок одиночества и недосягаемой красоты.
Но веревка слабеет у него на рогах,
Он без страха опять убегает в луга.
Он уже не вернется, и, слезу задушив,
Завтра утром, Джо, я продолжу жить.

Бода осознает, что поддалась очарованию. Нужно отвлечься от песни, от обстановки вокруг.
«Тошка, едем!»
Движение Тени – и внезапно Бода становится кебом, который управляет запуском двигателя, и ведет его через Тень, разгоняясь по направлению к неоновой вывеске. Бода заносит гитару над головой, готовясь ударить Джоанну. Джоанна открывает глаза, спокойно поднимает пистолет: палец лежит на спуске, ствол направлен прямо в голову Боде. Джоанна продолжает петь. Снова припев…
И во мне поселился дух свободных коров.
Променяв мир скотов на стада облаков,
Я не стану домашней, не узнаю стыда.
Так во мне поселился…

Снаружи гремит взрыв, вспышка света в окне, и у Боды всё переворачивается внутри, когда Тошка врезается в вывеску. Джоанна оборачивается на звук:
– Что за хрень?
Бода поднимает гитару выше и наискосок наносит удар по ее голове…
Песня отдается эхом в разбитом инструменте, порванных струнах и полых костях Джоанны. Светлый парик слетает, обнажая наголо выбритый череп. Джоанна кричит – на этот раз обычным мужским голосом. Падает телефон. Джоанна пытается прицелиться снова, но у Боды теперь преимущество. Она выхватывает пушку и направляет ствол на Джоанну.
– Сядь.
– Пожалуйста… не делай мне больно. – Он уже переключился и теперь плачет женским голосом. – Не надо… Останутся следы…
– Сядь!
Джоанна садится.
– Ты и есть Кантри Джо, так? – спрашивает Бода. – Ты трансвестит.
– Я не трансвестит. Не смей. Я просто таким родился. Я дитя Плодородия 10. И все. Я особенный. Совсем особенный. Я еще с тобой посчитаюсь.
Бода поднимает трубку:
– Гамбо? Ты еще там?
– Бода, что происходит? – отвечает Гамбо.
– Отцепись от меня, Гамбо.
– Я выполняю долг перед обществом.
– Я невиновна. Невиновна! Я сделаю все, чтобы узнать, кто убил Койота. Объясните это своей аудитории, мистер Гроза Радиоволн. Понятно?
Она отшвыривает трубку.
– Что теперь будешь делать, дорогая? – спрашивает Кантри Джо.
Хороший вопрос.
Бода забирает бутылку «бумера», кладет ее в сумку. Потом ей на глаза попадается валяющийся на полу парик. Она кидает его следом за бутылкой.
– Так, Джо, – говорит она. – Уверена, у тебя найдутся красивые шмотки.
Наверх, в спальню Джо, не отводя от него пистолета. Сияющее царство шелка и разноцветных лент. Парики разных цветов. Бода выбирает несколько вещей попривычнее.
– У тебя есть ключ от этой комнаты? – спрашивает она.
Глаза Джо полны слез и измазаны растекшейся тушью. Он показывает на ключ, который торчит в двери.
– Ты не станешь меня бить, Бода? Нет?
– Слушай, – отвечает Бода. – Мы, маверики… мы всегда ищем друг друга. Так?
– Так.
– Потому что кому еще мы нужны?
Кантри Джо валится на кровать, на пушистое покрывало.
– Ты хороший человек, Джо, – говорит ему Бода. – Просто на ранчо сегодня день не задался.
Голос у Кантри Джо дрожит:
– Мне понравилось, как мы с тобой пели, Бода. Правда понравилось…
Закрыв дверь в комнату, Бода проходит вниз по лестнице и через бар. В темноте мерцает завеса Волшебной Стены, и со стороны половины зомби чувствуется какая-то животная сила. Только вот дверь наружу заперта на засов, а окон в баре нет. Сила с той стороны Волшебной Стены зовет ее, и когда она вглядывается внимательнее, оказывается, что ее манит пальцем Бонанза в своем желтом стетсоне.
– Это не опасно? – спрашивает она.
Блестящий палец снова делает знак.
Бода проходит через воздушную завесу.
Воздух обтекает ее, гладит кожу, сотканные из дыма пальцы танцуют по ее телу. У нее кружится голова, она почти счастлива. И пройдя через преграду, она чувствует, как в ней открываются новые способности. Она чувствует, что встретила здесь еще одну часть себя.
Наконец-то у нее появилась сила.
Бонанза ведет ее к другой двери, для зомби, которая открывается на автостоянку. Когда она бежит через парковку, одно из платьев Кантри Джо выпадает и тонет в грязи. Тошка здесь, запутался в неоновых трубках. Бода отключает защитные системы и нежно проводит рукой по корпусу кеба.
«Как ты, Тошка?» – передает она.
НИЧЕГО ТАКОГО, ЧТО БЫ НЕ ПОПРАВИЛИ НЕЖНЫЕ ЛЮБЯЩИЕ РУКИ, – отвечает он.
Бонанза стоит рядом, улыбается, с полей стетсона стекает дождь, блестит мокрая лоснящаяся кожа. Бода пожимает ему руку. Тень касается зомби, женщина – мужчины.
– Спасибо, – говорит она.
– Не за что, – бормочет он в ответ. – Удачи в дороге.
– Зачем ты мне помогаешь?
– Я не тебе помогаю. Бода забирается в кеб.
НУ ЧТО, ДРАЙВЕР? – спрашивает Тошка.
– Едем, Тошка.
КУДА?
– Назад, в Манчестер.
Обратно к началу, чтобы найти убийцу, – и Бода думает, что неплохо бы начать с самого Колумба. Койот тоже хвастался ей, что видел Колумба, но как все-таки найти это туманное создание, особенно сейчас, без подключения к карте и без Койота?
Силуэт Бонанзы дрожит посреди дождя, когда Бода сдает назад и выезжает из обломков вывески на дорогу. Она видит, как из двери для зомби появляется Кантри Джо. Как наклоняется подобрать измазанное грязью платье. Он подходит к Бонанзе и колотит его по груди, снова и снова бьет полумертвую плоть маленькими руками. Зомби просто стоит без сопротивления, пока певица не падает в его огромные объятия. Два силуэта, отдаляясь, сливаются в один – Бода с Тошкой уезжают прочь от огней придорожного кафе.
Второе тело нашли сегодня ночью, за несколько минут до того, как старый день перешел в новый: во вторник, в 11 часов 49 минут. Над клочком земли в Александра-парке вилась туча мух. Каждое насекомое стремилось урвать свою долю, и все они бешено жужжали, чувствуя аромат мертвой плоти. Сотни жирных тварей. Пришлось поставить акустическую бомбу, чтобы мы могли подойти к насыпи, похоронившей под собой тело.
Ее нашел какой-то бродячий человекопес, который искал в рваном тумане что-нибудь съедобное и убежал, напуганный находкой.
Полночь. Звонок копам. Звонок Сивилле Джонс.
Когда раздался звонок, я еще не спала – так меня загрузили новости от Гамбо Йо-Йо и прочитанное в дневнике Койота. Последние страницы были заполнены признаниями в любви к Боде, а между ними был вложен клочок бумаги – послание в стихах псодрайверу, под которым стояла уверенная подпись Боды. «Уведи меня, прошу, по кривой дорожке в ночь» – так оно начиналось. «Уведи меня, прошу, по кривой дорожке в ночь и волною лепестков и стеблей меня омой». Знакомый почерк. Еще между страницами был воткнут билет на манчестерский виртбольный матч в следующий четверг. Судя по дневнику, Койот звал ее с собой. Что-то меня зацепило в любовной истории из дневника: ощущение, что ты кому-то желанна.
Когда я читала дневник, наклонилась над детской кроваткой в старой комнате Белинды. Животом я касалась оградки кровати, нависая грудью над ребенком. Он сосал мне левую грудь. Естественно, молоко не появлялось, из меня давно вышли все соки. И все-таки моему дорогому незаконному сыну это шло на пользу. Ночью он стал довольно сильно чихать. Я закрыла ему глаза и нос мокрой фланелькой. Он что-то пробулькал в ответ. Я могла только догадываться, что его слова были о любви ко мне, потому что никто не смог бы их перевести. Мой Сапфир говорил на рыбьем языке. Моя Тень уловила какие-то обрывки его любви. Я ненадолго взяла Сапфира на руки, придерживая деформированную головку, потом снова дала ему грудь. Звонок оторвал меня от материнских обязанностей. И поэтому смотреть на то, что мы нашли в парке, оказалось еще тяжелее.
До парка мы ехали как по расцветающему саду. Крошечные ростки пробивались сквозь асфальт дорог, а наросты зелени скруглили углы магазинов и домов. По докладам специалистов, ожидалась самая тяжелая весна, еще хуже, чем во времена Плодородия 10. В парке мы обнаружили холмик в форме луковицы – перекрученные стебли цветов поднимались из земли, издавая невыносимое зловоние. Зомби найден, виновный обнаружен. Эта поездка домой стала для него последней, конечный пункт – яма в неосвященной земле. Упокойся среди цветов. Слепленное из грязи тело полностью преобразилось.
Зеро ждал меня там.
– Знаешь что, Дымка? Жалко мне, что его нашли уже таким. Потому что я очень хотел сам его завалить. Крекер порадовался бы. А когда радуется хозяин, радуюсь и я. А этот сволочной зомби взял и подох, и я остался ни с чем.
– Хочешь попасть на отстрел зомби? Раньше у нас отстреливали собак.
– Не расстраивайся, Дымка. Зомби не люди.
– Наполовину люди. Я опустилась на колени рядом с телом.
– Какого хрена ты делаешь?
– Работаю.
– Здесь на хрен не нужен тенепоиск, Джонс.
– Это мне решать.
– Боже мой, а если б ты раздавила таракана, его бы ты тоже обработала? Дело закрыто. Поехали.
– Поздно, легавый.
Я уже опускалась в потухшее сознание, скользя пальцами дыма по мыслям мертвого зомби…
«Тьма… ни огонька… ни следов жизни… полужизни… любой жизни… истощение… мои Тени несутся сквозь слои темноты… глубже… темнота глубже… такой холод… смерть раскрывает объятия… я падаю в них… нужно освободиться… назад к жизни… и затем… вспышка света, скрытая в глубине… взрыв… весь мир… весь мир взрывается зеленью… чересчур много цвета… огромные цветы, липнущие к горлу в Тени… папоротники любви… цветы в огне… танцуют… танцуют…»
Назад…
Я прорывалась обратно в повседневную жизнь, в настоящую жизнь, которой мне так не хватало.
Я надеялась, что Зеро хоть чуть-чуть заинтересуется результатами, но когда я вернулась на землю, то обнаружила в его глазах отвращение к моим теневым методам. Он пренебрежительно закинул в рот коп-перо, чтобы отменить тревогу.
– Крекер, хозяин, мы нашли урода. С ним больше никаких забот.
Что-нибудь в таком роде, наверное. Он вытащил перо и перевел слезящиеся глаза на меня.
– Одной заботой меньше, Дымка, – сказал он. – Собакоубийца найден и обезврежен. Бля! Ааааааапп-чххи! – Он опять начал чихать. – Эти цветы меня прикончат.
– Ну ладно, – сказала я. – А кто убил зомби?
– Какая на хуй разница? Пес-Христос! Зомби не считаются.
– Его убили цветы, Зеро. Так же как Койота. Я нашла у них обоих в мыслях один и тот же образ. Взрыв. Какой-то сад.
– Крекер сказал, завтра похороны псодрайвера. Крекер собирается объявить газетчикам, что Койота убил зомби, а полиция его подстрелила. Ну и какое твое мнение, Дымка? Хороший план действий, нет? Остановит он собачьи бунты?
– Думаешь, Гамбо Йо-Йо тоже схавает эту лажу?
– У Гамбо нет вооруженных отрядов, Дымка.
– Уверен? А ты его слушал в последнее время? Зеро кивнул.
– Значит, ты в курсе, что он рассказал в новостях кучу всего об иксерке по имени Боадицея? Она покинула их ряды вчера, через несколько часов после убийства. Известна еще под именем Бода. Есть контакт, Зеро?
– Пес тебя раздери! – рыкнул Зеро. – Что тебе до этой Боды? Влюбилась ты в нее, что ли?
– Ты ведь наврал мне, Зеро.
– Чего?
– Гамбо утверждает, что Бода попалась на кебберских записях. Она была в Александра-парке вчера в 6:19. Когда убили Койота. Ты об этом знал?
– Она его девушка, Дымка, и всё.
– Ты знал?
– Его девушка! Пес-Христос! Может, они там трахались в кустах. Откуда ты знаешь? Может, пока они развлекались в парке, в кеб залез зомби. Им показалось, что они его замочили, так? Но ты же знаешь, как трудно убить этих полумертвых окончательно. Они же со смертью заодно. Она им как мать.
– Зомби тоже убит.
– Может, это Бода. Ну и ладно. Одним зомбяком меньше. Смотри, зомби убивает Койота. О чем он мог думать в последнюю секунду – о политике, что ли? Не думаю. Так что, Дымка, в твоем расследовании ключевая фигура – все равно наш кобелек. Или тебе объяснить, что такое любовь?
– Что-то тут не так, Зеро.
– Опять что-то там чувствуешь Тенью, Сивилла?
– Я вчера пробовала просмотреть записи икс-кебов. Хотела узнать, кто в понедельник утром возил пассажиров в Алекс-парк. В ответ выскочило «доступ закрыт». Я как-то думала, что кебы и копы работают вместе. Что-то не так, Зеро, и я собираюсь искать дальше, а ты как знаешь. Гамбо заявил, что Бода сейчас где-то на юге Приграничья.
– Ну, тогда удачи, Дымка. Девчонка сейчас уже может быть в каком-нибудь ебаном Лондоне. В общем, не в нашей области.
– Поедем посмотрим, Зеро. Юг Лимбо.
– Что с тобой, Джонс? Ты зря веришь Гамбо. Думаешь, этот пират что-нибудь знает? У тебя соображалка временами не отключается? Ааааааапчхххи, бля! Прошу прощения. Давай-ка уберемся подальше от этой кучи сорняков.
– Помоги мне, Клегг, Крекеру необязательно знать.
– Необязательно?!
– Я тебя прошу помочь.
– Ты меня просишь предать хозяина.
– Когда-нибудь настанет день, когда ты освободишься, Зеро.
Глаза Зеро по-собачьи засияли.
– Знаешь, Джонс, – прорычал он. – Вы, люди, иногда меня так раздражаете.
До этого я никогда не слышала, чтобы Клегг наезжал на людей. Он тут же понял, что сказал, и собачий блеск в его глазах угас.
Люди-копы копались в земле, извлекая тело зомби из могильного холмика, образованного цветами. Зеро лаял какие-то инструкции, просто чтобы выпустить пар. Копы яростно чихали, а со мной все было отлично: никаких признаков аллергии. Хлюпающий носом Зеро повернулся ко мне.
– Что такое, Джонс? Ты не чихаешь. Может, ты какой-нибудь мутант? – Потом его полные слез глаза открылись – слезы, наверное, от пыльцы, а может, и еще от чего-нибудь. – Я хочу тебе помочь, Джонс. Правда хочу…
– Правда хочешь?
Большой песокоп снова отвернулся и поскакал по траве трахать мозги людям-полицейским. Тогда я и поняла, что случилось что-то из ряда вон, что-то среди самих полицейских. И Зеро тоже здесь замешан.
Этот пес не решался взглянуть мне в глаза.
Назад: Понедельник, 1 мая
Дальше: Среда, 3 мая