Глава 22
Элен
5 августа 2015 года
– У меня есть хорошие новости, – сказала Рили, когда Элен позвонила ей. – Ремонт в здании исторического общества наконец-то подошел к концу. Мэри-Энн разрешила мне вернуться и снова привести все в порядок. Я собираюсь туда во второй половине дня; хочешь присоединиться ко мне?
– Разумеется! – воскликнула Элен. – У меня тоже есть новости.
– Насчет фабрики? Как прошла твоя поездка?
– Ты не поверишь. – Элен немного помедлила, но добавила: – Дочь Хетти погибла во время того пожара.
– Что? Не может быть!
– Я уверена в этом. – Элен расхаживала взад-вперед по крошечной кухне. – Я не могу точно доказать это, но знаю, что так и было.
Элен выглянула из окна фургона и увидела Ната, таскавшего в дом коробки с электрическим оборудованием: катушки кабеля, металлические распределительные коробки, пластиковые выводы для розеток и выключателей. Она обещала прийти Нату на помощь через несколько минут. Она ничего не сказала ему о своем ночном видении и причине утренних поисков. Когда он увидел ее за компьютером, Элен сказала, что ищет материалы для крыши. Нат с самого начала ратовал за серую асфальтовую черепицу самого простого сорта. Он говорил, что это будет лучшим и самым дешевым выбором, и уже давно рассчитал, сколько упаковок им понадобится для того, чтобы уложиться в бюджет. Элен надеялась найти что-нибудь более интересное: подержанную оцинкованную сталь или натуральный шифер.
– Расскажи мне все, – попросила Рили.
Элен перевела дыхание и начала со вчерашнего утра. Она рассказала о своей поездке на фабрику, о кирпичах, об историях, услышанных от прораба, и наконец, о том, что она видела в доме вчера ночью.
Рили немного помолчала.
– Мне это вовсе не кажется безумным, – сказала она.
– Я подумала, что ты была права: если существует физический объект, связанный с их жизнью и тем более с причиной их смерти, то он действует как окно, позволяющее им возвращаться в наш мир.
– Было бы здорово, если бы мы смогли это подтвердить, – сказала Рили. – Доказать, что Джейн на самом деле умерла во время того пожара.
– Согласна. Я нашла сайт с именами людей, которые в тот день погибли на фабрике, и там есть только одна Джейн, по фамилии Уайткомб. Тогда я провела более глубокое исследование по генеалогическим сайтам и записям гражданских актов и обнаружила свидетельство о браке между Джейн Смит и Сайласом Уайткомбом в 1934 году. Они жили в Льюисбурге. Согласно архивным записям, у них было двое детей: Энн и Марк. Я еще не исследовала их дальнейшую судьбу. После гибели Джейн Сайлас снова женился и имел других детей. Как думаешь, в историческом обществе может быть больше информации о Джейн? Может быть, даже фотографии? Я нашла фотографию фабричных работниц за год до пожара. Там есть Джейн; я знаю это потому, что видела ее сегодня ночью. Интересно, сможем ли мы сравнить ее со старой фотографией Джейн Брекенридж?
– Думаю, там есть несколько фотографий того времени, но Джейн была девочкой, когда убили ее мать, поэтому я не уверена, что мы сможем опознать ее, – сказала Рили. – Давай встретимся возле исторического общества в три часа и посмотрим, что удастся найти.
– Хорошо, тогда до встречи.
* * *
Элен всегда изумляло, как мало остается от человека после его смерти. Человек проживает целую жизнь с семьей и друзьями, зваными ужинами, работой и регулярным посещением церкви, но что остается в итоге? Две-три фотографии, две-три строчки в городской газете, некролог и надгробный камень с датами жизни и смерти. Очень мало, если не заниматься раскопками. Это ей нравилось в работе историка больше всего: заполнение пробелов, поиски и находки неопровержимых свидетельств – брачных договоров, данных переписи, фотографий, писем и личных дневников, – а потом догадки и интуитивные прозрения, чтобы сложить из этого связное повествование. Изучение давно ушедшего человека или события напоминало решение головоломки: поиски указаний и соединение отдельных фрагментов.
У Хетти Брекенридж не осталось надгробия или некролога. В местных газетах не было упоминаний о ней или о том, что с ней случилось. Не было почти никаких доказательств ее реального существования.
– Она как будто была призраком еще при жизни, – сказала Элен. Сейчас она сидела напротив Рили за большим столом в центральном зале исторического общества. Помещение до сих пор оставалось в беспорядке из-за прорыва водопроводной трубы: пластиковые коробки и баулы громоздились на шкафах и полках, папки и документы были наспех рассованы в разные места для спасения от воды.
Рили приехала раньше назначенного времени в попытке навести некое подобие порядка. Она отложила то немногое, что ей удалось обнаружить о семье Брекенридж, и начала составлять пометки. Элен принесла записную книжку на тот случай, если они найдут какие-то факты о Хетти и Джейн, которые смогут послужить опорой для дальнейших поисков. После того как Элен увидела их вместе вчера ночью, ей еще больше хотелось узнать их семейную историю и по возможности найти живых родственников.
– Это какое-то безумие, – сказала Рили. – У нас есть целые коробки с материалами по истории городских семей: письма, дневники, фотографии. Но о семье Брекенридж практически ничего нет.
Она сняла очередную коробку и открыла ее.
– Повторяю, придется потерпеть. Раньше здесь не было такого беспорядка.
– Как ты связалась с историческим обществом? – спросила Элен.
Рили улыбнулась:
– Я уже очень давно занимаюсь волонтерской работой. Мэри-Энн привлекла меня к делу много лет назад, когда я практически жила здесь и занималась исследованием собственной семейной истории. Я училась в колледже, писала дипломную работу о Вермонте во времена Гражданской войны и выяснила, что несколько моих родственников сражались не только на стороне Союза, но и в войсках Конфедерации. Это создает ощущение причастности к чему-то большому, понимаешь? Изучение прошлого помогает лучше понимать настоящее. Пожалуй, я всегда была немного помешанной на истории: мне нравились старинные предания и мысли о том, как былые события продолжают влиять на нас. Если я сталкиваюсь с мелкими личными драмами вроде неприятностей с деньгами или с мужиками, то думаю о своих предках, обо всех этих родственниках, которые сражались друг с другом во время Гражданской войны, о людях, переживших Великую депрессию или холокост, это сразу же позволяет увидеть свою жизнь в нужной перспективе.
Глаза Рили сияли, и Элен признала в ней родственную душу.
– Вот именно, – сказала она.
– Я хочу сказать… только посмотри на жизнь Хетти и подумай, сколько ей пришлось вытерпеть. Представь, как она идет по городу, где ее называют ведьмой и день за днем, год за годом копят ненависть к ней, пока наконец не убивают ее на болоте. И все потому, что она была другой. Потому что она была особенной.
Элен вспомнила мрачные взгляды и недобрые усмешки, с которыми она сталкивалась в городе, шепоты и пересуды у нее за спиной. Ее считали чужестранкой, пробудившей дух Хетти.
Рили несколько секунд собиралась с духом, потом посмотрела на коробки.
– Ладно, давай двигаться вперед. У нас нет записей о ее смерти, но я покажу тебе, что здесь есть.
Имя отца Хетти, Джеймса Брекенриджа, стояло на старинном договоре о праве собственности на землю вокруг болота.
– А вот свидетельство о смерти ее отца, – сказала Рили, доставая заверенную копию. – Он умер в тысяча восемьсот девяносто девятом году от удара молнии, через несколько дней после того, как Хетти предсказала это событие.
Имя Хетти содержалось в переписи 1900 года, когда ей было восемь лет. Также имелись три ее фотографии, которые удалось найти. На первом снимке 1899 года она была девочкой в окружении своих одноклассников, чьи имена были написаны бисерным почерком на обратной стороне фотокарточки. Элен не нужно было проверять список имен; она мгновенно узнала Хетти. Возможность увидеть ее как живого человека из плоти и крови, который учился в старой школе Хартсборо, а не был призраком повешенной женщины, почему-то была приятной и успокаивающей для Элен. Хетти находилась в дальнем углу комнаты, ее темные волосы падали на лоб, частично закрывая глаза. Она хмурилась в камеру, как будто происходящее было ей ненавистно. Но тем не менее, даже несмотря на сердитый взгляд, в ней было нечто поразительно красивое. Нечто неуловимо привлекательное, заставившее Элен затаить дыхание.
– Люди говорят, что Хетти плохо умела читать и писать, потому что перестала ходить в школу; в сущности, ее заставили это сделать. Когда она находилась в школе, творились странные вещи: книги вылетали с полок, парты начинали трястись. А однажды, по местному преданию, она писала что-то в своем молитвеннике, когда учитель подошел посмотреть. Там было три страницы, написанные на латыни!
Рили сделала выразительную паузу.
– Латынь? – озадаченно произнесла Элен. – Откуда девочка из Вермонта в ее возрасте могла знать латынь?
– В том-то и дело. Хетти знала вещи, которые не должна была знать. Она беседовала с духами, по крайней мере, в городе ходили такие слухи.
Две другие фотографии Хетти были групповыми снимками на городском пикнике, датированными 1909 годом. Тогда Хетти была подростком и стояла с краю, отдельно от остальных. Она была высокой; ее темные волосы были заплетены в длинную косу, темные глаза грозно блестели.
– Эти фотографии были сделаны примерно в то время, когда сгорел ее семейный дом, – пояснила Рили.
– И когда погибла ее мать?
– Да, вот послушай, это было написано в тысяча девятьсот девяносто девятом году. – Рили достала пожелтевшую вырезку из местной газеты и стала читать вслух: – «Сегодня, во вторник, второго октября, пожар, возникший по неустановленной причине, унес жизнь миссис Лайлы Брекенридж из Хартсборо. Семейный дом Брекенриджей сгорел дотла. Только Хетти, дочери миссис Брекенридж, удалось остаться целой и невредимой».
– Пожар, возникший по неустановленной причине? – спросила Элен.
Рили оторвалась от чтения и посмотрела на нее.
– Я слышала, что пожар устроила кучка горожан. Они как следует напились в баре и решили, что должны спасти город от Хетти Брекенридж.
– Боже мой. Это она нуждалась в спасении, а не наоборот.
Рили кивнула:
– Итак, мать Хетти фактически была убита, и Хетти осталась бездомной. Это мы знаем точно.
– Да. Поэтому она построила себе кособокий домик у края болота. И не забудь о деньгах, – добавила Рили. – Ее родители были весьма состоятельными людьми. Ее отец владел значительной частью акций местной железной дороги, а она была единственным ребенком. У нас не сохранилось фотографий их семейного особняка, но говорят, что это был роскошный дом. Вероятно, Брекенриджи были самой богатой семьей в городе.
– Что же случилось с деньгами?
Рили пожала плечами:
– Это большая загадка. Предположительно, Хетти забрала из банка все семейные ценности и сбережения и зарыла их в окрестностях болота, где-то недалеко от дома, который она построила собственными руками. Люди долго искали это сокровище, но так ничего и не нашли.
Элен улыбнулась:
– Олив считает, что она обязательно найдет его.
– Вот как? Я думала, она отказалась от поисков.
– Нет, она по-прежнему ищет сокровище. Она выходит на болото с новым металлоискателем и работает по координатной сетке. Она методичная и упорная девочка.
Рили кивнула:
– Да, она такая.
– Но я не понимаю, почему Хетти не уехала, если у нее было столько денег, – продолжала Элен. – Почему она не могла уехать первым же поездом и начать новую жизнь в таком месте, где никто не знал ее имени? Кажется бессмысленным, что она решила остаться здесь и построила маленькую хижину у болота.
– Если строить догадки, то я бы предположила, что она была связана с этими местами. Болото стало частью ее жизни. Возможно, были и другие причины, то есть какой-то мужчина.
– Отец Джейн? Что известно о нем?
– Вообще ничего. Хетти так и не вышла замуж. Она жила одна в своем крошечном домике. Примерно через год после пожара она забеременела… Представь себе, как в то время относились к матерям-одиночкам. Черт побери! Можно не сомневаться, что у этой женщины были крепкие нервы. Она осталась здесь и самостоятельно вырастила девочку.
– У нас есть какая-то информация о Джейн? – спросила Элен.
– Немного, – ответила Рили, она порылась в коробке, стоявшей на столе, достала фотокарточку и протянула Элен.
Это была еще одна школьная фотография: примерно пятнадцать детей, от малышей до почти взрослых, выстроились перед деревянным зданием школы. В углу стояла аккуратная чернильная пометка: Школа Хартсборо, 1924 год. Элен перевернула карточку и увидела выцветший перечень имен, написанный карандашом. Джейн Брекенридж была третьей слева в заднем ряду. На снимке ей было около двенадцати лет, и она выглядела почти точной копией Хетти в таком же возрасте. Те же темные глаза и волосы, немного загнанный и диковатый вид. Как и в случае с Хетти, Элен моментально узнала ее: в конце концов, взрослая призрачная версия Джейн в простом платье посетила ее дом не более двенадцати часов назад. Элен до сих пор ощущала слабый запах дыма.
– Это последняя фотография старого здания школы перед пожаром, – сообщила Рили.
Перед пожаром. Сначала кто-то устроил пожар в семейном доме Хетти, где погибла ее мать. Потом произошел пожар в городской школе. Потом, через много лет, пожар на ткацкой фабрике. Совпадение или нечто большее?
– Хетти обвинили в поджоге школы? – спросила Элен.
– Она предсказала этот пожар. В тот день она велела Джейн не ходить в школу. Трое детей погибли. Давай посмотрим… – Рили склонилась над записями, разложенными на столе. – Люси Бишкофф, Лоренс Клайн и Бенджамин Фултон.
Элен снова перевернула фотографию и нашла имена погибших детей. Бенджамин и Лоренс были маленькими мальчиками, сидевшими бок о бок в первом ряду. Они озорно улыбались. Люси Бишкофф стояла в заднем ряду, сбоку от Джейн. У нее были светлые волосы, ясные глаза и лучезарная улыбка.
Элен изучила фотографию и, глядя на их улыбки, подумала: «Никто из них не имел понятия о том, что с ними случится». Теперь она чувствовала себя воплощением Смерти, тычущей пальцем в маленькие детские лица.
– Они выяснили причину пожара? – поинтересовалась она.
Рили покачала головой:
– Нет. Судя по всему, огонь распространялся с большой скоростью. Кроме того, дети и учитель не смогли вовремя покинуть здание.
– Почему?
– Дверь была заперта. И не просто заперта; говорят, что кто-то заклинил ее толстой веткой. Понадобилось некоторое время и масса усилий, чтобы выломать ее.
Еще одно странное совпадение.
– Звучит ужасно, – сказала Элен, глядя на черно-белую фотографию с растущим желанием вернуться в прошлое и предупредить этих детей, как Хетти пыталась предупредить их родителей. Сказать им, что опасность существует на самом деле.
Это была самая жестокая часть истории – собственной жизни или истории человека, жившего сто лет назад, – невозможность любых попыток изменить прошлое.
Элен раскрыла сумочку и достала распечатанную на принтере фотографию сотрудниц фабрики «Донован и сыновья» за несколько месяцев до пожара.
– Познакомься с Джейн Уайткомб, – сказала она и указала на темноволосую женщину в заднем ряду.
– Боже мой, это она, – прошептала Рили. – Она удивительно похожа на Хетти, правда?
Элен сравнила фотографию взрослой Джейн с ее школьной фотографией, а потом с фотографиями Хетти в начальной школе и в ранней юности. Они могли бы быть родными сестрами.
– Очень жаль, что мы ничего не знаем о жизни Хетти в зрелом возрасте, – сказала Элен.
– Подожди, – с лукавой улыбкой заметила Рили. – Самое лучшее я приберегла напоследок.
Она подошла к большому деревянному шкафу с длинными и узкими ящиками. Выдвинув один из ящиков, она достала картину и посмотрела на нее. Это была довольно большая картина в рамке; Элен на глазок определила ее как полотно размером два на четыре фута.
– Что это?
– Позвольте представить: мисс Хетти Брекенридж, – сказала Рили и медленно развернула полотно к Элен.
Та присмотрелась к портрету. Хетти стояла в кроваво-красном платье; ее длинные волосы цвета воронова крыла удерживались сзади двумя гребнями. Губы были выкрашены в тон платью. Глаза сверкали, они манили и бросали вызов художнику. Они казались живыми и как будто двигались, изучая Элен.
«Я тебя знаю, – говорили эти глаза. – А ты думаешь, что знаешь меня».
Элен увидела аккуратную подпись в левом нижнем углу, состоявшую из двух инициалов: У. Т.
– Кто был художником? – спросила она.
– Если бы мы знали, – вздохнула Рили. – Мы провели исследование, расспрашивали людей, знавших местных художников этого периода, но никто не смог рассказать что-либо вразумительное.
– Значит, его имя не сохранилось в истории.
Тогда Элен подумала, что все пропало и что она больше ничего не сможет узнать о Хетти Брекенридж. Но она понимала, что остаются другие путеводные нити вроде живых родственников. Идея о поиске наследников Хетти в буквальном смысле электризовала ее. Будут ли они похожи на Хетти? Будут ли они знакомы с ее историей, передаваемой из поколения в поколение? Может быть, у них сохранилось что-то еще: письма, фотографии и вещи, которые могли принадлежать самой Хетти. Что произойдет, если Элен найдет родственников и пригласит их к себе? Будет ли Хетти довольна ее решением, настолько довольна, что снова покажется им? Не к этому ли Хетти склоняет ее: узнать историю жизни семьи, а не просто отдельные фрагменты, никак не связанные с будущим?
Элен подумала о том, как отец повлиял на формирование ее личности. О вещах, которым он ее научил, и о его историях, которые она по-прежнему носила в себе. Это были истории о его собственном детстве, о давно умерших родственниках и о строительстве домов. Что могла Хетти передать своим наследникам? Какие истории они могли бы поведать?
– Ну ладно, – сказала Элен. – Теперь давай посмотрим, удастся ли нам выяснить что-нибудь о том, что произошло с детьми Джейн, Марком и Энн.
– Попробую найти, что смогу, – ответила Рили, осторожно поставив картину на стол и прислонив ее к стене. Потом Рили устроилась за компьютером в углу, и ее пальцы запорхали над клавиатурой.
– Вы с Натом закончили водопровод? – спросила Рили, не отрываясь от работы.
– Да. Фактически сегодня мы начали возиться с проводкой. Привезли кучу коробок, просверлили отверстия в каркасе и начали укладывать кабель.
– Завтра я буду занята, но послезавтра могу заглянуть во второй половине дня и помочь с работой, – предложила Рили.
– Это будет здорово, – отозвалась Элен и снова обратила внимание на картину.
На шее Хетти было необычное ожерелье: серебряный круг с треугольником внутри. В центре треугольника находился квадрат со вписанным кругом меньшего размера и миниатюрным глазом посередине.
«Третий глаз», – подумала Элен.
– Не возражаешь, если я сфотографирую портрет? – спросила она.
– Само собой, – ответила Рили, продолжая стучать по клавиатуре.
Элен сделала несколько снимков под разными углами. Казалось, глаза Хетти следили за ней, куда бы она ни направлялась.
– Вот, послушай-ка, – сказала Рили. – Марк Уайткомб, сын Джейн и Сайласа, умер в 2000 году. Он был женат, но неясно, остались ли дети, – последовал быстрый перестук клавиш. – Ого! Это уже интересно.
– Что там? – Элен подошла ближе и выглянула из-за плеча Рили.
– Кажется, я нашла Энн, дочь Джейн.
Элен наклонилась ближе и посмотрела на фотографию супружеской пары. Темные волосы женщины были сколоты на затылке, и у нее были тревожные, влекущие глаза. Глаза Хетти. Мужчина был ниже ее, с редеющими волосами и щеточкой усов. Они стояли перед рождественской елкой, обнимая друг друга. Над фотографией был газетный заголовок, набранный крупными буквами:
«Убийство и самоубийство потрясло город Элсбери».
Прищурившись, Элен увидела дату: 24 мая 1980 года.
«Полиция расследует смерть Сэмюэля Грэя и его жены Энн Грэй. Подозревается убийство и самоубийство.
Грегори Аткинсон, полковник полиции штата Вермонт, сделал следующее заявление: «Примерно в 17.00 в пятницу Сэмюэль Грэй застрелил свою жену Энн, а потом выстрелил в себя из пистолета, зарегистрированного на его имя. Это произошло в их доме на Каунти-роуд, где Грэй содержал молочную ферму. Двое их малолетних детей оказались свидетелями преступления, но остались целы и невредимы. В настоящее время дети находятся под опекой у родственников».
Это самое тяжкое преступление в истории городка с населением 754 человека. По словам секретаря городского совета Тары Гоньи, «это было ужасное потрясение для нас. Оно всколыхнуло всю городскую общину».
Друзья и соседи выразили соболезнования в связи с чудовищным происшествием на молочной ферме Грэя, но Уильям Марш заявил, что он не удивлен. «Сэм был несносным человеком и пьяницей, – пояснил Марш. – Ему было трудно сводить концы с концами. Думаю, его жене и детям пришлось многое вытерпеть от него. Я видел синяки и подбитые глаза, слышал крики и вопли, которые доносились оттуда».
В полиции отказались от комментариев по поводу домашнего насилия в доме Грэя.
«Энн была настоящим ангелом, – сказала их соседка Пенни Стормберг. – Она была полна жизни и всегда улыбалась. Такая прекрасная подруга и соседка… и бедные дети. Вы можете представить, сколько горя им пришлось вытерпеть?»
Члены семьи в данное время недоступны для комментариев».
Элен попятилась и внезапно похолодела, покрывшись мурашками с головы до ног.
Они умерли. Энн больше нет.
– Все это просто ужасно, – сказала Рили. – С этими женщинами из поколения в поколение происходили страшные вещи. Хетти, Джейн, Энн… такое впечатление, что все женщины в этой семье были прокляты. Обречены на насильственную смерть.
Элен кивнула, продолжая смотреть на фотографию с улыбающимися лицами Энн и Сэмюэля на фоне рождественской елки.
– Где находился Эйлсбери? – спросила она.
– К юго-востоку отсюда. Пожалуй, туда можно добраться максимум за полтора часа.
– Думаю, нужно съездить туда и осмотреться.
Рили посмотрела на нее и немного прищурилась.
– Ты хочешь привезти что-то с собой, верно? Для дома… или для Хетти?
Элен кивнула:
– Это меньшее, что я могу сделать. Нужно как-то отплатить ей.
И может быть – она не исключала такую возможность, – три поколения женщин из семьи Брекенридж встретятся у нее на кухне.
Рили смерила Элен пристальным взглядом.
– Такое впечатление, что ты создаешь семейное древо, – сказала Рили. – Неплохая идея – отдать дань уважения всем этим несчастным женщинам.
Она вернулась к компьютеру, снова постучала по клавиатуре и посмотрела на экран.
– Каунти-роуд, двести два, город Эйлсбери, – сказала Рили и записала адрес на клочке бумаги. – Там находится старая ферма Грэя, где произошло убийство.
