Следующие четыре дня прошли в том же духе.

Лола со мной не разговаривала. На кухне она управлялась в одиночку, и дверь на кухню была заперта. Между кухней и залом имелось окно, через него я кричал ей о сделанных заказах и забирал готовые блюда. Увидеть ее можно было, только просунувшись в это окно. На мне было обслуживание в зале, на бензоколонке и продажа приготовленных заранее бутербродов и сэндвичей.

Ночи проходили по заведенному графику. Все дежурства были на мне. Вечером около семи часов она открывала дверь кухни и уходила в дом, оставляя на меня одного все хозяйство. Когда Лола ложилась спать, она по-прежнему не опускала жалюзи, и, хотя искушение было велико, я держался подальше от своего флигеля, пока в доме не гас свет.

Перед моими глазами по-прежнему стояла ее обнаженная фигура, и эта картина превратилась в настоящую пытку, усугублявшуюся жарой. На четвертый день задул сильный ветер, поднявший тучи пыли и песка. Нервы мои были напряжены до предела. Я стал плохо спать.

Жара была совершенно невыносимой, и движение заметно стихло. Фермеры предпочитали отправлять выращенные дыни поездом, поскольку они портились за восемнадцать часов пути в Тропика-Спрингс на грузовиках. Туристов, проезжающих по выжженной солнцем дороге, тоже заметно поубавилось. Меньше людей останавливались перекусить и что-то отремонтировать. У меня появилось свободное время, которое мысли о Лоле превратили в настоящую пытку. Это был тяжелый для меня период.

Через восемь дней после смерти Йенсена Лола съездила первый раз в Вентуорт пополнить запасы. Чтобы как-то убить время, я решил разобрать генератор фургона. Услышав звук отъезжающего «меркьюри», я выглянул из мастерской и увидел за рулем Лолу. Меня разозлило, что она уехала, не сказав, когда вернется, и не поинтересовавшись, справлюсь ли я в одиночку.

Около одиннадцати часов, когда я собирал генератор, подъехала какая-то машина. Я выругался про себя, потому что не мог бросить сборку, и решил все-таки ее закончить, даже если клиенту придется подождать. Минуты через три я закончил, выпрямился и, потянувшись за ветошью вытереть руки, заметил тень человека, стоявшего у входа в сарай. Мое сердце сжалось: это был Джордж Рикс в своем грязном комбинезоне и соломенной шляпе, сдвинутой на затылок. Его собака держалась позади, глядя на меня своими жалобными глазами.

Рикс напрочь выскочил у меня из головы. Он был опасен. При виде этого высокого сутулого мерзавца у меня по спине побежали мурашки.

– Доброе утро, – сказал он. – А где Карл?

– Мистер Йенсен уехал. Что вам нужно?

– Уехал? – Он вошел в сарай и сделал несколько шагов. – Что значит – уехал?

– Что вам нужно?

– Послушай, парень, это мое дело, что мне нужно, а не твое. Тебя здесь наняли, не так ли, или ты уже стал хозяином?

– Я не стал хозяином. Я спрашиваю, что вам нужно?

– А где эта?

– Я не знаю, о ком вы говорите. Какая «эта»?

Он ухмыльнулся:

– Его жена, кто же еще? Где она?

– Если вас это интересует, она в Вентуорте.

– Так, значит, хозяйство на тебе?

– Выходит, так.

Рикс наклонился и почесал собаку за ухом. Собака сжалась, как бы ожидая удара.

– А куда уехал мистер Йенсен?

– Он уехал по делам.

Неожиданно он пнул собаку ногой и спросил:

– По каким делам?

– Спросите его самого.

Рикс подошел поближе.

– А когда он вернется?

– Не знаю. Может, через пару месяцев, а может, и раньше.

– Через пару месяцев? – Его гнусное лицо выразило удивление. – Ну и дела! И не взял с собой жену?

– Послушайте, я занят, – резко сказал я. – Мистера Йенсена не будет два месяца. Что вам нужно?

– Мне надо повидаться с ним. Это важно. Где он?

– Где-то в Аризоне. Он покупает еще одну бензоколонку, если уж вам так надо знать.

– В самом деле? – Он склонил голову набок. – Еще одну станцию? Видно, денег у него больше, чем мозгов. И ты говоришь, что жену с собой он не взял?

– Нет.

– И она – здесь, пока он – там?

– Да.

Я видел, как его грязный ум заработал на полных оборотах.

– Черт меня побери! Я всегда думал, что он старый болван, но никогда не предполагал, что настолько.

– Кого волнует то, что вы думаете?

Он уставился на меня, и его узкое злое лицо расплылось в хамской ухмылке.

– Ну, тебя-то я не считаю болваном. Ты, похоже, знаешь, что для тебя хорошо, и мимо не пройдешь.

– Мистер Йенсен говорил мне о вас, – сказал я, не скрывая своей неприязни, – что вы самый большой вымогатель в округе, и если вы еще раз появитесь здесь, чтобы что-нибудь взять, я должен вас вышвырнуть вон. Уберетесь сами или помочь?

– Он так сказал? – Ухмылка сползла с его лица. – Он так сказал о своем шурине? Не волнуйся, парень: если Карл настолько глуп, чтобы оставить тебя наедине со своей женой, то мне от этого ни холодно ни жарко. Пусть пеняет на себя, вот мое мнение. Мне надо с ним связаться. Дай его адрес.

– Я его не знаю.

Рикс снял соломенную шляпу и поскреб свой грязный скальп, его маленькие глазки продолжали сверлить меня.

– Мне надо с ним связаться. Я хочу, чтобы он подписал мои пенсионные бумаги. Он всегда подписывает их. Ты должен знать адрес!

– Я не знаю. Он где-то в Аризоне и не сидит на одном месте. Он предупредил, что его трудно будет найти.

Прежде чем водрузить шляпу на голову, Рикс опять неожиданно пнул собаку. На его лице были написаны подозрительность и недоверие.

– Она должна знать, как связаться с ним.

– Я же говорю, что никто из нас адреса не знает.

– А как же мне быть с пенсионными бумагами? Если я их не подпишу, то не получу пенсии.

– Пусть еще кто-нибудь подпишет.

Он покачал головой:

– Я не могу. Бумаги всегда подписывал Карл. Если вместо него подпишет кто-то другой, то у этих бюрократов возникнет вопрос – почему? Они могут задержать выплату пенсии, и на что тогда мне жить?

– Ничем не могу помочь. У меня нет его адреса. Если бы был, я бы его дал. Придется подождать, пока он вернется.

Рикс продолжал смотреть на меня, склонив голову набок. Собака тоже смотрела на меня.

– Ты говоришь – два месяца? А на что я буду жить эти два месяца?

– Не знаю, мне наплевать! – Я понял, что уже кричу на него, и сбавил тон. – Почему бы вам для разнообразия не поработать?

Это ему не понравилось. Его лицо опять стало злобным.

– Не говори со мной в таком тоне, молодой человек. Я болен, и мой врач не разрешает мне работать. У меня больное сердце. Так ты уверен, что не знаешь, где он?

– Сколько раз можно повторять одно и то же: ни я, ни она этого не знаем.

Наступила пауза, и Рикс опять начал ласкать собаку. Затем он спросил:

– А если что-нибудь случится? Вдруг она заболеет? Вдруг здесь будет пожар? Вам же придется сообщить ему, разве не так? Как вы его разыщете, если что?

– Она не заболеет, и никакого пожара не будет. А теперь – уходите! У меня много работы.

– Если он не подпишет мои бумаги, я не получу денег.

В его голосе появились просительные нотки. У меня было желание дать ему несколько долларов, чтобы выпроводить его, но я понимал, как это опасно. Стоит ему уступить один раз, и он вцепится мертвой хваткой.

– Убирайтесь! – закричал я. – Мне некогда!

Я подошел к фургону и начал прилаживать генератор.

– А когда она вернется? – спросил Рикс.

– Я не знаю…

Он помолчал, а потом спросил с той же просительной интонацией:

– Ты не мог бы одолжить мне двадцать долларов?

– Я не могу давать взаймы чужие деньги.

Я уже работал, повернувшись к нему спиной. Когда я с силой нажал на ключ, чтобы затянуть болт, он сказал:

– Придется, видно, обратиться в полицию в Аризоне, чтобы его поскорее нашли.

Он сказал это самым обычным тоном, но для меня это был удар ниже пояса. Ключ сорвался, и я содрал кожу на руке. Я старался убедить себя, что полиция штата и не подумает этим заниматься, но риск все-таки был. Если Рикс сумеет все преподнести так, как ему надо, и вызвать подозрение, то аризонские полицейские могут на всякий случай связаться с полицией в Вентуорте и какой-нибудь дотошный блюститель порядка может заявиться и начать задавать вопросы. Он может даже меня узнать.

– Мистер Йенсен будет в восторге, если его начнет разыскивать полиция, – сказал я, стараясь не выдавать своей тревоги. Я поднес кровоточащий палец к губам. – Думайте, что говорите! Он будет так зол, что никогда не подпишет эти бумаги!

– Но мне нужно его найти! – Рикс перешел в наступление. – Если вы не можете мне сказать, где он, то полицейские смогут! Поговори с ней. Я не удивлюсь, если он сказал ей, как с ним связаться, а она тебе об этом не говорит. Я вернусь завтра. Передай ей это! Если она тоже не знает – я обращаюсь в аризонскую полицию!

Я уже справился с собой и повернулся:

– Ладно, я передам. Я уверен, что она не знает, но я ей скажу.

Это была уступка, а в глазах человека, подобного Риксу, – признак слабости, но сама мысль о том, что сюда может явиться полицейский с расспросами, казалась ужасной.

Он кивнул, наглая ухмылка вернулась на место.

– Передай, что я приеду завтра вечером. Ну ладно, мне пора. Да, кстати, у меня почти не осталось бензина. Раз уж я здесь, то, пожалуй, заправлюсь в долг. Карл бы не возражал.

Моей единственной мыслью было избавиться от него. Мне не следовало давать ему бензин, но я был уверен, что он будет клянчить до тех пор, пока не добьется своего.

– Черт с вами, заправляйтесь, только не мешайте мне работать!

– Вот и хорошо! – Он широко улыбнулся. – Передай ей, что мне нужно подписать бумаги. Я вернусь завтра вечером к ужину.

Рикс пошел к своей машине, собака бежала рядом. Я смотрел, как он залил бак и наполнил две канистры по пять галлонов каждая. Он был одним из тех, кому дай палец – откусит всю руку. Наконец он сел в машину и уехал.

Когда он скрылся из виду, я прошел в закусочную. Мне просто необходимо было выпить. Налив большую порцию виски, я выпил залпом, закурил сигарету и стал расхаживать взад-вперед, стараясь оценить степень опасности, которую представлял этот хмырь.

Займется ли полиция Аризоны этим делом, если он туда напишет? Все зависело от того, что именно он сообщит. Если он скажет, что Йенсен исчез, а его жена спит с работником, то полиция может заинтересоваться. Я достаточно часто читал в газетах, как раскрывались убийства, когда соседи сообщали полиции различные слухи. Если полиция в Аризоне наведет справки и выяснит, что Йенсена там не видели, она может дать знать полицейским в Вентуорте, у которых никогда не было особой запарки, и те явятся сюда. Они, без сомнения, захотят узнать, кто я такой и откуда здесь взялся.

Как же заткнуть Риксу рот? Самым простым способом было дать ему денег – это отвадит его на пару месяцев. Но поверит ли он потом, что Йенсен нашел другую женщину и оставляет Лоле «У последней черты»? Пока мы не покажем ему письмо, якобы пришедшее от Йенсена, он ни за что не поверит. Знает ли он почерк Йенсена? Я решил, что, скорее всего, да. Он наверняка знал его подпись, поэтому подделать письмо было слишком рискованно. Чем больше я думал, тем сложнее представлялась ситуация. При общении с Риксом, которому было нечем заняться и у которого был собачий нюх, мне нужно следить за каждым своим шагом.

Наконец, когда появились клиенты, остановившиеся на обед, мне пришлось отказаться от дальнейших раздумий. Нужно было поговорить с Лолой. Теперь у нас был общий враг, и, может быть, вдвоем нам удастся придумать, как нейтрализовать Рикса.

Лола вернулась только после десяти часов. К этому времени я уже порядком измотался, но так и не придумал, как быть с Риксом. Я как раз закончил уборку и раскладывал тарелки, когда услышал звук подъехавшей машины и, выглянув в окно, увидел Лолу, ставившую «меркьюри» в гараж.

Я вышел и перехватил ее на пути к дому.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал я.

Она ускорила шаг, не обращая на меня внимания. Я пошел с ней рядом, дождался, пока она откроет дверь, и вошел. Она повернулась ко мне, полная злости:

– Выйди отсюда!

– Нам надо поговорить, – повторил я. – Сегодня утром здесь был твой приятель Джордж Рикс.

Лола осеклась и замерла. Вместо злости у нее в глазах появилась настороженность.

– Мне это не интересно! Убирайся!

– Будет интересно.

Я прошел через прихожую в гостиную и обратил внимание на то, что она смыла пятно крови, которое было на ковре. Подойдя к креслу, я сел. Лола стояла в дверях и ждала, что будет дальше. Она сняла шляпу, ее каштановые волосы хорошо сочетались с зеленым платьем. Выглядела она очень привлекательно.

– Он хотел, чтобы твой муж подписал его пенсионные бумаги. Он собирается поднять шум. Он хочет знать, как связаться с Йенсеном.

Она ничего не ответила, ее лицо оставалось бесстрастным.

– Я ему сказал, что Йенсен где-то в Аризоне. Он ответил, что ему необходимо подписать бумаги, иначе он останется без пенсии. Когда я сказал ему, что придется обождать, он пообещал, что обратится в полицию Аризоны с просьбой его найти.

Ее безразличие сняло как рукой. Она прошла в комнату, закрыв за собой дверь, подошла к креслу и села. Подол ее платья задрался, обнажив колени, но она даже не сделала попытки одернуть его. Да и меня сейчас это не очень интересовало. Голова у меня была занята совсем другим, чтобы отвлекаться на пару хорошеньких коленок.

– Та-ак… – Она глубоко вздохнула. – Вот чего стоит твоя блистательная идея! Что ж, придется тебе на этот раз выдумать что-нибудь получше.

– Перестань ко мне цепляться, – ответил я. – Рикс может выйти боком нам обоим. Он вернется сюда завтра вечером, чтобы поговорить с тобой. За оставшееся время надо придумать, что с ним делать. Оставь свои выкрутасы и начни думать! Мы с тобой попали в одну заварушку, даже если ты этого сейчас не осознаешь. Стоит сюда явиться полиции, как у меня начнутся неприятности, и тогда я позабочусь о том, чтобы они были не у меня одного. Как нам быть с Риксом?

Лола взяла сигарету и закурила. Выпустив дым через ноздри, она сказала:

– А чего там думать? Открой сейф, возьми свою долю и уезжай! Я тоже уеду. А когда он вернется, нас здесь уже не будет.

– И это все, что ты можешь придумать? – спросил я, теряя терпение. – У тебя все мысли только о деньгах. Как мы можем уехать и все здесь бросить? Подумай! Представь себе, если кто-нибудь остановится заправиться, а здесь все заперто и никого нет! Представь себе, что приедет Рикс! Уж он-то заявит в полицию, и начнется следствие.

– Мы можем продать станцию.

– Разве? Она что – твоя?

Лола нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Единственный способ продать станцию – это доказать, что Йенсен мертв и завещал ее тебе. Ты сможешь доказать, что он мертв, и чтобы полиция при этом не узнала, что он убит?

– Он не был убит! Это случайность!

– Расскажи об этом полиции – и увидишь, что будет.

Ее пальцы сжались в кулак. Я видел по ее лицу, что до нее только сейчас стало доходить, в какой мы оказались ловушке.

– Дай мне мою долю, и я уеду, – сказала она. – Ты можешь остаться. Почему это не годится? Ты скажешь, что я уехала к Карлу в Аризону, оставив тебя здесь.

– И ты думаешь, Рикс поверит? Сначала исчезает Йенсен, потом ты, и я – хозяин станции! Он заявит полиции, что я убил вас обоих, чтобы завладеть станцией. Они, возможно, и не поверят ему, но уж сюда-то наверняка приедут разобраться. Они выяснят, кто я такой, и, может, даже найдут Йенсена.

Это потрясло ее.

– Ты что, хочешь сказать, что похоронил его здесь?

– А где же ты думаешь? Ты ведь мне не помогала. Как я мог дотащить его до фургона? Он весил больше двухсот фунтов. Я похоронил его в сарае, и если у них возникнет подозрение, что я убил вас обоих, они начнут копать. Если полиция что и умеет делать хорошо, так это копать! Они могут найти его.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она, срываясь на крик. – Что мы здесь останемся навсегда?

– Мы здесь останемся. На сколько – я не знаю. Если уедем сейчас, мы пропали. Они перероют всю станцию, найдут его и объявят, что мы в розыске. Наш единственный шанс – это остаться здесь и держаться моей версии, что он нашел другую женщину.

– Я не останусь! – Она стукнула кулаком по ручке кресла. – Мне все это осточертело! Я хочу забрать деньги. И я их заберу!

Я махнул рукой в сторону сейфа.

– Давай, забирай, – сказал я, вставая. – Деньги там, если сможешь открыть сейф. Лучше подумай, и ты поймешь, что я говорю дело. Подумай!

Я вышел из дома, оставив ее бледной, с глазами, горящими страхом и яростью.

До полуночи я просидел у колонки в ожидании клиентов. Дул сильный горячий ветер, носивший тучи песка и пыли, еще больше действуя мне на нервы, которые и так были не в порядке. Вглядываясь в темноту, я продолжал думать, но так и не находил выхода. По крайней мере, сейчас я уже не чувствовал себя одиноким: свет в доме по-прежнему горел. Мне было трудно, но и ей было не легче.

В половине первого я решил пойти к себе и постараться заснуть. За последние два часа не появилось ни одного грузовика или машины, смысла сидеть дальше в этой душной жаре не было. Когда я направился во флигель, свет в гостиной погас и тут же зажегся в спальне Лолы. Она, похоже, тоже решила лечь.

Я принял душ. Он немного освежил, но большого облегчения не принес. Я лег в постель и увидел, как в ее спальне стало темно. Я постарался выкинуть из головы все проблемы, но мне это никак не удавалось.

От невеселых размышлений меня отвлек звук открывающейся двери. Я присел на кровати, вглядываясь туда, где находилась дверь, скудно освещавшаяся лунным светом, проникавшим через окно.

В дверях возникла смутно различимая фигура. Когда она приблизилась, я узнал Лолу. Она остановилась у пятна лунного света, лежавшего на полу. На ней был зеленый шелковый халат, плотно облегавший фигуру. Мы долго смотрели друг на друга, потом она подошла к кровати и села рядом со мной.

– Если нам суждено быть здесь вместе, – сказала она шепотом, – то к чему нам быть врагами?

Она наклонилась надо мной, ее губы жадно искали мои…