Глава 8
СТАВКИ ПОВЫШАЮТСЯ
Франция и Россия
Утрехтсткий договор никоим образом не улучшил положение в Северной Америке и не способствовал окончательной дележке трофеев между Англией и Францией. Во-первых, нигде не установили ясных границ. Континент просто был недостаточно исследован, чтобы можно было провести такие границы. Оставалось много простора для споров и много оснований для новых столкновений.
Более того, было ясно, что Франция не собирается долго мириться с потерями в Войне королевы Анны, но будет готовиться к дальнейшей борьбе, в которой, возможно, она добьется более удачных результатов.
Например, на северо-восток от Новой Шотландии, отделенный таким узким проливом, что практически был частью материка, лежит остров Кейп-Бретон. Он остался у Франции, когда та потеряла Новую Шотландию. Как только был подписан Утрехтский договор, Франция начала строить укрепленный пункт на самой восточной точке острова Кейп-Бретон и назвала его Луисбургом, в честь пожилого Людовика XIV (который умер в 1715 году, через два с половиной года от окончания войны, после семидесятидвухлетнего царствования). Луисбург постепенно все сильнее укрепляли, и было ясно, что французы намереваются взять под свой контроль устье реки Святого Лаврентия, чтобы никакие экспедиции вверх по реке к Квебеку стали невозможны. Более того, он мог служить базой для рейдов на юг, против Новой Шотландии и Новой Англии.
Укрепление Луисбурга было не единственным способом для французов поднять свои ставки. На протяжении всей Войны королевы Анны они упорно захватывали внутренние районы континента и превращали мечты Ла Саля в реальность.
Начало этой миссии выпало на долю Пьера де Мойна, сьера д'Ибервилля, который играл активную роль во время Войны королевы Анны. Фактически именно он возглавил отряд, который разграбил Шенектади в 1690 году. После окончания войны он и его брат, Жан-Батист ле Мойн, сьер де Бьенвилль, были поставлены во главе освоения нижнего течения Миссисипи.
В 1698 году они исследовали дельту Миссисипи, а затем, в 1699 году, основали первое французское поселение на побережье Мексиканского залива, примерно в 112 километрах к западу от реки, возле нынешнего города Билокси. Ибервилль умер в 1706 году, но его брат продолжал их дело.
В 1710 году был основан Мобил, еще на 80 километров дальше к западу; а затем, в 1716 году, был основан Начес, в 480 километрах выше по течению на реке Миссисипи. Наконец, был основан Новый Орлеан, в 1718 году, примерно в 120 километрах от устья реки. Он процветал и к 1722 году стал столицей всей обширной Луизианы.
Позиции французов в верхнем течении Миссисипи и в регионе Великих Озер также укрепились. В Детройте, между озерами Гурон и Эри, было основано поселение в 1701 году Антуаном де ла Мот Кадиллаком. Один за другим быстро были основаны Каскаския и Кахокия на территории сегодняшнего Иллинойса и (в 1705 году) Винсеннес, в нынешней Индиане. Таким образом, целая цепочка фортов была основана на всем протяжении от Великих озер до Мексиканского залива.
Все это французы делали, не встречая серьезного сопротивления в Европе. Испанцы были в растерянности. В 1698 году, как только экспедиция д'Ибервилля начала разведку в районе дельты, испанцы основали поселение у Пенсаколы, на побережье Мексиканского залива, пытаясь не позволить французам расширить владения в сторону Флориды. В 1718 году они основали в Техасе Сан-Антонио, чтобы не пустить их в сторону Мексики. Юго-восточные индейцы не пускали французов слишком далеко на восток от нижнего течения Миссисипи.
Тем не менее силы испанцев во Флориде были разбиты во время рейдов жителей Каролины в период Войны королевы Анны, а индейцы были ослаблены войнами с английскими колонистами.
В целом французы постоянно расширяли свои владения, и таким образом, после Войны королевы Анны англичане получили замерзшие берега Гудзонова залива и полуостров Новая Шотландия, а Франция закрепила в своей собственности более одного миллиона квадратных миль внутренней территории, район несметно богатый и потенциально сильный. Ставки действительно выросли.
И пока происходили все эти события, другая страна вступала в борьбу за земли в Северной Америки, но в совершенно другом регионе.
За два столетия после путешествий Колумба линия побережья Америки была изучена и нанесена на карту на востоке, на всем протяжении от Гудзонова залива до оконечности Южной Америки на крайнем юге. На западе исследователи прошли по береговой линии от оконечности Южной Америки на севере дальше побережья Калифорнии.
Хотя большие участки оставались неизученными на обширных просторах внутренних районов обоих континентов, только на северо-западе Северной Америки осталась еще неизвестная часть побережья. Именно через этот северо-западный уголок первые люди пришли в Америку много тысяч лет назад, и по тому же пути теперь пришла еще одна европейская страна.
Этой европейской страной была Россия.
Русские жили на большой восточной равнине Европы, между Балтийским и Черным морем. В XVIII веке они попали под иго монголов и татар, и только через полтора столетия эти части России начали завоевывать свободу.
В 1380 году правитель региона вокруг города Москва (этот регион на западе называли Московией) разбил татар в битве. Хотя это не покончило с татарским игом, но сделало Московию лидером национального самосознания россиян. Под властью ряда сильных правителей Московия расширяла границы. В 1478 году Иван III аннексировал большие, почти пустынные части покрытой лесом земли на севере, и можно уже было говорить о России, а не о Московии. Затем, в 1552 году, его внук, Иван IV, нанес окончательное поражение татарам и аннексировал большой регион на востоке, до Каспийского моря.
В период царствования Ивана IV русские торговцы пушниной по собственной инициативе и без поддержки правительства проникли на Восток, за пределы зоны, контролируемой войсками русских. Они продвигались все дальше и дальше, а власть правительства с трудом двигалась за ними следом. В 1581 году они перешли Уральские горы и глубоко проникли в бездорожье лесов Сибири. К 1640 году русские искатели приключений уже вышли на берега Тихого океана, гораздо севернее Китая.
Когда путь им преградил океан, они начали пробираться на юг, к более теплым землям, а это означало неизбежные столкновения с Китаем. Русские в десяти тысячах километров от центра своей державы не могли устоять перед китайцами и в 1689 году вынуждены были подписать Нерчинский договор, установивший твердые границы их продвижения на юг.
Однако к тому времени Россия встретила свою судьбу. В 1682 году десятилетний мальчик взошел на трон под именем Петра I. Он вырос и стал удивительным двухметровым гигантом, наполовину чудовищем, наполовину гением. Под его руководством Россия влилась в основное течение европейской истории. Петр изо всех сил старался внедрить западные методы в сонную, инертную Россию колоссальной силой своей воли. Ему удалось в 1709 году (когда в Северной Америке шла Война королевы Анны) разбить короля Швеции Карла XII, отчасти безумного, отчасти гениального полководца, и остановить турок на юге.
Добившись безопасности на западе, Петр обратил свой взор на Дальний Восток. У него все еще недоставало сил бросить вызов китайцам, и он был блокирован с юга в своих обширных сибирских владениях. Но тем больше было причин для России двигаться в других направлениях — на восток, и еще дальше на восток.
В 1724 году Петр назначил Витуса Йонассена Беринга, датского мореплавателя на службе у России, начальником экспедиции на дальний восток Сибири, с намерением установить, нет ли пути в Северную Америку по суше.
Петр умер в следующем году, но Беринг продолжал свое дело при поддержке вдовы Петра, которая стала царицей Екатериной I. На Камчатке, большом полуострове, протянувшемся на юг от восточной оконечности Сибири, он построил корабли и начал морские исследования, и в 1728 году он открыл, что Сибирь действительно закончилась и что она отделена водой от Северной Америки.
Этот океанский пролив, теперь называемый Беринговым в его честь, не широкий и не является большой преградой для продвижения на соседний континент.
Беринг продолжил исследование части моря к югу от пролива (ее сейчас называют морем Беринга) и в 1741 году открыл цепь островов, ограничивающих его на юге, — дугу островов, тянущихся от Сибири до Северной Америки, которую теперь называют Алеутскими островами. Во время последней экспедиции в 1741 году он также видел южное побережье Земли, которое сейчас известно как Аляска.
Вскоре после этого Беринг умер от переохлаждения; но его открытия дали России основание предъявить права на этот северо-западный уголок Северной Америки.
Великобритания
В начале нового века в английских колониях также произошли важные изменения. Фактически они перестали быть английскими колониями, потому что Англия перестала быть Англией.
В течение столетия, с тех пор как Джеймс I взошел на английский трон, Англией и Шотландией правил один и тот же король, но они сохраняли отдельные законодательные органы, законы и правительства. Они были независимыми государствами, объединенными одним королем.
Однако после свержения Джеймса II Англию все больше беспокоила возможность того, что Шотландия будет стремиться вернуть себе самой короля Джеймса II или, после его смерти, — его сына, который называл себя Джеймс III и который стал бы Джеймсом III, королем Шотландским.
Чтобы снизить вероятность появления реально независимой Шотландии на острове, правительство королевы Анны приняло 6 марта 1707 года Акт о союзе. Шотландия отказалась от отдельного парламента. И две страны отныне должны были называться Соединенным королевством Великобритании (обычно для краткости говорят или «Соединенное королевство», или «Великобритания»). Подданные королевы могли считать себя англичанами или шотландцами, но официально они стали британцами.
Итак, с 1707 года и дальше мы должны называть прибрежные колонии, основанные англичанами или захваченные ими, британскими колониями.
Число жителей британских колоний росло, они укреплялись и неуклонно расширялись на запад, не закладывая отдельные форты, как делали французы, а расширяя пахотные земли и строя новые города, все прочнее оседали на новых землях, и это тоже неуклонно повышало ставки.
Численность населения росла не только за счет британской экспансии. Иммиграция ничем не ограничивалась, и во время Войны королевы Анны, например, в колонии прибыло более 30 000 немцев. Большинство из них отправились в Пенсильванию, и районы к западу от Филадельфии до сих пор населены пенсильванскими голландцами, являющимися, по большей части, потомками тех первых иммигрантов.
Продвижение на запад давало Пенсильвании возможность меньше тревожиться насчет расширения ее территории на востоке. Она предоставила трем юго-восточным округам (раньше составлявшим Новую Швецию) право иметь независимые законодательные органы. Эти органы впервые собрались на заседание 3 ноября 1704 года, и эти округа стали колонией Делавэр. Однако Делавэр продолжал подчиняться губернатору Пенсильвании еще три четверти столетия.
Обратная перемена произошла к востоку от Пенсильвании, где две колонии объединились в одну. 17 апреля 1702 года Восточный Джерси и Западный Джерси отказались от отдельных хартий и снова объединились в одну колонию Нью-Джерси.
За границами Пенсильвании две самые южные колонии, Виргиния и Каролина, также расширялись на запад. Причем положение Каролины было более шатким. Площадь у нее была большая, а население малочисленное, и что еще хуже, оно продолжало концентрироваться в районе Альбермарля на севере, возле Виргинии, и на юге, возле Чарлстона. Вице-губернатор на севере подчинялся губернатору на юге, а между ними лежало широкое пространство незаселенной местности.
В 1710 году в устье реки Ньюс был основан Нью-Берн, в 128 километрах от северных поселений в Альбермарле, и началось движение, имеющее целью заполнить пространство между севером и югом.
Племя индейцев тускарора, которые жили вдоль побережья к югу от Альбермарля, наблюдали, как посягают на их территории, а детей похищают, чтобы превратить в рабов для обслуживания поселенцев.
Замученные до предела, они начали войну в обычной для индейцев манере неожиданных атак. 22 сентября 1711 года они нанесли удар и перебили всех поселенцев, которых смогли найти в Нью-Берне и на окружающей территории. Погибло двести человек, в том числе восемьдесят детей.
Эта часть Альбермарля получила такой удар, что не смогла организовать контратаку, которая почти всегда следовала за первой резней индейцев, и отплатить им, убив в десять раз больше индейцев. Поэтому она обратилась за помощью. Ответ показал, насколько разобщенными были колонии и насколько безразличным можно быть к соседу.
Виргиния уже давно оспаривала свою границу с Калифорнией, и когда пришел призыв о помощи, более старая колония потребовала территориальных уступок в качестве платы. Каролина отказалась, поэтому Виргиния осталась в стороне.
Тем не менее приехали люди из южной части колонии, и в 1712 и 1713 годах индейцы тускарора потерпели поражения в трех сражениях, и их силы были разгромлены. Племя, к счастью для него, имело контакты с конфедерацией ирокезов, поэтому уцелевшие переселились на север, в Нью-Йорк, и заняли там новые охотничьи угодья.
Война с индейцами тускарора, тем не менее, показала, что неудобно управлять районом Альбермарля из Чарлстона. 9 мая 1712 года этой части Альбермарля было дано право иметь собственного губернатора, и колония Каролина разделилась на две, Северную Каролину и Южную Каролину (первая была больше, а вторая богаче), и это деление сохранилось до наших дней.
В 1715 году еще одна, более отчаянная война с индейцами разразилась в Южной Каролине. Индейское племя под названием «ямаси» переселилось с испанской территории на север, в Южную Каролину, и атаковало. Снова никакой помощи не оказала многонаселенная Виргиния. Только когда индейцы чероки присоединились к белым людям и атаковали ямаси, восстание было подавлено, в 1717 году.
Южным колониям также досаждали пираты, которые захватывали корабли, отбирали их груз и часто убивали экипаж и пассажиров в открытом море. Это занятие может быть прибыльным, когда морские пути плохо охраняются.
Однако чтобы пираты могли заниматься своей профессией, им нужно иметь надежную гавань на суше, какое-то место, где они могут отдохнуть между плаваниями, отремонтировать свои корабли, взять припасы, нанять новых членов команды и так далее. Таких мест было бесчисленное множество на почти безлюдном побережье Каролины, где пираты могли чувствовать себя в полной безопасности.
Во время Войны королевы Анны жители колоний радовались присутствию пиратов, так как они ограничивались богатой добычей с французских и испанских судов. После, когда они стали нападать также на британские и колониальные суда, их популярность резко пошла на спад.
Некоторые отдельные пираты стали знаменитыми (и их идеализировали после смерти, как всех остальных колоритных бандитов). Капитан Кидд — самый прославленный из них, несмотря на то что он в этой области подвизался лишь короткое время. Он родился Уильямом Киддом, сыном пресвитерианского священника, в Шотландии. В 1695 году его отправили захватить в плен пиратов, нападавших на британские корабли в Индийском океане. Вместо этого он захватил несколько кораблей и сам стал пиратом.
Затем он поплыл в Вест-Индию, где узнал, что его разыскивают как пирата. Он пытался доказать свою невиновность, утверждая, что был вынужден совершать пиратские действия из-за мятежа экипажа, возмущенного тем, что ему не платят. Его история была неубедительной. 6 июля 1699 года его арестовали в Бостоне. Его отослали в Англию на суд и приговорили к смерти. 23 мая 1701 года он был повешен.
Но истинная слава пришла к нему не из-за его мелких подвигов в качестве пирата, а благодаря сообщению, что он зарыл часть своей добычи в восточной части Лонг-Айленда. Слухи о тайниках его сокровищ по всему побережью продолжали ходить еще много лет после его смерти и освежали память о нем.
Гораздо более успешным пиратом был Бартоломью Робертс, который родился в Уэльсе и, по слухам, захватил более четырехсот судов до того момента, пока не погиб во время схватки в 1722 году, в возрасте сорока лет. Говорили, что он совершал свои набеги в сугубо деловой манере и держал экипаж в ежовых рукавицах. Он сам был трезвенником и хотя позволял своим людям умеренно выпивать, но не разрешал азартных игр и не пускал на борт никаких женщин.
Потом еще был Эдвард Тич, он был капером (нечто вроде пирата, которого поддерживало правительство) во времена Войны королевы Анны, когда он совершал свои налеты только на французов и испанцев. После он продолжил свою деятельность уже менее разборчиво. Поскольку у него была на лице роскошная растительность, его всюду знали как Черную Бороду.
В 1717 году он захватил французский торговый корабль, вооружил его сорока пушками и превратил в мощный военный корабль. Он зимовал на островах у побережья Северной Каролины и, вероятно, пользовался там неприкосновенностью, позаботившись о том, чтобы некоторые чиновники колонии получали свою долю его добычи.
Именно Виргиния покончила с Черной Бородой. Его близкие отношения с чиновниками из Каролины сделали его менее популярным у администрации Виргинии, которая склонна была считать обе Каролины скорее вражескими регионами, а не братскими. В 1718 году Виргиния послала в плавание свои суда под командованием лейтенанта Роберта Мейнарда. Черная Борода был загнан в угол у одного из длинных островов, окаймлявших берег Северной Каролины. В яростной битве с множеством жертв с обеих сторон самому Мейнарду удалось убить Черную Бороду в рукопашном бою.
После этого угроза пиратства постепенно стала уменьшаться, но память о тех днях увековечил Роберт Льюис Стивенсон в своем классическом романе «Остров сокровищ».
Джорджия становится тринадцатой
Сила обеих Каролин росла, а мощь Испании продолжала слабеть, и жители Южной Каролины испытывали искушение продвинуться дальше на юг, отчасти ради новых земель, а отчасти для того, чтобы оттеснить индейцев. Они так и делали, несмотря на протесты испанцев, и в 1727 году началась настоящая война между Южной Каролиной и Флоридой. Экспедиция из Южной Каролины проникла в окрестности Сан-Аугустина, и было ясно, что Испания больше не может удержать территорию между Сан-Аугустином и Чарлстоном.
Это означало, что появилось место для еще одной британской колонии к югу от Южной Каролины, и это показалось божественным даром Джеймсу Эдварду Оглторпу, британскому солдату и выдающемуся гуманисту.
В молодости Оглторп сражался с австрийцами против турок, а затем начал борьбу за мир и стал членом парламента в 1722 году. Там он работал в комитете, который рассматривал ситуацию в тюрьмах Великобритании.
Тюрьмы в те дни были такими ужасными, что и представить невозможно. Еще хуже было то, что повсеместно в тюрьму сажали за долги. Поскольку тюремное заключение лишало заключенного возможности выплатить долги, оно часто становилось пожизненным — за «преступления», которые часто были результатом всего лишь нищеты и беспомощности.
Сердце Оглторпа обливалось кровью, и ему казалось, что если можно было основать в Америке колонии в качестве убежища для людей определенных религиозных убеждений, то можно основать и колонию в качестве убежища для бедных и неудачников любой религии.
9 июня 1732 года он добился хартии на создание такой колонии на том пространстве, которое теперь, кажется, освободилось к югу от Южной Каролины. Британское правительство с радостью предоставило ему такое разрешение, так как считало, что не много теряет, отправляя корабли, набитые должниками или нищими, из своей страны в такое место, где они могут принять на себя удары и защитить жителей Каролины от набегов испанцев и индейцев.
В то время в Великобритании правила новая династия. Королева Анна умерла в 1714 году, вскоре после Утрехтского договора, и не оставила наследников. Парламент пренебрег сыном-като-ликом Джеймса II и обратился к Георгу Ганноверскому. Он был правнуком Джеймса I и троюродным братом королевы Анны.
Он правил под именем Георга I. Этот король говорил только по-немецки и совершенно не интересовался делами Британии, он был рад царствовать, ничего не делая, оставив все руководство правительством в руках премьер-министра, и таким образом положил начало современной форме правления Великобританией, при которой монарх, как бы его ни любили, является номинальным главой государства.
Георг I умер в 1733 году, и его сменил сын, Георг II, тоже в основном немец по происхождению и тоже готовый уступить бразды правления премьер-министру. Именно Георг II предоставил Оглторпу хартию, и в его честь колонию назвали Джорджией.
В январе 1733 года Оглторп и отряд из 120 колонистов высадились в Чарлстоне, затем двинулись на юг, к устью реки Саванны, служившей границей Южной Каролины. Там, на южном берегу, он основал город Саванну, 12 февраля.
Оглторп изо всех сил старался построить новую колонию на принципах гуманизма. Он старался не допустить образования крупных поместий, запретил продажу крепких спиртных напитков и ввоз черных рабов. Тем не менее с течением времени эти правила смягчили, и Джорджия приобрела культуру всех остальных южных колоний. К 1755 году, когда в Джорджии еще было всего 2000 колонистов, там уже была 1000 черных рабов.
В 1733 году в списке колоний, как его обычно приводят, их было тринадцать. С севера на юг это были: Нью-Гэмпшир, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина, Южная Каролина и Джорджия.
Из них шесть имели те границы, которые мы знаем сейчас: Массачусетс (за исключением поселений Мэна), Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Джерси, Делавэр и Мэриленд. Остальные семь (плюс участок Мэна в Массачусетсе) все еще расширялись.
Тринадцать колоний шли вперед во многих областях. Отношение к религии постепенно смягчалось. В 1696 году, например, Южная Калифорния формально декларировала свободу вероисповедания для протестантов. В 1709 году квакеры получили возможность организовать дом собраний в Бостоне, где за иолвека до того квакеров вешали за то, что они квакеры.
И все же веротерпимость не распространялась, по крайней мере официально, на католиков. Даже Мэриленд, который начинался как колония, финансируемая католиками, уже не была католической со времен Кромвеля. В 1704 году фактически католикам запретили публично отправлять свою веру. После падения Джеймса II в 1688 году управление колонией отобрали у католической семьи Балтиморов и отдали обратно только в 1715 году, когда один из них перешел в протестантство.
Тем не менее активное преследование католиков (и евреев тоже) прекратилось.
Делались неуверенные шаги к уничтожению рабства, по крайней мере на севере. В городе Нью-Йорк 12 апреля 1712 года произошло восстание рабов, которое было быстро подавлено; двадцать чернокожих убили или казнили. Хотя это восстание было неэффективным, оно показало, что быть рабовладельцем не так уж весело. Поэтому 7 июня 1712 года Пенсильвания (со своим квакерским наследием) приняла закон, запрещающий дальнейший ввоз черных рабов. Различие в отношении к рабству между севером и югом еще немного увеличилось.
Либерализация в социальных вопросах и расширение гражданских свобод продолжались в другом направлении. Колонисты, воспитанные в традициях самоуправления Англии, очень стремились сохранить на своей новой земле все права свободнорожденных англичан (даже те из них, кто по происхождению не являлся англичанином). Это означало привилегию свободно высказывать свое мнение, устно или в печати.
24 апреля 1704 года начали печатать газету «Бостон Ньюс-леттер». Это была первая регулярно выходящая газета в Америке. За ней вскоре последовали другие, и очень скоро они начали публиковать материалы, критикующие колониальное правительство.
Именно в Нью-Йорке эти публикации достигли апогея, и в них участвовал журналист, немец по происхождению, Джон Питер Зенгер, который приехал в Нью-Йорк в 1710 году.
В первые десятилетия XVIII века «Нью-Йорк Газет» была главной газетой колонии, и ее контролировали губернатор Уильям Косби и его чиновники.
5 ноября 1704 года Зенгер начал печатать «Нью-Йорк Уикли Джорнал», который выступал против официальной версии новостей, разоблачал лицемерие и коррупцию (как он их понимал) и не боялся нападать на самого Косби в резких выражениях. В 1734 году большинство голосов на выборах олдерменов получили противники Косби.
Разъяренный Косби был уверен, что виной тому статьи редактора Зенгера и 17 ноября 1734 года приказал арестовать его за клевету.
Его должен был судить суд присяжных, конечно, но Косби подвергал преследованиям адвокатов, которые пытались защищать Зенгера, и, более того, настаивал, что только судьи могут решить, была ли опубликована именно клевета, и что пасквиль — это любые нелестные высказывания, правдивы они или нет. Задачей присяжных было просто решить, была ли опубликована действительно клевета. (Все это означало, что Зенгера никак не могли признать невиновным.)
Суд состоялся в августе 1735 года, и Зенгера наверняка осудили бы, если бы внезапно не появился престарелый Эндрю Гамильтон, адвокат из Филадельфии, самый уважаемый юрист в Америке.
В трогательной и вдохновенной речи Гамильтон утверждал, что истина, какой бы нелестной она ни была, не является клеветой; что присяжные должны решить, правда это или клевета; и что свобода публиковать истину, какой бы нелестной она ни была, является правом всех англичан. Присяжные, и общественное мнение тоже, энергично поддержали Гамильтона.
Это решение, которое должно было оправдать Зенгера, не положило конец попыткам губернаторов колоний контролировать прессу, но сильно затруднило эти попытки. Количество газет в колониях росло, и даже в Виргинии, где когда-то Беркли сетовал на отсутствие печатного станка, вышла первая газета, «Виргиния Газет», 6 августа 1736 года.
Энергичная (а иногда и злобная) критика правительственных чиновников продолжалась, и происходил постепенный переход власти от землевладельцев или королевских губернаторов в руки всенародно избранных законодательных органов. (Однако эти органы, конечно, избирались ограниченным электоратом, так как во всех колониях право голоса имели только мужчины, владеющие определенной собственностью.)
Развитие колоний породило определенные проблемы и в Великобритании. Когда дороги стали лучше и колонисты смогли путешествовать более свободно, выросла торговля между колониями. У жителей одной колонии появилась возможность покупать товары в другой колонии, а не в Англии. Этого их родина не одобряла.
В 1699 году, например, она приняла Закон о шерстяных изделиях, запрещавший колониям отправлять шерсть или шерстяные изделия в другие колонии. Те колонии, у которых была шерсть на продажу, не могли продать ее ни другим колониям, ни Англии, а должны были использовать ее сами. С другой стороны, те колонии, которые нуждались в шерсти, должны были покупать ее у Англии. Это было еще одним примером попыток Англии обеспечить прибыль своим собственным производителям за счет колонистов.
Еще более несправедливым выглядело то, что Великобритания в следующем поколении попыталась штрафовать тринадцать колоний в пользу других колоний.
Понимаете, там было не только тринадцать колоний. Мы говорили о тринадцати потому, что эти тринадцать в конце концов завоевали независимость от Великобритании. Но, собственно говоря, тот, кто посчитал бы британские колонии в Северной Америке в 1783 году (после основания Джорджии), насчитал бы больше тринадцати.
Новая Шотландия была четырнадцатой колонией, а Ньюфаундленд — пятнадцатой. Конечно, обитали в Новой Шотландии в основном французы, а обитателей Ньюфаундленда почти не существовало, так что они не представляли реальной угрозы для тринадцати колоний, а Великобритания не имела причин их поддерживать.
Но на юге было еще две колонии. Это были Вест-Индские острова Ямайки (отобранные у Испании в 1655 году) и остров Барбадос, который заселили еще раньше. Они приносили гораздо больше прибыли и доставляли гораздо меньше хлопот, чем колонии на материке, и британские короли смотрели на них значительно более благосклонно.
Площадь Ямайки была почти такой же большой, как у Коннектикута, и в 1733 году ее население составляло боле 50 000 человек, почти вдвое больше населения Коннектикута. Барбадос, площадь которого составляла всего половину площади современного города Нью-Йорка, имел население 75 000 человек. (Конечно, большую часть населения этих островов составляли черные рабы; не больше 15 000 человек на обоих островах были белыми.)
Эти британские острова производили сахар, а наибольший доход приносил экспорт патоки и рома. На них колонисты из материковых колоний, особенно жители Новой Англии, могли менять свои товары. С полученным таким образом ромом жители Новой Англии отправлялись в Африку и меняли его на черных рабов. Этих рабов они затем продавали в Америке. На каждом этапе этой, так называемой треугольной торговли, которая началась еще в 1698 году, предприимчивые торговцы получали приличный доход.
Когда французские и голландские острова в Вест-Индии увеличили свое собственное производство сахара и предложили цены ниже, чем цены британских островов, колонисты с материка радостно отправились туда, где им сулили большую прибыль. Британские острова поразила серьезная депрессия. Они начали оказывать давление на правительство Великобритании, и оно среагировало. 17 мая 1733 года Великобритания приняла Закон о патоке, который устанавливал громадный тариф на сахар и ром, произведенные не британцами. В сущности, это означало, что колонисты были бы вынуждены торговать с британскими островами по более высоким ценам, а их прибыль утекала бы в карманы владельцев островных плантаций.
Колонисты в ответ продолжили и расширили контрабандную торговлю. Вся эта политика экономического контроля принесла очень мало пользы Великобритании и вызвала чувство обиды у колонистов, что в конце концов нанесло большой вред британцам.
Война короля Георга
Начиная с 1700 года Францией и Испанией правила одна и та же семья, но они преследовали разные интересы. Первый король из Бурбонов в Испании, Филипп V, считал, что может вернуть своей стране ее экспансионистскую роль, которую она играла за полтора века до этого. В 1717 году он послал армию в Италию и интриговал с целью захватить французский трон, который тогда занимал его племянник, восьмилетний Людовик XV.
Результатом стало то, что Великобритания, Австрийская империя, Нидерланды, а также Франция объединились в Четверной альянс, чтобы поставить Испанию на место. Это было сделано быстро и просто.
Эта Война Четверного альянса никак не повлияла на британские колонии в Северной Америке. Вместо нее имели место стычки между Францией и Испанией по всему побережью Мексиканского залива, от Флориды до Техаса. Французы атаковали Пенсаколу в Северо-Восточной Флориде, а испанцы посылали экспедиции далеко на север, до самой нынешней Небраски.
Оба наступления провалились, и когда в Европе закончилась война в 1720 году, в Северной Америке стычки тоже прекратились и территория не поменяла хозяев. Слабость Испании, однако, стала настолько очевидной, что другие страны были готовы нападать на нее по пустячным поводам.
Испания, например, как и все страны-колонизаторы того времени, упорно старалась взять под контроль торговлю в колониях и получать собственную выгоду. Это означало, что она сурово преследовала контрабандистов, когда ей удавалось их поймать. Одним из таких контрабандистов был английский морской капитан Роберт Дженкинс. Он рассказывал, что когда испанцы его поймали на контрабанде (он называл это торговлей) в 1731 году, ему отрезали ухо.
Дженкинс сохранил это ухо, и в 1738 году, когда его допрашивала комиссия Палаты представителей, он предъявил засушенное ухо. Его история поразила воображение британской публики, уже и так разгневанной рассказами о зверствах испанцев, и требования начать войну стали всеобщими. 19 октября 1739 года Великобритания объявила войну Испании, и начался конфликт, получивший самое курьезное название в истории: Война уха Дженкинса.
Эта война велась частично на море. Один из главных ястребов того времени, Эдвард Вернон, до этого призывал к войне и предлагал захватить Портобелло на северном побережье Панамы всего силами шести кораблей под его командованием. 22 ноября 1739 года он легко выполнил эту задачу. Однако он мог бы удерживать Портобелло лишь короткое время, так как Испания наверняка предприняла бы контратаку. Поэтому он разрушил ее укрепления, покинул город и вернулся домой.
Этот временный захват Портобелло, хоть и был почти бессмысленным, считали великой победой. Вернона поставили во главе гораздо более крупных сил, предназначенных для более крупной операции — захвата большого города Картагены, в нынешней Колумбии.
Результатом было фиаско. В 1741 году Картагену осадили, но обстрел ничего не дал, а больше половины людей на кораблях Вернона умерли от желтой лихорадки. Вернону пришлось снять осаду и вернуться.
Вернона легко могли бы забыть, если бы он не остался в языке и в памяти благодаря двум вещам. В плохую погоду он носил плащ из фая, ткани, сотканной из грубого шелка, которая на английском языке называется grogram, и поэтому получил прозвище Старый Грог. Он первым ввел норму выдачи экипажам рома, разбавленного в пять раз (чтобы матросы не упивались до бесчувствия неразбавленным напитком), и такой ром стали называть на морском жаргоне грогом.
Однако для американцев важнее то, что вместе с Верноном в Картагене воевал контингент моряков из Виргинии. Среди них был человек по имени Лоренс Вашингтон, очень восхищавшийся Верноном. В 1743 году, после возвращения в Виргинию, Лоренс Вашингтон построил дом у реки Потомак и назвал свои владения Маунт-Вернон в честь адмирала. Это тот самый Маунт-Вернон, который стал святыней американцев благодаря младшему брату Лоренса, Джорджу, увековечившему навсегда имя Старого Грога (хотя немногие это осознают).
Войну уха Дженкинса также вели на суше, и основной удар пришелся на Джорджию, так как Испания видела в этой войне возможность уничтожить колонию, основанную на территории, которая, по ее мнению, была у нее захвачена.
Однако Оглторп из Джорджии не дремал. Он заблаговременно построил форт в устье реки Сент-Мэри, в 160 километрах южнее Саванны, и всего в 96 километрах от Сан-Аугустина. Между жителями этих двух городов не было взаимного сотрудничества, и испанцы ударили ему в тыл, поэтому Оглторпу пришлось еще раз отступить в Джорджию.
Затем последовала неудача Вернона в Картагене, и пришла очередь Испании планировать крупную морскую экспедицию. Флот из тридцати кораблей вышел с Кубы, взял пополнение в Сан-Аугустине и затем, в 1742 году, высадился на побережье Джорджии, в 80 километрах к югу от Саванны.
Оглторп отступил на север, но 7 июля 1742 года ему удалось заманить испанцев в ловушку и убить многих из них в так называемой Битве у Кровавого болота. Такой отпор сломил волю испанцев, и они отказались от похода против Джорджии.
В 1743 году Оглторп снова попытался вторгнуться во Флориду и захватить Сан-Аугустин, и снова потерпел неудачу. К тому времени Война уха Дженкинса зашла в тупик и, наверное, была бы закончена, но она слилась с другой, более крупной войной.
Эта новая война снова началась из-за спора о наследовании трона в Европе. В 1740 году умер император Священной Римской империи Карл VI (также сын австрийского императора), не оставив сыновей. Тем не менее у него была дочь, Мария Тереза, и он много лет пытался вести переговоры с другими государствами, чтобы они признали дочь в качестве его преемницы.
Однако когда он умер, эти стервятники забыли о своих обещаниях. Пруссия, страна на севере Германии, в то время набирала силу, и в 1740 году у нее тоже появился новый монарх, Фридрих II. Фридрих сразу же начал действовать, захватив Силезию, австрийскую провинцию, граничившую с Пруссией. Другие страны быстро присоединились к Пруссии против Австрии, чтобы разделить с ней добычу, и среди них были Франция и Испания.
У Великобритании не было реальной необходимости ввязываться в это дело, но британский король Георг II был также правителем Ганновера, страны в Западной Германии. В этой роли правителя Ганновера Георг счел, что в его интересах встать на сторону Австрии. Британцы не возражали, так как это снова вовлекало их в войну с Францией, с которой они сражались почти непрерывно уже полвека.
В Северной Америке эта война, естественно, называлась Войной короля Георга, и она поглотила Войну уха Дженкинса.
Когда вспыхнула Война короля Георга, французы попытались использовать свой новый форт в Луисбурге в качестве базы для наступательных операций. В этом им помешало то, что французский флот был слабым, а британцы контролировали моря. Тем не менее они совершали набеги на Аннаполис-Рояль в Новой Шотландии и преследовали рыбаков Массачусетса.
Во время предыдущих войн Массачусетс уже пытался захватить Порт-Рояль, чтобы нейтрализовать прямую угрозу со стороны французов; теперь они считали, что им придется что-то предпринять против намного более сильного Луисбурга.
Губернатором Массачусетса в то время был Уильям Ширли, способный человек, державший экономику колонии на хорошем уровне. Он понимал необходимость устранить угрозу со стороны юга и считал, что это потребует больше усилий, чем может приложить Массачусетс в одиночку. Он был так настойчив и красноречив, что собрал добровольцев для этой задачи не только в Массачусетсе, но и в Нью-Гэмпшире и Коннектикуте. Припасы привозили со всей Новой Англии и из Нью-Йорка. Это был самый яркий пример сотрудничества колоний за всю предыдущую историю.
Во главе экспедиции поставили Уильяма Пепперелла, купца, родившегося в Мэне, имевшего некоторый военный опыт. 24 марта 1745 года транспортные корабли отплыли на север с 4000 человек на борту. К ним присоединились три британских боевых корабля, и 30 апреля люди высадились возле крепости Луисбург.
В течение трех недель недисциплинированные колонисты пытались атаковать крепость, когда это хотелось достаточному количеству нападавших. Французы отражали эти атаки, но они были малочисленны и пали духом, и они понимали, что их не освободят, пока британские боевые корабли маячат у берега. Колонисты создавали нечто вроде безудержно пьяного хаоса, что еще больше приводило французов в уныние, и 17 июня 1745 года форт сдался, несмотря на то что их никто не атаковал всерьез и методично.
Это была величайшая военная победа, которую одержали колонисты. Пепперелла Георг II сделал баронетом, впервые такая честь была оказана жителю колоний. (По странному совпадению, Фипс, первый рыцарь колоний, и Пепперелл, первый баронет колоний, оба родились в Мэне.)
Французы собрали флот, чтобы вернуть Луисбург и всю Новую Шотландию, если удастся, но этот проект потерпел неудачу. На их флот обрушились штормы и болезни, и он был вынужден повернуть обратно, потеряв почти половину людей и не сделав ни одного выстрела.
Война после этого постепенно свелась к набегам индейцев и пограничным стычкам и продолжалась до 18 октября 1748 года, когда в Европе закончилась война подписанием Экс-ла-Шапельского договора.
Великобритания и Франция немного поторговались за столом переговоров. В ходе войны Франция захватила удерживаемый британцами город Мадрас в Индии, и Великобритания хотела получить его обратно, поэтому она предложила в обмен вернуть Луисбург. Сделка состоялась, и колонистам Новой Англии пришлось с горечью осознать, что Великобритании гораздо дороже прибыль от торговли на Дальнем Востоке, чем безопасность ее североамериканских колоний.
Жители Новой Англии понимали, что война с Францией скоро начнется снова, возможно, очень скоро, и тогда им придется опять столкнуться с угрозой со стороны Луисбурга. Конечно, они ничего не могли с этим поделать, но они не забыли.
