Макмертри приехал домой в половине восьмого. Разъяренный, он вышел из здания юридической школы, быстро перекусил, потом отправился на первую в семестре встречу со своей юридической командой. Декан здорово испортил ему настроение, но тут ничего не поделаешь. Как ни крути, Ламберт – босс. Значит, надо идти на совет директоров, а там будь что будет. За последние два года состав совета заметно изменился, но в нем еще есть люди, которые знают Тома не меньше двадцати лет. Сомнительно, что против него настроено именно большинство. «Но что декан хочет меня вытурить – это факт», – подумал Макмертри, вспомнив своих четырех павших коллег.

Он достал из холодильника бутылку пива и вошел в кабинет – там на кушетке растянулся Массо. Мощного белого английского бульдога, килограмм на двадцать пять, Джонни Массо Макмертри, едва ли стоит оставлять одного в кабинете: слюнявый, много шерсти. Можно ли позволять ему валяться на кушетке? Но Джули нет, а Тому, если честно, на шерсть и слюни плевать.

– Как дела, парень?

Услышав голос хозяина, Массо в мгновение ока слетел с кушетки и, возбужденный, едва не сшиб его с ног. Дрожа от нетерпения, Массо лизнул Тома в сухие губы и издал какой-то горловой звук, от которого сотрясся весь дом. Том почесал его за ушами, несколько раз погладил, Массо заерзал на задних лапах, и Том понял.

– Парень хочет прогуляться?

За кушеткой находилось раздвижное окно, оно выходило на крылечко, а дальше – обнесенный забором задний двор. Том обошел кушетку, Массо за ним по пятам. Том открыл двери – и бульдог вырвался на свободу с оглушительным лаем, объявляя о своем появлении всем мелким тварям и прочей живности, которые осмелились ступить на задний двор – собственность Массо Макмертри. Хозяин уселся в одно из двух кресел-качалок на крылечке и смотрел, как носится по двору его пес. Он отхлебнул пива, и взгляд его остановился на среднем пальце левой руки. Он до сих пор носил обручальное кольцо, которое когда-то надела ему Джули – через месяц будет сорок пять лет. Том провел по кольцу большим пальцем и прикрыл глаза.

Со дня смерти Джули прошло почти три года. В субботу утром, три января тому назад, после долгой прогулки они вместе принимали душ, и Джули попросила его пощупать ее правую грудь. Том пошутил – мол, секса захотелось, – но потом понял, что она говорит серьезно. Потрогал грудь – опухоль была очевидной. Визит к врачу, череда анализов, и Джули поставили диагноз – рак груди. Два месяца она лечилась – лекарства, облучения, все, что положено. Но 17 апреля 2007 года, в 15.42, ярким солнечным днем Джули Макмертри не стало.

Том никогда не забудет, не сможет забыть эту минуту. Он держал жену за руку. Он не плакал, не кричал – по крайней мере, тогда. Он наклонился над Джули, прошептал ей в ухо «Я тебя люблю», легонько прикрыл ей глаза и вышел из комнаты – сообщить сыну.

Томми пытался крепиться, как отец, но ничего не мог с собой поделать. Он рыдал, и, наверное, минут десять они крепко обнимали друг друга. Макмертри гладил затылок сына, из глаз текли слезы. Томми, тридцатипятилетний врач, живший в Нэшвилле с женой Нэнси и двумя детьми, Джексоном и Дженни, с самого рождения был маминым любимчиком. И смерть матери для него и его семьи оказалась тяжелым ударом. Они тогда пробыли целую неделю, помогли с похоронами и вообще постарались как-то утешить. Том держался молодцом. Он не мог позволить себе показать слабость перед сыном. Он знал – если тот увидит его плачущим, тоже зальется слезами. За ним разрыдается и Нэнси, потом дети; все будут плакать, а Том такой скорби не хотел. И Джули этого не хотела бы.

Когда они уехали, Макмертри заглянул в первый попавшийся супермаркет на бульваре Макфарленда. Купил дюжину бутылок пива, вернулся домой и до конца дня просидел на крылечке. Тут он дал волю слезам. Никогда в жизни он так не плакал. Он оплакивал Джули, себя, сына и даже его внуков, которым не доведется узнать самую прекрасную женщину на земле. Заснул в кресле и проснулся около полуночи – вокруг валялись пять или шесть пустых бутылок. Он собрал их и пошел спать. С того дня он старался проводить на крылечке как можно больше времени. Джули любила покачиваться в своем кресле, и Том, сидя там, чувствовал ее присутствие, ее прекрасные голубые глаза смотрели на него откуда-то с небесных высот. И на душе становилось легче.

Правая рука Тома увлажнилась, он глянул вниз – ее лизнул Массо, ткнулся в нее мокрым носом. Том взял Массо за передние лапы и положил себе на колени, посмотрел псу прямо в глаза.

– Что будем делать, парень? Скучаешь по маме, да?

Он глубоко вздохнул, Массо подался вперед и лизнул его в лицо. Том вытер сухие слезы, поднялся и прошептал:

– Я тоже по ней скучаю.

Он вернулся в дом, открыл холодильник, изучил содержимое. После бутылки пива захотелось есть. Его вполне устроил бы чизбургер с жареной картошкой и еще пара бутылок пива, но он предпочел замороженный обед «Здоровый выбор».

Пища готовилась в микроволновке – и тут зазвонил телефон.

Том напрягся, глядя на кафельный пол. Еще один разговор с деканом ему сейчас не нужен. Он подошел к телефону, но увидел на табло какой-то неизвестный номер – и взял трубку.

– Да.

– Это Том?

Женский голос, что-то неуловимо знакомое.

– Он самый.

– Том, наверное, не стоило звонить домой, но дело важное, я просто не знаю, к кому еще обратиться…

– Простите, кто вы? – перебил Макмертри.

В голосе на другом конце трубки, явно знакомом, слышалась неподдельная печаль.

– Том, это Рут Энн.