– Значит, вот где ты скрываешься.

Симон испуганно смотрел на Майка. Он не слышал, как тот спустился к нему по лестнице. Майк вытащил из-под скамьи большую пузатую вазу, перевернул ее вверх дном и уселся на нее.

– Может, поговорим? – предложил он.

Симон, не расставаясь с книгой сказок, лишь пожал плечами. Книга служила ему как бы опорой и внушала чувство уверенности.

– Послушай, Симон, – откашлявшись, заговорил его брат. – Мне не дает покоя то, что только что произошло. Как-то по-дурацки все вышло. Я сам хотел тебе сказать, что мы переезжаем. Честно. Уже давно хотел. Просто никак не мог решиться, да и повода подходящего не было. К тому же мне не хотелось тебя этим огорошить, понимаешь? Всем нам пришлось много пережить, а уж сколько тебе, об этом я и говорить не хочу. Я подумал, что тебе нужно хоть немного пообвыкнуться здесь. Потому что понимал, что для тебя это будет непросто.

– Все нормально, – отозвался Симон, глядя на подгоняемые сквозняком пылинки. – Ты живешь своей жизнью, это я понял. Как я могу требовать, чтобы ты всегда был при мне? Все в жизни меняется.

– Нет, Симон, для нас с тобой ничего не изменилось. Я по первому зову готов прийти к тебе, и ты это знаешь. Гейдельберг, в конце концов, не на другом краю света, ты всегда можешь к нам приехать. Да и я, разумеется, буду иногда приезжать сюда.

– Да-да, конечно, – ответил Симон, не глядя на Майка. Не мог он заставить себя взглянуть на брата. Это затянувшееся прощание было просто невыносимо. – Мы и звонить друг другу будем, и приезжать в гости. Все не так уж и плохо.

Майк вздохнул, потирая виски.

– Когда-нибудь и ты встретишь ту, кто станет для тебя дороже всего на свете, – сказал Майк. – Для меня это Мелина, у нас с ней все очень серьезно. Мы с ней просто настроены на одну волну и прекрасно друг друга понимаем. Скажу больше – я люблю ее. Поверь, мне нелегко уезжать, но я не могу с ней расстаться.

Симону вспомнилась Каро, и он кивнул. Он было собрался рассказать о ней Майку, посчитав, что сейчас как раз подходящий момент для этого, но решил, что пока не следует. Каро не имела отношения к тому, что связывало их с Майком.

– Я все понимаю даже лучше, чем ты думаешь, – сказал Симон. – Но почему именно в Гейдельберг? Можно ведь и здесь остаться.

– Нет, нельзя.

– Почему?

– Да потому что для Мелины здешний университет не подходит, – ответил Майк, выводя мыском ботинка замысловатый узор на покрывавшем пол слое пыли. – Учеба очень важна для нее, и я готов ей помочь как могу. Ей так трудно далась эта стипендия, и я горжусь тем, что она ее наконец сумела выбить. И мы сразу же стали подыскивать подходящую квартиру. Если бы ты знал, как это нелегко. Это самая настоящая борьба, говорю тебе. Не могу описать, как я обрадовался, когда нашел приличную работу. И платить мне готовы больше, чем здесь, в Фаленберге, к тому же я смогу там учиться на мастера.

– Вам обоим повезло, и я рад за вас, – ответил Симон.

– По тебе этого не скажешь, – усомнился Майк.

– А что ты хотел? – спросил Симон. – Чтобы я плясал от радости?

– Нет, плясать не надо, но хотя бы чуточку понимания, – пояснил Майк.

Симон еще сильнее прижал книгу к груди:

– А меня кто поймет? Ты тут рассуждаешь, мол, очень хорошо понимаешь, что со мной произошло. Но я-то знаю, что на самом деле ты и понятия об этом не имеешь. Если бы хоть чуточку понимал, ты ни за что бы не бросил меня здесь.

– Но Тилия…

– Да, остается Тилия, – согласился Симон. – До тех пор, пока не спихнет меня в этот интернат. До тех пор она будет заботиться обо мне и уж, конечно, не даст мне подохнуть с голоду. Но она не член семьи, который мне необходим. А ты, Майк, член семьи. Ты, только ты – тот, кто меня по-настоящему хорошо знает и понимает. Именно поэтому я переживаю из-за твоего отъезда. Потому что, если ты уедешь, я останусь один во вселенной. И ни поездки в гости друг к другу, ни телефонные звонки ничего не изменят.

Опустив голову, Майк уставился в пол, разглядывая узоры в пыли.

– Ты пока что всего этого не понимаешь, мал… – Он осекся на полуслове и отер лицо рукой. – Симон, ты не единственный, кто нуждается во мне. Мелине я нужен не меньше. Ей тоже приходится нелегко. В отличие от нас, она никогда не знала своей матери. Та умерла вскоре после ее рождения. А ее отец всегда был пьянчугой, от которого она доброго слова не слышала. Кроме всего прочего, существует и ее бывший муженек, настоящая скотина. Гейдельберг станет для Мелины началом новой жизни. Ей, как и мне, позарез нужно туда. Знаешь, эта катастрофа и во мне многое перевернула. Есть столько всего в моей жизни, в чем я должен навести порядок. Ты сам знаешь: по отношению к нашим родителям я вел себя не лучшим образом. Они вышвырнули меня из дома, и, если бы не Тилия, моя жизнь покатилась бы под откос.

– Почему ты всегда был таким бунтарем? Ведь и папа и мама тебя на самом деле любили. Когда ты ушел, нам всем тебя не хватало.

– Думаю, если кому-то меня и не хватало, так это в первую очередь тебе, – заключил Майк. Его слова прозвучали невесело. – Так же, как и мне не хватало тебя. Нам ведь с тобой всегда было хорошо.

Симон взглянул на брата, и его глаза снова наполнились слезами. Казалось, в этот вечер слезы решили наверстать все минувшие месяцы.

– Это время мы с тобой могли бы не прерывать, – сказал он.

– Ах, братишка, – со вздохом произнес Майк. – Тебе еще многому предстоит научиться. Прошлое не вернуть. Все равно все было бы не так, понимаешь?

– Но мы можем попытаться, Майк. Ты и я, наш непобедимый тандем! Как ты однажды сказал, помнишь?

Старший брат улыбнулся:

– Да, все так и было. Непобедимый тандем. Да и сейчас в какой-то мере это так, только на другом уровне. Мы с тобой уже не малые дети, Симон. И ты больше не малыш, как я сегодня осознал. Поэтому мы просто не можем вновь пережить прошлое, повторить его. Это все равно что без конца пользоваться одним и тем же фильтром для кофе. Помнишь, как в День матери мы решили приготовить завтрак и рассыпали молотый кофе?

Симон кивнул. Разумеется, он помнил.

– А помнишь, что сказала мама, когда попробовала кофе, который мы для нее приготовили? Какой у него был вкус?

Симон вынужден был тоже улыбнуться.

– Как у грязных носков, – сказал он.

– Точно, – подтвердил Майк. – Как у грязных носков. И все так же выйдет, если мы захотим вернуть старое. Жизнь идет дальше, братишка. Все дальше и дальше, и только вперед. Позволь же нам обновить ее. Для тебя, для меня и для Мелины. Новое будущее.

Симон задумчиво вертел в руках книгу, размышляя над словами Майка.

– Я не хочу тебя потерять, – сказал он наконец. – И не хочу, чтобы ты меня когда-нибудь забыл, потому что другая жизнь стала для тебя важнее.

– Разумеется, нет, – сказал Майк и взял его за руку. – Это я тебе обещаю.

Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Слова были не нужны, так как Симон понимал: на этот раз обещание брата не продержится долго. Такие обещания забываются, когда меняются обстоятельства жизни. Это было ему ясно.

Когда они поклялись в вечной верности друг другу, они были всего лишь мальчишками. Теперь они возмужали, и скоро им предстояло стать настоящими взрослыми. Их жизнь снова изменится, как и все, что представляло для них важность. Майк не мог ничего пообещать, не мог дать гарантию. Он хотел лишь утешить его сейчас, в этот момент. Обманутыми оказываются те, кто жаждет уверенности. Это больно, но так оно и есть.

Оба долго сидели рядом. Наконец Майк убрал руку с плеча Симона и поднялся.

– Думаю, лучше поставить машину обратно в мастерскую, пока никто не увидел, – сказал он, убирая вазу под скамейку. – И мне надо еще повидаться с Мелиной. Мы поссорились. Она сердится на меня, только ты на нее не сердись, ладно? Она такая! Мелина любит выражаться без обиняков. У нее не самые тонкие манеры, зато всегда понимаешь, что к чему.

Симон кивнул:

– Она в чем-то похожа на маму, не находишь?

– Надеюсь, что нет, – возразил Майк и подмигнул ему. – Иначе мне бы давно запретили смотреть телевизор и посадили бы под домашний арест.

– И заставили бы освободить квартиру от хлама.

Майк сделал вид, будто он до смерти испуган, и изобразил защищающийся жест:

– Ой, уборка! Наведение порядка! Мой кошмар!

В другой день Симон вволю посмеялся бы над ним. Но сейчас это вызвало у него лишь грустную улыбку. «Твой кошмар, – подумал он. – Что ты знаешь о кошмарах, мой старший брат?»

– Я все-таки хотел бы, чтобы ты не уезжал, – сказал он, когда Майк зашагал вверх по лестнице.

Шаги брата стихли. Желание осталось в подвале, вместе с Симоном.