Недалеко от того места, где они спрятали велосипеды, в ограде обнаружилась дыра. Каро заставила себя пролезть в нее первой. Симон последовал за ней, и они двинулись напролом через дикие заросли. Они миновали полуразрушенные скульптуры, покрытое мхом поле для игры в садовые шахматы, колодец, который из-за разросшегося плюща едва можно было узнать. Оттуда к южной части отеля вела вымощенная плитками дорожка. Симон снова и снова смотрел на окна. Несмотря на то что жалюзи были закрыты, у него возникло странное чувство, будто за ними наблюдают.

Каро уверенно шагала вперед. Казалось, она ничего не боится, и в этом Симон ей слегка завидовал. В каком-то смысле она походила на Майка – в те моменты, когда они вместе со старшим братом совершали запретные вылазки, чтобы узнать мир вокруг. Майк всегда шел на шаг впереди него.

Когда они наконец достигли задней стены отеля, Каро подняла руки в стороны и несколько раз крутанулась на месте.

– Вуаля! – сказала она. – Мы наконец-то на месте. От удивления Симон проглотил язык, а Каро улыбнулась.

– Тебе нравится?

– Еще бы!

Симон ступил на широкую солнечную террасу, с которой открывался прекрасный вид на долину реки Фале. Неприятное впечатление, произведенное зданием, вмиг оказалось забыто. Хотя годы заброшенности не прошли бесследно для террасы – многие плитки встопорщились, между ними проросли папоротник, львиный зев и сорная трава, – камни пола оставались по-прежнему столь белоснежными, что их сверкание на солнце ослепило Симона.

– Это еще не все! – Каро побежала к широкой лестнице в конце террасы. – Посмотри-ка сюда!

Симон последовал за ней, и его взгляду открылся большой бассейн. Симон не поверил своим глазам. Бассейн был наполнен почти до краев, на солнце вода переливалась синими бликами. Если бы не щербинки на бортике и пара листьев, плавающих в воде, могло показаться, что гости покинули бассейн совсем недавно.

Каро сняла ветровку и шорты и принялась расшнуровывать кроссовки:

– Пойдем купаться!

Симон не успел ничего возразить, а она уже, в футболке и трусиках, понеслась к трамплину и с громким всплеском прыгнула в воду. Она двигалась в воде как рыба, моментально достигнув другого края бассейна.

– Иди же сюда! – позвала она смеясь. – Вода чудесная!

– Но не можем же мы…

– Я же могу! Ничего страшного. Это дождевая вода, просто чистая дождевая вода.

– Хорошо, но… тут же полно всякого мусора, мы неизвестно что можем здесь подцепить!

Девочка снова засмеялась:

– А еще комета может свалиться нам на голову. Эй, я тут бываю довольно часто, и ничего плохого со мной еще не случилось. Ты стесняешься меня или что?

Симон почувствовал, как краснеет. Каро видела его насквозь. Хотя он действительно беспокоился о том, что в застоявшейся воде полно бактерий и можно заработать кожное воспаление, как говорила мама, тяжелейшее кожное воспаление, – но прежде всего он стеснялся. Он никогда еще не раздевался при девочках. Наверняка Каро будет над ним смеяться. На занятиях по плаванию его всегда высмеивали, в первую очередь Ронни. «Эй ты, скелет, – кричал он, – дай-ка я поиграю на твоей клавиатуре!» Все смеялись, и девочки в том числе – это было самое обидное. Симону хотелось от стыда сквозь землю провалиться. Потом он покупал себе полный пакет сладостей и шоколада, но это не приносило пользы – только тошноту и чувство тяжести. Он так и остался худым и костлявым. Скелет, что и говорить…

Каро снова подплыла к нему, оперлась на бортик бассейна и взглянула на него снизу вверх:

– Знаешь, самая большая проблема в том, что ты сам стоишь у себя на пути. Так можно пропустить лучшие вещи в жизни. Когда-нибудь станет поздно, и ты скажешь: «Ах, если бы я тогда…» Только потому, что ты не доверял себе! Тебе на самом деле не хочется поплавать?

Симон не мог заставить себя взглянуть ей в глаза. Наверняка его лицо было багрово-красным.

– Я немного другой, – сказал он тихо.

Каро покачала головой:

– Нет, ты даже очень другой. Потому ты мне и нравишься. Нет ничего скучнее, чем так называемые нормальные люди.

При последних словах она наморщила лицо и сказала:

– На самом деле они всего лишь глупцы, плывущие по течению. Потому тебе надо радоваться, что ты не такой, как все.

– Ты так считаешь?

– Конечно. – Она подмигнула ему. – А если я отвернусь, пока ты будешь в воде, ты искупаешься?

– Ну хорошо.

Симон снял обувь, и Каро снова улыбнулась. Затем сделала глубокий вдох и скрылась в воде. Ему стоило больших усилий побороть себя, но в конце концов он вскарабкался на тумбу и прыгнул. Солнце приятно прогрело воду. Вода касалась его кожи мягко и пахла листвой, плавающей в чаше бассейна. Этот запах снова напомнил ему осень, когда он собирал здесь грибы. «Может быть, старый бассейн пострадал от воды и разрушился, – говорил дедушка. – Стены весь год такие сырые, что там, вероятно, полно грибов. Белые, подберезовики, лисички. Боже, как я обожаю лисички!»

Каро поджидала Симона у другого края бассейна. Она легла на спину и медленно двигалась, барахтая ногами.

– Иногда я воображаю, что все это принадлежит мне, – призналась она, когда Симон подплыл. – Как будто я безумно крутая звезда и это моя собственная вилла.

– Какой же звездой ты хочешь быть? – спросил он, приблизившись.

– Все равно какой, лишь бы богатой. Тогда можно ни о чем не заботиться, не работать и делать что хочешь.

Симон снова взглянул на отель, возвышавшийся над ними. В солнечном свете он казался куда менее мрачным и угрожающим, хотя закрытые окна все равно выглядели подозрительно. Глаза, которые вот-вот откроются.

– Согласен, – сказал он. – Было бы круто быть богатым! Тогда можно было бы купить виллу и не заботиться больше ни о чем.

– Теперь это наша вилла! – Каро сделала оборот вокруг своей оси. – В фантазиях возможно все. Мы не обязаны возвращаться в эту дыру под названием интернат. Мы будем впускать сюда лишь тех гостей, которые тоже другие. Такие, как мы.

– Было бы круто! – согласился Симон. – Если честно, я дико ненавижу интернат. Жизнь и так жутко меня пугает, если хочешь знать правду. Потому что теперь я предоставлен сам себе. Хотя у меня есть Майк и тетя, они живут своей собственной жизнью, а я не хочу быть им в тягость.

Она кивнула на его запястья:

– Поэтому ты пытался уйти из жизни?

Симон вздрогнул. Он хотел тотчас спрятать руки за спину, но в бассейне сделать это было затруднительно.

– Мне очень жаль, – сказала Каро быстро. – В самом деле… Извини, пожалуйста. Я не должна была тебя спрашивать. Меня это не касается.

Он взглянул на свои шрамы – тонкие розовые полоски на побледневших от воды запястьях. Каро вынырнула из бассейна и уселась на каменную ступеньку, чтобы обсохнуть. Симон присоединился к ней, быстро натянув футболку через голову.

– Это случилось в больнице, – сказал он. – В ночь после аварии. Когда мне стало ясно, что произошло… что я единственный, кто выжил… Я был просто вне себя. Медсестра дала мне на ночь какое-то снотворное, но я тайком выплюнул таблетки. Я не хотел отключиться и все забыть. Лучше было маяться бессонницей и смотреть всю ночь в потолок. Когда я пошел в туалет и увидел себя в зеркале душевой кабины, во мне что-то замкнуло. Вдруг я дико разозлился на себя. Разбил зеркало, взял осколок… ну, дальше ты знаешь.

Он смотрел перед собой на слепящие белые плиты. У мокрых ног подростков образовалась лужица, которая постепенно испарялась на солнце.

– Ночной санитар услышал и тотчас примчался, – продолжал Симон. – Кругом были осколки и моя кровь. Санитар бросился на меня, мы боролись на полу. Он был шокирован… Это все так тяжело… Мне сделали переливание крови, и санитар всю ночь сидел у моей кровати. Он боялся, как бы я снова не взялся за старое. На следующее утро, когда мне стало лучше, меня перевели в психиатрию. Сначала в закрытое заведение, а затем уже в открытое.

«На мельницу мозгов, амиго, – услышал он шепот в своей голове. На этот раз голос принадлежал Леннарду. – Потому что ты теперь член «Почетного клуба чокнутых».

Каро бросила взгляд на его руки. В какой-то миг Симону показалось, что она сейчас дотронется до его шрамов, но она этого не сделала.

– Ты стыдишься этого? – спросила она.

Он кивнул и не решился поднять на нее глаза.

– Да, потому что я был идиотом. Трусом, который всего боится. Даже своей собственной жизни.

– Нечего этого стыдиться, – сказала она мягко. – Мы все чего-нибудь боимся. Только некоторые люди лучше умеют это скрывать.

– Ты так думаешь?

Она кивнула:

– Не сомневаюсь. Тот, кто утверждает, что не боится ничего, – лжет.

– А чего ты боишься больше всего?

– Одиночества. Так же, как и ты. И того, что меня забудут.

– Думаю, я тебя никогда не забуду.

– И я тебя, Симон. И я тоже.

Они долго сидели, не произнося ни слова. Затем снова заговорили друг с другом, но это был диалог, который совершался внутри. Там они говорили вещи, для описания которых в языке нет слов. Они говорили на языке сердца. «Мы принадлежим друг другу. Мы вместе. Потому что мы другие. Никто не понимает нас, зато мы понимаем друг друга. Пока мы вдвоем, никто из нас больше не одинок».

Железный скрежет вырвал их из оцепенения. Будто кто-то разбудил их от глубокого сна. Казалось, они так просидели маленькую вечность. Симон и Каро даже не заметили, как одежда высохла на них от теплого ветерка. Лужицы около их стоп тоже испарились.

– Что это было? – спросила Каро, испуганно озираясь.

Ей тоже казалось, что она отсутствовала некоторое время. В каком-то смысле так оно и было. Они снова услышали скрежет, напоминавший отдаленный скрип какого-то шарнира. Симон вскочил и двинулся на звук. Когда скрип послышался снова, он открыл его причину. Рядом с главной дверью, ведущей на каменную террасу, имелся еще один боковой вход. Вероятно, эта дверь предназначалась для персонала, обслуживавшего гостей на террасе.

Дверь, скрипевшая сейчас на ветру своими ржавыми петлями, тоже должна была быть заперта. На дереве виднелись отверстия от гвоздей. Но кто-то снял решетку и положил ее рядом со входом. Если судить по мху и разросшейся зелени, это произошло очень давно.

– О чем ты думаешь? – спросил Симон, поднимая свои вещи с земли. – Нам надо пойти внутрь и осмотреться?

Каро, которая уже успела одеться, смотрела на него с наигранным удивлением.

– Меня спрашивает тот, кто недавно сам назвал себя трусом?

– Нет, тебя спрашивает тот, кто с того момента кое-чему научился, – ответил Симон, натягивая брюки.

Каро рассмеялась так громко, что заглушила очередной скрип раскачивающейся двери.