Когда на следующее утро Симон спустился по лестнице в кухню, он нашел квартиру пустой. На столе его ждала большая упаковка хлопьев, пакет молока (той самой марки, которую он любил, – с улыбающейся коровой на упаковке), банка какао-порошка и записка от Тилии:

«Доброе утро, засоня! (Смайлик.) Мне надо в бюро – коллега заболела. По дороге домой еще что-нибудь куплю. Твой список у меня с собой. (Смайлик.) Наслаждайся прекрасным днем! Надеюсь, завтрак тебе понравится. (Смайлик.)»

Симон положил записку обратно на стол. Если не считать тиканья стенных часов, стояла такая тишина, что можно было услышать падение иголки. «Я один, – подумал он. – Снова один. Это состояние не пройдет, так будет всегда». Эта мысль наполняла помещение, подобно ядовитому бесцветному газу, который парализовал его сердце и затруднял дыхание. В мгновение ока Симон почувствовал себя в кухне Тилии инородным телом. Словно кто-то затолкал его сюда против воли.

В какой-то мере так оно и было. Он был здесь чужаком. Но места, где он был своим, больше не существовало. И в будущем он может быть здесь только гостем – как сейчас. Сначала здесь, потом в интернате, а что будет дальше – об этом Симон старался даже не думать. Вместо этого он прислушался к голосу рассудка. Достал с полки стеклянную чашку и приготовил свой обычный завтрак. Хлопья с молоком и какао на вкус были такими же, как дома. И в то же время не совсем такими. Так же, как до этого в клинике, – марки продуктов совпадали, но отсутствовала одна важная деталь: он был не дома, и у него никогда уже не будет дома.

«…Надеюсь, завтрак тебе понравится».

Он рассматривал смайлики на записке Тилии. Она хотела сделать ему приятное. На упаковках были приклеены ценники магазинчика на автозаправочной станции. Симон представил себе, как Тилия рано утром специально туда ездила. Она торопилась, не могла дождаться, пока откроются магазины в Фаленберге. И все ради того, чтобы у Симона был его любимый завтрак.

Тут ему вспомнилось, что его сосед однажды сказал о своей кошке. «Ей нужен только ее корм, тогда она довольна». Но сосед не знал кое-чего важного. Симон был тогда еще маленький, но он хорошо помнил соседскую кошку. Как она мурлыкала, когда он ее гладил. Каждый день кошка ждала его у двери, чтобы он ее приласкал. По утрам, когда Симон шел в школу, и днем, когда возвращался. Ей был нужен не только корм, а кое-что еще, – Симон ее хорошо понимал. Особенно теперь, сидя в одиночестве за столом перед нетронутым завтраком. Тилия могла покупать его любимую еду, таскать его в любимый «Макдоналдс», но… она не могла помочь ему одолеть то, что лишало его радости жизни. Одиночество.

После завтрака он помыл посуду и тщательно расставил все по местам. Потом посмотрел в окно. «Наслаждайся прекрасным днем…» Легко сказать! День действительно выдался прекрасным. Солнечным и теплым. Но как Симон мог им наслаждаться? Ему хотелось повеситься на садовой решетке, как сказал однажды Лен-нард. Симон достал из кармана смартфон и попытался поиграть. Немного привычных развлечений пошло бы сейчас ему на пользу. Но связь была отвратительной. Страница загружалась в черепашьем темпе, да и аккумулятор вот-вот сядет.

Не вышло. Симон бросил попытки. Он утешил себя мыслью, что все равно здесь нет компьютера, на котором можно было бы опробовать тестовую версию новой игры. Его лэптоп валялся в одной из картонных коробок в подвале. Даже если бы ему удалось его разыскать, он все равно не знал пароля Тилии. Надо бы у нее спросить… Но играть ему расхотелось. Лучше…

Внезапно раздался звонок в дверь. В этой тишине он прозвучал так резко, что Симон испуганно вздрогнул. «Вероятно, почтальон», – подумал он. Но прежде чем Симон дошел до двери, звонок звякнул еще раз. Резкий трезвон, от которого заболело в ушах. Открыв дверь, он замер от неожиданности. Это был не почтальон. Это был Рихард Хеннинг.

– Привет, Симон!

Заместитель директора смотрел на него с улыбкой, которую Симон назвал бы «Принц Очарование» – так звали главного персонажа его любимой комедии. Сегодня на Хеннинге были джинсы-бермуды и белая футболка с логотипом школы, выгодно подчеркивавшая его загорелые мускулистые плечи.

– Надеюсь, не помешал? – сказал он. – Вышло так, что я как раз сейчас иду на лодочную станцию. Вот я и подумал забежать, чтобы и ты мог пойти со мной, если у тебя есть настроение.

– Не получится.

Ответ так быстро слетел с губ Симона, что мальчик сам удивился. Что-то в нем сжалось при мысли, что ему придется идти с Хеннингом на лодочную станцию. Он не знал, почему возникло это чувство, но понимал, что лучше к нему прислушаться.

– Это ненадолго, – попытался успокоить его явно разочарованный Хеннинг. – Час или около того. Я подумал, тебе не помешало бы побыть на свежем воздухе и заняться чем-то приятным. Спорт – идеальное средство, чтобы отвлечься! Работая веслами, ты сможешь весь негатив выбросить за борт – в буквальном смысле. После этого чувствуешь себя классно, поверь.

– Мне жаль, но я на самом деле не могу. Я обещал тете помочь ей в саду. Она скоро вернется из магазина.

Это была чистая ложь. Хотя Симон не выносил вранья, в этом случае ложь была единственным способом отвязаться от Хеннинга, не вдаваясь в пространные объяснения. Именно этого он и хотел – отделаться от Хеннинга. Присутствие учителя было ему так же неприятно, как и трезвонивший только что звонок – он еще сам не мог понять почему.

Учитель кивнул, чуть склонив голову набок:

– Ладно, может быть, в другой раз…

По его взгляду Симон понял, что тот разгадал ложь. Но решил оставить свою рекламную улыбку.

– Да, в другой раз, – поспешил заверить его Симон в надежде, что не покраснел.

Заместитель директора не отрывал от Симона взора, и это было неприятно. У мальчика возникло ощущение, будто он сделан из стекла и учитель без труда читает все его мысли.

– Знаешь, Симон, я хорошо себе представляю, что ты в этот момент чувствуешь. Я тебе не особо нравлюсь, верно? Не беспокойся, это для меня ерунда. Мы вполне можем быть честны друг с другом.

Тут Симон явно покраснел как рак. Он даже почувствовал, как кровь прилила к лицу; это его мучило, но он ничего не мог поделать со своей непроизвольной реакцией.

– Нет-нет, дело не в вас.

Снова ложь.

– Разумеется, не во мне, – согласился Хеннинг. – Дело в том, что я для тебя значу. Я работаю в интернате, куда ты должен пойти учиться. А тебе, судя во всему, этого не хочется. Ты чувствуешь себя одиноким, брошенным и всеми отвергнутым, ты скучаешь по своей прежней жизни, не так ли?

Симону не хватило сил ответить. Казалось, его голова сделалась совершенно прозрачной – во всяком случае, для Хеннинга.

– Как я уже сказал, я хорошо тебя понимаю, – продолжал заместитель директора. – Я ведь тоже потерял родителей. Они умерли друг за другом, когда мне и двадцати не было. У отца случился инсульт, а мать вскоре умерла от рака поджелудочной железы. И я чувствовал себя так, будто кто-то выбил почву у меня из-под ног. Для тебя все наверняка еще тяжелее. Автокатастрофа – внезапное событие. Но, каким бы образом ни теряли мы дорогих нам людей, все равно ощущаешь себя деревом с вырванными корнями, правда?

Симон кивнул:

– Да, с этим нелегко смириться.

– Увы, это так, – подтвердил Хеннинг. – Но это легче пережить, если рядом есть кто-то, кто способен тебя понять. Хочу, чтобы ты знал: я могу стать для тебя таким человеком. Если тебе захочется поговорить, ты всегда можешь ко мне обратиться. В любое время.

– Большое спасибо, – ответил Симон, опасаясь, как бы Хеннинг не положил руку ему на плечо. Один из его бывших учителей, тоже набивавшийся в лучшие друзья учеников, часто так делал. А Симон это ненавидел. Он не выносил, когда люди прикасались к нему без спросу.

Но Хеннинг давать волю рукам не собирался.

– Возможно, когда-нибудь ты в самом деле отправишься со мной на греблю, – сказал он, снова одаряя Симона сияющей «рекламной» улыбкой. – Буду только рад, тебе точно понравится, готов поспорить!

– Конечно, – поддакнул Симон. – Но вы напрасно обо мне беспокоитесь. У меня есть тетя и брат. И его подруга. Я не одинок.

– Твой брат и его подруга, – медленно повторил Хеннинг, бросив взгляд на дверь квартиры Майка.

И сразу посерьезнел. Казалось, он о чем-то задумался. И тут же снова улыбнулся Симону, и в этот момент мальчик понял, что его так отталкивает в Хеннинге. Именно эта улыбка! Она была наигранной. И за ней что-то скрывалось.

– Ну ладно, мне пора идти, – сказал Хеннинг, и у Симона камень упал с души. – Жаль, что ты не хочешь составить мне компанию. Желаю тебе прекрасного дня!

– Спасибо, взаимно.

Хеннинг пошел к своей машине, из багажника которой торчали две пары весел. Он еще раз взглянул на Симона и кивнул в сторону грядок Тилии. Они выглядели такими идеально ухоженными, что их можно было фотографировать для рекламы магазина для садоводов.

– Приятной работы на огороде! Привет тетушке.

Когда учитель выехал со двора, Симон глубоко вздохнул. Нет, в состязаниях по лжи чемпионом ему точно не быть… И в то же время он странным образом не чувствовал за собой вины. Что-то подсказывало ему, что он повел себя совершенно правильно.

«Милые – самые опасные, – шепнул ему внутренний голос, странно походивший на голос Джессики. – Волки в овечьей шкуре».