Часть 2

— Почему в лагере ты не ходила на занятия? — в тридцатый раз спросила мама.

Шел уже сентябрь, на даче мы собирали смородину.

— Не ходила.

— Я для чего тебя туда отправляла? Заниматься физикой и математикой!

Но мама не злилась. После приезда я три дня без устали рассказывала ей про лагерь, и она должна была понимать, что там… не до математики.

Рассказывая, я входила в подробности, вспоминая всё новые и новые нюансы, да так, что иногда ощущала: я не знаю, где нахожусь. Будто еще там, в лагере. Закрывая глаза, я «видела»: вот, руку протяни, тут наш корпус, залив, закат, сухая трава, песок, всё в деталях. Открывая, замечала листья смородины, пожелтевшие, увядшие. Четкие прожилки на них говорили, уже…ОСЕНЬ.

Как осень? Я не понимала, ведь, уезжая в лагерь, была на сто процентов уверена, осени не будет. Причем никогда! Я ехала В ЛЕТО, и оно обязано длиться вечно. Но листья смородины поражали своей реальностью и… абсолютной ненужностью.

— Эй! — иногда мама отвлекала меня. — У тебя глаза, как та смородина!

— В смысле?

— Они тусклые… Не могу объяснить, словно не отражают, как обычно, а наоборот, поглощают свет… Всё поглощают… И зрачки расширяются, расширяются… А потом из черноты откуда-то уже смотрят… Это ненормальный взгляд… Сумасшедшего…

Я пыталась прийти в себя, скинуть, как морок, воспоминания. Только что-то в них было не так… но что, не могла нащупать.

— Ты забыла Сашу? — мама, конечно, интересовалась моей «любовью», вернее, ее благополучным разрешением.

Я задумалась.

— В один момент он пропал. Как-то решила о нем подумать, а потом обнаружила, что ничего не помню. Вернее, как бы помню все, но в этом чего-то не хватает. Как будто его не существовало или… в общем… странное ощущение. Хотя так оно и есть, особо нечего вспоминать.

— А что ты чувствуешь к Гере? — спросила мама.

— Не знаю, — ответила ей честно. — Он для меня как два разных человека, одного из которых я терпеть не могу, а к другому, не понять, что чувствую.

Первого сентября я пошла в школу. Парты, кабинеты, астры.

— Это последний год… Потом будете скучать! — доносилось со всех сторон, но мне почему-то казалось, что по школе я скучать не буду.

Кто-то проникался духом выпускного класса, кто-то видел особый смысл в белых бантах и фартуках, но меня это не интересовало. Воспоминания о лагере то и дело одолевали меня, иногда наполняли счастьем, иногда заставляли трястись от злости, дергаться. Они были столь навязчивы, что я не знала, что с ними делать. В памяти находилось все больше и больше деталей, многие моменты сопоставлялись и виделись четче. Например, Гера часто злился на меня. Однажды отрядом мы поехали в город на заказанном для нас маленьком автобусе. Мест не хватало, я села к Гере на колени, рядом Галя, и была счастлива, что самая привилегированная! А как же! Еду с собственным парнем и лучшей подругой одновременно! Прядь Гериной челки плотно окручена разноцветными нитками, впервые это увидела и поняла, что постарался кто-то из девчонок.

— Что это? — спросила его.

Гера изобразил: «Ничего особенного» и занервничал. Он не переносил мой взгляд и страстно желал, чтобы я отвернулась к окну и прекратила его разглядывать. Но я же, заигрывая, наоборот продолжила рассматривать плетение тщательнее, да еще и перебирать руками.

— Что ты делаешь? — спросил Гера, еле сдерживая свою нервозность.

— Издеваюсь, — я пошутила.

— Ты и умеешь только издеваться! — кинул он зло и отвернулся сам.

Но мне почему-то фраза польстила, я усмехнулась, фраза мне понравилась.

Гера хотел власти надо мной и всеми силами старался ее добиться: поставить меня на место, как-то задеть. Иногда у него очень даже получалось. Например, мы вышли из автобуса, я заметила, что он в кроссовках. Все парни ходили в сланцах даже на дискотеку, и так надоел их затрапезный вид, что я, подчеркивая свое уважение к Гере, сказала:

— О! Ты даже носки надел! — может, получилось, не очень, потому что он опять зло отреагировал.

— Кроссовки без носков не носят! — как отрезал.

Конечно, я почувствовала себя дурой, вспомнив, что на каблуках пришла на пляж! К тому же была не уверена: если бы сама надела кроссовки, то с носками или без?

Я попросила нести свою кофту, Гера взял ее, но недовольно возмутился:

— Зачем ты вообще ее взяла?

— Я думала, будет холодно…

Гера изобразил на лице: «Как вообще здесь может быть холодно!», и, конечно, я снова почувствовала себя дурой. Но всё это мелочи, потому что по-крупному Гера не мог со мной справиться. Я чувствовала это, он это знал. Его тянуло ко мне какой-то неведомой силой, и он бесился, что ничего не может сделать, а я этим пользуюсь.

В террариуме, куда мы с отрядом направились, я перебегала от одного стенда к другому, не заботясь о нем, а он следовал за мной, как привязанный. У аквариума с невзрачными рыбками я остановилась:

— Пираньи, — прочитала на табличке, Гера тоже заинтересовался.

— Они мне палец откусят, если руку опущу?

— Не знаю, — ответила ему, не думая, что он будет совершать эксперименты, но Гера опустил палец в воду.

Мне это жутко не понравилось. А вдруг, правда, тяпнут. Само ожидание, очень противно, как в фильмах ужасов, боишься не когда уже режут, а вот-вот начнут. Я нахмурилась и посмотрела недовольно на Геру. Он опустил палец еще ниже. Я выразила недовольство сильнее, снова взглянула на Геру, а он ликовал! Еще бы! Нашелся повод, где я не на высоте! Я нервничаю!!!

— Прекрати! — сказала ему, Гера рассмеялся, радуясь.

И хотя я немного подыгрывала, на самом деле было неприятно, хотелось самой уже вытащить Герину руку, но это, конечно, доставило бы ему еще большее удовольствие. И я воспользовалось тем, чего он победить не может, — отсутствием меня. Отбежала от аквариума и считала секунды, когда он снова окажется рядом. Он подошел как ни в чем не бывало, а около крокодильчиков попросил его сфотографировать.

А! Запечатлеть момент триумфа! Я догадалась, когда Гера снова опустил палец в воду к маленьким крокодилам, просто светясь от счастья.

Он часто раздражал, но в то же время его отношение ко мне безумно нравилось. Иногда в одном движении из него выливалось столько страсти, что мне оставалось замереть и думать, неужели это никто не видит. У памятника, мы фотографировались отрядом, дурачились, потом Гера попросил снять нас вдвоем и притянул меня к себе с такой… силой…

Но это замечали и завидовали. Если бы только девчонки… Вожатая!!! Ольга Николаевна. Мы ходили с ней и еще с одним парнем, вчетвером, за кассетами. Заблудились, устали, сели на лавочку. Мальчики пошли узнавать, в какую сторону нам идти, а я осталась с Ольгой Николаевной. И ее первый вопрос был о Гере:

— Вы давно встречаетесь?

— Нет, мы только здесь познакомились, — ответила ей точно так же, как и девчонкам.

Она подумала немного, а потом произнесла с легкой завистью в голосе:

— Он к тебе так относится…

Скорее даже не с завистью, а с желанием выведать какую-то тайну. Что я СДЕЛАЛА? И сожалением, что это выведать невозможно.

Всё это было настолько необычно: собственный парень, его чувства, авторитет у девчонок, лето, море, юг. Иногда я не узнавала себя, но… именно Герино отношение, я словно бы об этом… знала. Задолго, год или больше до Геры, но я мечтала о подобной страсти, именно о таком к себе отношении. И в Гере я больше узнавала это, чем наблюдала впервые. Он был словно воплощение каких-то старых, давно забытых «заказов».

Мы возвращались обратно, ехали в том же автобусе, слова Ольги Николаевны не выходили из головы. Хотелось поговорить с Герой, но не о каких-то пустяках, а душевно.

— Я тебя вспомнила! — попыталась начать разговор, последние несколько дней только тем и занималась, что рылась в памяти, пытаясь восстановить образ того парня, сидевшего сзади меня и наклонившегося вперед, чтобы ко мне обратиться. — Я помню, когда ты время спрашивал!

Гера прореагировал странно, вместо того, чтобы обрадоваться и начать совместно вспоминать детали, сделал вид, что ему неинтересно. Он пожал плечами и больше ничего не сказал. Я решила сделать еще одну попытку вывести его на разговор:

— А ты еще кого-нибудь помнишь, кроме меня?

— Не особо! — Гера ответил «особо» подчеркнуто равнодушно. — Громова помню… Еще нескольких.

— Громова и я помню! — невольно усмехнулась, во время отрядного фотографирования, Громов «случайно» оказался рядом со мной и Герой, и изображал, что меня не видит.

Гера молчал, не поддерживая разговор. И вдруг на мгновение показалось, что я видела Геру в ШОДе не только один раз. Парень, сидевший сзади, он был в синей джинсовке. И мой сосед, кто сидел со мной на физике, кто на осенней сессии не обращал на меня внимания, а я специально, на зло, к нему садилась.

— Ты носил синюю джинсовку тогда?

— Угу, — Гера отвечал очень неохотно.

— И цвет такой темный, да? Не просто синий, а темно-синий… — я покрутилась по сторонам, чтобы найти пример.

— Угу.

— А ты, случайно. Со мной на физике… не сидел?

Нет! Тут же ответила себе, поняв, что сморозила ерунду. Гера не мог быть моим соседом, и не мог со мной сидеть на физике. Тот был маленький, невзрачный, какой-то второсортный. На Геру точно не походил.

— Сидел.

???

Да ладно!!! От удивления я выпалила первое, что пришло в голову:

— Так, значит, это ты был тем мальчиком, который сидел со мной и изображал, что сидит один?

Гера напрягся и зло произнес:

— Что, я базарить с тобой должен? — и отвернулся к окну, показывая, что разговор закончен.

Почему базарить? Не поняла я. И снова стало неприятно.

— А это не он был у директора? — спросила мама, прервав мои воспоминания.

— У какого директора?

— Когда мы в первый день пришли в ШОД, сразу отправились к директору, чтобы найти тебя в списках. Там были не только мы, но еще и мальчик с какой-то девочкой. Мальчик как-то обращал на себя внимание, такой активный, деловой…

Я начала припоминать. Действительно, в кабинете тогда села на диван ожидать своей очереди, парня особо не разглядывала, но в память врезалось, как он бойко что-то выяснял у директора. И еще то, что я ему понравилась, хотя в чем-то конкретном обвинить его не могла. Но тогда я быстро выкинула это из головы, решив, что он — первая ласточка моих будущих побед. Он не был высок, плюс худоват и темноволос. Да и одет слишком просто.

— Это он и был! — подтвердила маме.

Какого черта! Получается, что Гера — тот, кого я ПЕРВЫМ увидела в ШОДе? Первым?

— Он как-то обращал на себя внимание! — смеялась мама. — Еще с ним девочка была, но невзрачная. Он явно выделывался не перед ней.

— Теперь понятно, почему сосед обрадовался, когда села к нему на физике. Я сделала это потому, что нужна была первая парта, у соседа тогда заметила улыбку, слишком радостную и связанную со мной, но решила, что показалось. Я не узнала! А затем садилась к нему снова и снова почти на каждом уроке и при любом удобном случае! Нормально! Но джинсовка, ухо и шея — это всё, по чему его определяла! А потом в поезде мне даже в голову не пришло, что этот высокий парень, который на меня так странно смотрит, оказывается, мой сосед. Я еще добивалась, чтобы он в ШОДе посмотрел на меня! В тетрадь заглядывала, на месте крутилась. Но он не смотрел! Решила, что его ничего не берет! Вот это НЕ БЕРЁТ!!

— А на зимней сессии, ты говорила, соседа не было?

— Я поискала пару раз глазами, заметила похожего, но он не проявил ко мне интереса, и я подумала, это не сосед, а если и сосед, то уже не важно. На зимней сессии я была в таком состоянии, что серьезно боялась выпасть из времени, перепутать кабинеты, оказаться не в той группе и даже не заметить этого. Ходила следом за кем-то, кто был на каждом занятии… Стоп!!!! На зимней сессии я использовала Геру в качестве семафора! Я по нему определяла свою группу!!! И даже не помнила этого! Точно! Я искала его по темно-синему цвету! Он не был для меня человеком, искала только ТЕМНО-СИНИЙ цвет. Значит, смотрела на него! А он видел! И что-то там себе думал! И еще стоял со мной у окна, когда чуть не плакала… И на вокзале, когда поехали в лагерь… Господи! Я не могла отвести взгляд от парня с багажом! А это тоже был он!!! По непонятной причине голова сама поворачивалась. В какой-то момент даже смотрела на него безотрывно, потому что считала, он не может обращать на меня внимание. В школе Гера казался маленьким, а на вокзале парень был взрослым, лет восемнадцать или девятнадцать. А я еще радовалась этому! Вот, смотрю на парня и не стесняюсь, потому что мы как два параллельных мира, никогда не соприкоснемся и слава богу… Что за странные мысли, и почему я его не узнавала? А потом на вокзале он еще прошел мимо меня по странной траектории. И опять же, это был другой человек, уже мой ровесник. Почему я всегда воспринимала его как разных людей? В поезде чей-то навязчивый взгляд в спину. Я не знала о его существовании, но чувствовала. Когда останавливалась в проходе, аж спину жгло.

В связи с этим открытием я перелистала все дневники за десятый класс, надеясь найти хоть какие-то следы Геры. О Гере была единственная запись.

«Никто мне не нужен! — писала я, когда обиделась на Сашу. — Нет, нужен! Хочу того парня, с которым сидела на физике!»

И что? Среди всех этих мечтаний и размышлений о Саше. Вот именно эту случайную фразу нужно было исполнить???

Но, самое интересное, 25 июня, то есть чуть больше месяца до поездки в лагерь, я записала сон. Я редко фиксировала сны о людях, которых не знала в жизни, но этот был настолько ярким:

Прочитав запись, я глубоко задумалась. Это же полное описание Геры! Но ДО ЛАГЕРЯ. Я бы подумала, что это подстава, какой-то обман, чья-то злая шутка. Но запись была сделана моей рукой и шла неразрывно с событиями того периода. Единственно, она отличалась цветом, была написана оранжевой гелевой ручкой. Нет, не для того, чтобы как-то выделить, а просто под рукой другой не было. От этого трудно читалась и нечасто попадалась мне на глаза.

Почему 25 июня? Пыталась размышлять я. Никаких событий…

Пролистала дневник дальше в поисках ответа. Примерно в это же время пришло подтверждение, что я поеду в лагерь. Но ведь его мог получить и Гера. И что? Представил… МЕНЯ?

Через неделю были готовы фотографии из лагеря. Гера вышел неплохо, я тоже. Принесла снимки в школу, чтобы показать Дашке и Любе, но пришлось показывать всем, даже «б» классу.

— Ничего такой, — прокомментировала Олеся, что звучало серьезным комплиментом Гере, и только Дашка, дура, заметив Никиту, заявила, что я не того кадрила.

— Чего ты понимаешь!!! — поставила ее на место и, видимо, так хорошо, что Дашка затем у меня выпросила фотографию, где я с Герой у памятника.

— Зачем тебе? — спросила ее чисто риторически, хотя понимала, что для всех это СИМВОЛ. Гера на фото, так прижимал меня к себе, чуть наклонившись в мою сторону, что чувствовался порыв, невероятная страсть! Плюс сам памятник подчеркивал ее — фигура мужчины из гранита напряженно держала развевающийся флаг.

Люба и Дашка решили однозначно, что Гера в меня влюбился. Причем с их слов: «ПО-НАСТОЯЩЕМУ!!!» И так были уверены, что пытались мне доказывать.

— Тебе повезло в любви! — говорила не без зависти Люба, а я усмехалась и думала про себя:

Да уж, повезло! Одного любила я — он оказался сволочью, другой меня — и я для него стерва. Никто никого не простит, никто никому не верит. И это называется ВЕЗЕНИЕМ!

У меня же фотографии вызывали противоречивые чувства. Иногда я дергалась, глядя на них, чувствуя ненависть и раздражение, отчего кулон, который подарил Гера, вернее, который у него выпросила, отдала Дашке, но иногда приходило счастье, сильное до такой степени, что, казалось, скоро выльется через край.

Одно из самых любимых моих воспоминаний, которое заставляло меня вскочить с дивана, включить музыку и танцевать, танцевать, танцевать, представляя, было то, как Гера лечил мне ухо. Мы вернулись из поездки в город, и после обеда я почувствовала резкую боль в ухе. Тогда я сидела в комнате на кровати, спустив ноги на пол. Галя — напротив, я зажимала ухо, переживая приступы резкой боли. В таком виде Гера и застал меня, когда зашел в комнату.

— Что? Ухо стреляет? — догадался он почему-то сразу.

Я пролепетала что-то нечленораздельное, тут же ощутив, будто через ухо со всего размаха в меня воткнули толстенную иглу, да еще с шипами.

— Ща вернусь, — Гера сказал и вышел, а через какое-то время вернулся с пузырьком спирта и ватой.

Я взглянула на это с недоверием. Но Гера уже накручивал вату на спичку и обмакивал в спирт.

— Ложись, — скомандовал он, садясь на мою кровать, имея в виду, что я должна лечь головой к нему на колени.

Я так и сделала, освободила ухо от волос и почувствовала жжение спирта, а через некоторое время приятное тепло. Ухо стало стрелять реже.

В это время Галя успела смыться, а может, сказала и блондинкам, чтобы не заходили, но в течение всего тихого часа, нас с Герой никто не беспокоил и даже не заглядывал. Я просто лежала щекой на его коленях и радовалась, что такое произошло в моей жизни.

Когда шея затекла и требовала немедленной смены положения, я, закрыв глаза, перевернулась на спину, чувствуя, как мое лицо обнажено под его взглядом, как сейчас видно каждую неровность кожи, каждый недостаток, прыщик или пятнышко от него. Было боязно, но скоро напряжение спало, и я позволяла себе даже немного морщиться, когда ухо давало о себе знать.

Гера тоже изображал, что спит, он прислонился к стене и закрыл глаза. Чуть разомкнула ресницы я проверила это. И тут же их захлопнула. В таком виде он мне не понравился. А через некоторое время вдруг ощутила на губах что-то влажное. От неожиданности вздрогнула всем телом и резко отвернулась. Потом подумала, что это глупо, вернула голову на место, еще плотнее закрыв глаза. Гера прикоснулся ко мне губами снова, я чуть разомкнула рот, он нежно поцеловал еще раз и отстранился. Это был самый прекрасный момент, и мне хотелось, чтобы он длился вечно. Кстати, ухо с тех пор больше никогда не болело.

Но на следующий день было уже не так, Гера пропадал почти все время на репетициях «Мисс отряда», я ждала, когда этот дурацкий конкурс пройдет. Вечером на сцену вышли Наташка, Юлька и Ирка в белых бальных платьях, я впервые пожалела, что не участвую. Ибо ВСЕ смотрели на них! Смотрели с восхищением! На них! Не на меня! Даже Гера умчался щелкать их на фотоаппарат, забыв о моем существовании.

Победительницей выбрали Наташку, надели на голову диадему, и она стояла, широко и счастливо улыбаясь. Я ощущала себя в толпе серой и невзрачной мышью. А Гера! Гера стоял в очереди, чтобы сфотографироваться с ней, с Мисс отряда! На мой, кстати, фотоаппарат. Он даже не пришел, когда началась заключительная песня.

— Друзья! Встаньте! Возьмитесь за руки! — объявил ведущий, а мне было некого взять.

Только Громов оказался в нескольких метрах, и тогда подошла к нему, чтобы хоть кого-то взять «за руку». К тому времени он уже вскочил с ногами на скамейку, потому что «встаньте» у него обозначало именно это. Я тоже последовала его примеру, на каблуках забралась на скамейку, вставая с ним рядом.

Громов повернулся ко мне, вернее, демонстративно опустил голову вниз:

— Ты такая маленькая! — произнес он то ли удивленно, то ли… нежно.

Я подумала, что «мечты» сбываются, но в какой-то странной, только в им одним известной последовательности. Громов слишком часто участвовал в моих фантазиях, но не в качестве моего парня, а… почему-то встречающего на остановке, куда провожал Саша. Эта фантазия в десятом классе была столько раз проиграна в воображении, что при виде Громова я не могла не вспоминать об этом. И каждый раз одно и тоже: вместо Дёси на остановке меня встречает Громов с каким-то его другом. Снова и снова.

Я протянула Громову ладонь, он взял ее и поднял вверх. Через какое-то время подошел Гера, встал с другой стороны и тоже взял мою руку. И это тоже… То ли прошлая фантазия, то ли предчувствие будущего, я не знала, что это было, но ловила запах черной, сладкой ночи, звуки музыки, и, боже, счастье!

На дискотеке Гера подошел приглашать меня танцевать так равнодушно, словно ни на минуту не сомневался в моем согласии. Приглашать, танцевать со мной стало рутиной. Конечно, мы же это делаем каждый день, что тут интересного? Стало обидно, но я все же согласилась. Перетерпела один танец, второй. А на «Титаник», последний танец, Гера подошел ко мне с лицом уже не просто равнодушным, а с таким, что я — ОБЫДЕННОСТЬ!

Я не знала, как реагировать, внутри собиралась злость, обида, все же согласилась, но когда Гера спросил:

— Подождешь меня в корпусе? — опять же равнодушно, ни капли не сомневаясь, что подожду, то вместо ответа сняла его руки со своей талии, развернулась и ушла.

Я — не обыденность!

Не собиралась даже ждать его, схватила Галю и почти до самого отбоя болтала с ней в беседке. Медленно, но злость на Геру отступала, да и сам он тоже. Говорила почти все время я, и иногда то, что саму удивляло. Так не думала… а оно звучало как-то умно, глубоко и… странно.

Галя слушала, открыв рот, периодически восхищаясь, что многое из того, о чем я говорила, она слышала впервые, а о некотором никогда не задумывалась. Да я, собственно, тоже, но это шло из меня САМО. Галя утверждала, что у меня на ВСЁ свое мнение, что я ВСЕГДА смотрю на вещи под каким-то особым углом. Но, самое главное, она спросила меня:

— А ты в курсе, что утром и вечером ты как два разных человека?

Я не знала.

— Днем ты беззаботная. Очень простая. Смеешься, тянешь меня куда-то. А вечером ДРУГАЯ! Другая, понимаешь? Как ДРУГОЙ человек! Совершенно с тобой не связанный! Такой рассудительнный, степенный. Говорит, как лекции читает. Не ты!

У меня раздвоение личности?