Впервые Том Уайт увидел повешение преступника еще мальчиком, а палачом был его отец. В 1888 году Роберта Эмметта Уайта избрали шерифом техасского округа Тревис, куда входил Остин, в ту пору город с населением едва за 15 тысяч. Высокого роста и с густыми усами, Эмметт — он предпочитал именно это имя — был беден, суров, трудолюбив и благочестив. В 1870 году, в возрасте восемнадцати лет, он переехал из Теннесси на все еще дикий Фронтир центрального Техаса. Четыре года спустя женился на матери Тома, Мэгги. Жили они в бревенчатой хижине в дикой холмистой местности за чертой города Остина, где пасли крупный рогатый скот и ковыряли землю ради любого пропитания, которое она могла дать. Родившийся в 1881 году Том стал третьим из пятерых детей; кроме Дока, самого младшего, у него имелся и старший брат — сорвиголова Дадли, с которым они были особенно близки. Ближайшая школа — с одной комнатой и одним учителем на восемь классов — находилась в трех милях, и добираться туда Тому и его братьям и сестрам приходилось пешком.

Когда Тому было шесть, умерла мать — скорее всего, от осложнений после родов. Ее похоронили на пустоши, постепенно зараставшей травой. Эмметт остался один с детьми, которым не было и десяти лет. В книге XIX века, посвященной выдающимся техасцам, о нем говорилось: «Мистер Уайт принадлежит к тому классу крепких, основательных фермеров, которыми гордится округ Тревис. … Здесь его хорошо знают, и люди всецело доверяют его энергичному и цельному характеру». В 1888 году делегация горожан упросила Эмметта баллотироваться в шерифы, что он и сделал, легко одержав победу. Так отец Тома стал законом.

Как шериф, Эмметт отвечал за окружную тюрьму в Остине и переехал с семьей в дом по соседству. Тюрьма напоминала крепость — с решетками на окнах, холодными каменными коридорами и расположенными во много ярусов камерами. В первый год службы Эмметта там содержалось около 300 заключенных, в том числе 4 убийцы, 65 воров, 2 поджигателя, 24 грабителя, 2 фальшивомонетчика, 5 насильников и 24 считались душевнобольными. Впоследствии Том вспоминал: «Я рос практически в самой тюрьме. Я мог посмотреть из окна спальни и увидеть коридор и двери некоторых камер».

Перед его глазами словно бы разворачивалось Священное Писание: добро и зло, искупление и проклятие. Однажды в тюрьме вспыхнула всеобщая потасовка. Пока шериф Уайт пытался утихомирить бунтовщиков, дети побежали в расположенное по соседству здание суда звать на помощь. Газета «Остин уикли стейтсмэн» опубликовала об этом происшествии статью, озаглавленную «КРОВЬ, КРОВЬ, КРОВЬ: ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА ПРЕВРАТИЛАСЬ В НАСТОЯЩИЙ УБОЙНЫЙ ЗАГОН». Журналист описал сцену, свидетелем которой стал молодой Том: «За время работы в газете автор этих строк навидался много кровавого и отвратительного, но ничто не сравнится по омерзительности со зрелищем, представшим перед его взором, когда он вчера около половины пятого дня вошел в окружную тюрьму. Куда ни глянь, повсюду была одна лишь кровь».

После инцидента, в котором пять человек получили тяжелые ранения, Эмметт Уайт стал суровым, даже непреклонным шерифом. Тем не менее он относился к заключенным с уважением, а производя арест, не размахивал револьвером. Отец не особо распространялся о законе или своих обязанностях, однако Том видел, что он всегда одинаково обращался со всеми узниками — неграми, белыми или мексиканцами. В те времена линчевание — внесудебные расправы, в особенности над черными на Юге — было одним из самых вопиющих провалов американской правовой системы. Всякий раз, когда Эмметт слышал, что местные собираются устроить «галстучную вечеринку», он спешил, чтобы постараться им помешать. Однажды репортер отметил: «Если толпа попытается забрать негра у шерифа, будут проблемы». Молодых осужденных за ненасильственные преступления Эмметт отказывался помещать в тюрьму со старшими и более опасными преступниками, а поскольку другого места для них не было, оставлял их у себя дома со своими детьми. Одна девушка прожила с ними несколько недель. Том так и не узнал, за что ее приговорили к заключению, а отец никогда об этом не рассказывал.

Мальчик часто задавался вопросом, почему преступники совершили то, что совершили. Некоторые заключенные казались испорченными до мозга костей, в них словно бы жил дьявол. Другие — душевнобольными, видевшими недоступное другим. Однако многие шли на отчаянный шаг — часто жестокий и подлый, — а потом каялись, ища искупления. В каком-то смысле они наталкивали на самые страшные раздумья, показывая, что зло способно овладеть каждым. Том с семьей посещал местную баптистскую церковь, и проповедник говорил, что все грешны — даже такой защитник справедливости, как Эмметт. Эти загадки, Том так никогда и не разрешил, хотя бился над ними, кажется, почти всю свою жизнь.

Том видел, как работает его отец. В любой час дня или ночи, даже в воскресенье, Эмметта могли вызвать преследовать преступника. Криминология оставалась примитивной: шериф хватал пистолет, собирал всех свидетелей случившегося, вскакивал на лошадь и устремлялся в погоню. Также он держал свору бладхаундов, которую порой пускал по следу.

Летним днем 1892 года, когда Тому был одиннадцать, Эмметт бросился в погоню с ищейками: прямо в седле был застрелен отец семейства. Шериф заметил, что шагах в тридцати от места, где лежал труп, земля была утоптана и валялся обгоревший пыж — там стоял стрелявший. Уайт спустил собак, те побежали по следам, но, как ни странно, привели обратно в дом. Когда шериф Уайт собрал показания свидетелей, он понял, что убийца — сын жертвы.

Спустя несколько недель отца Тома снова вызвали — на этот раз ловить насильника. Газета «Стейтсмэн» писала: «ИЗНАСИЛОВАНА СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ… Стражи порядка преследуют по горячим следам безжалостного злодея, который вытащил миссис Д. К. Эванс из двуколки, жестоко избил ее и надругался над ней». Несмотря на изнурительную погоню, поймать преступника не удалось. В таких случаях отец Тома уходил в себя, словно мучимый какой-то страшной болезнью. Журналист отмечал, как в другой раз «шериф Уайт день и ночь не мог думать ни о чем другом» до такой степени, что «поимка беглеца стала единственным смыслом его существования».

Каждый раз, когда шериф уносился в темноту, бладхаунды выли, а Тома охватывала страшная неуверенность, вернется ли отец или, как мама, навсегда исчезнет из его мира. Хотя защита общества с риском для жизни требует огромного мужества и отваги, у подобной самоотверженности, по крайней мере в глазах близких людей, есть оттенок жестокости.

Однажды бандит приставил ствол к голове Эмметта, и тому лишь чудом удалось вырвать оружие. В другой раз, в тюрьме, заключенный выхватил нож и ударил шерифа сзади. Том видел нож, торчавший из спины, брызнувшую на пол кровь. Было удивительно, сколько ее в человеке, в его отце. Заключенный пытался повернуть лезвие, и казалось, Эмметт вот-вот испустит дух, как вдруг он ударил нападавшего пальцем в глаз и выбил его, и Том увидел, как тот свисает из глазницы. Все кончилось хорошо, однако эта картина преследовала Тома всю жизнь. Как можно простить грешника, который пытался убить твоего отца?

Первое повешение, свидетелем которого стал Том, произошло в январе 1894 года. Девятнадцатилетний чернокожий Эд Николс был осужден за изнасилование и приговорен к «повешению за шею до наступления смерти». Исполнение казни — до того не проводившейся в округе уже добрых десять лет — было обязанностью шерифа.

Он нанял плотника для сооружения виселицы у южной стены тюрьмы, единственного места, где позволяла высота потолка. Происходило это буквально в двух шагах от камеры Николса, и приговоренный — настаивавший на своей невиновности и продолжавший надеяться на помилование губернатора — слышал, как пилят и сколачивают доски, пилят и сколачивают, с каждым днем все проворнее. Отец Тома был полон решимости произвести казнь быстро и милосердно, и едва сооружение было готово, несколько раз испытал его действие на мешках с песком.

Губернатор отклонил последнее прошение о помиловании, сказав: «Да свершится правосудие». Отец Тома передал новость Николсу, который молился в камере. Он пытался сохранять спокойствие, но руки у него задрожали. Он сказал, что хотел бы побриться и надеть на казнь хороший черный костюм. Шериф пообещал исполнить его пожелания.

В день казни 12-летний Том стоял на внутренней галерее тюрьмы. Никто его не гнал, даже отец, который повел к эшафоту одетого в новый костюм Николса. Время, оставшееся приговоренному, измерялось каждым шагом и вздохом. Том слышал, как проповедник прочел его последнее заявление:

— Шериф Уайт был ко мне очень добр. Я чувствую себя готовым к смерти. Моя душа пребывает в мире со всем человечеством.

Затем проповедник произнес свое напутствие.

— Эду Николсу скоро предстоит отправиться в вечность, — сказал он. — Шериф Смерть на черном коне уже совсем рядом, скачет забрать его душу, чтобы она предстала перед высшим судом, во главе которого восседает сам Бог, заступником выступает Его сын, Иисус, а обвинителем — Дух Святой.

Когда он закончил, Том услышал знакомый голос. Это отец зачитывал смертный приговор. На шею Николса набросили петлю, а на голову надели черный капюшон. Лицо приговоренного исчезло, Том видел теперь лишь держащего рычаг отца. Без двух минут четыре он открыл люк. Тело сначала упало, а потом резко подпрыгнуло. По толпе прокатился ропот удивления и ужаса. Несмотря на всю тщательную продуманную конструкцию, Николс продолжал трепетать, жизнь не покидала его.

— Он еще долго брыкался и дергался, — вспоминал впоследствии Том. — Словно никак не желал сдаться и умереть.

Наконец тело замерло, и его сняли, перерезав веревку.

Возможно, именно став свидетелем этой и других казней или того, каким тяжелым испытанием они становились для отца, или, быть может, опасаясь, что система способна обречь на смерть невиновного, Том вырос со стремлением противостоять тому, что называют «узаконенным убийством». Он пришел к пониманию закона как борьбы за подавление сильных страстей не только в других, но и в себе самом.

В 1905 году, когда Тому было 24, он завербовался в подразделение техасских рейнджеров. Созданные в XIX веке как добровольное гражданское ополчение для борьбы с индейцами на Фронтире, а позже мексиканцами вдоль границы, со временем рейнджеры превратились в своеобразную полицию штата. Те, против кого они сражались, всегда презирали их за жестокость и метод «сначала стреляй, потом разбирайся». Однако белые поселенцы видели в них героев. Позднее Линдон Б. Джонсон говорил: «В Техасе каждый школьник вырос на рассказах о рейнджерах. И я не исключение».

Дадли также подпал под обаяние легенд и вступил в отряд в один год с Томом, а вскоре к ним присоединился и Док. Еще один брат, Коли, впоследствии пошел прямо по стопам отца, став шерифом округа Тревис. Док вспоминал простой совет, данный ему отцом при поступлении на службу в правоохранительные органы: «Собери все доступные доказательства, сынок. Потом поставь себя на место преступника. Хорошенько все продумай. И ничего не упускай».

Наряду с Доком и Дадли, назначенными служить в разные подразделения рейнджеров, Том получал мизерное жалованье в 40 долларов в месяц — «как у погонщика скота», по его выражению. Он прибыл в свой отряд, стоявший лагерем в шестидесяти пяти милях к западу от Абилина. Другой рейнджер как-то описывал свой приезд в лагерь: «Сцена была достойной пера. Длиннобородые и усатые мужчины, за исключением широкополых фетровых шляп одетые кто во что горазд и сразу безошибочно узнаваемые как техасские рейнджеры по поясным ремням с револьверами, занимались стиркой одеял, чисткой и починкой оружия, готовили на кострах, ухаживали за лошадьми. Никогда еще не доводилось видеть картины более сурового быта».

В отряде Том постепенно набирался полезных навыков, беря пример с самых опытных рейнджеров. Если внимательно наблюдать и не слишком увлекаться спиртным или девицами, как многие, можно было научиться идти по лошадиному следу в густых зарослях — даже если хитрые воры, как однажды обнаружил Том, перековали подковы задом наперед. Он усвоил маленькие трюки: каждое утро переворачивать сапоги, куда мог заползти скорпион или другая тварь, а прежде чем улечься на ночь, встряхивать одеяло от гремучих змей. Узнал, как избежать зыбучих песков и найти ручей в выжженной солнцем местности. Понял, что если не хочешь ночью попасть бандитам на мушку, лучше как воплощение зла ездить на черной лошади и одеваться в черное.

Вскоре последовало первое задание: вместе с капитаном и сержантом преследовать угонщиков скота в округе Кент, к северу от Абилина. Как-то Том с сержантом остановились у магазина купить еды. Привязали лошадей и вошли, и тут сержант спросил новичка, где его винчестер. Том ответил, что в чехле у седла. Известный крутым нравом сержант заорал:

— Никогда больше не бросай оружие! … Немедленно возвращайся, принеси его и всегда держи при себе.

Получивший нагоняй Том принес винтовку и совсем скоро, когда их выследили угонщики скота, понял настойчивость сержанта. Несколько раз им пришлось уходить из-под обстрела, прежде чем они в конце концов задержали банду.

Постепенно Том набирался все больше опыта борьбы с теми, кого именовал «отребьем»: угонщиками скота, конокрадами, сутенерами, контрабандистами, грабителями, бандитами и прочими правонарушителями. Когда он вместе с другим рейнджером, Оскаром Раундтри, получил приказ очистить от сброда городок Боуи, пастор писал капитану Уайта, что был свидетелем того, как «всего два присланных вами человека изгнали из города все преступные элементы».

За время службы рейнджером Тому довелось расследовать несколько убийств. Брат Тома Док вспоминал: «У нас не было ничего — даже отпечатков пальцев. Опирались мы преимущественно на свидетелей, и отыскать их порой бывало непросто». Что еще хуже, у отдельных рейнджеров не хватало терпения на соблюдение законных формальностей. Один из сослуживцев Тома обычно находил в городе худшего из головорезов и провоцировал нападение, чтобы его пристрелить. Том считал, что страж правопорядка всегда может «избежать убийства, если не терять головы». Позднее он говорил своему биографу, что постоянно вступал в ожесточенные споры с тем рейнджером. Никто не вправе брать на себя роль судьи, присяжных и палача в одном лице.

В 1908 году, когда Том служил в Уэзерфорде, городке к востоку от Абилина, он встретил молодую женщину по имени Бесси Паттерсон. Она была миниатюрной — по крайней мере, рядом с ним, — с короткими каштановыми волосами и открытым взглядом. Том, большую часть жизни проведший в мужской компании, увлекся ею. Он был спокойным и молчаливым, она — открытой и живой. Она вертела им так, как мало кто отваживался, но он, похоже, не возражал, в кои-то веки не считая нужным держать в узде окружающий мир или собственные чувства. Однако служба рейнджером не подходила для создания семьи. Капитан Дока как-то сказал: «У того, кто гоняется за отпетыми головорезами, не может быть жены и детей».

Вскоре Том оказался разлучен с Бесси. Вместе с сослуживцем и одним из ближайших друзей Н. П. Томасом его направили разбираться с преступным сбродом в городке Амарилло. Один из рейнджеров докладывал, что в окрестностях действовала одна из самых злокозненных банд штата. При этом на содействие местных сил можно не рассчитывать — более того, как писал рейнджер, «оба сына шерифа практически живут в публичном доме».

У Томаса уже была пара стычек с тамошним помощником шерифа. Январским утром 1909 года, когда рейнджер сидел в кабинете окружного прокурора, помощник шерифа выхватил ствол и выстрелил ему в лицо. Томас рухнул, изо рта у него хлынула кровь. Когда прибыли врачи, он еще дышал, однако кровотечение остановить не удалось, и он умер в мучениях.

Многие сослуживцы Тома ушли безвременно. На его глазах гибли и новобранцы, и ветераны. Он видел смерть как бесчестных, так и добросовестных стражей закона. Раундтри, ставшего заместителем шерифа, застрелил богатый землевладелец. Рейнджер, с которым Том спорил о строгом исполнении закона, присоединился к отряду линчевателей и был случайно убит одним из своих. Сержант Тома однажды получил шесть пуль, и еще две попали в случайного свидетеля. Уже лежа на земле и истекая кровью, сержант попросил лист бумаги и нацарапал на нем записку в штаб рейнджеров: «Меня изрешетили. Все тихо». Каким-то образом он выжил, но ни в чем не повинный прохожий умер. Однажды в их роте застрелили новобранца, попытавшегося остановить преступников. Том повез тело домой к родителям, которые не могли понять, почему их мальчик оказался в гробу и кормит червей.

После смерти Н. П. Томаса Уайт с трудом сдержался. Оставивший краткий очерк о его жизни друг писал: «Борьба эмоций, охватившая Тома, была недолгой, но яростной. Надо ли … мстить за смерть [Томаса]?» Уайт решил уйти из рейнджеров и жениться на Бесси. Генерал-адъютант писал его капитану, что Том «зарекомендовал себя как отличный офицер» и ему будет «прискорбно видеть его уход со службы». Однако решение было окончательным.

Том с Бесси поселились в Сан-Антонио, где у них родились первые двое сыновей. Том сделался железнодорожным детективом — стабильная зарплата позволяла содержать семью. Хотя порой ему еще приходилось гоняться за бандитами верхом, работа уже не была такой опасной и во многих случаях сводилась к разоблачению тех, кто подавал ложные иски о возмещении. Том считал их трусами и презирал сильнее, чем сорвиголов, рисковавших жизнью, чтобы остановить поезд.

Том был примерным семьянином, но его, как и отца, не отпускала изнанка жизни, и в 1917 году он стал специальным агентом Бюро расследований, принеся присягу: «Я буду охранять и защищать конституцию Соединенных Штатов от всех врагов… И ДА ПОМОЖЕТ МНЕ БОГ».

В июле 1918 года, вскоре после поступления Тома на службу в Бюро, его брата Дадли с еще одним рейнджером отправили арестовать парочку дезертиров в отдаленном лесистом районе восточного Техаса, известном как «Чащоба». Стояла страшная засуха, и Дадли с напарником в пыли и жаре долго искали дощатый дом, где, как они считали, могли прятаться разыскиваемые. Их там не оказалось, поэтому рейнджеры решили подождать на крыльце. В три часа ночи в темноте внезапно полыхнули выстрелы. Дезертиры устроили засаду. Второй рейнджер получил две пули и, лежа на крыльце, видел, как Дадли стоя палит из «кольта». Затем он рухнул как подкошенный, и падение его тяжелого тела развалило крыльцо. Позднее напарник вспоминал, что он «упал и больше не поднялся». Пуля попала под самое сердце.

Новость ошеломила Тома: брат, у которого была жена и трое малых детей, казался ему неуязвимым. Двоих дезертиров поймали и предъявили обвинение в убийстве. Отец Тома каждый день ходил в суд, пока обоим не вынесли приговор.

После перестрелки тело Дадли привезли домой. В отчете рейнджеров сухо написано: «Для транспортировки тела рейнджера Уайта использован один брезентовый тент, одна простыня, одна подушка». Тому и его семье вернули вещи Дадли, а также убившую его пулю со стальной оболочкой. Похоронили его на кладбище неподалеку от ранчо, где он родился. Как сказано в Библии: «Ибо прах ты и в прах возвратишься». На могильном камне написали:

ДЖОН ДАДЛИ УАЙТ-СТАРШИЙ

ШТАБНАЯ РОТА ТЕХАССКИХ РЕЙНДЖЕРОВ

ПОГИБ ПРИ ИСПОЛНЕНИИ…

12 ИЮЛЯ 1918 ГОДА

Спустя две недели после похорон наконец прошел прохладный дождь, омыв прерию. К тому времени Том вернулся в Бюро расследований.