10

Всю неделю я совершенно невыносима и стараюсь не попадаться никому на глаза, даже Пигриту. По ночам мне иногда снится, что я под водой, но наутро лишь смутно помню об этом. Эти сны не всегда приятные. И ужасно осознавать, что я действительно могла бы это делать, действительно могла бы плавать под водой так долго, как захочу, вот только мне нельзя.

Каждый раз после такого сна с утра моя кожа вся чешется и кажется болезненно сухой. И каждый раз, когда через стену школьного двора до меня доносится запах соленой воды и водорослей, мои ноги становятся ватными.

Утром в четверг тетя Милдред уходит из дома, забыв планшет. Сначала я этого не замечаю. Я, как обычно, мою посуду после завтрака и как раз собираюсь идти к себе наверх, чтобы позаниматься, как вдруг слышу непонятное гудение. Оно продолжается всего пару секунд, но я буквально каменею от страха. Осторожно направляюсь туда, откуда слышался звук, и нахожу планшет тети Милдред: он лежит на полу около калошницы. Так как она ничего не слышит, ее планшет не издает привычного «пинг!». Когда приходят сообщения, он вибрирует, к тому же у него загорается желтая рамка и не гаснет, пока сообщение не будет прочитано.

Я беру планшет и дотрагиваюсь пальцами до экрана. Экран загорается. Планшет не заблокирован, доступ не ограничен, вообще ничего такого. Сообщение открывается автоматически, оно от миссис Маккинни. Она пишет, что в ближайшую субботу у нее не будет времени поиграть в го. Я смахиваю сообщение в сторону.

Мои руки дрожат. Такой шанс снова выпадет нескоро. Я иду в поиск, выбираю «письма» и ввожу: «Моника Лидс». Сначала я хочу ограничить поиск 2131–2135 годами, но потом оставляю как есть. Чем больше сообщений от мамы я найду, тем лучше. Я нажимаю кнопку «Искать». Результатов поиска пугающе мало. И сами сообщения тоже ужасно короткие. Пара строк вроде: «Я приеду в понедельник на час позже, целую, Моника» или «Сестренка, хочешь съездить в Банбери в музей? Выставка индийского модерна идет только до конца июня!». Больше ничего.

И, как я очень быстро обнаруживаю, ни одно из этих сообщений не относится к промежутку с 2131 по 2135 год, то есть к тому времени, когда моя мама путешествовала по миру! Ни одного следа «личных писем», о которых говорила тетя Милдред.

Мне приходится сесть, когда до меня доходит, что это означает. Она стерла все письма!

Больше всего мне хочется расколошматить планшет об стену. Но вместо этого я выключаю его, кладу в кухне на стол и поднимаюсь к себе наверх.

На двух уроках в школе я чувствую себя так, как будто бы от остального мира меня отделяет стена воды. Я почти ничего не слышу, просто смотрю в пустоту, но сегодня, похоже, у меня получается быть невидимой. По крайней мере, никто ничего не замечает.

Когда я прихожу домой обедать, тетя Милдред еще занята готовкой и очень возбуждена.

– Так неприятно, что я забыла сегодня планшет. – Она размахивает руками, не выпуская поварешки из правой, из-за этого я еле разбираю то, что она говорит. – Именно сегодня, когда миссис Бреншоу хотела объяснить мне, как стирать занавески. Они у нее с панамским кружевом, ты же знаешь, какое оно нежное.

Я этого не знаю, но всё равно киваю. Я еще как будто в тумане.

– И что же ты тогда сделала?

– Ну, мне пришлось воспользоваться ее планшетом. У нее такой маленький, современный аппарат со складным экраном. Я еле справлялась с ним. В конце концов она сказала, что мы отложим тогда всё до следующей недели, она найдет инструкцию по уходу и пришлет мне. – Она кивает на планшет. – Уже прислала. – Она так говорит, как будто считает это выражением какого-то особого расположения со стороны миссис Бреншоу.

– Ты оставила свой планшет на галошнице. У меня чуть инфаркт не случился, когда он вдруг завибрировал.

Тетя Милдред снова поворачивается к своим кастрюлям и говорит мне свободной рукой:

– Я сейчас плохо сплю, возможно, поэтому такая рассеянная.

На обед у нас индийский рис с чечевицей, луком и овощами. Обычно я его люблю, но сегодня у меня нет аппетита. У меня такое чувство, что я в тупике, из которого нет выхода.

Впервые я всерьез задумываюсь о том, что, возможно, и правда лучше всего было бы уйти из школы и уехать куда-нибудь, в Карпентарию например. Просто чтобы быть где-то еще, не здесь. Проблема только в том, что, куда бы ты ни поехала, тебе всегда придется взять с собой саму себя.

Утром в пятницу на перемене Пигрит находит меня в моем углу. Он хочет знать, что со мной происходит.

– Ничего, – говорю я, но его этот ответ не устраивает.

– Ты больше не ходишь в столовую, на уроках сидишь с отсутствующим взглядом, не отвечаешь на почту, – перечисляет он. – И вид у тебя такой, как будто кто-то умер. Короче, в чем дело?

Я беспомощно смотрю на него. Его участие очень трогает меня, но что я могу ему сказать? Что не хожу в столовую, потому что там разрисованные стены и прозрачный потолок напоминают мне подводный мир, в который мне больше никогда не суждено вернуться? Что у меня не появится энергии ни на что до тех пор, пока я не узнаю своего происхождения?

– Есть причина, – признаюсь я, – только рассказать тебе не могу.

– Почему? – Он ужасно возмущен. – Я думал, мы друзья?

Да, мы друзья, осознаю я к собственному удивлению. Именно поэтому без особых раздумий и позвонила ему, чтобы попросить разузнать про Морица Лемана.

Я перехожу на шепот.

– Это тайна, которой я не могу обременять тебя, – медленно произношу я. – Если об этом кто-нибудь узнает, меня депортируют из Сихэвэна.

Его глаза округляются.

– Ничего себе! Честно?

– Да, – говорю я. – Я должна сама с этим разобраться.

Я чувствую себя очень взрослой и серьезной, когда говорю это. И ужасно одинокой.

Пигрит задумывается, морщит лоб, видно, как он усиленно соображает. Наконец он выдает:

– Есть одна проблема: ты сама не справляешься. Это видно по тебе.

Это один из тех моментов, когда мне хотелось бы, чтобы он не был столь беспощадно честен.

– И что же мне делать, по-твоему?

Он кусает нижнюю губу.

– У меня есть идея, – выдает он наконец. – Лучше даже сказать, предложение. Мы устроим обмен секретами.

– Что мы устроим?

– У меня тоже есть тайна, – объясняет он с серьезным лицом. – Если о ней узнают, я буду полностью обесчещен и буду вынужден бежать из Сихэвэна. Ну, или покончить с собой.

– И?.. – спрашиваю я. У меня нет ни малейшей идеи, что бы это могла быть за тайна. Но он меня заинтриговал.

– Ну вот, – продолжает он. – Если ты согласишься, я открою тебе свою тайну. Тогда я окажусь полностью в твоих руках и ты сможешь открыть мне свою тайну, не опасаясь, что я ее разболтаю. И тогда мы сможем поговорить об этом.

– Хм-м, – в задумчивости произношу я.

– Причем я первым расскажу тебе. Чтобы ты видела, что я не блефую.

Я внимательно смотрю на него, на этого худенького, темнокожего мальчишку, который ниже меня на ладонь и который до такой степени честен, что иногда это причиняет боль. И он мой друг. Я знаю, что могу ему доверять. Я даже не представляю, с кем еще в принципе могла бы поговорить о своей проблеме.

И всё же я колеблюсь. Это как прыжок в холодную воду. Если я на это решусь, пути назад не будет.

С другой стороны, сейчас нет пути вперед, ну, или я его не вижу.

– Ну хорошо, – говорю я. – Но только не здесь.

– Нет, конечно нет, – растерянно соглашается он. – Нужно придумать такое место, где нас точно никто не подслушает.

– Может, опять у тебя дома?

Он качает головой.

– Плохая идея. Папа считает, что наша прислуга иногда подслушивает под дверью.

– Тогда пойдем ко мне, – предлагаю я. – Моя тетя глухонемая, она ничего не слышит. А прислуги у нас нет.

Пигрит неуверенно кивает.

– Хорошо, а когда?

– Сегодня вечером? После танцевального кружка?

Внезапно мне хочется, чтобы это случилось как можно скорее.

– К тому же по вечерам тетя работает. То есть дома вообще не будет никого, кто мог бы нам помешать.

Звенит звонок на урок.

– Я ведь не знаю, где ты живешь, – вспоминает Пигрит, достает планшет и открывает на нем карту Сихэвэна. Я показываю, он ставит точку. – А во сколько?

– Скажем, в половине шестого?

Он смотрит на меня, наверно, переводит время в юниты. Потом говорит:

– Хорошо. Я приду.

Именно сегодня тетя Милдред ужасно медленно собирается и оказывается еще дома, когда Пигрит ровно в половине шестого звонит в дверь.

– Это еще кто? – спрашивает она, прежде чем открыть.

– Мой одноклассник, – торопливо объясняю я. – Пигрит Боннер. Мы вместе пишем рефераты по ОЗИ. – После чего протискиваюсь мимо нее и открываю дверь.

– Привет, – говорит Пигрит. Заметив тетю Милдред, он отвешивает вежливый поклон: – Добрый вечер, миссис Лидс.

– Она тебя не слышит, – говорю я.

– Это понятно, – отвечает Пигрит. – Но, несмотря на это, она наверняка поняла меня.

Тетя Милдред тоже делает некое подобие поклона и натянуто улыбается, а потом спрашивает меня едва заметными движениями руки:

– Что у тебя с ним? Он же меньше тебя!

– Он мой друг, а не бойфренд, – раздраженно отвечаю я. – У нас с ним не любовь, понимаешь? Да даже если бы и любовь, это мое личное дело.

Пигриту я говорю:

– Проходи, мы пойдем ко мне в комнату.

Тетя Милдред обескураженно смотрит, как мы поднимаемся по лестнице.

– Именно сейчас, когда меня нет дома? – бросает она мне вслед.

– Не переживай, – отвечаю ей я и подталкиваю Пигрита в сторону своей комнаты.

– Твоей тете не нравится, что я пришел, да? – замечает Пигрит, с любопытством оглядываясь по сторонам. По сравнению с его комнатой моя должна казаться ему обитаемым комодом.

– Она вечно думает, что меня нужно опекать, – пытаюсь я объяснить ему.

– Потрясающе, как вы общаетесь руками, – говорит он. – Я бы тоже так хотел.

– Я с этим выросла, – говорю я. У меня чувство, будто я должна как-то оправдываться, хотя Пигрит тут совершенно ни при чем. По сути, он прав: это бывает очень удобно, если нужно поговорить друг с другом на расстоянии в пару сотен метров.

Внизу хлопает дверь, громче обычного.

Наверняка сегодня тетя Милдред будет убираться быстрее, чем когда бы то ни было.

Стул у меня только один, поэтому я предлагаю его Пигриту, а сама сажусь на кровать.

– Ну вот, – говорю я. – Теперь нас никто не слышит.

– Да, – соглашается Пигрит. Он втягивает голову в плечи, сутулит спину, вытягивает руки и засовывает ладони между коленями. – Мне надо еще чуток времени.

– Без проблем, – отвечаю я.

Он слегка покачивается на стуле и смотрит в окно. Из моего окна много не увидишь, только дом напротив и сломанную машину, в которой каждый вечер копается живущий в нем мужчина. Он пытается из трех сломанных электромоторов собрать один, который бы работал, но пока у него не получается. Поэтому дом напротив выглядит как гора мусора.

Мне как-то стыдно, что Пигрит всё это видит. За мою комнату тоже стыдно. За то, что мой письменный стол состоит из одной дешевой деревянной панели, криво отрезанной и отшлифованной наждачкой по краям. Что рама моего крошечного окна, выкрашенная голубой краской, вся в трещинах и подтеках. Что обои на стенах остались еще от прошлых жильцов и совсем пожелтели.

– Открыть тайну непросто, нужно преодолеть себя, – произносит Пигрит через какое-то время. – Сегодня утром я об этом не подозревал.

Я не знаю, что ему на это ответить. Подтягиваю колени к груди, обнимаю их руками и жду. Мне всё более любопытно, что же это у Пигрита за страшная тайна.

– Лучше всего просто взять и сказать, да?

– Конечно, – отвечаю я.

– Но ты не будешь смеяться?

– Нет. – Смеяться? Как ему это вообще пришло в голову?

– Пообещай мне.

– Я обещаю.

– Хорошо.

Он откашливается, старается не смотреть на меня. Можно подумать, что свалка через дорогу его чрезвычайно занимает.

– Я, помнишь, тебе говорил, что влюблен в одну девочку?

– Ну да, – говорю я.

– Эта девочка – Карилья Тоути.

У меня отвисает челюсть от удивления. Приходится приложить немалые усилия, чтобы сдержать обещание и не прыснуть со смеху.

– Карилья? – повторяю я, всё еще не веря.

Он отмахивается.

– Да, я знаю. Это совершенно безнадежно. Курам на смех. Но это так.

Я не сразу решаюсь что-либо сказать.

– Пигрит, – шепчу наконец, – я сильно сомневаюсь, что она вообще в курсе твоего существования.

Он кивает, стиснув зубы.

– Это мне понятно. Она на меня в жизни не посмотрит. Даже если не принимать в расчет, что у нее уже есть парень. Парень, который, между прочим, самый крутой чувак во всей Австралии.

Прежде чем что-то сказать, я нервно сглатываю.

– Если честно, я не совсем уверена, что для тебя было бы хорошо, если бы Карилья…

– Да, конечно. Она монстр. Я это знаю, – быстро соглашается он. – И, наверно, это был бы сущий ад, если бы мы с ней встречались. Но что же мне делать? Стоит ей оказаться где-то рядом, как мое сердце начинает биться как сумасшедшее. Я мог бы смотреть на нее вечно, не отрываясь. Я всё время придумываю всякие ухищрения, чтобы незаметно наблюдать за ней. Я часто хожу на пляж, чтобы увидеть ее. Чаще всего ее там нет, но если вдруг она оказывается там… когда я ее вижу… ну, в общем, я потом всю ночь не сплю.

Он выпрямляет спину и расправляет плечи, и смотрит на меня глазами, полными боли.

– Ну вот. Теперь ты об этом знаешь. И если ты кому-нибудь меня выдашь, мне придется прыгнуть с крыши школы.

Я совершенно раздавлена самой мыслью, что этот милый, умный парень выбрал себе самую подлую и одновременно самую недоступную девочку на свете. Только ведь когда влюбляешься, не выбираешь в кого, так ведь? Как-то так это и происходит. Или не происходит.

– От меня никто ничего не узнает, – заверяю я.

Я с трудом проглатываю комок, образовавшийся у меня в горле.

– И у тебя так только с ней? Ну, в смысле, сердцебиение и всё такое?

– Только с ней. Раньше со мной ничего подобного не случалось, – объясняет он. Пигрит снова немного сжимается и погружается в себя. – Не знаю, что мне делать.

Я вздыхаю:

– Боюсь, я совсем не тот человек, который мог бы тебе тут что-то подсказать.

– Ну да, – соглашается он и снова выпрямляется. – По крайней мере, ты теперь знаешь мою тайну.

Он смотрит на меня, и между нами возникает странный момент тишины. Ах да, точно. Я вспоминаю, в чем дело. Теперь же моя очередь. Я выпускаю колени из рук, сажусь по-турецки, упираюсь ладонями в колени и замечаю, что веду себя примерно так же, как Пигрит пару минут назад. Это действительно не так-то просто.

– Ну хорошо, – решительно говорю я. – Ты вот не так давно удивлялся, как мне удалось выжить, когда я так долго пробыла на дне бассейна, помнишь?

Пигрит кивает.

– Ага. Ты там пробыла дольше юнита.

– Моя тайна состоит в том, – смело заявляю я, – что я могу дышать под водой.