Аркадий Петрович, как и предполагала Галя, не только положил в конверт приличную сумму, но и сделал звонок в администрацию кладбища, своему приятелю Геннадию Евсюкову, чтобы его сотрудницу — да, так и сказал — его сотрудницу, ни словом не обмолвившись, что она уволена, — долго не мучили и выполнили все, что она скажет. То ли Геннадий был должен ее бывшему шефу, то ли их действительно связывала крепкая мужская дружба, которая сейчас встречается так же редко, как и женская, но Евсюков, выслушав ее, за пять минут наметил фронт работ, Галя подписала бумаги, и они со Славой покинули печальное место.

— Чаем хоть угостишь? — поинтересовался экс-супруг, когда они подъезжали к дому девушки. — Как-никак с утра раннего с тобой мотаюсь.

— Угощу, только к чаю ничего нет, — Галя постучала по сумочке. — Пусто, понимаешь?

Слава улыбнулся.

— Это дело поправимое. Сейчас заедем в кондитерскую и в винный магазин, возьмем торт и бутылку вина. Нужно помянуть Елену Васильевну.

Девушка не возражала.

— А вот с перстнем ты прогадала, — в который раз бывший муж возвращался к этому разговору. — Может, еще не поздно все переиграть?

— Слава, еще одно слово о перстне — и ты пойдешь своей дорогой, — зло прошипела Галя. Он стушевался:

— Ну, ладно, ладно. — Мужчина притормозил у магазина и бросил бывшей жене: — Минут пять подождешь?

Не дожидаясь ответа, Слава вошел в здание и действительно ровно через пять минут (его пунктуальности всегда можно было позавидовать) сел за руль, уложив на заднее сиденье коробку с тортом, конфеты и бутылку вина. Галя заметила, что бывший муж взял «Кагор» — ее любимое. Странно, но ее порадовало, что он еще помнит об этом. К дому подъехали молча, так же молча поднялись в квартиру.

— Заходи, — девушка пропустила гостя в прихожую. — Показывать тебе ничего не нужно, ты здесь все знаешь.

Он кивнул:

— Господи, как пусто без Елены Васильевны!

— Иди мой руки, — прервала его Галя. Ей почему-то казалось, что его слова о ее матери звучат фальшиво. — Сейчас чай сделаю.

Электрический чайник закипел быстро, и девушка, разлив кипяток по чашкам, бросила туда пакетики, которые предусмотрительный бывший взял в магазине. Слава старательно резал торт «Прага», тоже любимый ею, а закончив, стал осторожно наполнять вином маленькие хрустальные рюмки.

— За Елену Васильевну, — они подняли рюмки, не чокаясь. — Хорошая была женщина.

Галя выпила с удовольствием, чувствуя, как на душе постепенно становится тепло и спокойно.

— Послезавтра тебе предстоит выдержать сложный день, — начал Слава, — но я буду рядом.

— «Я подумаю об этом завтра», — отозвалась Галя, цитируя свою любимую героиню Скарлетт О’Хару. — Знаешь, мне кажется, если я буду думать об этом ежеминутно, я просто сойду с ума.

— Возможно, ты права, — он отставил рюмку и отколупнул маленькой ложечкой кусочек коричневого торта. Лопатиной была знакома его манера: сейчас он соберет всю глазурь, оставив коржи. — Что, если я тебя еще спрошу о перстне? Ты не будешь сердиться? Просто для меня это так неожиданно… Вот жил с тобой и не знал, что у вас есть кольцо, которое приносит несчастья. Кстати, ты в это веришь?

Галя покачала головой:

— Нет, нисколько. Сначала мне показалось, что мама права, потому что на нашу семью в одночасье обрушилось столько разных бед. Дед, блестящий генерал, которому прочили самые высокие должности, интеллигентная бабушка, создавшая настоящий уют в нашем доме, мои родители, такие молодые, красивые и счастливые…

— Мы с тобой, — тихо вставил Слава.

— Да, кстати, и мы с тобой, — согласилась Галя. — Разве мы думали о том, что так быстро разведемся, когда все так хорошо начиналось?

— И к какому же выводу ты пришла? — поинтересовался бывший муж, осторожно собирая с кусочка торта глазурь. — Все дело в перстне? Поэтому ты его подарила?

— Я уже говорила, мне сначала казалось именно так, — Галя мотнула головой. — Но потом я вспомнила о других семьях. Они, подобно моей, теряли все, хотя никаких драгоценностей у них не было.

Выпалив это, она покраснела. Перстень уютно покоился в ее сумочке. Что с ним делать, девушка подумает потом, позже. И уж, во всяком случае, без таких советчиков, как бывший.

— А я, хоть и не мистик, все же склоняюсь к мысли, что виноват перстень, — пробурчал Слава. — Уж больно все произошло неожиданно. Твоего деда, который слыл образцом честности, вдруг обвиняют в хищениях, и он кончает жизнь самоубийством. Бабушка, всегда любившая тебя и Елену Васильевну больше жизни, перестает интересоваться семьей и тоже губит себя. Отец, души в вас не чаявший, находит другую женщину… — Он замолчал, понимая, что дальше придется говорить о себе, и Галя это почувствовала.

— Ну, договаривай, — усмехнулась она. — А потом я обнаружила тебя в постели с лучшей подругой.

— Я утверждаю, что это была подстава, — мужчина покраснел. — Разве мое одиночество — тому не доказательство?

— Не знаю, — вздохнула Галя. — Но простить и забыть не могу, ты уж извини.

— Да, я понимаю. — Слава поднялся и улыбнулся одними уголками тонких губ. — Ладно, спасибо за чай. Мне пора. Ты ведь не предложишь остаться на ночь?

Девушка ничего не ответила.

— Впрочем, я и не сомневался. — Он медленно пошел в прихожую и стал надевать летние туфли. — Ты не ответила мне, дорогая. Будет ли этот перстень приносить несчастья другим и прекратятся ли твои?

Бывшая жена пожала плечами:

— Я где-то читала, что с уходом драгоценности все мои беды должны кончиться. А у Аркадия Петровича их быть не должно. И вообще давай больше не будем об этом говорить. Я же сказала, что не верю в мистику.

— Давай не будем, — он еще раз улыбнулся на пороге. — Ну, до послезавтра.

— До послезавтра, — шепнула она.