Глава 47
Горько!
– Ну, что, моя дорогая жена, – Юрий широко, заразительно улыбнулся. – Идем на свадебный ужин!
С шампанским в руках мы вошли в просторный зал ресторана «Аустерия» в Петропавловской крепости. Гости встретили нас аплодисментами и свистом, и, пока мы осушали бокалы, раздался неизбежный возглас: «Горько!» Очень скоро одиночный голос превратился в дружный хор: «Горько! Горько!»
По русскому обычаю, чтобы подсластить горечь алкоголя, молодожены должны слиться в максимально долгом – под дружный и громкий счет гостей – сладком поцелуе. Я с удовольствием подчинилась, не понимая пока, что в течение вечера ритуал этот придется повторить не один десяток раз.
В зале ресторана было тепло и уютно. Белые стены уходили под потолок с открытыми деревянными балками. Длинные столы были расставлены буквой П, и над центральным красовалась огромная надпись по-английски: «Happy Wedding, Stingray and Yuri!» Тут же висел и наш с Юрием прекрасный портрет, который нам подарила на свадьбу наш друг, художница Зина Сотина.
Воздух был пропитан аппетитными запахами: на столах между бутылками и вазами с цветами было не протолкнуться от тарелок с едой.
В летающих по залу белых и серебристых шарах отражался пар от дымящихся горячих блюд. Огромный красный шар был украшен надписью по-русски: «Каспарян и Стингрей».
– А мы где сидим? – спросила я у Юрия, перекрикивая хлопки вылетающих из бутылок с шампанским пробок и пьяный смех. Он взял меня за руку и провел на наши места в середине главного стола. Не успели мы усесться, как прозвучал тост за родителей.
«Горько! Горько!» – опять раздались нестройные возгласы. Мы вновь и вновь целовались под восторженный рев друзей.
Постепенно праздничный ужин превратился в безудержное веселье. Над столами летали пробки от шампанского, люди переговаривались через головы друг друга. На смену всякой опустошенной тарелке появлялась новая, стаканы вновь и вновь наполнялись напитками. Русские умеют праздновать и наслаждаться ощущением счастья. Я купалась в море светящихся глаз и открытых сердец.
Подробности того вечера постепенно стерлись из памяти. Это было настоящее представление музыкальной и художественной сцены Ленинграда, с вкраплением нескольких западных дипломатов и с участием эксцентричного британского художника Эндрю Логана. Мы с Юрием получили множество картин в подарок от друзей-художников.
В какой-то момент я чудом улучила момент, чтобы снять наконец с себя пышное свадебное платье и туфли на каблуках и переодеться в более привычные черные штаны, замшевые ботинки и кожаную куртку. Голубую ленту я повязала поверх штанов чуть пониже колена.
– Вернулась! – радостно засмеялся Виктор, когда я появилась рядом с ним. Именно такую девчонку все они знали – штаны, кожа и необузданная свобода в глазах.
– Джоанна, дай-ка я сфотографирую вас с Виктором! – Мать со своим «Полароидом» пользовалась на вечеринке колоссальным успехом. Все приходили в невероятное восхищение, глядя, как готовый снимок мгновенно выползает из аппарата.
– Ма, ты будь поосторожнее с этим аппаратом, – пошутила я. – Если у нас вдруг закончится еда, то мы, наверное, сможем поменять его на черном рынке на тонну белужьей икры.
Через клубы табачного дыма несколько человек сумели пробраться к оборудованной в углу зала крохотной сцене с барабанной установкой, парой усилителей и микрофонной стойкой. Группа собралась крайне разношерстная, и все мы пели вместе и по очереди: братья Сологубы, Андрей Крисанов с трубкой во рту, Олег Котельников, я и Виктор. Уже ближе к концу вечера появился диджей, подключил проигрыватель, и все стали танцевать. Танцевали по-русски: без партнеров, лицом друг к другу, большой, бурлящей толпой. Мы с Юрием танцевали, закинув руки на плечи друг другу, и еще через мгновение я увидела, как вокруг нас образовался круг. Не было стен, барьеров, таможен. В тот вечер мы не принадлежали никаким странам – только друг другу.
Ночь была бесконечной. Одни продолжали танцевать, другие постепенно вырубались прямо на стульях или положив голову на стол. Слава Бутусов заснул на руках у Фирсова. Как мы с Юрием добрались домой и легли спать, я совершенно не помню. Помню только, что засыпая у него на груди, я почувствовала, будто опять проваливаюсь в кроличью нору.
