Глава 27
А кто же я еще?
В голове у меня никак не укладывалось, что могут найтись люди, для которых выход Red Wave может означать нечто иное, чем польза и позитив в отношениях между Россией и Америкой. На следующий день, когда я пришла к Борису, он подарил мне вышедшую на «Мелодии» пластинку. До Red Wave ничего подобного быть не могло, и я понимала, как много это для него значит.
«Джо со всей любовью от гребаного рок-н-ролльщика. А кто же я еще?» – написал он мне на конверте.
Зная, что я у Бориса, Сергей с Алексом принесли показать мне ту самую статью в «Огоньке».
– Как-то это странно, – Сергей говорил так быстро, что Алекс едва успевал переводить. – Редактор журнала Виталий Коротич считается сторонником горбачевской гласности.
– Как может человек с такой позицией выступать против? – не уставал поражаться Алекс.
Это было все, что я хотела знать.
– Я хочу с ним встретиться. Я должна объяснить ему, в чем смысл Red Wave.
– Я думаю, это правильная идея, – сказал Алекс.
– Я поеду с тобой, – со свойственной ему торжественностью, но в то же время с лукавой усмешкой в глазах произнес Борис. На том мы и порешили.
Главный редактор «Огонька» Виталий Коротич, в кабинете которого мы с Борисом оказались 13 января 1987 года, был человеком харизматичным, светским, умным и, как мне показалось, незашоренным и способным воспринимать новые идеи. Я все рассказала ему о Red Wave: почему я взялась за проект, какую реакцию он вызвал в Америке и как я урегулировала конфликт с ВААП о нарушении авторских прав.
– Американская Columbia Records заинтересована в записи и издании в Америке альбома Бориса, и мы ведем по этому поводу переговоры с «Международной книгой». Речь идет о важном и крупном проекте!
Коротич повернулся к Борису: «А вы что обо всем этом думаете?».
Борис провел рукой по своим светлым волосам, сложил руки на коленях и произнес: «Совершенно очевидно, что рок-музыка остается универсальным языком общения молодежи во всем мире».
– Трудно с вами в этом не согласиться, – ответил Коротич. – Джоанна, вы сделали замечательное дело, и я хочу принести вам свои официальные извинения за негативную статью в нашем журнале.
Он поручил одному из своих журналистов тут же взять интервью у нас с Борисом, которое должно было пойти в февральский номер журнала.
Тем временем – чтобы жизнь медом не казалась – 28 января в «Комсомольской правде», самой популярной газете СССР, появилась еще одна острокритическая статья против Red Wave.
– «Красная волна на мутной воде»?! – вне себя от ярости я громко прочла заголовок. – Как они могут говорить, что меня не волнует моральный и материальный ущерб, который нанес альбом Советскому Союзу? Они пишут, что «Аквариум» нельзя называть «неофициальной» группой, потому что у него вышла пластинка на «Мелодии», но ведь это случилось буквально только что, а Red Wave вышел уже более полугода назад!
Я никак не могла понять, почему подобного рода статья выходит через три месяца после того, как я подписала все документы и оплатила штраф в ВААП. Как только мне начало казаться, что все наконец складывается, почва у меня под ногами вновь зашаталась и стала расползаться. Я все списывала на разгоревшуюся вновь в советском руководстве борьбу между старой гвардией и сторонниками перемен. Друзья объясняли мне, что многие в СССР все еще живут старыми понятиями и принципами и рок-музыка для них – опасное оружие врага. В конце концов я решила просто не обращать на это внимания, чтобы не позволить мелкому кляузничеству испортить мое предсвадебное настроение.
Последнее, что я помню из этой поездки, – расставание с Юрием в ленинградском аэропорту. Он не выпускал меня из объятий, осыпал поцелуями и умолял хоть на мгновение расслабиться, перестать думать о делах и просто провести последние минуты вдвоем. Я же только со смехом отбрыкивалась: полностью погруженная в мысли о свадьбе и в ощущение счастья и любви, я ни к чему в тот момент не могла относиться серьезно. Я чувствовала себя настоящей деловой русской женщиной – уважаемой и обладающей законными правами.
– Пусть они только попробуют теперь меня остановить, – пропела я Юрию, так и не желавшему выпускать меня из рук.
– Джо-ан-на, – медленно, в своей манере, произнес он.
Я отчетливо помню, как мягко отстранилась от него и сказала: «Уже чуть больше, чем через месяц, я опять буду здесь. Не волнуйся ни о чем!».
Я даже не нашла времени остановиться, посмотреть ему в глаза и сказать: «Я люблю тебя!».
– Люблю тебя! – небрежно бросила я уже на ходу, оглянувшись, прежде чем окончательно исчезнуть из поля его зрения в недрах аэропорта. Он стоял, не отрывая от меня взгляд своих огромных ярких глаз, и лишь рассеянно проводил рукой по волосам до тех пор, пока мы окончательно не потеряли друг друга из виду.
