– Я тебе скажу, что нам поделать, – заявил разгневанный Тесей, вскакивая с ложа. – Мы можем действовать не как перепуганные козлы, а как истинные афиняне!

– Это все очень славно – так рассуждать, тебя тут не было, когда флот Миноса стоял в Пирейском порту…

Но Тесея прошлое не интересовало – только будущее. Такова одна из отличительных черт героев, она притягательна и неприятна одновременно.

– Кто же они, те четырнадцать избранных жертвенных агнцев?

– С гордостью скажу тебе, – ответил Эгей, собрав в кулак все достоинство и царственность, какие у него остались, – что, как и положено истинным афинянам, они вызвались сами. Сотни предлагают себя ежегодно – по доброй воле. Семь и семь мы выбираем жеребьевкой.

– Одним из семерых юношей буду я, – постановил Тесей. – Остальных тринадцать выбирать будем не по жребию, а по итогам игр. Самые сильные, проворные, хитрые и сообразительные мне будут нужны на Крите, чтобы раз и навсегда прекратить это безобразие…

– Но, Тесей, мальчик мой, опомнись! – взвыл Эгей. – Условия таковы, что эти четырнадцать должны быть безоружны. На что тут надеяться, если вы будете под стражей все время с того мига, как ступите на сушу? Какая разница, споры вы, сильны или умны? Зачем разбрасываться собственной жизнью? Вся эта затея ладилась последние пять лет. Она не… безупречна, и я с готовностью признаю, что нам она чести не делает, но поражение есть поражение, и…

Тесей не желал больше слушать ни единого слова. Вышел вон и сразу взялся за работу – принялся измышлять соревнования и испытания, которые помогут отобрать для путешествия на Крит сливки афинской молодежи.

Эгей вздохнул. Сына своего он любил всем сердцем, но уже начал подумывать, что не зря ли он позволил Питфею уломать себя развязать свои тугие мехи с вином много лет назад… может, как раз это имел в виду оракул – что все может кончиться горем.

Ясным весенним утром шестого дня месяца мунихиона Эгей нервно восседал в паланкине, вынесенном к портовой стене в Пирее. Маленький корабль, какого достаточно для команды из пяти человек и четырнадцати пассажиров, подготовили к отплытию. Царь, сидя под плескавшим на ветру навесом, оживленно раздавал приказы – подать на борт кое-какой дополнительный груз.

– Вреда не будет, если поднести Миносу дары, – сказал он Тесею. – Может, смягчится его сердце. Если узнает он, что мой собственный сын… мой сын…

Тесей положил руку отцу на плечо.

– Бодрись. Дерзость богам люба. Мы все вернемся, не успеешь оглянуться.

Он повернулся и запрыгнул на борт корабля – обратиться к тем, кто собрался на набережной провожать их. Семьи тринадцати юношей и девушек, тщательно отобранных Тесеем из тех, кто вызвался, стояли впереди, их легко было распознать по бледным, скорбным лицам и черным траурным облачениям.

– Люди Афин! – воскликнул Тесей. – Не печальтесь. Мы, юные, отплываем с радостью в своих сердцах – и вернемся порадовать ваши.

Тринадцать избранных позади него, все одетые, как Тесей, в жертвенное белое и увешанные цветочными гирляндами, приветственно вскинули руки и радостно закричали. Растревоженные и несчастные семьи на берегу изо всех сил постарались порадоваться в ответ.

– Поднять паруса! Курс на Крит!

На рее развернулось черное полотнище паруса, и тут Эгей ринулся к сыну.

– Послушай, – сказал он. – Я выдал капитану наставления. Буду выходить на вершину Акрополиса и ждать там твоего возвращения. Если корабль вернется пустым, если беда разразится и ты не справишься…

– …не бывать такому…

– …капитан поднимет черный парус, а если богам будет угодно помиловать тебя и корабль вернется с победой…

– …то есть наверняка…

– …капитану велено поднять белый парус. Так я узнаю. Понял?

Отцов пыл развеселил Тесея.

– Не волнуйся ты так, отец. Белые будут паруса на пути домой. А теперь давай-ка бери оливковую ветвь, маши вслед и постарайся выглядеть счастливым. Мы готовы к отплытию.

– Да благословят тебя боги, пусть всегда смотрят за тобой, Тесей, сынок.

Вознесены были молитвы Посейдону, лепестки и зерна брошены в волны, и судно отчалило.