12
Я поднялась наверх, чтобы проверить, удобно ли устроилась Мария. Дверь в аптечный пункт была приоткрыта, и я услышала бормотание. Мне стало любопытно, и я заглянула в щелку.
Первое, что я увидела, – Мария наконец-то надела платье. Платье когда-то было светло-голубым, но его стирали так часто, что оно стало светло-серым. Она все еще не собрала волосы в прическу, но украсила их цветами. Как раз в этот момент она вытащила из своих кудряшек фиолетовый цветок, смяла его в руке и сдула лепестки в деревянную миску, наполненную каким-то странным варевом.
Странно, ее голос звучал глубже и по возрасту соответствовал зрелой женщине.
– Вот оно, любовь моя. Теперь масло. Быстро, не позволяй ему стоять слишком долго… – Она взяла фляжку, которая стояла рядом, и побрызгала содержимое миски. Затем помешала, улыбаясь. – Ну вот. Теперь видишь?
Я открыла дверь, и она замолчала.
– Рук здесь? – Мне хотелось выглядеть как ни в чем не бывало, но Мария была слишком умна.
– Все в порядке, Генриетта. Это Вилли. – Она налила в миску немного воды и продолжила смешивание.
– Вилли? – Я села напротив нее, наблюдая, как она берет кусочек ткани и размазывает по нему получившуюся массу. Сложив ткань вдвое, она стала разминать то, что было внутри.
– У меня было не так много друзей в жизни, – сказала Мария. Развернув ткань, она отрезала кусочек от получившейся пастилки; ее щеки слегка покраснели. – Мне было пять, когда меня забрали в работный дом в Эдинбурге. Когда мне было десять, я оттуда убежала. С тех пор я выживала в основном сама.
– Ты была в работном доме? В пять лет? – Я знала об отвратительных условиях, в которых работали дети в Йорке. Они вставали с рассветом и до самого заката занимались ткачеством или чем-то еще; питание было скудным, да еще и побои за малейшую провинность… В Бримторнской школе мисс Моррис, старшая преподавательница, всегда напоминала нам, что мы удачливее большинства.
– Ага. После того как я сбежала, мне пришлось жить своим трудом, научиться охотиться, ловить рыбу и, главное, защищать себя. Поэтому я завела себе воображаемого друга.
– Вилли?
Она положила на стол передо мной кусочек пастилки.
– Ну, мне всегда казалось, что это Вилли.
Ей было неловко, и я сменила тему, кивнув на снадобье:
– А что эта штука должна делать?
– Тут масло лаванды, вербена, вода и корень имбиря. Все это сделает тело Рука сильнее. – Она потерла живот. – Вымывает яд.
Со стороны окна послышался тихий шум, и я вздрогнула. С балки свисала клетка – я ее не заметила раньше, – в клетке хлопала крыльями горлица с кремовым опереньем. Мария встала и отперла дверцу. Птица послушно скакнула ей на руку, и девушка кончиком пальца стала поглаживать мягкую головку.
– Откуда у тебя взялась горлица?
Мария пожала плечами.
– Один человек продавал птиц в клетках, бродил вперед-назад по улице. Вот эта запала мне в душу. – Мария не отводила взгляда от птички. – Этот город слишком жесток. Меня успокаивает, когда рядом со мной есть кто-то живой и чистый.
Она прижала горлицу к груди и тихонько засвистела. Звук напоминал слабо дующий ветер. Комнату затопила энергия, та самая, какую я почувствовала, увидев, как Мария избавляется от яда фамильяра. Впрочем, нет. Эта энергия была нежной.
– У тебя были домашние питомцы, когда ты была крохой? – Я протянула палец, чтобы погладить горлицу, но та недовольно взъерошила перья: ей нужна была только Мария.
– Я не очень хорошо помню клан моей бабушки, но, как ни странно, животных запомнила. Горлицы слетались к нам особенно охотно. До того как начались сожжения, у нас их было много.
Ее глаза с теплым оттенком карего потемнели, она посадила птицу на стол.
– Не понимаю, как чародеи могли быть к вам настолько жестоки, – нахмурилась я, поймав себя на том, что сказала «чародеи», а не «мы».
– Мы празднуем жизнь, да. Но и смерть тоже. – Мария достала из волос еще один цветок и покрутила в руках. – Ты видела, что я сделала с кустом той ночью. Чтобы один жил, другой должен умереть. – Голос Марии стал глуше. – Иметь такую власть опасно.
Дверь открылась, и зашел Рук. Его глаза светились, лицо раскраснелось, я даже испугалась, что у него лихорадка. Но широкая улыбка говорила, что он не чувствует боли.
– Где ты был? – спросила я, когда он скользнул на скамейку рядом со мной. У него тряслись руки, и он выглядел взволнованным.
– Чудесный день на работе. – Рук вскочил и заходил вокруг Марии. – У нас уже что-нибудь есть попробовать?
Что ж, по крайней мере, я буду здесь, когда он получит лечение.
Мария вручила ему приготовленную пастилку.
– Вкус будет непривычным, но ты не должен пить воду, по крайней мере следующие десять минут.
Рук, сморщившись, съел эту штуку за раз.
– Это скоро сработает? – В его черных глазах была такая надежда! Он снова сел рядом со мной, и его рука нашла мою.
– Вот и посмотрим, – уклончиво ответила Мария. – А пока что не беспокойся.
Казалось, Руку этого было достаточно. Но пока тени не отступят, я буду беспокоиться. Меня нельзя было остановить.
В течение всей следующей недели мы встречались во дворе казармы и практиковались с оружием. Флейт и фонаря избегали, но учились обращаться с клинками. Ди в конце концов забросил косу, так как она не переставала издавать ужасные звуки. Каждую ночь, когда мы расходились, я гадала, что мы делаем так, а что не так. Книга Стрэнджвейса меня все больше озадачивала. Похоже, у него в голове была какая-то мешанина.
На седьмой день на рассвете зазвонили колокола.
Еще до того, как открыть глаза, я поняла, что это не просто утренний звон. Во всех церквях Лондона колокола звонили одновременно, используя один и тот же набор звуков.
Дон. Дон. Динь, динь, динь.
Предупреждение. Призыв на битву.
Я села в постели, сердце стучало как молоток. Два громких басистых удара говорили, что это атака. Три быстрых обозначали восточные границы барьеров. Но сюда не входила информация, против кого из Древних нам надо сражаться.
Это было странно и пугало.
Лилли вихрем ворвалась в мою комнату и распахнула дверцы платяного шкафа. Она знала, что означает этот звон, не хуже меня.
– Как спали, мисс? – спросила она, немного запыхавшись, и раздернула шторы. – Подозреваю, день будет прохладным. – Лилли налила горячую воду в таз и вытащила из шкафа палантин. Ее лицо было белым, но она не выказывала признаков паники.
Дон. Дон. Динь, динь, динь.
Звон продолжался, пока она затягивала на мне корсет, помогала надеть темное платье, сшитое мадам Вольтианой специально для меня, и пока я зашнуровывали ботинки. Кстати о платье. «К битве готова» – так назвала его мадам Вольтиана. Широкая пройма позволяла без труда поднимать руки над головой, и юбка была не такой пышной. Честно сказать, брюки были бы лучше, но я не могла и представить такой разговор с Уайтчёрчем.
Одевшись, я торопливо спустилась по лестнице и нашла Блэквуда расхаживающим у двери. К его талии были привязаны меч и кинжал. Я взяла другой кинжал, вставила крохотный двухдюймовый клинок в ножны, спрятанные в рукаве, и повесила на шею костяной свисток.
Ну вот. Мы оба были готовы. И правда, было большой удачей, что Лондон не сталкивался с прямыми атаками несколько месяцев с тех пор, как началась война. Но мы не могли ожидать, что нам вечно будет настолько везти.
Прежде чем уйти, я поискала Рука, но не смогла найти. Весь дом был разбужен, все бегали вверх и вниз по лестницам, готовясь к худшему. Бежать? Не знаю, больше нигде не было безопасно.
Мы с Блэквудом прибыли в Хакни, где собрались чародеи. Начальники эскадронов сгоняли отставших от своих частей в ровные ряды. Стоя плечом к плечу, руки на посохах, мужчины смотрели на барьер и ждали дальнейших указаний. Меня никогда не переставало удивлять, насколько, ну… дисциплинированными они были. Когда я только-только прибыла в Лондон, чародеи в основном пили чай и ходили по вечеринкам. Но как только нависла реальная угроза, они сплотились.
Я схватилась за рукоятку кинжала, надеясь, что это вселит в меня уверенность, но, признаться, я чувствовала волнение.
Пока мы с Блэквудом искали наш собственный эскадрон, я украдкой бросала взгляды на барьер. Барьер создала Темная фея, и поэтому он был как из мрачной сказки, которую няньки рассказывают зимними ночами, чтобы пугать детей. Это трудно описать… Нечто в тридцать футов высотой, утыканное острыми шипами. Цвели цветы, но среди лепестков блестели зубы – и кусались, если ты подходил слишком близко.
Мы нашли Магнуса и Ди в конце шеренги. Ди разминался, подпрыгивая на месте. Магнус был неподвижен, что для него было странно.
– Как ты думаешь, что это? – спросил он.
Какая-то часть меня безумно надеялась на то, что это всего лишь учебная тревога, чтобы засечь время нашего построения.
– Ты думаешь, это старая Стервятница? – спросил Ди. Его правая нога сильно тряслась. – Я думаю, она самая страшная. Представь, как она слетает с небес и раздирает тебя своими когтями. Говорят, она начинает есть жертву, когда та еще жива.
– Спасибо за красочную картину, – сухо сказал Магнус.
Прибыл Валенс. На подбородке капитана проступила щетина, глаза были мутными и покрасневшими. Он пересчитал нас, коротко кивнул, затем вытащил свой посох и создал колонну из воздуха, которая подняла его с земли.
– Идем на бой, – донеслось до нас.
Мы последовали его примеру и полетели вверх. Я ожидала, что начальники других эскадронов прикажут своим людям сделать то же самое, но этого не произошло. Они спешно создавали водные зеркала, как будто планировали наблюдать… Наблюдать? Мы что, идем без подкрепления?
У меня тряслись поджилки. Когда я перелетала барьер, за подол моей нижней юбки зацепились шипы. Затем юбки пришлось одергивать – приземление в платье всегда было… хмм… нескромным.
За барьером картина была невеселой. Когда-то это была часть города, но сейчас она лежала в руинах. От домов и магазинов остались обуглившиеся стены. В конце улицы уходил вверх, в никуда, одинокий лестничный пролет, невероятным образом уцелевший от разрушения.
– Какие будут указания, сэр? – спросила я.
– Практиковаться, – ответил Валенс. – Император хочет оценить, как это оружие работает в битве. Он думает, лучше начинать с малого, и я с ним согласен. – Капитан указал вперед, на двухэтажное здание, которое все еще было нетронуто. – Неподалеку заметили фамильяров. Уничтожьте их.
Они призвали весь Орден, чтобы посмотреть, как мы боремся с какими-то фамильярами? Неужели чародеи и правда не могли найти лучшего применения своему времени и умениям? Каждый чародей Лондона засвидетельствует нашу победу или поражение. Если оружие не сработает, все об этом узнают, и веры не останется.
Подумать только, Блэквуд волновался, что Уайтчёрч становится слишком мягким.
– Какие именно фамильяры? – уточнил Блэквуд.
Я вытащила свой кинжал, твердо намереваясь извлечь из ситуации максимум.
– Во́роны, – сказал Валенс.
Ах, вороны? Сражаться с ними не так-то легко, как можно было бы подумать, но это и не худший противник. И все равно у меня свело живот от напряжения. Что-то было во всем этом слишком простое.
Валенс отступил назад к барьеру – трус. Мы шагали, нащупывая путь среди вывороченных булыжников. Кроваво-красное солнце отбрасывал на землю зловещие отсветы. Разве не об этом было стихотворение? Красное утро предупреждает моряков…
Надо бы вспомнить стихи повеселее.
– По крайней мере, это свежее утро подходит для битвы, – словно прочитав мои мысли, сказал Магнус.
Мы подошли ближе к зданию. Где-то поблизости послышалось карканье ворона. От одного этого звука у меня напряглись мышцы.
Хотя должна признать, что, стоя плечом к плечу с ребятами в ожидании неизвестно чего, я странным образом чувствовала себя… в своей тарелке.
Блэквуд отстегнул саблю, похожую на штопор. У Ди в руках была флейта. Я надеялась, что именно это оружие мы использовать не станем.
Магнус сделал шаг вперед и развернулся, сканируя окрестности. Было тихо, как на кладбище, и точно так же, как на кладбище, в воздухе витала смерть. Черт побери, мне надо прекратить об этом думать.
– Утешает то, что поблизости нет Древних, – сказал Блэквуд, опуская саблю.
– И это странно. – Я провела пальцем по свистку, висящему у меня на шее. – Всегда ожидаешь, что Ре́лем нападет на нас всеми своими силами.
Имея в своем распоряжении армию, почему Ре́лем был так… осторожен?
Блэквуд оглянулся на барьер:
– Лондон по-прежнему остается для него главным призом. Особенно теперь, когда у нас есть Предначертанная. – Он криво улыбнулся. – А когда он узнает наши слабые места, его не остановит ничто.
Чудесно.
Впереди осыпалась куча камней. Что-то в громкости этого звука заставило меня напрячься. Это не вороны.
Из-за угла здания показались трое всадников, рассветное солнце светило им в спины. Мужчина и две женщины; с них полностью была содрана кожа. Лошади – под стать им: гладкие головы без ушей и гривы, из пасти капает кровь. Дубленые седла сделаны из какой-то розовой плоти, которая вряд ли была кожей животного. Долетевшая до нас вонь заставила мой желудок сделать сальто-мортале.
Личные наездники Ре́лема. Вот что он хотел сделать со мной.
Фамильяры остановились, оценивающе разглядывая нас. Тот, что слева, развернулся в седле и зашептал что-то своим друзьям. Казалось, они были весьма озадачены встречей. Ну, это понятно – не каждый день четверо молодых чародеев перемахивают барьер, чтобы искать встречи с опасностью. Мало кто был настолько глуп.
Один из фамильяров понесся рысью вперед с вытянутой рукой. Мы инстинктивно попятились.
– Пойдем со мной, леди, и мы не навредим твоим друзьям. Кровавый Король дает слово. – Мускулы на щеках всадника сократились, еще больше обнажая десны и зубы. Он усмехался. – Кровавый Король хочет тебя одну.
