Глава 6
Саше повезло.
Ему удалось найти место для парковки машины всего в какой-нибудь сотне метров от дома Марфы. Эту удачу Саша счел добрым знаком. И, оставив в машине Барона, поспешил по нужному адресу. Все встречающиеся ему на пути люди улыбались. И Саша счел это также добрым предзнаменованием. Вот только он не замечал, что, миновав его, прохожие начинали уже смеяться в голос.
Сам дом Саше понравился. А вот нужный подъезд оказался загороженным от внешнего мира весьма основательно.
Тут жильцы раскошелились не только на железную дверь с домофоном, но здесь также имелась и камера наблюдения. И когда Саша все же попал внутрь, то был приятно удивлен царящей в подъезде чистотой и хорошим свежим ремонтом.
Лепнина на потолках была обновлена и отреставрирована. На своем старом месте под потолком появилась красивая, стилизованная под старину люстра. Аналогичные бра украшали стены вдоль всей лестницы. Сама лестница сверкала мраморными ступенями, а ажурные витые перила были воссозданы в стиле конца девятнадцатого века, когда этот дом и возводился. Было ясно: опытные дизайнеры постарались вернуть этому подъезду его исторический облик. Наверное, так или почти так он выглядел больше ста лет назад, когда только принимал своих первых жильцов.
На первом этаже находилось всего две квартиры. Двери в них вели поистине роскошные. На втором этаже тоже все было в порядке. А вот на третьем этаже приличная дверь была только одна. Вторая же была… Как бы это сказать помягче…
Она была своеобразной. Разрисованная от руки неизвестным художником яркими цветами, змеями и деревьями, эта дверь была словно бы прообразом той двери в рай, давно потерянный для дочерей Адама и Евы. Эти персонажи, кстати говоря, тоже тут были. Они выглядывали из-за деревьев, стыдливо прикрывшись: Ева — собственными волосами, Адам — большим листком монстеры. Кроме того, дверь была сплошь испещрена медными гвоздиками, складывающимися в какой-то восточный узор, отчего казалось, что за дверью находится храм или какое-то культовое сооружение.
Сразу было ясно, что личности за этой дверью обитают сплошь творческие и неординарные, чуждые вульгарному обществу потребления, занявшему все другие квартиры в подъезде. Надо было полагать, что, в свою очередь, все прочие члены здешнего жилтоварищества были бы страшно рады избавиться от соседства с эдакими креативщиками.
Саша позвонил в загадочную дверь.
Эффекта не было. В самом прямом смысле этого слова. Видимо, звонок не работал. Тогда Саша постучал. Стук отчетливо разнесся, но никто ему не открыл. Помешкав, Саша нажал на дверную ручку и с удивлением убедился, что дверь поддается. Она была открыта, никто из находящихся в квартире людей даже не озаботился тем, чтобы прикрыть ее.
Нос Саши сразу же уловил запах восточных благовоний, которые активно воскурялись тут. Сразу же напротив входа на двери висела маска слона. Ганеша — бог индуистов, обычно изображающийся ими в виде ярко раскрашенного слона, приветствовал всех входящих. Тут же у двери в глубокой чеканной вазе был насыпан цветной песок, в который воткнули три дымящиеся палочки благовоний и несколько горящих восковых свечей. Так сказать, чтобы всякий входящий понимал, где он оказался.
Сама квартира была не менее причудлива, нежели вход в нее.
Прямо на полу в коридоре валялись шелковые подушки с кисточками. Подушки, когда-то бывшие цветными, но со временем потерявшие от грязи всякие краски, производили тоскливое впечатление. Что касается кисточек, то они засалились до такой степени, что больше были похожи на сосульки. Обои вдоль стен были разрисованы многократно, один рисунок ложился поверх другого, создавая удивительную цветовую гамму.
Что касается состояния квартиры, то оно было удручающим.
Обои со стен отслаивались повсеместно. Потолок пожелтел, потрескался и местами просто обвалился. Положенный тут сто лет назад паркет утратил многие составляющие, располагающиеся как раз возле старинной, обложенной кафелем печки, что позволяло думать, что им топили или пытались топить печь. Паркет нуждался в замене, но все же был еще хорош, что невольно вселяло уважение к тем мастерам, которые его клали.
— Ладно, посмотрим, что дальше.
В первой комнате, куда заглянул Саша, прямо на полу стояла палатка, из которой торчали две пары ног — мужские и женские. Палатка мирно светилась изнутри электрическим светом, но Саша не решился потревожить находящихся в ней людей.
Во второй комнате Саша обнаружил одну-единственную девушку, которая танцевала перед старинным, покрытым сетью трещин зеркалом. Рядом с ней стояли свечи, что создавало иллюзию чего-то нереального. Девушка была облачена в полупрозрачные покрывала, движения ее были плавными и выдавали опытную танцовщицу. Она увидела Сашу, но не обратила на него никакого внимания, лишь улыбнулась, продолжая извиваться в своем чувственном танце. Репетировала.
Электричество в квартире было отключено, пробираться по коридору приходилось впотьмах.
Правда, в особо темных закоулках откуда-то вдруг начинало исходить слабое свечение, которое помогало Саше ориентироваться. Да и горящие свечи кое-где имелись. Но в следующих двух комнатах было слишком темно, чтобы Саша мог там что-то различить.
Зато в помещении неподалеку сыщик услышал многочисленные голоса, увидел свет и, заглянув туда, обнаружил самую запущенную в мире кухню, в которой сидела большая и дружная компания, состоящая из молодых и не очень молодых людей.
Никто из них не удивился появлению чужака. Как занимался каждый своим делом, так и продолжал заниматься.
Один чудак крутил педали на велотренажере и делал это с таким усердием, словно шел на мировой рекорд. Две девушки помешивали какое-то бурое месиво в кастрюле на плите. Другие резали фрукты и овощи. Мужчины курили, разговаривали, слышалась мелодия камышовой флейты, на которой играл настоящий индеец в пончо, сидящий в углу. В кухне свет был, как Саша понял, он шел от небольшого генератора, стоящего в углу.
— Смените меня, — внезапно попросил «спортсмен», перестав крутить педали тренажера.
И в ту же минуту свет в кухне мигнул и погас. Послышался какой-то шорох, потом раздался звук крутящихся педалей, и свет снова загорелся. Так это они ток движением собственных ног вырабатывают!
Саша изумился еще больше.
Но надо было уже как-то вступать в контакт с этими гражданами, пока очередной электрик не выдохнется и квартира не погрузится в полную темноту.
— Доброго всем вечера. Вам привет от Вадика Стукалина.
Это имя не произвело никакого впечатления на окружающих. Лишь два или три человека вяло подняли руки в знак того, что услышали.
— И привет вам от Марфы.
Вот это имя вызвало куда большее оживление у части собравшихся.
— Неужели и впрямь ожила? — откликнулся нынешний велосипедист. — Слышал, что ее видели, но тут она не появлялась.
— Не может мертвячка ожить! — заявил парень из угла. — Кто умер, тот умер.
— А ты уверен, что Марфа умерла? Тебя на ее похоронах не было.
— И что?
— А то, что хоронили ее в закрытом гробу! Может, другую под ее именем похоронили. Или вообще домовина пустой оказалась. Бывают такие случаи, когда человек хочет сказаться для всех умершим и инсценирует собственные похороны.
— Чушь!
— А почему тогда в квитанциях до сих пор имя Марфы стоит? То-то и оно, что это для нас Марфа разыграла свою смерть. А сестра ее в курсе была, что Марфа живехонька.
— Аксинья недавно сюда приходила, — подала голос одна из девушек. — Я ее сразу узнала, она, в отличие от Вадика, совсем не изменилась. Вас никого дома не было, а я в дальней комнате сидела. Аксинья с какими-то сытыми дядечками и тетечками появилась. Они по квартире походили, а потом ушли.
— И кто это с ней был?
— Не знаю. До той комнаты, где я пряталась, они не дошли. Сказали, что им и так все ясно. И ушли.
— А Марфы с ними не было?
— Марфы не было.
— Мертва она!
— Нет, жива!
Спор разгорелся с новой силой.
— И зачем это Марфе понадобилось, чтобы выдавать себя за мертвячку?
— Одному Шиве известно, что у Марфы в голове делалось. Она ни перед кем отчета в том не держала. Ведьма она.
Свет в кухне в этот момент начал меркнуть. И Саша заметил, что все десять пар глаз почему-то уставились на него. Интерес их сосредоточился исключительно в области паха, что Сашу стало несколько нервировать.
Свет между тем гас все стремительней. Велосипедист явно устал. Педали крутил слишком медленно, и свет мерк все больше, а затем он и вовсе погас.
Народ в кухне на это явление тут же отреагировал, но при этом повел себя как-то странно.
Раздались смешки:
— Смотри, смотри!
— Во дает!
— Наш человек!
А когда загорелся свет, Саша обнаружил, что на него по-прежнему все смотрят, но теперь почему-то еще и улыбаются.
— Хочешь комнаты Марфы посмотреть? — внезапно предложила одна из девушек, откладывая в сторону длинные огурцы, которые до этого строгала на салат.
Саша на такую удачу даже и не рассчитывал. Его провели в дальний конец коридора.
Комнаты оказались смежными. Они были большими и сохранились куда лучше, чем вся остальная квартира. И тут даже был свет. Видимо, электричество за неуплату было отключено лишь в той части квартиры, которую занимали пришлые граждане.
— Мы в этих комнатах ничего не трогали. Это было основным требованием хозяев квартиры. Вадик и Аксинья нам так и сказали: живите, где хотите, делайте, что хотите, как было при Марфе, так пусть все и будет, но на комнаты самой Марфы не посягайте. В них теперь только Вадик и бывает.
— Ясно.
Неожиданно девушка шагнула к нему, обняла и прикоснулась губами к его рту. Еще немного, и ее влажный горячий язык скользнул внутрь.
Саша так удивился, что не сразу понял, что происходит. А когда понял, уже вовсю целовался.
— Пусти! Так нельзя!
Девушка смотрела на него весьма изумленно.
— Ты это чего задумала?
— А ты чего?
— Я ничего.
— А зачем тогда штаны такие провокационные надел? Я возбудилась.
Саша посмотрел на свои штаны. И что? Штаны как штаны. Самые обычные джинсы. И чего она в них особенного нашла? Нимфоманка какая-то. Он хотел спросить, что девушку так раззадорило, но его случайная подружка уже уходила.
— Дурной ты какой-то, — обиженно бросила она Саше на прощание. — Сам не знаешь, чего хочешь. Или я тебе не нравлюсь?
— Нравишься.
— Оно и видно! — хмыкнула девушка и ушла.
Оставшись в комнатах Марфы один, Саша почувствовал некоторый холодок между лопатками.
В углу у стены стояла большая фотография Марфы. Саша помнил, что смотреть ей в глаза нельзя и поэтому стал разглядывать все вокруг. Свечи, сладости, фрукты, свежие цветы. Все очень красиво украшено. И очень похоже на алтарь какого-то древнего божества. И эти фрукты и цветы — подношение ему, вернее, ей.
— Кто же это тут устроил? Неужели Стукалин постарался?
Похоже, жена Вадика не солгала, он так и не смирился со смертью своей возлюбленной.
Отвернувшись от алтаря, Саша все равно чувствовал себя неуютно. Ему все время казалось, что в спину ему смотрят чьи-то глаза. Стараясь избавиться от этого неприятного ощущения, он походил по комнатам, поглядывая по сторонам.
Что сказать? Всюду легкий бедлам, но куда меньший, чем в остальной части квартиры. И вещи тут были куда более новые и красивые. Этажерка с книгами, столик с пожелтевшей от времени, но все еще прекрасной кружевной скатертью, пузатый старинный шкаф на кривых ножках.
В шкаф Саша заглянул и не пожалел об этом. Шкаф был битком забит женской одеждой. Саша поворошил тряпки и вскоре составил себе представление о том, как должна была одеваться покойная Марфа. Все длинное, свободное, струящееся по воздуху и в большинстве случаев блестящее. Найденная на стволе ивы нитка вполне могла быть от одного из этих одеяний или шалей.
На столе перед зеркалом лежали щетки, расчески, баночки с лаком, тени для глаз. Тут же лежала и одна сережка. Тоненькая цепочка с висюлькой. Саша полез в карман, извлек пакетик с найденной у ивы сережкой, посмотрел сначала на нее, потом на сережку на трюмо и понял, что нашел своей пару.
«Значит, человек, затеявший этот розыгрыш Стукалина, вхож в комнаты Марфы».
В принципе, Саша так и думал. Шутник пришел сюда, взял что-то из вещей Марфы, одну из ее сережек и дал их той, которая сыграла роль Марфы.
Еще Саша сделал вывод, что комнаты Марфы часто посещаемы. Пыли нигде не было видно. Но когда он попробовал расспросить на кухне, кто делает уборку в комнатах покойной хозяйки квартиры, ему ответили, что она сама и делает. И еще снова погас свет и начались смешки.
Стоять и слушать, как вокруг него из темноты хихикают непонятно над чем разные граждане, Саше было неприятно. И он покинул квартиру, решив, что завтра наведается в жилконтору и наведет более подробные справки там.
Если Марфа жива, то это многое могло объяснить.
Домой Саша вернулся поздно.
На улице было уже совсем темно. Встретилась ему лишь соседка — бедовая тетя Лида, которая любила выпить и поболтать, а потому в теплое время года вообще у себя дома не бывала. Вот и сегодня она сидела на лавочке с дружками и подружками. И при виде Саши они все дружно и громко заржали.
Сашу это уже стало раздражать. Что такого забавного находят сегодня вечером все подряд? Все встречные-поперечные ржут, стоит ему появиться перед ними.
— Сашка, где такие штанишки оторвал?
— В магазине.
Почему-то эта фраза вызвала дикий хохот у Лиды и ее дружбанов.
Конечно, две опустевшие водочные бутылки и несколько пустых пивных добавляли им лишней жизнерадостности, но все-таки Саша нашел такую реакцию компании чрезмерной. Может, к пиву они стали теперь употреблять еще что-то, более веселящее? Газ, например, или таблетки?
Поднявшись домой, он все так же в задумчивости, не зажигая света, снял с себя куртку, повернулся к зеркалу и чуть не вскрикнул от удивления. На его штанах спереди появился светящийся рисунок. Две руки совершенно неприличным образом тянулись к его ширинке.
— Э-э-это что такое?
Саша в полнейшем недоумении таращился в зеркало. Попробовал зажечь свет, рисунок моментально пропал. Погасил, рисунок вновь проявился и стал даже еще ярче прежнего. Две руки, десять длинных и тонких пальцев.
— Откуда взялось? Ничего не понимаю!
Добро бы штаны были новыми из магазина!
Сейчас чего только ни придумают, чтобы завлечь покупателя. Могли и неприличный рисунок на ширинке изобразить. Ничего подобного, штанам этим было уже много месяцев.
Саша носил их, почти не снимая. И если бы рисунок украшал штаны всегда, он бы давно уже проявился. Но раньше ничего подобного Саша не наблюдал.
— Разберемся.
Стянув с себя штаны, Саша выключил свет. Потом снова включил. Снова выключил. Включил, нагнулся и различил на штанах следы какой-то замазки.
И тут его осенило.
— Это же я сам так себя разукрасил! Ну да! Когда соскребал пасту с коры дерева, испачкался. А руки вытер о брюки.
Чтобы убедиться в правильности своей догадки, Саша извлек пакетик с остатками той замазки. Выключил свет, почти не сомневаясь в результате своего опыта. Но все же не сдержал удовлетворенного возгласа, когда и замазка эта в наступившей темноте исправно и ярко засветилась.
— Все ясно! Кора дерева была испачкана этой мазью.
А так как именно возле этого дерева и произошло «явление» Марфы ее бывшему жениху, то вывод следовал один-единственный. Кто-то заставил «светиться» девушку. И целью было заставить Вадика поверить в то, что он видит перед собой воскресшую из мертвых Марфу. Но кто это сделал? Определенно кто-то из близких Марфе людей. Но кто именно?
— Я слишком мало про нее знаю. Это надо исправить.
На всякий случай Саша решил показать Валентине Петровне фотографию Марфы. С этой целью он и пошел к соседке. Конечно, предварительно переодевшись в брюки более спокойной раскраски.
Валентина Петровна разглядывала фотографию долго, но вернула ее со словами:
— Такой особы я никогда не встречала.
— Уверены?
— Приметная девица. Взгляд-то какой! Прямо до костей пробирает. Кто она такая? Одета очень уж чудно.
— Возлюбленная нашего журналиста. Погибшая.
— О как! И она тоже погибла? А не может ли тут быть чего-нибудь такого общего? Сначала она погибла, потом он. Может, кто-то завидовал их чувству? Или иначе хотел от них избавиться?
— Вряд ли. Она уже года два как умерла. И то одни говорят, что умерла, другие — что жива.
— Это как же?
— Вот завтра и хочу это точно выяснить.
Валентина Петровна его намерение одобрила. И в свою очередь, рассказала Саше последние новости; они оказались хорошими.
— Максима Сергеевича освободили.
— Как так? Его же только сегодня утром задержали.
— А вот к вечеру во всем разобрались и отпустили.
И Валентина Петровна начала рассказывать подробности произошедшего.
Оказывается, когда утром у Максима Сергеевича не оказалось алиби на время убийства Агнии Захаровны, то оно у него было, но учитель на нервах и впопыхах просто забыл о том, что к нему в это время приезжали сотрудники лаборатории и брали у него кровь на анализ.
— Когда вспомнил, то полицейские сразу его слова проверили. Они сделали запрос в поликлинику и узнали, что лаборанты у Максима Сергеевича сегодня утром и впрямь были.
Сам больной дойти до поликлиники из-за своих распухших ног не мог, поэтому к нему лаборанты приехали на дом. На талоне было зафиксировано время забора материала, которое почти точно совпадало с моментом, когда был произведен выстрел в Агнию Захаровну.
— И накануне Максим стрелять в Стукалина тоже не мог. К нему медсестра приходила, укол с антибиотиком ему делала. Правда, по времени медсестра немного раньше убийства Стукалина приходила, но это как раз она и обратила внимание на появившееся у Максима после перенесенного гриппа осложнение. У бедолаги чудовищно распухли все суставы. Так что медсестра сделала заявку в поликлинику, что пациенту стало хуже, и через пару часов к Максиму пришла врач, которая назначила новую схему лечения. Тогда же она предложила Максиму госпитализацию, от больницы он отказался, предпочел лечиться дома.
— То есть получается, что убить Стукалина подозреваемый не мог в связи с обострением своих болячек. А стрелять в Агнию Захаровну не мог, потому что в это время вообще был занят процедурами?
— Я же говорила, что это не он! — с торжеством воскликнула Валентина Петровна. — Он всегда был такой слабенький здоровьем. Ему такие убийства просто не под силу.
Пускай убивал не Максим, но улики указывали на него. И получалось, что кому-то очень хотелось подставить Максима Сергеевича. А почему именно его? Кто ходил во врагах у этого бедного, вечно терзаемого самыми разнообразными болячками человека?
На память Саше пришел только случай с ученицей, которую Максим Сергеевич пробовал соблазнить. Хотя тоже что-то тут не вязалось одно с другим. Ну, как мог бедолага, разгуливающий по центру в теплых тапках, с хроническим насморком, болями в суставах и зубах, обмазанный с ног до головы мазями, облепленный пластырями, да еще принимающий таблетки по часам, понравиться молодой активной девушке?
— Не понимаю, — пробормотал Саша. — Где были ее глаза?
— Что?
— О чем думала та ваша ученица, которая влюбилась в Максима? Неужели она не могла выбрать себе объект поздоровее?
Но Валентина Петровна считала, что, за исключением здоровья, во всем прочем Максим Сергеевич мог дать сто очков форы всем другим кавалерам.
— Он и благовоспитанный, всегда даму вперед пропустит, да еще не просто так, а с поклоном, и ручку ей подаст. И начитанный, поговорить с ним — сплошное удовольствие, любую беседу поддержать и развить может. Да и чувство юмора у него присутствует. Несколько своеобразное, но молодым женщинам нравится. Я своими ушами слышала, как наша библиотекарь Нина от души хохотала в его обществе.
— А сколько лет Нине?
— Она совсем девочка. Ну, лет тридцать… тридцать пять, я думаю.
— А этой ученице сколько было? Пятнадцать?
— Мне кажется, где-то так.
Все-таки Саше казалась очень странной эта история. Ну и что с того, что Нина находила Максима смешным?
Совсем не факт, что ученица была того же мнения.
Между этими двумя женщинами была огромная разница в возрасте. Одна годилась в матери другой. И значит, между ними, их воззрениями и вкусами была целая пропасть. Если Нине были приятны ухаживания Максима Сергеевича или даже просто его общество, совсем не обязательно, чтобы пятнадцатилетняя девчонка была бы от него тоже в восторге.
— Но Максим с этой ученицей гуляли по парку! И они проводили вместе много времени! Разговаривали, шутили, смеялись. Это все наши видели! Поэтому-то скандал и принял такой размах. Мы все поняли, что стали невольными соучастниками возможного преступления. Я-то понимала, что Максим так поступил по наивности, но другие говорили, что это было с его стороны гадко и некрасиво, он подставил всех нас, весь наш коллектив.
— А что он сказал в свое оправдание? Ведь что-то же сказал?
— Ну, сказал, — нехотя произнесла Валентина Петровна. — Вообще-то это строго между нами, Максим просил сохранить это в тайне. Но, так и быть, тебе я скажу. Максим объяснил свой интерес к этой девочке и ее ответные чувства большой любовью, которая вспыхнула в сердце у этого ребенка. И что он пытался объяснить ей, насколько это чувство опасно в первую очередь для нее самой.
— То есть это девчонка влюбилась в Максима? А не он в нее?
— Я поняла это именно так.
— А родителям, конечно, хотелось обвинить во всем Максима?
— Конечно.
— И у них были в этом благородном деле сторонники?
Валентина Петровна потупилась.
— Некоторые из моих коллег были настроены крайне негативно. Та же Агния Захаровна требовала прилюдно линчевать Максима. И еще другие… Да вот хотя бы взять нашего директора. Ричард Александрович повел себя не очень-то порядочно, должна сказать это прямо. При всех он уверял, что Максим невиновен, держал его сторону, защищал. Но я случайно слышала его разговор с разгневанными родителями девочки, так вот там он говорил совсем иное. Он утверждал, что Максим заслуживает самого строгого наказания. Он не защищал Максима, а, напротив, подогревал мстительные настроения отца. А ведь тогда мы еще ничего не знали, следствие еще только велось. А против Максима выдвигались ужасные обвинения. Ужасные! Если бы подтвердился факт интимной близости с девочкой, ему просто грозила тюрьма!
Да уж, когда связываешься с несовершеннолетней, нужно думать о последствиях.
— Я вот думаю, а не могли ли родители девочки затаить зло на Максима Сергеевича?
— Могли! — энергично кивнула Валентина Петровна. — Они и затаили! Они Максиму столько гадостей наговорили! Отец клялся и божился, что обязательно отомстит Максиму. А как и когда, тот даже и не поймет.
Саша даже вздрогнул.
Вот оно! То самое, что он искал все это время.
— У вас есть координаты этой девушки?
— Где-то были. Разыскать их тебе?
— Очень прошу.
— Сейчас… Где-то телефоны родителей Полины у меня были записаны. Девочка у меня какое-то время училась, так что контакты сохранились.
Теперь Саша знал, чем он займется завтра.
Первым делом поедет в жилконтору, там раздобудет надежную информацию насчет квартиры Марфы. Кому она принадлежит? Где хозяева? Почему позволили довести жилище до такого плачевного состояния? А потом Саша отправится к родителям юной вертихвостки Полины и попытается выяснить, что у них и как.
Если они до сих пор пылают жаждой мести, то не могли ли они и организовать такую подставу для Максима? Хотя если их дочь никто не тронул и это доказано, то за что тут мстить?
— Скажите, а ведь эта Полина, кажется, играла у вас в центре на контрабасе?
— Да. Играла. А что?
— Не знаю. Может быть, что и ничего.
Саша сам до конца не мог объяснить ту смутную тревогу, которая появилась у него при мысли, что юная красотка, возлюбленная Максима Сергеевича, занималась как раз на том инструменте, футляр от которого сыграл в убийстве Стукалина не последнюю роль.
Пусть футляр был и не ее, все равно это было указание на Полину. А если и впрямь ее?
Саша спросил:
— И где сейчас инструмент девушки?
— Понятия не имею, — удивилась Валентина Петровна. — Наверное, у нее. Она его покупала сама.
— С футляром?
— Конечно!
— И футляр она тоже забрала, когда уходила? Вместе с инструментом?
— Понимаю, куда ты клонишь, но тот футляр, который был на крыше центра, он точно из нашего хранилища. На нем есть инвентарный номер, это имущество центра. А у Полины был свой контрабас и, разумеется, свой футляр к нему.
— А как она выглядела? Наверное, рослая и сильная физически?
— Совсем нет. Худенькая, я бы даже сказала, хрупкая.
— Как же она таскала такой огромный инструмент?
— А она его и не таскала. Всегда находились охотники сделать это за нее. Я же тебе говорила, Полина всегда очень нравилась мальчикам. Они горы готовы были для нее свернуть, не то что какой-то контрабас потаскать за ней. А на сцене, должна признать, это выглядело очень впечатляюще. Худенькая юная девочка и огромный тяжелый инструмент! Было в этом… что-то… что-то сексуальное!
И выпалив это неприличное, на ее взгляд, словечко, бедная Валентина Петровна залилась от смущения алой краской.
