5. Утопия иноходцев
Путь на работу по воздушному тоннелю занимал час. Можно добраться и за полчаса, если воспользоваться тарифом «скороход», который вдвое дороже, но Константин привык экономить. По привычке грустно и сонно взирал он сверху на город Препуцин – пограничный мегаполис закрытого типа, наукоград Маскурусии. Тридцать лет тому назад Костя приехал сюда студентом, учиться в крупнейшем биологическом университете страны. Потом, здесь же, устроился на первую работу. Планировал за пару-тройку лет набраться опыта и переехать в тихий пригород, но жизнь закрутилась, он остался, о чем не переставал украдкой тосковать.
Мобильная транспортная капсула проносилась над озером Перевинклец – уютным местечком, оазисом, крошечным зелено-голубым островком посреди урбанистических джунглей.
Когда Костя был маленьким, дед рассказывал ему, что давно, ещё до Великой диморфизной революции, Препуцин и его окрестности были озерным заповедным краем невиданной красоты. Эти рассказы занимали воображение внука, он не знал, правда это или выдумка, но озерцо Перевинклец горячо полюбил, как только увидел.
Трудовой день в Центре репродукции ничем не отличался от предыдущих. Утром Костя проводил собеседования с парами, желающими завести ребенка. Если те проходили необходимые медицинские и психологические тесты и показывали готовность к родительству, они подписывали договор и отправлялись в лабораторию для забора биоматериала.
После обеда Константин забирал часть тех пробирок, что предназначались для залога, и грузил на тележку. С тележкой спускался на лифте в подземные этажи здания и катил её по длинным коридорам до распределительной зоны.
Здесь повсюду стояли охранники и висели камеры видеонаблюдения. Коридор заканчивался воротами с панелью управления. Константин нажимал кнопку – загоралась зеленая лампочка, раздавался «дзинь», ворота раскрывались. Он завозил в открывшуюся кабину тележку с материалами, выходил. Ворота закрывались, кабина тряслась и с характерным звуком уносилась куда-то вглубь. Через час она возвращалась уже с другой тележкой и другими биоматериалами. Зеленая лампочка, короткий звонок, ворота открываются. Константин забирал новую тележку и вез обратно в центр.
Лаборанты распечатывали полученный материал, сверяли по накладной и замешивали зиготу. Две части образцов материала полученных в местной лаборатории, одна из только что привезенных пробирок – подобранная по параметрам совместимости.
Полученные смеси заправляли в биомеханические утробы, где за три месяца вызревали эмбрионы.
Константин проверял работу лаборантов, контролировал показатели здоровья и развития плодов, потом шел в отдел разработчиков.
Там лучшие из лучших умов трудились над изобретением жизнеспособной зиготы без импортированного биоматериала. Эти разработки велись уже лет восемьдесят, но пока не приносили результата. Создание независимой зиготы было мечтой и задачей государственной важности. Это позволило бы навсегда прекратить всякий контакт с Фемороссиадой. Важно было успеть быстрее них, в противном случае, инициатором разрыва договоренности будет другая страна, и тогда маскурусиане обречены на вымирание. Ходили слухи, что по ту сторону зоны распределения ученые уже как никогда близки к разгадке, которая позволит полную сепарацию.
Вечер в Центре репродукции – радостное время. Эмбрионы, прошедшие стадии созревания, освобождаются из утроб и вручаются счастливым родителям.
Константин работал здесь, сколько помнил себя, но по-прежнему не мог сдержать слёз умиления, когда взволнованные отцы впервые видят и держат на руках сыновей. Они горячо благодарят сотрудников, дарят подарки и фотографируются. Сегодня ещё одного мальчика, появившегося у отцов с низкой степенью совместимости, назвали Константином в честь главного научного сотрудника, благодаря которому это стало возможным.
Домой Костя возвращался уставший, но гордый собой, в гостиной уже ждал Шохрух. Тот неподвижно сидел в кресле и смотрел в незажженный камин:
– Дорогой, а ты чего так рано? – Прощебетал Костя и положил пухлые бледные руки ему на плечи.
Шохрух не реагировал. Он задумчиво уставился в одну точку тяжелым взглядом. У него выматывающая работа, Константин уже привык видеть его таким. Он чмокнул супруга в щеку, погладил по голове, зарывшись пальцами в копну черных вьющихся волос. Потом принялся разминать широкие плечи, скованные напряжением. Шохрух его одёрнул.
– Что с тобой, Шошик? – спросил Костя.
– Наш сын.
– Виталик? Что, из Петерограда опять писали? Он в очередной раз провалил экзамен?
Шохрух молча передал Константину листок кристаллической бумаги со списком в пару десятков имён. Костя пробежался взглядом по строчкам и быстро нашёл – Эрбин Виталий Шохрухо-Константинович.
– Что это? Что ты мне показываешь? – спрашивал Константин, начиная нервно всхлипывать.
– Приговор будет приведен в силу через неделю(,) – сухо ответил Шохрух и отхлебнул из бокала элитный березовый сок.
– Какой ещё приговор? О чём ты? Тюремный? Он украл что-то? Или это наркотики?
– Он проник за распределительную зону.
– Это невозможно!
– Вам надо лучше работать. Я договорился, чтобы тебя не уволили, но с понедельника сторожевые меры будут усилены в несколько раз. И только не нужно сумятицы, нам не следует предавать этот случай огласке.
– Ты, ты должен что-то сделать! Надо спасти нашего сына, он не мог, он же не нарочно!
– У нас больше нет сына.
– Шохрух, умоляю тебя! – Константин разразился рыданиями.
– Он не просто попал туда один раз, он делал это систематически, тщательно продумывая порядок преступления. Наш славный Виталик переодевался в самку и гулял там, на чужой земле. Разыскал свою, о, как это, да, свою «мать». Женщину, чей биоматериал участвовал в его создании. Она любезно принимала его у себя в гостях. Познакомился с самкой его возраста, и у них, представь себе, была половая связь. Он помогал ей замаскироваться под мужчину, приводил сюда и показывал наш город. Мне продолжать?
– Что же делать? Что нам теперь делать? – кричал от отчаяния Костя.
– Через неделю я приведу приговор в действие. Виновницы с противоположной стороны также будут найдены и получат высшую меру наказания в своем государстве. Потом мы с тобой переедем за город, как ты всегда хотел. И заведем ещё сына. А лучше двоих-троих. Знаю, я говорил, что мы уже староваты для этого, и пора ждать внуков, но условия изменились.
– Ты сам приведешь приговор в действие? И ты спокойно мне об этом сейчас говоришь? Ты чудовище!
– Мне тоже нелегко от того, что мой единственный и любимый сын, для которого я не жалел ничего, предал всё, во что я верю. Все задумки сепарации, на которых держится наше общество. Мне противно думать о том, чем он там занимался, и почему всё это случилось с нами. Но, знаешь, ведь не я рассказывал ему об этой поэзии, пестиках и тычинках.
– Как смеешь ты меня обвинять? Нужно придумать, как спасти нашего мальчика!
– Это невозможно.
– Смерть! Ты принесешь ему мучительную смерть своими собственными руками? Там, вместе со всеми этими убийцами и педофилами!
– Его казнь не будет вселюдной, мы проведем её в отдельном тереме. Тебе важно понимать, то, что он сделал – гораздо хуже. Это вред не одному человеку, не нескольким. Это удар по всей общине. Если его поступок станет известен, найдутся последователи. А это отбросит весь прогресс на много шагов назад. Мы вернемся в дикий век, где самки помыкали нами, унижали нас, паразитировали, контролировали все ресурсы, лишали мужчин денег, собственности, общения с собственными детьми. Этого нельзя допустить. Если для сохранения порядка нужно пожертвовать одним предателем, пусть он даже наш сын, я готов на это.
– Мне не о чем больше с тобой разговаривать.
Ночью Константин не спал. Шохрух, скорее всего, тоже, свет в его комнате не выключался. Утром он, как ни в чем, ни бывало, выпил цикорий, надушился любимым одеколоном, прочел вести и отправился на службу. Константин позвонил на работу в Центр репродукции, сказал, что болеет и не появится какое-то время. Сотрудники сообщили, что к ним пришли солдаты и назначают новую службу безопасности. Константин велел им ни в чем не перечить. Затем он собрался и направился в городской отдел исполнения наказаний.
Экономный рейс мобильной транспортной капсулы домчал его за два часа. Еще три ушло на оформление документов и ожидание. Наконец, ему позволили увидеть сына. Виталик сидел, потупив взор. Костя тут же кинулся к нему:
– Ах, дорогой мой мальчик! Что же ты сделал!
– Ты правда всё ещё любишь меня, папа? – робко поинтересовался Виталик.
– Ну, конечно, конечно, дурачок. Отец не может не любить сына.
– Шохрух может.
– Нет, он любит тебя, очень любит, просто не признается.
– Теперь это уже не важно. Я рад, что смог увидеть тебя в последний раз. Спасибо, что пришел навестить.
– Не говори так! Я не позволю им убить тебя. Мой мальчик не умрет, как какое-нибудь отребье, в капсуле смерти. В твои-то 19 с небольшим. Твоя жизнь только начинается. Мы что-нибудь придумаем, я вытащу тебя отсюда. Обещаю.
– Как? Я ведь уже совершеннолетний, смягчения не дождаться. Это особый случай неповиновения. Казнь будет без суда и следствия.
– Не ты один у нас в семье ловкач, понял? Ты унаследовал это от меня. Я найду выход. Но только не понимаю, зачем всё это было нужно тебе? Объясни мне, зачем? Что за опасное любопытство? Мы так надеялись, что ты скоро найдешь себе хорошего мужа и порадуешь нас внуком.
– Знаешь, пап, последние месяцы моей жизни – лучшее, что со мной случилось. Женщины не такие мерзкие, как о них говорят. Их вагины не пахнут разлагающимся трупом и не отгрызают с корнем мужской член. Они довольно интересные, эти женщины, на самом деле, не так уж сильно отличаются от нас.
– Ох, что же ты такое говоришь…
– Моя мать Симона – удивительная. Она увлекается восточными единоборствами, я учился у неё обращаться с катаной. А Клара, моя любимая Клара, у неё потрясающее чувство юмора. Когда мы вместе, мы постоянно смеемся.
Она самая умная, добрая и прекрасная из всех, кого я знаю. Она ждёт ребенка от меня.
– Дорогой, этого не может быть. Люди, выращенные в биомеханических утробах, не способны к прежней форме размножения.
– Но у нас получилось! Точно тебе говорю. Представляешь, я даже не знаю, будет у меня сын или дочь. Но я в любом случае любил бы его или её.
– Глупый Виталик. А где же твои Симона и Клара сейчас?
– Они всё ещё на нашей территории. Прячутся. Я скажу тебе где. Они в моем детском игровом домике, только тс-с-с! Надеюсь, до них ещё не добрались. Надо их спасти!
– Ладно, задача ясна. Держись и не унывай. Я вернусь за тобой.
– Спасибо тебе, папа. Люблю тебя.
– И я тебя, сын.
Константин отправился к озеру Перевинклец, единственное место в городе, где он мог спокойно поразмышлять. Здешний свежий воздух и милый сердцу пейзаж помогут привести мысли в порядок и придумать план спасения. У этого озера он всегда вспоминал о деде. Старик Виталий, именно в честь него Костя назвал сына. Шохрух был против такого имянаречения, и, видимо, не зря. Правнук унаследовал его придурь с лихвой.
Дед Виталя был долгожителем, прожил 144 года, один из последних натуророжденных Маскурусии. Внуку Костику он много рассказывал о прежней жизни, об их роде Эрбиных, в котором много выдающихся мужчин и женщин – медиков, зоологов, художников и поэтов. О своей матери и маленькой сестре, которых во время гражданской войны радфемок и инцелов силой разлучили с ним и отправили в Фемороссиаду, о девчонке, в которую был влюблен в детском саду. В семье все стеснялись деда Виталика, соседи насмехались и дразнили грязным гетеросятником. Только Костик любил его, отцы много работали, а воспитанием занимался дед.
– Эх, дедуля. Ты создаешь мне проблемы даже из могилы, подумал Костя и улыбнулся.
Он купил себе в ларьке любимое с детства лакомство – мороженное из верм-белка и неспешной походкой побрел вдоль кромки озера.
У него было всего шесть дней на спасение сына. Более того, нужно было где-то спрятать беженок. Он страшно боялся встречи с ними. Боялся не столько того, что его задержат за сокрытие, хотя за это могли и казнить. Он боялся встречи с ними. Никогда в жизни Константин не видел женщин, хоть каждый день и обменивался с ними биоматериалами через распределительную зону.
Наверное, надо их чем-то покормить, подумал он. Знаний биологии хватил, чтобы понять, что обогащенная минеральная вода, рисовые лепешки хлеба и малиновый джем, которые продаются в ближайшем супермаркете, должны подойти. Константин поехал к складам – крупной базе на самой окраине города. Ему там принадлежал просторный ангар Е-376 , где они с мужем хранили ненужные вещи, не помещающиеся в их модной квартирке небоскрёба Новосёлов-сити.
В боксе как всегда царил бардак, коробки, ящики, пакеты навалены всюду, последний раз Костя заезжал сюда лет пять назад – за лыжами. Сдать бы всё это в переработку, да только дорого возьмут. Константин вдруг захотел порыться в старье и погрузиться в воспоминания, но напомнил себе, что приехал по делу. Прошёл мимо автомашины – жестяного средства передвижения на колесах по земле. Эта колымага принадлежала деду Виталию и устарела ещё при его рождении. Большая, громоздкая куча металлолома цвета спелой вишни с гордой надписью Нива.
В самом углу бокса, у вентиляционного отверстия он обнаружил детскую игровую деревянную избушку, высотой чуть больше его роста. Осторожно открыл дверцу.
Внутри тесного домишки сидело два женских существа. Та, что младше, спряталась за спину старшей. Старшая приняла боевую сидячую позицию, готовясь к сражению.
– Тише, я пришел вам помочь, – сообщил Костя.– Вы понимаете мой язык?
– Конечно, понимаем, – отозвалась старшая. – Кто ты?
– Я Константин, отец Виталия. Принёс вам поесть, – он осторожно протянул пакет с провизией и тут же отпрыгнул назад.
– Что с Виталием? – спросила младшая.
– Он арестован. Вас тоже арестуют, если найдут. Я вызволю его, и вам всем вместе нужно будет бежать.
– Куда?
– В Фин-маскулию или Фин-феминию, неважно, обе они крошечные и близко друг от друга. Но главное, это недалеко отсюда, и там к таким как вы относятся толерантнее. Есть специальные лагеря для гетеро-беженцев.
– А как же мы доберемся? И как спасем Виталика?
– Я размышляю над этим. Есть одна идея.
Константин пошарил по ангару и нашёл несколько канистр бензина. Влил часть содержимого в бензобак Нивы, повернул ключ зажигания. Нива затарахтела.
– Что за дикие звуки? – спросила Клара, выползая из укрытия.
– Звуки свободы, – довольно ответил ей Костя.
Возвратившись домой, Костя не обнаружил там Шохруха. Тот оставил записку, что какое-то время поживёт у родителей. Это было только на руку, Константин теперь мог спокойно составить план действий. Распечатать карты, снять со счёта накопления. Подготовить запасы провизии для долгой дороги. Раз в два дня он приносил женщинам еду и гигиенические принадлежности. Ему начинало нравиться с ними общаться. Он многое узнал о Фемороссиаде. Судя по рассказам, там сохранилось гораздо больше природного богатства, чем здесь. А технологии связи, транспорта и индустрии развлечений пошли по принципиально иным путям развития, чем в Маскурусии, породив массу загадочных явлений, суть которых ему ещё только предстоит обдумать и постичь.
Настал день казни. Шохрух сделал всё возможное, чтобы Константина не пустили на этот процесс, но не учел, что охранником в ту смену был мужчина, которому Костя помог завести сына, вопреки низкой биосовместимости с партенром и слабому здоровью. Тот был перед ним в долгу, и нашел способ пропустить его на закрытую казнь, даже рискуя работой.
Зрелище предстояло пугающее. Виталия раздели догола, обмазали сладкой патокой и сунули в стеклянную капсулу смерти. Шохрух зачитал обвинение и сбросил вовнутрь ведро червей и прочих ползучих гадов – единственных представителей фауны, сохранившихся благодаря бесполому размножению. Эти твари запросто съедят юношу живьем, его последние часы пройдут в адских мучениях.
Константин смотрел на Шохруха, не до конца понимая что чувствует к нему. С одной стороны, тот теперь вызывал у него страх и омерзение. С другой, было во всём этом жутком возмутительном действии что-то дикое и возбуждающее. То, как спокойно он держится, как четко выполняет все положенные ему ритуалы, как мускулы играют на его руках, какая глубина принятия и горя читается во взгляде его оливковых глаз. Костя смутился своих мыслей и рывком подошёл к капсуле. Шохрух попытался ему помешать.
– Уйди, тебя не должно быть здесь.
– Я только попрощаться, прошу тебя!
Шохрух позволил. Костя подошел к капсуле, осторожно просунул руку и погладил сына по лицу.
– Всё хорошо, мой мальчик. – Прошептал он и незаметно вылил в капсулу содержимое маленькой пробирки, спрятанное в рукаве.
Собравшиеся разошлись. Химический состав ослабит червей и не даст им нанести серьезные увечья. Ночью Константин, Симона и Клара погрузились в Ниву и поехали вызволять Виталика. Ночной сторож впустил их в хранилище капсулы смерти всего за треть всех накопленных денег Кости. Он ведь был уверен, что к этому времени тело уже будет повреждено настолько, что вернуть его к жизни сделается невозможно.
Химический состав не подвёл – Виталик оказался целым, только уставшим и слегка покусанным. Отец вытащил его, на руках донес до Нивы и положил на заднее сиденье, в теплые объятия матери и любимой девушки. Они двинулись к границе. Наземным транспортом уже давно не пользуются, никто не патрулирует эту территорию, некому их остановить. На границе Костя передал сыну деньги, ценные наставления о том, как попасть в лагерь беженцев и стал прощаться.
– Но папа, разве ты не поедешь с нами?
– Нет, дорогой. Мое место здесь.
– Шохрух никогда тебе этого не простит.
– И всё же…
– Думаешь, я смогу справиться без тебя?
– Сможешь. Ты умный мальчик. Помнишь, как я в детстве учил тебя водить эту колымагу? А говорил, не пригодится.
Они обнялись на прощание, Виталик поблагодарил отца и расплакался. Нива умчалась к чужой стране, а Костик тихонько зашагал в сторону дома.
***
Глаза Шохруха казались всё такими же прекрасными. Костя смотрел в них, вспоминая, как они познакомились на студенческой вечеринке у общих знакомых. Их первые неловкие свидания, свадьбу. Как выбирали обои в комнату Виталика, как провожали его в школу. Шохрух дочитал приговор и засыпал червей в капсулу с Константином.
Вот и всё – подумал Костя. По крайней мере, мой сын получил шанс на счастливую жизнь, такую, какую сам для себя выбрал, я всё сделал правильно.
С этими мыслями он приготовился отойти в мир иной, но тутдверь в хранилище распахнулась. Вошли три женщины – одна пожилая, но роскошная – в красном плаще, двое других моложев чёрных плащах и с оружием.
– Вы ещё кто? – Возмутился Шохрух.
– В качестве законных представительниц Фемороссиады, я требую прекратить казнь, – объявила женщина в красном и вытащила из кармана международный документ. – В противном случае, мы разрываем договор о сотрудничестве с Маскурусией на обмен биологическими материалами.
– Огогошечки! – только и подумал Константин.
Шохрух и другие работники капсул смерти были с ним солидарны. Женщина в красном подошла к капсуле, взмахнула рукой, помощники Шохруха тут же вытащили оттуда Костю.
– За свое спасение будь благодарен деду, – Виталию Эрбину.
– Но как?
– Я Дэль Финна Роза Эрбина, его сестра, – доложила спасительница.
– Как вы нашли меня? Как узнали обо всём? Да что же т такое творится там, на вашей стороне? – вопрошал Костя, стряхивая с кожи патоку.
– О, как многое тебе ещё предстоит узнать, внучок!
